18

Ему снилась темнота. Темнота, которая словно переливалась, как кровавая вода, и в этой переливающейся темноте, далеко, там, куда он никак не мог дотянуться, появлялись и исчезали странные образы, пока не пропали совсем.

Трижды ночью Терри просыпался, охваченный внутренним страхом. Вскакивая в постели так резко, что у него начинала кружиться голова, он сидел и прислушивался к чему-то, но, кроме шума ветра в высящихся над палубами мачтах, не улавливал ничего. Терри поднимался, выходил на палубу, проверял, все ли в порядке на катере. Потом долго вглядывался в разные уголки гавани, ожидая, что взгляд его натолкнется на Болотова, хотя он был почти уверен, что вряд ли русский снова появится на горизонте. Потом Маккалеб шел в ванную и проверял свои медицинские показатели. И снова погружался в темные воды своего мутного сна.

В девять утра в пятницу его разбудил телефонный звонок. Это была Джей.

— Ты уже проснулся? — спросила она.

— М-да. Просто день сегодня начинается как в замедленном кино. Ну, что нового?

— Что нового? — переспросила Джей. — Я только говорила с Арранго, и он сообщил мне нечто, что меня по-настоящему тревожит.

— Да? И что же это?

— Он рассказал мне, чье сердце тебе пересадили.

Маккалеб почесал рукой в затылке. Он не очень хорошо помнил, чего сгоряча наговорил Арранго.

— А почему это тревожит тебя, Джей?

— Потому что мне хотелось бы, чтобы ты рассказал мне все. Мне не нравится, когда от меня скрывают что-то важное, Терри. Этот осел звонит мне, и я чувствую себя ужасной дурой, потому что последней узнаю о том, что известно всему городу.

— Не понимаю, какая разница, знаешь ты об этом или нет?

— Кажется, это называется «личный интерес», не так ли?

— Нет, Джей. Нет здесь никакого личного интереса. Уж если быть до конца откровенным, то это, скажем так, повышенная заинтересованность. Именно по этой причине я хочу добраться до этого гада больше, чем вы. Тебя еще что-то тревожит, Джей? Что-то новенькое от Нуна?

— Нет, я не об этом. Я тебе вечером вчера сказала, что я — «за» этот сеанс. Капитан действительно сделал мне взыскание, но я все равно убеждена, что мы действовали правильно.

— Спасибо, что разделяешь мое мнение.

Возникла неловкая пауза, и Маккалеб вдруг подумал, что, вероятно, есть еще что-то, что хотела сообщить ему Уинстон.

— Послушай. — Джей возобновила разговор. — Я только прошу тебя зря не храбриться там, где этого не требуется.

— Не понимаю тебя.

— Я не очень хорошо представляю, что ты планируешь делать. Но я не хочу, чтобы ты волновался больше, чем положено, несмотря на твой «повышенный интерес» к делу, как ты выразился.

— Понимаю. Но это не повод для споров и подозрений, Джей. Я все время твердил и повторяю снова: если я что-то раскопаю, это тут же попадет к вам. Вот и весь мой «план».

— Тогда, значит, все в порядке.

— Точно, — улыбнулся в трубку Терри.

Он уже собирался положить ее, когда снова услышал голос Джей.

— Кстати, — сказала она. — Пуля отправится к твоему человеку сегодня, то есть завтра он ее получит — если работает по субботам. Если нет, то в понедельник.

— Здорово, — ответил Терри.

— Ты дашь мне знать, если вдруг что-то обнаружится, так?

— Вообще-то, он собирается доложить о результатах анализа именно тебе. Ведь это ты отправляешь пакет.

— Слушай, не говори глупости, тебе это не идет. Это твой человек, и, разумеется, сначала он позвонит тебе. Надеюсь, что после этого он сразу перезвонит мне.

— Постараюсь, чтобы так все и было.

И снова, не успев положить трубку, Терри услышал голос Джей.

— А чем ты собираешься заняться сегодня? — спросила она.

А вот об этом Маккалеб пока еще не думал.

— Ну… не знаю точно. Не уверен, куда я сегодня направлю свои стопы, вернее, машину Бадди. Я хотел снова допросить свидетелей по делу Торрес, но Арранго пригрозил мне неприятностями, если я к ним приближусь.

— Тогда что же остается?

— Понятия не имею. Думал заняться своим кораблем и повозиться немного здесь, может, снова просмотрю отчет и кассеты, вдруг что всплывет. Первый раз я торопился, потому что мне не терпелось что-нибудь обнаружить.

— Да, не слишком веселый тебе предстоит день. Как и мне.

— Снова в суд идешь?

— Хотелось бы. Но по пятницам суд не работает. А значит, мне надо сидеть и корпеть над бумагами, нагонять упущенное. И конечно, уже пора за работу. Ну до встречи. Помни, что ты мне обещал. Если будут новости, ты позвонишь мне первой.

— А ты сомневаешься?

Наконец Джей повесила трубку, и Терри снова упал в кровать, думая, что сейчас опять раздастся телефонный звонок, потому что Джей чего-то не договорила.

Погрузившись на несколько минут в воспоминания о ночных сновидениях, он вскоре поднял трубку и по справочной узнал номер приемной скорой помощи в «Хоули Кросс».

Позвонив и позвав к телефону Грасиэлу Риверс, Терри ждал около минуты, пока не услышал ее голос. По его тону было понятно, что она занята и спешит. Очевидно, Маккалеб позвонил не вовремя. Он уже решил повесить трубку, но, подумав, решил, что она все равно догадается, кто звонил.

— Алло?

— Извините, должно быть, я выбрал не самое удачное время, ты сейчас занята.

— Кто это?

— Терри.

— А, Терри, привет. Нет, все в порядке. Просто я решила, что это из-за Реймонда. По этому номеру мне просто так не звонят.

— Тогда извини, что напугал тебя.

— Ничего. Ты болен? Ты какой-то странный. Я даже голос твой не узнала.

В трубке послышался напряженный смех. Очевидно, Грасиэла смутилась, что не узнала его голос по телефону.

— Просто я сейчас лежу на спине, — пояснил Терри. — Ты не пользуешься этим приемом, когда надо сказаться больной? Знаешь, у собеседника возникает впечатление, что ты и в самом деле болен.

На этот раз она рассмеялась с облегчением.

— Нет, никогда не пробовала, но непременно последую твоему совету.

— Правда, это отличная уловка. Ею можно пользоваться совершенно уверенно.

— Но все-таки в чем дело? Как вообще идут дела?

— Прямо скажем, расследование продвигается не так, как я бы хотел. Вчера была надежда, что у нас случится настоящий прорыв. Но вышла какая-то странная неувязка. Сегодня я пытаюсь обдумать все и решить, почему все пошло не так, — оправдывался Терри.

— Понятно.

— А звоню я насчет завтра. Ну, ты же собиралась привезти Реймонда, чтобы я взял его с собой на скалы.

— На скалы? — В голосе Грасиэлы появились испуганные ноты.

— На мол. Там есть место, откуда хорошо рыбачить. Я часто хожу туда по утрам, и там всегда находятся фанаты вроде меня.

— Ну, если честно, то Реймонд не перестает говорить об этом с того дня, когда мы у тебя были. Так что я, в общем, хотела приехать. Разумеется, если это совпадает с твоими планами.

Терри колебался, раздумывая о Болотове и возможности его появления, то есть о нешуточной угрозе их безопасности. Однако Терри хотелось видеть Грасиэлу и Реймонда, ему было просто необходимо их присутствие.

— Наверное, мы лучше приедем в другой раз. — Грасиэла, очевидно, не так поняла его продолжительное молчание.

— Нет, — сказал Терри, вдруг поняв, что больше о Болотове думать не хочет. — Просто я раздумываю, как все устроить наилучшим образом. Конечно, я хочу, чтобы вы приехали. Это будет здорово. И на этот раз я приготовлю обед, которым обещал накормить вас в прошлый раз.

— Значит, все в порядке?

— Да, и вы можете остаться на ночь. На катере полно места. Две спальные каюты и раскладной стол в салоне, который при желании можно превратить в удобную кровать.

— Ясно. Мы подумаем. Но мне бы не хотелось что-то сильно менять в распорядке Реймонда, например, он спит в своей постели, ему там уютно.

— Конечно, я понимаю.

Они обговорили еще кое-какие мелочи, касающиеся визита, и договорились, что утром Грасиэла и Реймонд приедут в гавань. Положив трубку, Терри некоторое время оставался в постели, словно продолжая говорить по телефону. Он думал о Грасиэле. Нечего было обманывать себя: эта девушка ему нравилась, и мысль о том, что они проведут все воскресенье вместе, вызвала у него широкую улыбку. Но тут же в мысли Терри снова вклинился образ Болотова. Маккалеб взвешивал все «за» и «против», все-таки придя к выводу, что русский им не угрожает. Высказанные вслух угрозы, как правило, только угрозами и оставались. Это он знал по опыту. Но если бы даже русскому и пришла в голову мысль отыскать Терри, найти его на «Обгоняющем волны» было непросто. И в конце концов, Болотов больше не был подозреваемым в убийстве.

Эти рассуждения неминуемо вели к следующему вопросу: если он не являлся подозреваемым, то почему он скрылся? Терри тут же вспомнил, что сказала ему Уинстон по этому поводу: Болотов ни в кого не стрелял, но мог быть замешан в другом деле. Потому он и сбежал.

Маккалеб постарался выбросить все неприятные мысли из головы, перевернулся в постели и наконец поднялся. Выпив чашку кофе, он там же внизу прошел в свой «кабинет», собрал вместе все отчеты, папки и кассеты и поднялся наверх, в салон. Он открыл раздвижную дверь, чтобы проветрить все как следует, сел за стол и начал методично пересматривать все кассеты с записью обоих убийств.

Через двадцать минут он в третий раз просматривал кассету, где расстреливали Глорию Торрес, когда неожиданно услышал за спиной голос Локриджа.

— Ну ни хрена себе!

Терри обернулся и увидел Локриджа, стоявшего в проеме открытой двери. Он даже не почувствовал, как Бадди зашел на катер. Взяв пульт, Терри выключил телевизор.

— Я просматриваю видеокассету. А ты чего вдруг пришел?

— Доложить о полной боевой готовности.

Маккалеб смотрел на Бадди, плохо соображая, о чем тот говорит.

— Ты же вчера сказал, что я понадоблюсь утром, — важным тоном проговорил Бад.

— А, да, точно. Но, вообще-то, мне надо поработать здесь, у себя. Можно будет отыскать тебя позже, если вдруг у меня возникнет необходимость?

— Ну-у, можно.

— Хорошо, спасибо тебе, Бад.

Маккалеб смотрел на Бадди и не мог понять, почему тот продолжает стоять в дверях.

— Что, Бад? Что еще? — наконец не выдержал Маккалеб.

— Это то самое, над чем ты работаешь? — Локридж показал на магнитофон и телевизор.

— То самое, Бадди. Но говорить с тобой об этом я не имею права. Это частное дело.

— Круто.

— Еще что ты хочешь сказать?

— Ну-у… А когда у нас день зарплаты?

— Зарплаты? О чем ты…. Господи, ты имеешь в виду, когда я собираюсь заплатить тебе? В любое время. Тебе сейчас нужны деньги?

— Вообще-то, да, — сказал Бадди. — Кое-что я собрался сегодня прикупить.

Маккалеб пошел к камбузу, где он оставил ключи и бумажник. Открывая бумажник, Терри посчитал, что Бадди работал на него примерно восемь часов. Он вытащил шесть двадцаток и вручил деньги Локриджу. Теребя деньги в руках, Бадди сказал, что, пожалуй, это много.

— Ты ведь потратился на бензин, — объяснил Терри. — Плюс «премия» за внезапные поездки, а также за то, что ты привязан к телефону в ожидании моего звонка. Ты согласен?

— Понятно. Спасибо, «террорист».

Маккалеб улыбнулся. Локридж называл его так с самой первой встречи, когда Бадди разбудил его своей игрой на губной гармошке, чем довел до неистовства Терри, и тот отчитал «музыканта» на чем свет стоит.

Когда Локридж ушел, Маккалеб вернулся к столу. Просмотр кассеты слишком сильно удручал его, поэтому он решил снова заняться бумагами. На этот раз время его не подгоняло, и он в буквальном смысле «переваривал» каждую страницу.

Терри начал с последнего убийства, вернувшись к делу Кана-Торрес. Однако, читая страницу за страницей отчет о ходе расследования, он и на этот раз не увидел ничего нового, кроме неувязок со временем на видеокассете, которые он отметил сразу. Несмотря на свою острую неприязнь к Арранго — Терри вообще не любил таких «быков» — и осуждение безразличного отношения к происходящему Уолтерса, он не мог не признать, что поработали они хорошо, не пропустив ничего мало-мальски значительного.

Наконец он дошел до отчета по вскрытию и нечетких фотокопий снимков Глории Торрес, сделанных с видеозаписи. Их он раньше не просматривал. Надо сказать, по причине довольно веской: жертвы убийств ему запоминались, как правило, именно по таким снимкам, где он видел людей мертвыми, а не живыми. Видел, что с ними сотворили. Во время первичного чтения отчета об убийствах Маккалеб почему-то решил, что ему ни к чему видеть снимки вскрытия Глории. И сейчас все его существо противилось этому.

Однако теперь, пытаясь отыскать любую зацепку, он взялся и за эти фотографии. Плохие снимки с видеозаписи смазывали жуткие детали и в какой-то мере смягчали шок от увиденного. Терри пробежал глазами по всем снимкам, а затем вернулся к первому. На металлическом столе для вскрытия лежала обнаженная Глория, но судебно-медицинского вскрытия еще не было. Лишь посередине грудной клетки был сделан большой разрез, чтобы забрать органы для трансплантации. Разрез на снимке был зашит. Маккалеб долго смотрел на изуродованное тело Глории, охваченный смешанным чувством невыразимой печали и вины.

Резко зазвонил телефон, испугав его. Терри еще не успел сложить снимки, как телефон зазвонил снова.

— Алло?

— Терри? Это доктор Фокс.

Маккалеб машинально перевернул снимки, лежавшие перед ним, лицом вниз.

— Вы меня слышите, Терри?

— Да, да, привет. Как дела?

— Со мной все в порядке. А вот как вы себя чувствуете?

— Хорошо, как ни странно.

— Чем же вы решили заняться?

— Да ничем, сижу в салоне катера.

— Терри, вы прекрасно понимаете, о чем я спрашиваю. Что вы решили насчет просьбы той девушки? Сестры убитой?

— Я… — Терри снова перевернул снимок вверх. — Я решил, что просто обязан взяться за это дело.

Бонни не сказала ни слова, но он ясно представил себе, как его доктор, закрыв глаза, покачивает головой, сидя за своим столом.

— Простите, ради Бога.

— И вы меня простите, — сказала Фокс, — но, похоже, вы все же не до конца понимаете, какому риску себя подвергаете.

— Прекрасно понимаю, доктор. Но не думаю, что у меня есть выбор.

— Так же, как и у меня.

— Что вы имеете в виду?

— Я хочу сказать, что, к сожалению, не смогу оставаться вашим лечащим врачом, если вы твердо решили то, о чем говорите. Вы откровенно пренебрегаете моими советами и даже не собираетесь выполнять мои предписания. Вы выбираете нечто эфемерное, совершенно не заботясь о своем здоровье. Такого пациента я лечить не берусь.

— Одним словом, Бонни, вы меня «кидаете». — И Терри натянуто рассмеялся.

— Я вовсе не шучу. Вам лишь кажется, что все в порядке. Вы думаете, вас на все хватит и ничто вас не возьмет.

— Нет, я так не думаю.

— Но твои слова и действия противоречат друг другу. В понедельник я попрошу регистратора собрать твои документы и поговорю с двумя-тремя кардиологами, которые взялись бы тебя лечить.

Маккалеб закрыл глаза, подавив вздох.

— Послушайте, Бонни, я не знаю, что должен говорить. Мы так давно знаем друг друга. Вы не могли бы потратить немного времени и подойти к моей ситуации с другой стороны?

— Есть два варианта. Если от вас не будет вестей до понедельника, я сочту это формальным подтверждением, что вы решили поступить по-своему. В таком случае имейте в виду, что ваша выписка и история болезни будут ждать в моем кабинете, когда вы их заберете.

И доктор Фокс повесила трубку. Какое-то время Маккалеб так и сидел с прижатой к уху трубкой, пока из нее не стали доноситься частые гудки.

Маккалеб поднялся со стула и вышел на палубу. Со стороны камбуза открывался вид на гавань и на парковку. Нигде не было ни единой души, даже Бадди Локридж пропал куда-то. Было очень тихо, не чувствовалось и малейшего дуновения ветерка. Терри перегнулся через поручень и посмотрел на воду. Здесь было глубоко, и сквозь темную толщу воды не было видно дна. От злости сплюнул в воду, ощутив неприятное чувство страха по поводу слов, сказанных ему доктором Фокс. Маккалеб решил, что не позволит Бонни взять верх.

Снимок, который он рассматривал, лежал все там же, на столе, словно ожидая его возвращения. Он начал рассматривать его снова, на этот раз пристально рассматривая лицо. На месте глаз Терри увидел какие-то темные от мази пятна и тут же подумал, что глаза, возможно, забрали вместе с внутренними органами.

Он обратил внимание на три крошечные дырки в левом ухе, проколотые по самому краю мочки. А в мочке правого уха была только одна дырка. Терри уже хотел отложить фотографию в сторону, когда вдруг вспомнил о списке вещей, снятых с жертвы в больнице и переданных в полицию.

Охваченный любопытством, он решил проверить, все ли совпадает, и вернулся к папкам дела, отыскивая список вещей жертвы. Он пробежал глазами предметы одежды, дойдя до списка украшений.

Маккалеб долгое время сидел в раздумьях, вспомнив, что в момент перед самым выстрелом на кассете очень хорошо видно, что в ушах Глории все четыре кольца. В левом ухе висели колечко, полумесяц и крестик. А в правом ухе только полумесяц. Напрашивалось очевидное несовпадение с перечнем вещей Глории, ведь там упоминаются лишь три серьги. Его наблюдение доказывали и четыре дырки, проколотые в ушах девушки, они были хорошо видны на посмертном снимке.

Терри повернулся к телевизору, решив еще раз просмотреть кассету, но передумал. Он был абсолютно уверен в том, что видел на кассете. Крестик не был плодом его воображения. Он был, но в списке вещей мистически отсутствовал.

Еще одно несоответствие в деле. Терри машинально перебирал пальцами страницы дела, гадая, важно ли это упущение для дела или нет. Что могло случиться с серьгой в виде крестика? Почему ее не было в списке?

Посмотрев на свои часы, Терри увидел, что уже десять минут двенадцатого. Грасиэла, наверное, уже на обеде. Он позвонил в больницу и попросил перевести звонок в кафетерий для персонала. Когда в трубке послышался женский голос, Терри попросил передать несколько слов медсестре, сидящей за столиком возле одного из окон. Женщина, взявшая трубку, явно колебалась. Тогда Терри сказал, что девушку зовут Грасиэла, и подробно описал ее внешность. Женщина по-прежнему неохотно спросила, что нужно передать.

— Попросите ее позвонить доктору Маккалебу, как только она сможет.

Через пять минут Грасиэла перезвонила.

— Доктор Маккалеб?

— Извини, что прибегнул к такой примитивной хитрости, но я должен был добиться, чтобы она передала тебе мою просьбу.

— Что случилось?

— Я тут снова просматривал файлы по делу и наткнулся на еще одно несоответствие. В перечне вещей, принадлежавших жертве, упоминаются три серьги, снятые в больнице с ушей Глории: две в виде полумесяца и одна серьга-колечко.

— Верно, они должны были сделать это, чтобы провести сканирование мозга. Врачи собирались проследить направление пули, ее траекторию в мозгу.

— Допустим. Тогда куда девалась серьга в виде крестика, которую Глория носила в левом ухе? В списке ее нет.

Грасиэла перебила его:

— Она не надела крестик в тот вечер. Я до сих пор думаю, что это очень странно. Как будто на свое несчастье она не нацепила эту серьгу, потому что это был ее талисман. Глория надевала ее каждый день.

— То есть предмет личного значения, — прокомментировал Маккалеб. — Но откуда ты знаешь, что в тот вечер твоя сестра не надела эту серьгу?

— Потому что, когда в полиции мне вернули ее вещи — ну, часы, кольца, серьги, — этой сережки среди них не было. Значит, она ее не надела.

— Ты уверена? На пленке серьга на месте.

— На какой пленке? — спросила Грасиэла.

— Той, что была снята камерой в магазине.

Грасиэла какое-то время молчала. Потом ее голос послышался снова:

— Но этого не может быть. Я нашла серьгу в ее шкатулке для украшений. Я отдала все в похоронное бюро. Ну чтобы ее похоронили с этой серьгой.

Теперь настала очередь Терри помолчать, чтобы попытаться связать все концы.

— А не могло быть у Глории второй такой же сережки? Я ничего не понимаю в украшениях, но обычно серьги продаются парами.

— Ой, ну конечно, ты прав. Я об этом не подумала.

— И та, что ты нашла в шкатулке, была второй.

Маккалеб почувствовал, как у него внутри что-то заныло: он сразу узнал это ощущение предчувствия, которого давно не испытывал.

— Тогда, наверное… — Грасиэла запнулась. — Если в магазине серьга была на ней, то куда она подевалась?

— Вот это я и хочу выяснить.

— А это имеет какое-нибудь значение теперь? — спросила Грасиэла упавшим голосом.

Маккалеб довольно долго молчал, обдумывая, как лучше ответить на этот вопрос. Потом все-таки пришел к выводу, что его размышления мало что объяснят девушке в данный момент. И он просто сказал:

— Это один из тех вопросов в деле, который остается без ответа. А я хочу на него ответить. Скажи мне вот что: это была серьга в виде клипсы, которую просто защелкиваешь на мочке, или на ней была застежка, которая вставляется в дырку и защелкивается, чтобы серьга не выпала? Ты понимаешь, о чем я говорю? На видеопленке этого не видно.

— Ну да. Кажется, там была застежка — как на большинстве серег, — которую надо защелкнуть, вставив в ухо. Такую сережку просто так не потеряешь.

Пока Грасиэла говорила, Маккалеб просматривал отчеты врачей скорой помощи. Он пробежался пальцами по списку данных, пока не дошел до имен медиков и номера бригады. Именно они осматривали и перевозили Глорию.

— Пожалуй, я вернусь к работе, — сказал Терри. — А как насчет завтра? Наши планы в силе?

— Да, все в силе. М-м, Терри…

— Да?

— Ты видел видеозапись из магазина? Я хочу сказать, ты все видел? Даже как Глорию…

Маккалеб не дал ей договорить.

— Да, — произнес он очень ровным голосом. — Я должен был просмотреть все.

— Ей было… Она испугалась?

— Нет, Грасиэла. Все произошло мгновенно. Она даже не видела, что к ней кто-то приблизился.

— Наверное, это хорошо.

— Думаю, что да. Послушай, ты как, ничего?

— Со мной все в порядке, — тихо сказала Грасиэла.

— Я очень рад. Значит, до завтра.

Работники, перевозившие Глорию, работали на станции скорой помощи № 76. Маккалеб позвонил по указанному телефону, но выяснилось, что у бригады, которая работала двадцать второго января, были выходные до воскресенья. Впрочем, дежурный уверил Терри, что, согласно распоряжению департамента, ответственного за так называемые «криминальные выезды», любая вещь, принадлежавшая жертве и оставленная на носилках или найденная в самой машине скорой помощи, передавалась в ведомство полиции. Это означало, что если нечто потерялось при перевозке тела Глории Торрес, то в отчете по убийству должно иметься донесение о приеме данной вещи-собственности от медиков. Но такого донесения не было. Серьга в виде крестика нигде не упоминалась.

Страшная истина, в которую тайно, но твердо верил сейчас Маккалеб, заключалась в том, что, нося в грудной клетке чужое сердце, он был спасен по ошибке. Лучше бы на его месте оказался кто-нибудь другой — так он считал. За долгие недели и месяцы, пока он ждал подходящего для его организма сердца, он полностью подготовился к концу своей жизни. Маккалеб воспринимал смерть так тривиальное явление, некую неизбежность. Он давно перестал верить в Бога, ибо ужасы, которые ему пришлось видеть и документально фиксировать, мало-помалу высосали из него остатки веры до последней капли. Единственное, во что он верил искренне и безоговорочно, это что пределов для зла, совершаемого людьми, не существует; что зло безгранично. И в последние, как ему казалось, дни его жизни, когда его собственное сердце трепыхалось в груди из последних сил, Маккалеб даже не пытался в отчаянии хвататься за утерянную веру в надежде как-то унять страх перед неизведанным. Вместо этого он примирился с тем, что это конец, что его ждет Ничто. Он был готов к этому.

И в общем, это было легко. Пока он работал в Бюро, им двигала некая осознанная миссия, можно сказать внутренний зов. Когда он выполнял эту миссию, и выполнял успешно, он точно знал, что это что-то значит. Бывало, он спасал людей от чудовищного конца лучше, чем любой хирург-кардиолог. Он лицом к лицу сталкивался с самыми жуткими разновидностями зла, с этакой раковой опухолью, раздирающей человека на части, и битва, которую он выигрывал — всегда изматывающая и доставляющая невероятную душевную боль, — придавала его жизни смысл.

Но все это вмиг исчезло, когда сердце подвело его и он повалился на пол в родном отделе, успев подумать, что, наверное, кто-то воткнул ему в спину нож. Прежняя жизнь улетучилась, и ничто не напоминало о ней в течение двух лет, до того момента, когда вдруг запищал пейджер и ему сообщили, что сердце для него нашлось.

Теперь у него было новое сердце, но отнюдь не новая жизнь. Он жил в гавани на катере, который никогда не покидал ее. Не важно, какие шаблонные фразы он использовал в разговорах с репортерами о своем «будущем». Пустое животное существование было не для него. Ему была необходима цель, охота, которую ему предложила Грасиэла Риверс, войдя к нему на палубу — и в его жизнь.

Испытание, предложенное девушкой, было своеобразным способом уйти и от той внутренней борьбы, которая никак не давала ему покоя. А теперь все вдруг снова переменилось. Пропавшая сережка-крестик пробудила в Маккалебе нечто глубоко запрятанное, спящее крепким сном. Долгий опыт работы наделил Терри безошибочным знанием и инстинктивным предчувствием проявления истинного зла. Он хорошо изучил его признаки.

Исчезновение серьги было одним из них.