48
Первым свидетелем защиты был Хулио Мьюниц, внештатный видеооператор из Топанга-каньон, опередивший всех репортеров и первым прибывший к дому Эллиота в день убийства. Сначала я расспросил, чем он зарабатывает на жизнь. Мьюниц не сотрудничал с какой-либо конкретной компанией или каналом, а просто прослушивал полицейские радиочастоты и узнавал места, где произошло преступление или иное событие. Потом Мьюниц мчался туда со своей видеокамерой, делал съемку и продавал отснятый материал местной телекомпании или службе новостей, не оказавшейся вовремя на месте. В случае с Эллиотом он поймал на сканнере звонок в отдел по расследованию убийств и отправился по указанному адресу.
— Мистер Мьюниц, что вы делали, когда прибыли на место? — спросил я.
— Ну, я достал камеру и начал снимать. Затем я заметил, что кто-то сидит на заднем сиденье патрульной машины, и подумал, что это подозреваемый. Тогда я заснял его и полицейских, тянувших заградительную ленту вокруг дома.
Я попросил разрешения представить суду цифровую видеозапись, сделанную в тот день Мьюницем, и выкатил перед присяжными видеоплейер с монитором. Вставив кассету, я нажал кнопку «Пуск». Запись была заранее перемотана на то место, где Мьюниц стал снимать участок вокруг дома. Присяжные с любопытством уставились на экран. Сам я уже видел съемку, и не раз. Она запечатлела Уолтера Эллиота, сидевшего на заднем сиденье патрульного автомобиля. Поскольку Мьюниц снимал поверх крыши, камера четко зафиксировала нарисованный на ней номер «4А».
Изображение скакнуло от машины к полицейским, охранявшим дом, и вернулось. Детективы Киндер и Эриксон выводили Эллиота из автомобиля. Они сняли с него наручники и сопроводили в дом.
С помощью пульта я остановил запись и прокрутил назад до того места, где Мьюниц подошел к машине поближе и навел камеру на Эллиота. Я снова нажал «Пуск» и остановил кадр, на котором Эллиот сидел, подавшись вперед, потому что его руки были скованы за спиной наручниками.
— Мистер Мьюниц, обратите внимание на крышу патрульного автомобиля. Что вы там видите?
— Вижу номерной знак. «Четыре-А», или «четыре-альфа», как они говорили по радио.
— Вы узнаете этот знак? Вы уже видели его раньше?
— Я часто слушаю полицейские радиоволны и хорошо знаком с этим номером. Да, я видел его буквально в тот же день, только немного раньше.
— При каких обстоятельствах?
— Я прослушивал сканнер и услышал про стрельбу в парке Малибу-Грик. Ну и поехал туда снимать.
— Во сколько это было?
— Около двух часов ночи.
— Значит, вы проводили съемки в парке Малибу-Грик примерно за десять часов до прибытия к дому Эллиотов? Я правильно вас понял?
— Да.
— И машина «четыре-альфа» участвовала в более раннем инциденте?
— Да, когда парня наконец арестовали, его повезли как раз на той машине. На «четыре-альфа».
— В какое время это произошло?
— Примерно в пять утра. Ночь была длинной.
— Вы сняли это на видео?
— Да. Запись на той же пленке, только надо прокрутить назад, — кивнул он на экран.
— Что ж, давайте посмотрим, — предложил я.
Я нажал на пульте кнопку «Назад». Голанц резко вскочил, объявил протест и попросил частного разговора с судьей. Стэнтон махнул нам рукой, и я направился к нему, прихватив с собой список свидетелей, представленный суду полмесяца назад.
— Ваша честь, — раздраженно заявил Голанц, — защита опять пытается нас обмануть. До сих пор не было никаких намеков на то, что мистер Холлер намерен обсудить со своим свидетелем какое-то другое преступление. Я протестую против данного допроса.
Я спокойно положил перед судьей свой список. По правилам я был обязан подать в суд полный перечень свидетелей, которых собирался допросить, и вкратце написать о том, что они будут говорить. Хулио Мьюниц в списке присутствовал. Мое резюме там тоже имелось.
— Ваша честь, здесь ясно сказано, что показания свидетеля касаются видеосъемок, которые он проводил второго мая, в день убийства, — возразил я. — Видео в парке было снято в день убийства, второго мая. Список я представил два недели назад. Если тут есть какой-то обман, то мистер Голанц обманывает сам себя. За это время он мог поговорить со свидетелем и просмотреть его записи. Видимо, он этого не сделал.
Стэнтон пробежал взглядом по списку и кивнул.
— Протест отклонен, — объявил он. — Можете продолжать, мистер Холлер.
Я вернулся, перемотал пленку и включил запись. Присяжные следили за ней с возрастающим интересом. На экране шла ночная перестрелка, изображение было более смазанным и зернистым, чем на предыдущей съемке, и камера резко прыгала с места на место.
Наконец на экране появился человек с наручниками за спиной, его заталкивали в патрульную машину. Полицейский захлопнул за ним дверцу и постучал по крыше. Автомобиль тронулся с места и поехал мимо камеры. Я нажал «Стоп».
Изображение застыло. Видеокамера подсвечивала человека на заднем сиденье и крышу автомобиля.
— Мистер Мьюниц, какой знак вы видите на крыше этой машины?
— «Четыре-A», или «четыре-альфа».
— Где сидит человек, которого в ней перевозят?
— На заднем сиденье, с правой стороны.
— Он в наручниках?
— По крайней мере, был в наручниках, когда его посадили. Я это заснял.
— Руки скованы за спиной?
— Да.
— Он сидит на том же месте и в той же позе, что и мистер Эллиот, которого вы сняли восемью часами позже?
— Совершенно верно. В той же позе.
— Спасибо, мистер Мьюниц. У защиты больше нет вопросов.
Голанц отказался от перекрестного допроса. Ему не к чему было придраться, а запись не могла лгать. Мьюниц удалился. Я сказал судье, что хочу оставить видеоплейер для следующего свидетеля, и вызывал Тодда Сталлуорта.
Полицейский вышел еще более разъяренным, чем прежде. Меня это устраивало. Вид у него был какой-то помятый, форма висела мешком. На одном из рукавов чернела рваная дыра: похоже, ночью произошла какая-то стычка.
Я быстро установил личность Сталлуорта и зафиксировал факт, что в день убийства в доме Эллиота он работал в первую смену на машине «альфа» в районе Малибу. Не успел я задать первый вопрос, как Голанц опять заявил протест и попросил о частной беседе. Когда мы подошли к судье, он воздел руки к небу, словно говоря: «Доколе?»
— Ваша честь, я возражаю против вызова свидетеля. Защита нарочно спрятала его фамилию в длинном перечне сотрудников полиции, находившихся на месте преступления. И он не имеет никакого отношения к делу.
Я достал список. С усталым видом положил его перед судьей и провел пальцем по фамилиям, пока не дошел до Тодда Сталлуорта. Его имя значилось сразу за пятью полицейскими, выезжавшими к дому Эллиотов.
— Ваша честь, если я спрятал Сталлуорта, то сделал это очень неумело. Вот он, среди других офицеров полиции. Причины его вызова аналогичные. Он должен рассказать о том, что делал второго мая. Я не мог написать подробнее, потому что раньше никогда с ним не беседовал. Все, что он сейчас скажет, я услышу впервые.
Голанц покачал головой, пытаясь сохранить самообладание.
— Ваша честь, с самого начала разбирательства защита прибегает к уловкам и обману и…
— Мистер Голанц, — перебил его судья, — не говорите то, чего не в силах доказать и что может навлечь на вас беду. Этот свидетель, как и предыдущий, уже две недели находится в списке, представленном мистером Холлером. И у вас было достаточно времени, чтобы выяснить, о чем пойдет речь. Если вы ничего не сделали, пеняйте на себя. Но это нельзя назвать ни уловкой, ни обманом. Следите за тем, что говорите.
Голанц замолчал, опустив голову.
— Ваша честь, обвинение просит о небольшом перерыве, — тихо произнес он.
— На сколько?
— До часу дня.
— Два часа вряд ли можно назвать небольшим перерывом, мистер Голанц.
— Ваша честь, — вмешался я, — я протестую против любого перерыва. Обвинение хочет повлиять на показания свидетеля.
— Я возражаю! — воскликнул Голанц.
— Никаких перерывов, задержек и ссор! — отрезал Стэнтон. — Мы и так потеряли почти все утро. Протест отклонен.
Мы вернулись на свои места, и я продемонстрировал тридцатисекундный фрагмент записи, где человека в наручниках сажали на заднее сиденье «четыре-альфа» в парке Малибу-Грик. Потом остановил видео на том кадре, где машина проезжала мимо камеры, и продолжил допрос:
— Офицер Сталлуорт, вы сидели за рулем патрульного автомобиля?
— Да.
— Что это за человек на заднем сиденье?
— Эли Уимс.
— Перед тем как посадить его в машину, вы надели на него наручники. Он был арестован?
— Да.
— За что?
— Во-первых, за то, что пытался убить меня. Во-вторых, за то, что открыл стрельбу.
— Сколько раз он стрелял?
— Точно не помню.
— Девяносто четыре?
— Может быть. Много. Там все было усеяно пулями.
Сталлуорт выглядел усталым и подавленным, но отвечал твердо. Он понятия не имел, как это может повлиять на дело Эллиота, и не пытался прикрыть обвинение осторожными и уклончивыми ответами. Видимо, злился на Голанца за то, что тот не избавил его от дачи показаний.
— Значит, после ареста вы доставили его в участок Малибу?
— Нет, я отвез его сюда, в тюрьму штата, чтобы его поместили в тюремную психлечебницу.
— Сколько времени заняла поездка?
— Около часа.
— А потом вы сразу вернулись в Малибу?
— Нет, сначала я отвез машину в мастерскую. Уимс разбил мне один подфарник, поэтому я заехал в гараж и заменил его на новый. На это ушло все время до конца смены.
— И когда «четыре-альфа» оказалась в Малибу?
— Во время пересменки. Я сдал ее сотрудникам из дневного патруля.
Я заглянул в записи.
— Это были… офицеры Мюррей и Харбер?
— Ну да.
Сталлуорт зевнул, и по залу проносились смешки.
— Я знаю, что мы отнимаем у вас время отдыха. Потерпите, осталось совсем немного. Когда вы передаете автомобиль следующей смене, то моете его или очищаете каким-то другим способом?
— В теории — да. Но на практике никто этого не делает, если только пассажира не стошнило на ваше заднее сиденье. Машины меняют раз или два в неделю, вот тогда ребята в гараже их чистят.
— Эли Уимса стошнило в вашем автомобиле?
— Нет, а то я бы заметил.
Снова смех. Я взглянул на Голанца — тот сидел бледный.
— Хорошо, офицер Сталлуорт, давайте проверим, правильно ли я вас понял. Эли Уимса задержали за стрельбу в парке, причем он сделал не менее девяноста четырех выстрелов. Его арестовали, надели наручники и доставили в город. Я правильно понимаю?
— В общем, да.
— На записи мы видим, что мистер Уимс сидит на заднем сиденье автомобиля. Он оставался там на протяжении всей поездки?
— Да. Я его пристегнул.
— Когда арестованного сажают на заднее сиденье справа, это обычная практика?
— Да. Никто не хочет, чтобы он оказался за спиной водителя.
— Я заметил, что вы не стали прятать руки мистера Уимса в пластиковый пакет. Почему?
— Не было необходимости. Доказательств и так хватало. Все видели, как он палил из огнестрельного оружия. Какой смысл проводить тест на следы пороховых частиц?
— Спасибо, офицер Сталлуорт. Надеюсь, вам удастся хорошо выспаться.
Я сел, предоставив свидетеля Голанцу. Тот медленно встал и подошел к трибуне. Он давно понял, к чему я веду, но у него уже не было возможности что-либо изменить. Впрочем, он не стал опускать руки. Я оставил маленькую брешь в защите, и он извлек из этого все, что мог.
— Офицер Сталлуорт, как долго вы ждали ремонта в гараже?
— Примерно два часа. Там была только пара ночных дежурных, они зашивались с работой.
— Эти два часа вы постоянно находились рядом с машиной?
— Нет, я нашел в комнате свободный стол и написал рапорт об аресте Уимса.
— Ранее вы заявляли, что независимо от правил и инструкций в плане чистки автомобиля целиком полагаетесь на служащих из гаража. Это так?
— Да.
— Вы когда-нибудь обращались к ним с официальной просьбой или они делают это сами?
— Никогда не обращался. Все подразумевается само собой.
— Когда вы сидели и писали рапорт, служащие гаража мыли или дезинфицировали ваш автомобиль?
— Не знаю.
— Но они могли это сделать, не поставив вас в известность?
— Да.
— Спасибо, офицер.
Я немного помолчал, прежде чем перейти к повторному допросу.
— Офицер Сталлуорт, вы сказали, что на ремонт ушло два часа, потому что не хватало рук. Верно?
— Верно.
В его тоне слышалось: «Боже, когда вы оставите меня в покое?»
— Как по-вашему, в подобной ситуации они стали бы добровольно мыть вашу машину?
— Не знаю. Спросите их.
— Но вы не просили их помыть автомобиль?
— Не просил.
— Спасибо, офицер.
Я сел, и Голанц зашел на следующий круг.
Наступил полдень. Судья объявил перерыв на обед, но дал нам всего сорок пять минут, потому что мы задержались утром. Я не возражал. Мой главный свидетель сидел рядом, и я знал, что чем раньше он даст свои показания, тем быстрее освободят моего клиента.
