Доктор Шамирам Арсланьян оказалась большим сюрпризом. Не тем, что появилась в суде, — ее имя стояло в списке раньше, чем я взялся за дело. Неожиданностью были она сама и ее внешность. Судя по имени и профессии, я представлял себе смуглолицую женщину-ученого. Безупречная белизна халата, строгий взгляд и черные как уголь волосы, собранные в крепкий узел. Но ничего подобного я не увидел. Арсланьян была веселой живой блондинкой с голубыми глазами и обаятельной улыбкой. Фотогеничной, но это еще мягко сказано. Она буквально просилась на экран телевизора. Энергичная и уверенная в себе, но без малейшего намека на заносчивость. К ней подходило слово, которое используют адвокаты, когда хотят описать идеального свидетеля: «располагающая». Это качество встречается редко, особенно если речь идет об эксперте по криминалистике.

С Шами — она просила называть ее так — я провел почти все выходные. Мы проработали результаты тестов по следам пороховых частиц в деле Эллиота и обсудили ее будущие показания в суде, в том числе вопросы, которые мог задать ей Голанц. Я нарочно затянул разговор до последнего момента, чтобы не давать лишней информации в материалы, представляемые суду защитой. Прокуратуре не следовало знать, что известно или неизвестно моему эксперту. «Волшебная пуля» должна выстрелить только в конце схватки.

Я не сомневался, что заполучил в свидетели настоящую звезду. Одно время у нее было даже собственное шоу на «Судебном канале». Когда мы пошли ужинать в «Пэлм», она дважды дала автограф и запросто беседовала с подошедшими к столику шишками с телевидения. Гонорар запросила тоже звездный — за четыре дня в Лос-Анджелесе ей полагалось десять тысяч долларов плюс расходы. Хорошие деньги за хорошего специалиста, но Арсланьян была хорошим. Говорили, что она тщательно выбирает дела, на которых намерена выступать свидетелем, и берет лишь те, где в судебном разбирательстве могут быть допущены серьезные ошибки. Разумеется, при этом Арсланьян не возражала и против процессов, широко освещавшихся в прессе.

Уже после десятиминутного разговора с ней я убедился, что она стоит каждого доллара, заплаченного Эллиотом. Для обвинения Шами представляла двойную опасность. Ее обаяние должно было завоевать сердца, а представленные доказательства — довершить победу. Очень часто решение суда зависит не от того, что говорит свидетель, а от того, кто это говорит. Главное — «сбыть» свою версию присяжным, а Шами подходила для этого как нельзя лучше. Эксперт от обвинения был типичным узким специалистом с внешностью ученого. Эксперт от защиты вела на телевидении шоу «Химическая зависимость».

Когда моя длинноволосая свидетельница появилась в зале и прошествовала через проход к трибуне, по залу прошел гул и все взгляды устремились на нее. На Шами был темно-синий костюм, плотно облегавший стройную фигуру и очень шедший к белокурым локонам, рассыпанным по плечам. Даже судья Стэнтон не остался равнодушным. Шами еще не успела заговорить, а он уже попросил секретаря принести ей стакан воды. Когда выступал эксперт от обвинения, Стэнтон не проявлял такой любезности.

Как только Шами назвала себя — повторив имя и фамилию по буквам, — я взял свой блокнот и приблизился к свидетельской трибуне.

— Добрый день, доктор Арсланьян. Как поживаете?

— Спасибо, неплохо. — В ее голосе слышался легкий южный акцент.

— Прежде чем мы займемся вашей биографией, хочу прояснить один момент. Вы приглашены защитой как платный консультант, не так ли?

— Совершенно верно. Но мне платят за выступление в суде, а не за то, чтобы я говорила вещи, не совпадающие с моим мнением, независимо от того, выгодно оно защите или нет. Это мое непременное условие.

— Хорошо, доктор, расскажите нам, откуда вы.

— Я живу в Оссининге, штат Нью-Йорк. Родилась и выросла во Флориде, много лет провела в Бостоне, училась в разных школах и университетах.

— Шамирам Арсланьян. Звучит как-то не по-флоридски, верно?

Она широко улыбнулась.

— Мой отец — армянин. Так что я наполовину армянка, наполовину — «флоридианка». В детстве отец называл меня Армагеддианкой.

В зале послышались смешки.

— Где вы учились криминалистике?

— Я получила две ученые степени: магистерскую в МТИ — Массачусетском технологическом институте — и еще одну по химической технологии. Потом колледж Джона Джея в Нью-Йорке наградил меня кандидатской степенью по криминалистике.

— Наградил? Это что, была почетная степень?

— Ага, как же! — резко бросила она. — Я два года надрывала задницу, чтобы получить это дерьмо.

В зале раздался громкий смех, и даже судья улыбнулся, прежде чем постучать молоточком по столу.

— Из вашего резюме следует, что у вас, кроме того, есть две степени бакалавра?

— Да, у меня вообще всего по два. Два ребенка. Две машины. Даже котов два — Уилбур и Орвилл.

Голанц и его помощники сидели прямо, без тени улыбки глядя перед собой. Присяжные не сводили взгляда с Шами. Она полностью захватила их внимание.

— Что это за степени?

— Одна получена в Гарварде по инженерии, другая — по музыке в университете Беркли. Я училась там одновременно.

— У вас есть степень по музыке? — изобразил я удивление.

— Люблю петь.

Снова смех. Успех нарастал с каждой минутой. Один сюрприз следовал за другим. Шами Арсланьян являлась идеальным свидетелем.

Наконец Голанц встал и обратился к судье:

— Ваша честь, обвинение просит свидетеля выступать по существу, а не рассуждать о пении, домашних животных и других вопросах, не имеющих отношения к данному серьезному делу.

Судья неохотно попросил меня ограничиться темой криминалистики. Голанц сел. Он добился своего, но потерял лицо. Теперь присутствующие смотрели на него как на человека, лишившего их небольшого развлечения, хоть немного оживлявшего этот мрачный процесс.

Я задал несколько вопросов, выяснив, что в настоящий момент доктор Арсланьян работает преподавателем и научным сотрудником в колледже Джона Джея. Посвятив еще немного времени ее прошлым достижениям и богатому опыту свидетеля-эксперта, я переключился на пороховые частицы, найденные на руках и одежде Уолтера Эллиота в день убийства. Шами сообщила, что внимательно изучила все тесты и провела собственное исследование. Параллельно с этим она просматривала видеоматериалы, представленные ей защитой.

— Доктор Арсланьян, эксперт по криминалистике, выступавший в суде со стороны обвинения, заявил, что анализ проб, взятых с рук и одежды подзащитного, свидетельствует о наличии в них следов пороховых частиц. Вы согласны с заключением?

— Согласна, — ответила Шами.

По залу прокатился ропот удивления.

— Значит, ваши собственные исследования привели вас к выводу, что на руках и одежде подзащитного присутствовали следы пороховых частиц?

— Совершенно верно. Об этом свидетельствует повышенное содержание бария, сурьмы и свинца. Их комбинация предполагает остатки пороха.

— Что значит «повышенное содержание»?

— Это значит, что небольшое количество данных веществ может быть найдено на теле любого человека — не важно, стрелял он или нет. Без всякой причины.

— Но повышенное содержание всех этих трех веществ свидетельствует о наличии следов пороховых частиц?

— Да, плюс распределение их концентраций.

— Вы можете объяснить, что такое «распределение концентраций»?

— Конечно. Когда стреляют из огнестрельного оружия — в данном случае мы говорим о пистолете, — в патроннике происходит взрыв, он придает энергию и скорость пуле. Выстрел выталкивает газы как вместе с пулей, так и через все мелкие отверстия и щели в стволе. После выстрела затвор в задней части ствола открывается и газы отбрасывают на стреляющего смесь тех микроэлементов, о которых мы упоминали выше.

— Именно так и произошло в нашем случае, не правда ли?

— Нет, не правда. Мои исследования свидетельствуют об ином.

Я удивленно поднял брови.

— Но, доктор, вы только что сказали, что согласны с выводами обвинения о наличии следов пороховых частиц на руках и одежде подзащитного!

— Я согласна с тем, что СПЧ присутствовали на теле подзащитного. Но вы спросили о другом.

Я немного помолчал, как бы пытаясь иначе сформулировать вопрос.

— Доктор Арсланьян, вы считаете, что следы пороховых частиц могли попасть на мистера Эллиота каким-то другим способом?

— Да, считаю.

Ну вот и все. Мы добрались до ключевого момента в деле. Настало время для «волшебной пули».

— Вы хотите сказать, что изучение материалов криминалистической экспертизы, предоставленных вам защитой в эти выходные, привело вас к какому-то альтернативному объяснению появления следов пороха на руках и одежде мистера Эллиота?

— Совершенно верно.

— И какое же это объяснение?

— На мой взгляд, вполне вероятно, что следы пороховых частиц были перенесены на руки и одежду мистера Эллиота.

— Перенесены? Вы полагаете, что кто-то намеренно поместил их на мистера Эллиота?

— Нет. Я считаю, что это произошло случайно или по ошибке. Следы выстрелов представляют собой микроскопическую пыль. Она может перемещаться. И переноситься при контакте.

— Что значит «переноситься при контакте»?

— То есть указанные вещества после выстрела попадают на поверхность предметов. Если такую поверхность привести в контакт с другой, частицы могут переместиться. Проще говоря, они стираются. Вот почему в органах правопорядка существуют специальные инструкции на этот счет. В них предписывается снимать одежду с жертв и подозреваемых, замешанных в преступлениях с применением оружия, и сохранять ее для дальнейшего анализа. Иногда во избежание переноса на руки надеваются пластиковые пакеты.

— Вещества могут переноситься более одного раза?

— Да, могут, с понижением концентрации. Это твердые частицы, а не газ. Они не растворяются в воздухе. Размер у них микроскопический, но они твердые и, в конце концов, должны на чем-то оставаться. Я провела несколько исследований и выяснила, что вещества могут переноситься многократно.

— Но разве в случае повторных переносов количество частиц не снизится практически до нуля?

— Верно. На каждой следующей поверхности частиц будет меньше, чем на предыдущей. Все зависит от исходной концентрации. Чем больше вещества мы имеем вначале, тем больше его будет перенесено.

Я кивнул и начал листать блокнот, притворившись, будто ищу какие-то записи. Мне хотелось сделать паузу между теоретической частью и обсуждением конкретного случая.

— Хорошо, доктор, — наконец произнес я. — С учетом вышесказанного, вы можете сообщить нам, что произошло в деле Эллиота?

— Не только рассказать, но и показать, — ответила доктор Арсланьян. — Когда на мистера Эллиота надели наручники и посадили на заднее сиденье машины, он попал буквально в облако пороховых частиц. Именно там произошел перенос.

— Каким образом?

— Его руки, ладони и одежда вошли в прямой контакт со следами выстрелов, сделанных другим человеком. Перенос был неизбежен.

Голанц быстро возразил, заявив, что у меня нет оснований для подобных выводов. Я ответил, что могу представить их прямо сейчас, и попросил у судьи разрешения снова воспользоваться видеоплейером.

Съемки, сделанные моим первым свидетелем, Хулио Мьюницем, превратились в пособие для доктора Арсланьян. Я представил их как вещественное доказательство, опровергающее необоснованный протест Голанца. С помощью записи я шаг за шагом провел свидетеля по всем пунктам нашей версии переноса. Демонстрация заняла почти час и была самым подробным изложением альтернативной версии, в котором я когда-либо участвовал.

Мы начали с ареста Эли Уимса и его транспортировки в патрульном автомобиле. Потом переключились на Эллиота, спустя десять часов тоже оказавшегося в «четыре-альфа». Та же машина, то же сиденье. Руки обоих мужчин скованы за спиной. Заключение Арсланьян прозвучало как приговор.

— На этом месте сидел человек, стрелявший девяносто четыре раза, — напомнила она. — Девяносто четыре! Он насквозь пропитался остатками пороховых частиц.

— Значит, вы, будучи экспертом, пришли к выводу, что следы пороха перешли с Эли Уимса на сиденье машины?

— Именно так.

— И вы, будучи экспертом, сделали вывод, что остатки пороховых частиц с данного сиденья перешли на следующего пассажира?

— Да.

— И вы, будучи экспертом, считаете, что таким образом следы пороховых частиц оказались на руках и одежде Уолтера Эллиота?

— Повторю — сидя с руками за спиной, он находился в прямом контакте с поверхностью-переносчиком. Да, это мое экспертное мнение — именно так следы пороховых частиц попали на его руки и одежду.

Я опять выдержал паузу, чтобы присяжные запомнили ее слова. Если я хоть что-то понимал в «разумном сомнении», сейчас оно крепко засело в головах присяжных. Но станут ли они следовать ему во время голосования — это уже другой вопрос.