Биография Энджела была похожа на одну из тех газетных историй, какими зачитывается публика. Бандит и насильник, который вырос в грязных кварталах восточного Лос-Анджелеса, но вопреки всему пробился в люди, получил адвокатский диплом и посвятил себя служению людям. Для Энджела служение заключалось в том, чтобы работать государственным защитником и представлять в суде отбросы общества. Он провел в Управлении государственной защиты большую часть своей жизни и наблюдал, как множество молодых адвокатов — в том числе и я — приходили и уходили, чтобы заняться частной практикой, сулившей им большие барыши.

Покончив с делом Уимса — судья Фридман в конце концов дал ход моему ходатайству, чтобы я и Джорджетти могли заключить сделку, — я спустился на десятый этаж, в Управление государственной защиты, и спросил Ромеро. Я знал, что он практикующий юрист, а не чиновник и почти наверняка находится в одном из судебных залов. Секретарша постучала по клавишам компьютера и взглянула на экран.

— Сто двадцать четвертый отдел, — сообщила она.

— Спасибо.

Сто двадцать четвертым был зал судьи Чэмпейн на тринадцатом этаже, том самом, с которого я только что пришел. Так уж устроена жизнь в здании суда. Она циклична и движется по кругу. Я снова сел в лифт, поднялся и направился к двери с номером 124, на ходу отключая телефон. Судебная сессия была в разгаре, и Ромеро держал речь перед судьей Чэмпейн, убеждая ее снизить размер залога. Я проскользнул в последний ряд галереи, надеясь, что заседание закончится быстро и мне не придется долго ждать.

Но я тут же встрепенулся, услышав, как Ромеро назвал своего клиента «мистер Скейлз». Придвинувшись к краю скамьи, я попытался получше рассмотреть подзащитного, сидевшего рядом с адвокатом. Это был высокий белый парень в оранжевой тюремной робе. Увидев его профиль, я узнал Сэма Скейлза, профессионального жулика и моего бывшего клиента. В последний раз я видел Скейлза, когда тот вышел из тюрьмы благодаря сделке, заключенной мной с прокуратурой. Это произошло три года назад. Судя по всему, он опять взялся за свое ремесло и влип в очередную историю, но не стал обращаться за помощью ко мне.

После Ромеро в прения вступил обвинитель и повел энергичную атаку против возможности залога. В своей речи он упомянул новые обвинения против подзащитного. Когда я защищал Скейлза, его обвиняли в мошенничестве с кредитными картами: он обобрал людей, собиравших деньги для жертв цунами. Сейчас дело обстояло намного хуже. Его арестовали за мошенничество, но речь шла уже о вдовах военнослужащих, погибших во время войны в Ираке. Я покачал головой и с трудом удержался от улыбки. Слава Богу, Скейлз не обратился ко мне. Пусть им занимается государственный защитник.

Судья Чэмпейн раздумывала недолго. Она назвала Скейлза бандитом и угрозой обществу и назначила залог в миллион долларов. Будь ее воля, добавила судья, она бы с удовольствием удвоила сумму. Только тут я вспомнил, что именно Чэмпейн выносила вердикт по первому делу Скейлза. Для преступника нет ничего хуже, чем попасть во второй раз к тому же судье. У последнего это вызывает чувство вины, словно он лично в ответе за все ошибки юридической системы.

Судебный пристав поднял Скейлза с места и, надев наручники, повел обратно в камеру. Я вжался в кресло и спрятался за спиной одного из посетителей, чтобы Сэм меня не заметил. Как только он ушел, я выпрямился и попытался поймать взгляд Ромеро. Вскоре мне это удалось, и я кивнул ему в сторону коридора, но он быстро показал пять пальцев. Пять минут. Очевидно, у него оставались какие-то дела.

Я решил подождать его и вышел в коридор. Сообщений на телефоне не было. Я стал набирать номер Лорны, но сзади раздался голос Ромеро. Он появился на четыре минуты раньше.

— Раз, два, три, четыре, пять, иду киллера искать. Если Холлер адвокат, убегай скорей назад. Здорово, приятель!

Он улыбался. Я закрыл телефон, и мы обменялись хлопками ладоней. В последний раз я слышал эту считалку, когда работал государственным защитником. Ромеро сочинил ее в девяносто втором, после того как я добился оправдания для Барнетта Вудсона.

— Есть проблемы? — спросил Ромеро.

— Конечно. Ты уводишь у меня клиентов, приятель. Сэм Скейлз работал со мной.

Я улыбнулся, и Ромеро тоже ответил мне улыбкой.

— Он тебе нужен? Бери. Тот еще мерзавец. Как только пресса пронюхает про дело, от него живого места не останется.

— Обирал вдов погибших солдат?

— Крал похоронные пособия. Знаешь, я всякого навидался, но этого типа можно поставить рядом с насильниками детей. Меня от него воротит.

— Зачем ты вообще связался с белым? Твой конек — черные банды.

Лицо Ромеро стало серьезным.

— Уже нет. Наверху решили, что я слишком близок со своими подопечными. Мол, старые друзья всегда поймут друг друга. И банды отобрали. Девятнадцать лет я этим занимался, а теперь — нет.

— Сочувствую, дружище.

Ромеро вырос в районе Бойл-Хайтс, где всем заправляла гангстерская группировка «Четвертая сотня». На руках у него остались соответствующие татуировки. Поэтому в любое время года, даже в жару, он ходил с длинными рукавами. Когда Ромеро представлял в суде какого-нибудь парня из банды, он старался не просто выручить его из беды. Ромеро пытался вырвать его из когтей бандитской жизни. Отобрать у Ромеро работу с гангстерами — такую глупость могли придумать лишь бюрократы.

— Так что тебе нужно, Микки? Ты ведь пришел не для того, чтобы вернуть себе Скейлза?

— Нет, Скейлза можешь оставить себе, Энджел. Я хотел спросить тебя про одного клиента, с которым ты работал несколько месяцев назад. Его зовут Эли Уимс.

Я хотел напомнить ему детали дела, но Ромеро сразу все вспомнил и кивнул.

— Верно, его забрал у меня Винсент. Ты получил дело после смерти Джерри?

— Да, теперь я веду все его дела. Про Уимса я узнал только сегодня.

— Что ж, удачи, приятель. Что ты хочешь услышать про Уимса? Я уже месяца три им не занимаюсь.

— Да, я в курсе. С самим делом все ясно. Меня интересует, почему Винсент вообще его взял. Джоан Джорджетти говорит, что он сам его искал. Это правда?

Ромеро задумался, стараясь вспомнить детали. Он стоял, рассеянно потирая подбородок. Я заметил на его пальцах шрамы, оставшиеся в тех местах, где раньше была татуировка.

— Он ездил в тюрьму и говорил там с Уимсом. Потом получил у него письменное согласие на передачу дела и привез мне. Вскоре Винсент стал адвокатом Уимса. Я отдал ему досье и забыл об этом.

Я шагнул ближе.

— А он не объяснял, зачем ему нужно забрать дело? Может, он лично знал Уимса?

— Сомневаюсь. Джерри просто хотел его заполучить. Кстати, он мне подмигнул.

— Подмигнул? Ты о чем?

— Я спросил, почему он желает заняться моим бандитом-южанином, который явился в страну белых и устроил стрельбу. Я подумал, что, вероятно, здесь имеется какая-то расовая подоплека. Но он мне просто подмигнул, словно хотел сказать, что дело не в этом.

— А ты не поинтересовался в чем?

Я прижался к нему почти вплотную, и он невольно отступил.

— Да, спросил. Но Винсент не ответил. Он сказал только, что Уимс выстрелил волшебной пулей. Не знаю, что он имел в виду, у меня не было времени разгадывать его шарады. Я просто отдал ему папку и открыл следующую.

Опять это выражение: «волшебная пуля…» Я понял, что нащупал нечто важное, и у меня зачастил пульс.

— Это все, Микки? Мне пора возвращаться.

— Да, спасибо, Энджел. Возвращайся и задай им жару.

— Ладно, приятель, так я и сделаю.

Ромеро вернулся в отдел, а я быстро зашагал к лифтам. Я уже знал, чем буду заниматься весь день, а может, и всю ночь: искать «волшебную пулю».