50
Настало время подкрепить мнение доктора Арсланьян чем-то более основательным.
— Скажите, доктор, из вашего анализа теста на СПЧ следуют еще какие-то выводы, подтверждающие вашу версию переноса?
— Да.
— Что это за выводы?
— Можно мне воспользоваться манекеном?
Я попросил у судьи разрешения использовать демонстрационный манекен и получил его согласие без протестов со стороны Голанца. Я прошел мимо столика секретаря и шагнул в коридор, тянувшийся к кабинету Стэнтона. Манекен доктора Арсланьян был спрятан там. Вернувшись, я выкатил манекен на площадку, где его могли хорошо видеть присяжные и камера «Судебного канала». Жестом я попросил доктора Арсланьян спустится со свидетельского места и приступить к демонстрации.
Манекен представлял собой модель в натуральную величину, с движущимися ногами, руками и даже пальцами. Он был сделан из белого пластика, местами потерся и посерел от многолетних экспериментов и показов. Сегодня на него надели голубые джинсы, синюю рубашку и ветровку с эмблемой команды Флоридского университета, недавно победившей в Национальном чемпионате по футболу. Он стоял не на полу, а на роликовой платформе высотой в два дюйма.
Я достал из своей сумки деревянный пистолет и телескопическую указку, передал их доктору Арсланьян и вернулся к трибуне.
— Итак, что мы имеем, доктор?
— Это Мэнни, манекен для демонстраций. Мэнни, это присяжные.
В зале послышался смех, а один из присяжных, юрист, даже дружелюбно кивнул манекену.
— Мэнни — болельщик «Флорида гейторс»?
— Сегодня — да.
Иногда свидетели любят напускать туману. В каких-то случаях это даже лучше, потому что от их показаний нет особой пользы. Но с доктором Арсланьян было иначе. С ней я как бы ходил по острию ножа: с одной стороны — остроумная красавица, с другой — серьезный ученый. Чтобы произвести максимальное впечатление на присяжных, надо соблюдать правильный баланс. Я почувствовал, что пора вернуться к роли ученого.
— Зачем нам нужен Мэнни, доктор?
— Затем, что анализ СЭМ-проб, взятых криминалистами в полиции, может доказать тот факт, что следы пороховых частиц на мистере Эллиоте никак не связны со стрельбой из огнестрельного оружия.
— На прошлой неделе эксперт от обвинения уже рассказывал об этих процедурах, но будет лучше, если вы о них напомните. Что такое СЭМ-пробы?
— Тест на СПЧ проводится с помощью круглых пластин или дисков, имеющих клеящую сторону. Пластины прижимают к тем местам, с которых берутся пробы, и собирают с поверхности микроскопические вещества. Затем их помещают в сканирующий электронный микроскоп, сокращенно — СЭМ. В микроскопе мы видим — или не видим — те три элемента, о которых говорилось выше: барий, сурьму и свинец.
— Прекрасно. Вы можете это продемонстрировать?
— Да.
— Будьте добры, расскажите обо всем присяжным.
Доктор Арсланьян вытянула указку и повернулась лицом к коллегии присяжных. Ее демонстрация была тщательно спланирована и отрепетирована, вплоть до употреблявшихся в речи обращений: я всегда называл ее «доктором», а она добавляла к фамилии эксперта Голанца слово «мистер».
— Мистер Гайфойл, эксперт-криминалист из полицейского управления, взял восемь образцов с тела и одежды мистера Эллиота. Каждая пластина помечалась особым кодом по месту взятия пробы. — Продолжая рассказывать, она стала тыкать в манекен указкой. — Пластина А — верхняя часть правой руки. Пластина В — верхняя часть левой руки. Пластины С и D — соответственно правый и левый рукава куртки мистера Эллиота. Далее мы имеем пластины Е и F — правую и левую стороны ветровки, а также G и Н — область грудной клетки и торса на рубашке, которую мистер Эллиот носил под курткой.
— Эта одежда, в которой он был в тот день?
— Нет, ее точная копия, вплоть до размера и производителя.
— Хорошо, что показал анализ восьми проб?
— Я приготовила для присяжных диаграмму, на которой все показано.
Я представил диаграмму как вещественное доказательство от защиты. Копию передали Голанцу утром. Теперь он встал и заявил протест, сославшись на то, что получил диаграмму слишком поздно и это нарушает правила предоставления документов. Я объяснил, что ее составили накануне вечером после моих встреч с доктором Арсланьян в субботу и воскресенье. Судья согласился с прокурором, заметив, что направление исследований свидетеля было ясно с самого начала и я вполне мог представить диаграмму раньше. Протест приняли, и доктор Арсланьян осталась без наглядного пособия. Это был рискованный шаг, но я не пожалел, что сделал его. Лучше лишить свидетеля наработанного материала, чем посвятить Голанца в стратегию защиты раньше, чем я успею нанести удар.
— Хорошо, доктор, но вы по-прежнему можете ссылаться на свои заметки и на диаграмму. Просто постарайтесь, чтобы присяжным было понятно. Что вам удалось выяснить после анализа восьми образцов?
— Что концентрация следов пороховых частиц на разных пластинах сильно различается.
— То есть?
— Максимальный уровень СПЧ наблюдался на пластинах А и В, взятых с рук мистера Эллиота. Дальше происходит резкий спад: на пластинах С, D, Е и F видим незначительное количество частиц, а на G и Н они отсутствуют полностью.
Она снова проиллюстрировала свои слова с помощью указки.
— И что это означает?
— То, что СПЧ на руках и одежде мистера Эллиота появились не в результате выстрела.
— Вы можете пояснить?
— Прежде всего равномерное распределение частиц на правой и левой руках предполагает, что оружие держали двумя руками.
Она подошла к манекену и подняла его руки так, что они образовали букву V, а потом согнула пальцы вокруг деревянного макета пистолета.
— Но в подобной позиции должно наблюдаться повышенное содержание СПЧ на других частях одежды, особенно на рукавах куртки.
— Однако образцы, взятые полицией, ничего такого не показывают, верно?
— Совершенно верно. Они показывают обратное. Концентрация веществ на одежде в любом случае должна быть меньше, чем на руках, но не в такой степени.
— Что это значит с точки зрения эксперта?
— Это свидетельствует о множественных переносах. Первый произошел в машине «четыре-альфа», когда подсудимого посадили на заднее сиденье со скованными за спиной руками. Вещества оказались на его руках, и какая-то их часть вторично переместилась на переднюю часть куртки в результате обычных движений рук и тела. Это продолжалось до тех пор, пока у подсудимого не забрали одежду.
— А как насчет полного отсутствия частиц на рубашке?
— Думаю, все это время куртка была застегнута.
— Доктор, считаете ли вы как эксперт, что мистер Эллиот мог получить такое распределение СПЧ на своей одежде и руках в результате выстрела из огнестрельного оружия?
— Нет, это невозможно.
— Спасибо, доктор Арсланьян. Вопросов больше нет.
Я вернулся на свое место и, нагнувшись, прошептал Эллиоту:
— Если после этого у них не возникнет сомнение, тогда я не знаю…
Эллиот кивнул и тихо произнес:
— Никогда не тратил десять тысяч долларов с такой пользой.
Я мог бы возразить, что и сам неплохо поработал, но решил промолчать. Голанц попросил судью устроить перерыв перед перекрестным допросом свидетеля, и тот дал согласие. Я заметил, что в зале царит необычное оживление. Доктор Арсланьян явно придала процессу свежий импульс.
Через пятнадцать минут мне предстояло узнать, что приготовил Голанц, чтобы дискредитировать или сбить с толку моего свидетеля. Но вряд ли у него имелось что-нибудь серьезное, иначе он не стал бы просить о перерыве. Он бы сразу встал и набросился на Шами.
Во время перерыва я подошел к столику обвинения. Голанц помечал в своем блокноте вопросы. Он не поднял голову.
— Что? — спросил Голанц.
— Мой ответ — нет.
— На какой вопрос?
— Если ты предложишь моему клиенту сделку с признанием вины. Мы не заинтересованы.
Голанц ухмыльнулся.
— Не смеши, Холлер. У тебя неплохой свидетель, только и всего. Суд не закончился.
— А еще у меня есть капитан французской полиции, который завтра расскажет, как Рилц посадил за решетку семерых отъявленных головорезов. Причем двое из них в прошлом году сбежали из тюрьмы и никто не знает, где они. Они могут находиться где угодно. Например, в Малибу.
Голанц отложил авторучку и взглянул на меня.
— Да говорил я с твоим инспектором Клузо. У него на лице написано, что он скажет все, что тебе угодно, если ты оплатишь ему перелеты первым классом. В конце встречи он достал «звездную карту» и спросил, не знаю ли я, где живет Анджелина Джоли. Очень серьезный свидетель.
Я специально просил капитана Пепэна не слишком увлекаться «звездной картой». Видимо, не помогло. Я поспешил сменить тему.
— Кстати, где немцы?
Голанц оглянулся, словно проверяя, действительно ли их нет на месте.
— Я рассказал семье Рилц, что ты будешь строить защиту, очерняя память их сына и брата, и им надо быть к этому готовыми, — произнес он. — Сообщил, что ты хочешь вспомнить о проблемах Йохана, которые возникли у него во Франции пять лет назад, и использовать это для отмазки его убийцы. Объяснил, что ты собираешься выставить его этаким немецким жиголо, соблазнявшим богатых клиентов по всему Западному побережью, как мужчин, так и женщин. И знаешь, что ответил мне отец?
— Нет, не знаю.
— Он сыт по горло американским правосудием, и они уезжают.
Тут мне следовало отпустить какую-нибудь остроумную и циничную шутку, но я не нашелся что ответить.
— Не волнуйся, — успокоил Голанц. — В любом случае я им позвоню и сообщу вердикт.
— Отлично.
Я оставил его за столиком и вышел в коридор, чтобы посмотреть, как там мой клиент. Он стоял, окруженный журналистами. Успешное выступление Шами Арсланьян придало ему уверенности, и теперь он работал на большое жюри — общественное мнение.
— Они столько времени охотились за мной, а настоящий убийца все еще на свободе!
Хорошая, яркая реплика. Звучит убедительно. Я хотел пробиться к нему сквозь толпу репортеров, но меня остановил Деннис Войцеховский.
— Идем со мной! — бросил он.
Мы отошли в конец коридора.
— В чем дело, Циско? Ты куда-то пропал.
— Работал. У меня есть сведения из Флориды. Будешь слушать?
Накануне я пересказал ему историю Эллиота про «организацию». Сначала она показалась мне абсолютно искренней, но на трезвую голову я вспомнил, что «все врут», и попросил Циско проверить.
— Выкладывай, — кивнул я.
— Я обратился к одному частному детективу в Форт-Лодердейле, мы раньше с ним работали. Знаю, что Тампа на другом конце штата, но мне нужен был парень, на которого можно положиться.
— Понимаю. Что он раскопал?
— Семьдесят восемь лет назад дед Эллиота основал бизнес по производству фосфатных удобрений. Он расширил дело, потом его продолжил отец Эллиота, а за ним и сам Эллиот. Но, видимо, ему не хотелось марать руки в фосфатах, и он продал компанию через год после смерти отца. Подробности сделки неизвестны. Судя по газетным статьям того времени, фирма ушла за тридцать два миллиона.
— А как насчет организованной преступности?
— Мой парень не обнаружил никаких следов. Он считает, что это была чистая и законная сделка. Эллиот говорил, что он только «крыша» и его послали отмывать чужие деньги. Он ничего не говорил про продажу фирмы и полученную выручку. Он тебе врет.
Я кивнул.
— Хорошо. Спасибо, Циско.
— Я тебе нужен в суде? У меня еще остались кое-какие дела. Говорят, номер седьмой не пришел в суд?
— Да, пропал без вести. Нет, ты мне не нужен.
— Ладно, я с тобой свяжусь.
Он направился к лифтам, а я остался смотреть, как мой клиент разглагольствует среди журналистов. Внутри начало саднить, и пока я прокладывал к нему путь сквозь толпу, это ощущение становилось сильнее.
— Все, все, ребята, — сказал я. — Больше никаких комментариев. Никаких комментариев!
Я схватил Эллиота за руку и потащил за собой по коридору. Отмахнувшись по пути от репортеров, я нашел тихое местечко, где мы могли побеседовать наедине.
— Уолтер, что ты делаешь?
Мой клиент самодовольно улыбнулся. Он поднял кулак над головой и потряс им в воздухе.
— Надираю им задницы. Прокурору, шерифу — всем этим мерзавцам.
— Может, лучше не спешить? У нас еще полно работы. Мы выиграли битву, но не всю войну.
— Да ладно, Микки. Дело в шляпе. Она была великолепна. Черт, я готов на ней жениться!
— Хорошо, но сначала посмотрим, как она справится с перекрестным допросом, а потом будешь веселиться.
К нам подскочила еще одна журналистка; я попросил ее отойти и опять обратился к Эллиоту:
— Слушай, Уолтер, нам надо поговорить.
— Давай.
— Я поручил частному детективу проверить твою историю с Флоридой и выяснил, что все это чушь. Уолтер, ты мне солгал, а я просил тебя не лгать.
Эллиот покачал головой, словно недовольный тем, что я порчу ему праздник. То, что я поймал его на лжи, казалось ему легким неудобством, досадной мелочью, о которой не стоило беспокоиться.
— Почему ты солгал, Уолтер? Зачем придумал эту историю?
Он пожал плечами.
— Историю? Прочел ее в одном сценарии. Фильм по нему так и не сняли. Но сюжет я запомнил.
— Но почему? Я твой адвокат. Ты можешь рассказать мне все. Я просил тебя говорить правду, а ты солгал. Зачем?
Наконец он взглянул мне в лицо.
— Я знал, что должен зажечь в тебе огонь.
— Какой огонь? О чем ты?
— Пойдем, Микки. Давай не будем…
Он повернулся, чтобы идти в зал, но я схватил его за руку.
— Нет, я хочу услышать. Какой огонь ты собирался зажечь?
— Все уже возвращаются. Перерыв закончился, пора идти.
Я схватил его еще крепче.
— Какой огонь, Уолтер?
— Ты делаешь мне больно.
Я слегка разжал пальцы, но не отпустил. Мой взгляд не отрывался от его лица.
— Какой огонь?
Он болезненно поморщился. Я отпустил руку.
— Ладно, — буркнул Эллиот. — Просто мне надо было убедить тебя, что я этого не делал. Только так я мог заставить тебя выложиться по полной. Стараться вовсю.
На его лице появилась торжествующая улыбка.
— Я же говорил, что разбираюсь в людях, Микки. Я должен был тебе что-нибудь подкинуть, иначе ты бы не поверил. Нечто такое, чтобы я выглядел немного виноватым, но не отъявленным преступником. И это разожгло в тебе огонь.
Говорят, лучшие актеры в Голливуде стоят по другую сторону камеры. Теперь я осознал, что это правда. Понял и то, что Эллиот действительно убил жену и ее любовника и теперь гордится своим поступком. У меня сдавило горло.
— Где ты взял оружие?
— Ну, это давняя история. Купил из-под полы в семидесятые годы на рынке. Я всегда хотел сорок восьмой «магнум». Держал в пляжном домике. Знаешь, на пляже разные люди ходят.
— Что на самом деле случилось в доме, Уолтер?
Он кивнул с таким видом, будто сам выбрал эту минуту, чтобы обо всем мне рассказать.
— Случилось то, что я поехал разобраться с ней и тем типом, который трахал ее каждый понедельник. Но вскоре я обнаружил, что это Рилц. Она выдавала его за гомика, приглашала вместе с нами на премьеры, ужины и вечеринки, а потом, конечно, смеялась вместе с ним. Надо мной смеялась, Микки! И я взбесился. Сошел с ума. Достал из сейфа пистолет, взял на кухне резиновые перчатки и поднялся наверх. Видел бы ты их физиономии, когда я наставил на них пушку.
Я молча смотрел на него. Клиенты признавались мне и раньше. Обычно они плакали, заламывали руки, мучились угрызениями совести. Но только не Уолтер Эллиот. Он был холоден как лед.
— Как ты избавился от оружия?
— Я приехал не один, со мной были люди; они забрали пистолет, перчатки и одежду, спустились к пляжу, вышли на шоссе и поймали такси. А я вымылся, переоделся и набрал «девять один один».
— Кто тебе помогал?
— Тебе об этом лучше не знать.
Я кивнул. Не потому, что согласился. Просто уже знал ответ. Я вспомнил, как легко Нина Альбрехт открыла дверь на веранду, когда мне это не удалось. Меня поразило, как уверенно она чувствовала себя в спальне босса.
Я опустил голову и посмотрел на пол. Он был вытерт и истоптан миллионами людей, приходившими сюда за правосудием.
— Я ничего не знал о переносе, Микки. Когда они сказали, что хотят провести тест, сразу согласился. Думал, все будет чисто, меня отпустят и все закончится. Нет оружия, нет следов, нет дела. — Он сокрушенно покачал головой. — Слава Богу, что есть такие адвокаты, как ты.
— Это ты убил Джерри Винсента?
— Нет. Но его смерть сыграла мне на руку, потому что я получил защитника получше.
Я не знал, что ответить. Увидел, что у дверей в зал стоит помощник судьи. Он помахал мне рукой. Перерыв завершился, нас ждал судья. Я кивнул и поднял палец, попросив еще минуту. Я знал, что судья не начнет, пока ему не сообщат, что обе стороны на месте.
— Иди, — сказал я Эллиоту. — Мне нужно в туалет.
Эллиот спокойно направился к помощнику судьи. Я быстро вошел в туалет и шагнул к раковине. Холодная струя воды ударила в руки, и я начал пригоршнями плескать ее в лицо, не обращая внимания на летевшие брызги.