37
После судебных заседаний с присяжными я безумно хочу есть. Нужно постоянно быть настороже, так как сторона обвинения не дремлет, и трата энергии, вкупе с волнением о своих собственных ходах, неуклонно вызывает у меня голод, который приходит, как только судья занимает свое место, и растет во время утреннего заседания. К обеденному перерыву я мечтаю не о салате и супе, а о еде поплотнее, чтобы продержаться еще и дневное заседание.
Я взял телефон и договорился с Дженнифер, Лорной и Сиско встретиться в ресторанчике на Юнион-стейшн, где готовили отличные гамбургеры. Мы с Сиско набивали желудок, как положено: мясом, картошкой фри и кетчупом. А девушки глупили, пытаясь наесться салатами «Нисуаз» и напиться холодным чаем.
Говорили мало. Сиско доложил, что кто-то до чертиков напугал Трину Рафферти, и она закрыла рот на замок. Но сейчас я тоже закрылся в себе. Как боксер, сидящий в своем углу, я думал не о предыдущих раундах и пропущенных ударах, а лишь о том, как вскочу, когда прозвенит гонг, и закончу сокрушительным нокаутом.
– Интересно, они в принципе едят? – спросила Дженнифер.
Вопрос каким-то образом пробил мою броню, и я взглянул на нее, пытаясь понять, что пропустил и о чем она вообще говорит.
– Кто?
– Эти ребятки, – кивнула она в сторону вокзала.
Развернувшись, я бросил взгляд через дверь ресторана в огромный зал ожидания. Там, в первом ряду на кожаных мягких стульях, сидели ребята Мойи.
– Если и едят, то я никогда не видел, – сказал я. – Хочешь поделиться салатиком?
– Не похоже, что они питаются салатиками, – заметила Лорна.
– Хищники все-таки, – добавил Сиско.
Я жестом подозвал нашу официантку.
– Микки, не надо, – попросила Дженнифер.
– Не паникуй, – успокоил я и сказал официантке, что мы хотим оплатить счет. Пришло время возвращаться.
Дневное заседание началось без опозданий, в час дня. Уиттен снова взошел на свидетельскую трибуну, хотя выглядел уже не таким бодрячком, как утром. У меня закралось подозрение, уж не поднимал ли он свой дух, готовясь к дневному заседанию, при помощи мартини. Может, его отчужденный вид служил всего лишь прикрытием для привычки выпить.
Уиттен был нужен, чтобы логически перейти к другому свидетелю. Все мое дело строилось как цепочка из взаимосвязанных свидетелей, где один прокладывал дорогу другому. И теперь настала очередь Уиттена подготовить почву для человека по имени Виктор Хенсли, начальника охраны отеля «Беверли-Уилшир».
– Добрый день, детектив Уиттен, – весело начал я, совсем не напоминая того адвоката, который зверствовал во время утреннего заседания. – Давайте обратим внимание на жертву этого ужасного преступления, на Глорию Дейтон. Вы со своим напарником в ходе расследования проследили ее перемещения до момента совершения убийства?
Уиттен сделал вид, что поправляет микрофон, тем самым выручил некоторое время и подумал над ответом. Что мне польстило. Выходит, он был настороже и искал подвох в самых простых вопросах.
– Да. Мы составили хронологию передвижения жертвы. И ближе ко времени убийства все больше и больше интересовались деталями.
Я кивнул:
– Понятно. Вы проверили последний вызов, который она приняла той ночью?
– Да, проверили.
– И поговорили с человеком, который регулярно подвозил ее на свидания, верно?
– Да, это Джон Болдуин. Мы с ним беседовали.
– Ее последняя встреча была в отеле «Беверли-Уилшир», верно?
Форсайт вскочил, выражая протест: защита, мол, тратит время, рассматривая хронологию событий, которая уже была установлена Уиттеном во время прямого допроса стороной обвинения. Судья согласилась и попросила меня либо осветить какие-то новые факты, либо переходить к другому вопросу.
– Итак, детектив, как вы сообщили ранее, в ту ночь между подсудимым и жертвой произошла ссора. Я прав?
– Если вам так угодно это называть.
– А как бы назвали это вы?
– Вы говорите об инциденте непосредственно перед тем, как он ее убил?
Я посмотрел на судью и развел руки в притворном жесте изумления.
– Ваша честь…
– Детектив Уиттен, – сказала судья, – пожалуйста, избегайте столь пристрастных заявлений. Виновен или невиновен подсудимый, решать присяжным.
– Приношу свои извинения, ваша честь, – сказал Уиттен.
Я повторил вопрос.
– Да. Они поссорились.
– Ссора из-за денег?
– Да, Лакосс хотел получить свою долю от клиента, а Глория Дейтон уверяла, что в комнате, куда он ее направил, клиента не оказалось.
Я поднял палец, акцентируя момент, который он только что описал.
– А вы с напарником изучили эту несостыковку? Установили, кто был прав?
– Да, мы проверили, утаила жертва что-то от Лакосса или нет. Мы установили, что комната, куда Лакосс ее отправил, была не занята, а имя, которое Лакосс ей назвал, принадлежало постояльцу, который уже выписался. Когда Глория Дейтон пришла в отель, в номере никто не проживал. Лакосс убил ее за то, что она скрыла деньги, которых у нее и не было.
Я попросил судью исключить последнее предложение Уиттена из протокола как предвзятое и неприемлемое. Лего согласилась и приказала присяжным не придавать этому значения. А я продолжил заваливать Уиттена новыми вопросами.
– Детектив Уиттен, вы проверили, есть ли в отеле «Беверли-Уилшир» камеры видеонаблюдения?
– Проверили, они есть.
– Вы просмотрели записи той ночи, о которой идет речь?
– Да, мы обратились в офис охраны отеля и просмотрели видеоматериал.
– Что удалось почерпнуть из вашего просмотра, детектив Уиттен?
– На этажах камер нет. Но из того, что мы увидели на записях из фойе и лифтов, мы сделали вывод, что в комнате, куда ее послали, никого не было. Дейтон даже навела справки на стойке регистрации, и ей ответили «нет». Это видно на записи.
– А почему эту запись не демонстрировали присяжным во время стадии обвинения?
Форсайт запротестовал, назвав вопрос дискуссионным и не имеющим отношения к делу. Судья Лего согласилась и поддержала протест, однако сам вопрос и на этот раз был важнее ответа. Присяжные пожалели, что не увидели ту запись, – не важно, имела она значение или нет.
– Детектив, – продолжил я, – как вы объясняете такое несоответствие: Андре Лакосс договаривается о свидании в отеле «Беверли-Уилшир», а когда туда приходит Глория Дейтон, оказывается, что в номере никто не живет?
– Я никак это не объясняю.
– Вас это не волнует?
– Конечно, волнует. Но не на все вопросы можно найти ответ.
– Ну, тогда расскажите нам, что там, по-вашему, произошло?
Форсайт возразил на основании того, что ответ предполагает домыслы. Судья отклонила протест, сказав, что хочет услышать ответ детектива.
– Если честно, у меня ответа нет, – произнес Уиттен.
Я сверился с записями, чтобы убедиться, что ничего не забыл, а потом бросил мельком взгляд на стол защиты – может, Дженнифер что-то напомнит. Но, похоже, я отстрелялся. Поблагодарив свидетеля, я сказал судье, что больше вопросов нет.
К трибуне подошел Форсайт и попытался залатать прорехи, которые я вскрыл в стратегии обвинения. Уж лучше бы он спустил все на тормозах – складывалось впечатление, что он забалтывает суд и удаляется от сути.
Форсайт выяснил, что раньше Уиттен работал тайным агентом службы по борьбе с наркотиками и располагал несколькими конфиденциальными источниками, которые снабжали его информацией. Никто из осведомителей не связывался с ним по основному номеру полицейского участка. Это было бы крайне необычно и чрезвычайно опасно. Всем информаторам давали номера личных телефонов, по которым устанавливалась связь.
Все это звучало убедительно, ничего не скажешь, однако не имело ничего общего с обстоятельствами, в которых оказалась Глория Дейтон. И когда настал мой черед повторно произвести прямой допрос, мне не пришлось утруждаться, чтобы разбить его в пух и прах. Я даже не стал брать блокнот и подходить к трибуне.
– Детектив Уиттен, как долго вы работали тайным агентом службы по борьбе с наркотиками?
– Два года: с двухтысячного по две тысячи первый.
– Понятно. А номер сотового телефона у вас остался прежний?
– Нет, теперь я работаю в отделе убийств.
– То есть номер у вас изменился?
– Да.
– Понятно. А если один из информаторов, из тех, что работали на вас в 2001 году, захочет вам позвонить?
– Ну, я перенаправлю этого человека к соответствующему следователю.
– Вы не уловили суть вопроса. Как бы с вами связался этот старый источник, ведь прежний стандартный способ связи больше не существует?
– Есть много разных способов…
– Например, позвонить на основной номер полицейского участка и попросить вас к телефону?
– Я не знаю информатора, готового пойти на такой шаг.
Уиттен понял, чего я добивался, и упорно не хотел сдавать мне этот раунд. Хотя это уже не имело никакого значения. Присяжные все поняли. Глория Дейтон спустя столько лет могла связаться с агентом Марко, только позвонив на основной номер.
Я закруглился и сел на место. Уиттена отпустили, и я вызвал Виктора Хенсли. Этот свидетель был моим троянским конем. Его имя шло под номером шестнадцать в исходном списке свидетелей, который сторона защиты представила перед началом процесса. Следуя судебному протоколу, имена в списке свидетелей снабжались кратким комментарием: кто этот человек и о чем будет давать показания. Это делается для того, чтобы противоположная сторона могла решить, сколько времени нужно на изучение и подготовку к показаниям свидетеля.
Однако, поместив имя Хенсли в список, я не хотел, чтобы сторона обвинения раскусила мою истинную цель. А цель заключалась в том, чтобы с его помощью приобщить записи с камер наблюдения в отеле «Беверли-Уилшир» в качестве вещественного доказательства. Поэтому я внес информацию по роду деятельности Хенсли и охарактеризовал его как подтверждающего свидетеля. По моему плану, Форсайт и Лэнкфорд посчитают, что Хенсли просто подтвердит: номер, в который отправилась Глория Дейтон в ночь смерти, никто не снимал.
Позвонив Хенсли непосредственно перед судом, Сиско выяснил, что за время досудебной стадии Лэнкфорд заглянул в отель лишь однажды, а Форсайта наш свидетель вообще в глаза не видел. Все это сулило только хорошее. А когда Хенсли взошел на свидетельскую трибуну с приличной кожаной папкой с записями в руках, стало ясно: возникли отличные шансы не только выдержать тот темп, который я задал с утра с Уиттеном, но и ускорить его.
Хенсли – вылитому копу – было около пятидесяти. После того как он присягнул, я быстро пробежался по его биографии: бывший детектив отдела полиции Беверли-Хиллз, вышел в отставку и занял пост в охране отеля «Беверли-Уилшир». Затем я спросил, провела ли охрана отеля собственное расследование событий, имевших место за несколько часов до убийства Глории Дейтон.
– Да, – ответил он. – Когда мы поняли, что отель косвенно причастен к этой ситуации, мы все проанализировали.
– Лично вы принимали участие в расследовании?
– Да, принимал. Более того, я за него отвечал.
Я задал Хенсли ряд вопросов и получил ряд ответов, которые обрисовали, как он работал с сотрудниками полиции, и подтвердили, что тем вечером Глория Дейтон вошла в отель и постучала в дверь одного из номеров. Хенсли также подтвердил, что номер, куда она постучала, был пуст и никто в нем не проживал.
Все, мой троянский конь проник внутрь, и пришло время начинать работу.
– Итак, давайте с самого начала. Обвиняемый заявил полиции, что вероятный клиент позвонил из «Беверли-Уилшир» и сказал, что находится в том номере. Такое возможно?
– Нет, в той комнате не было постояльца.
– А мог кто-нибудь попасть в номер и сделать оттуда звонок?
– Не исключено. Тогда у него должен был быть ключ.
– Электронный ключ?
– Да.
– Вы проверяли, останавливался ли там кто-нибудь в предыдущую ночь?
– Да, мы все проверили. Действительно, за ночь до этого – в субботу – в номере останавливались. В отеле проходило свадебное торжество, и невеста с женихом провели ночь в том номере.
– Когда они выписались?
– Должны были выехать в полдень, но попросили перенести на более позднее время, потому что улетали вечерним рейсом на Гавайи. Мы с радостью предоставили им такую возможность, все-таки новобрачные. Согласно нашим записям, они уехали в шестнадцать двадцать пять. В номере они оставались, вероятно, до шестнадцати пятнадцати или около того.
– Получается, номер был занят примерно до четверти пятого, а потом его никто не заказывал до воскресной ночи.
– Все верно. Из-за позднего выезда он не числился в списке доступных номеров, потому что его не успели бы убрать.
– А если бы кто-то получил доступ в тот номер – забрался бы в него как-нибудь, – то смог бы воспользоваться телефоном и позвонить?
– Полагаю, да.
– А мог ли пройти в номер звонок не из отеля?
– Политика нашего отеля такова, что ни один звонок не перенаправляют в номер, если звонящий не называет постояльца по имени. Нельзя просто позвонить и попросить, например, номер двенадцать десять. Нужно знать имя, и постоялец должен быть зарегистрирован. Поэтому ответ на ваш вопрос – «нет». Такой звонок не прошел бы.
Я задумчиво кивнул:
– Как звали новобрачных, которые останавливались в номере?
– Дэниел и… – Хенсли открыл желтую папку и сверился с записями, – …и Лора Прайс. Но когда предположительно происходили данные события, они уже были в пути на Гавайи.
– Ранее на процессе сторона обвинения предоставила видеозапись полицейского допроса обвиняемого, Андре Лакосса. Вы с ней знакомы?
– Нет, я ее не видел.
Я получил разрешение судьи снова воспроизвести часть допроса на большом экране. Тот отрывок, когда Андре Лакосс говорит детективу Уиттену, что примерно в четыре сорок перед убийством получил звонок с неопределяемого телефона от некоего Дэниела Прайса. В качестве меры предосторожности он попросил обратный номер, и звонящий сообщил ему телефон и номер в «Беверли-Уилшир». Лакосс уверял, что перезвонил в отель, попросил соединить с номером Дэниела Прайса и его соединили. Потом они договорились об оказании эскорт-услуг на вечер, а Жизель Деллинджер должна была эти услуги предоставить.
Выключив запись, я посмотрел на Хенсли.
– Мистер Хенсли, в вашем отеле есть данные о входящих звонках?
– Нет, только об исходящих, потому что их записывают на счет постояльцев.
Я кивнул:
– Как можно объяснить, что мистер Лакосс знал нужное имя и номер комнаты, когда звонил в отель?
– Я объяснить не в состоянии, – покачал головой Хенсли.
– А возможно, что из-за позднего выезда, который предоставили новобрачным, имя Дэниел Прайс еще фигурировало в списке гостей, которым пользовался оператор отеля?
– Возможно. Но при выписке его имя удалили бы из списка гостей.
– Это действие выполняется вручную или процесс компьютеризирован?
– Вручную. Когда постоялец выезжает, его имя удаляют из списка гостей на стойке регистрации.
– Выходит, если сотрудник, занимающийся распределением на стойке регистрации, занят другой работой или другими гостями, этот процесс мог задержаться, верно?
– Такое могло случиться.
– Такое могло случиться… – повторил я. – А разве три часа дня – не время заезда в вашем отеле?
– Да, это так.
– И обычно на стойке регистрации в это время полно народа?
– Все зависит от дня недели, в воскресенье обычно бывает немного людей. Но вы правы, на стойке регистрации могла быть куча работы.
Я почувствовал, что присяжные заскучали. Пришло время открыть лазейку в животе троянского коня. Время выйти из тени и броситься в атаку:
– Мистер Хенсли, давайте пройдем немного дальше. По вашим словам, собственное расследование, проведенное отелем, подтвердило, что жертва, Глория Дейтон, вошла в отель тем вечером одиннадцатого ноября. Как вы смогли это подтвердить?
– Мы просмотрели видеозаписи с наших камер и довольно быстро ее обнаружили.
– И вы проследили, как она проходила по отелю, используя записи с разных камер, верно?
– Именно.
– Вы захватили с собой в суд эти записи?
– Конечно, они со мной.
Хенсли вытащил из отделения кожаной папки диск и всем его показал.
– Вы передавали копию этой записи следователям полиции?
– Детективы заходили на раннем этапе расследования и просматривали сырые материалы. Это было еще до того, как мы составили одну запись, отслеживающую женщину, которой они интересовались, по всему отелю. Скомпоновали мы все позже и материалы эти не скрывали, однако за ними пришли всего пару месяцев назад.
– За ними пришел детектив Уиттен или его напарник?
– Нет, приходил мистер Лэнкфорд из офиса окружного прокурора. Они готовились к суду, и он заехал, чтобы забрать, что у нас есть.
Мне захотелось оглянуться на Форсайта, попытаться понять, видел ли он сам эту запись – потому что она, естественно, не всплывала ни разу, ни в одном из списков документов. Но я не стал смотреть на обвинителя, так как не хотел, чтобы меня раскусили.
– Вы видите мистера Лэнкфорда сегодня в суде? – спросил я Хенсли.
– Да, вижу.
Потом я попросил судью приказать Лэнкфорду встать, и Хенсли его опознал. Лэнкфорд смотрел на меня глазами серыми и холодными, как январский рассвет. После того как он снова сел, я развернулся к судье и попросил разрешения подойти. Судья жестом подозвала нас, при этом точно зная, о чем я поведу разговор.
– Только не говорите, мистер Холлер, что у вас нет копии этих записей.
– Именно так, ваша честь. По словам свидетеля, материал находится в руках стороны обвинения уже два месяца, однако защите не предоставили ни одного кадра. Это прямое нарушение…
– Ваша честь, – вмешался Форсайт, – я сам не видел этих записей, поэтому…
– Их забрал ваш следователь, – полным недоверия тоном произнесла судья; похоже, в этом вопросе она примет мою сторону.
– Ваша честь, я не могу это объяснить, – пробормотал Форсайт. – Если хотите – допросите моего следователя без посторонних, я уверен, объяснение найдется. Но ведь обе стороны согласны, что жертва приходила в отель за несколько часов до смерти. Разногласий по этому поводу нет, поэтому и причиненный вред минимален. Ущерба нет, ваша честь, нарушений тоже. Предлагаю продолжить работу над делом.
Я устало покачал головой:
– Ваша честь, как мы можем знать, что нет ущерба и нарушений, если не посмотрим это видео?
Судья кивнула в знак согласия:
– Сколько вам потребуется времени, мистер Холлер?
– Не знаю. Смотря сколько материала. Час?
– Хорошо. В вашем распоряжении час. Можете воспользоваться конференц-залом. У моего секретаря есть ключ. Возвращайтесь на свои места, джентльмены.
По пути к столу защиты я поднял глаза и увидел Лэнкфорда, пожирающего меня взглядом.