После всех обрядов с завываниями и плясками верховного шамана Номто атяшевцы расселись наконец за столами, накрытыми на свежем воздухе перед домом старого Пичая. На самом дальнем краю виднелись даже понуро обвисшие усы Ушмая.

Тут уж перед женихом замолвила словечко Ильдико: «Не надо окончательно превращать его в изгоя, ведь на самом донышке души каждого из нас обязательно укрыто доброе начало, которое нужно лишь разбудить…»

Странно, но ни Илди-Куо, ни ее суженый ни разу не вспомнили в эти мгновения страшную первую свадьбу невесты; похоже, тут на помощь пришли самые дальние закоулки памяти – надежная стража!

После череды тостов за молодоженов и щедрых возлияний пуре на жертвенник, Пичай решил, что настало время задать вопрос, который у многих вертелся на языке:

– Уж прости за прямоту, Межамир, но ты теперь муж моей дочери, так что я имею право спросить.

– Конечно, дорогой мой тесть, спрашивай на здоровье, ответ мой будет детален и правдив, – тут же отозвался молодой каназор, восседавший с молодой супругой во главе центрального стола. – Мне нечего скрывать от атяшевцев, потому что вы все мои братья и сестры.

Отхлебнув еще медовухи, Пичай поинтересовался:

– Скажи-ка нам, ант, почему ты, выросший в кочевом племени, променял вечные скитания на оседлую жизнь? Вот смотри: хунну были кочевниками, и любовь к степям передалась даже их детям от мокшан и эрзян. В итоге, и это каждый знает, большинство гуннов стали кочевниками, и лишь ничтожное меньшинство осели на земле. Почему ты в самом начале жизненного пути променял жизнь номада на город и деревни? Ты ведь уехал от гуннов в столицу ромеев, когда тебе было всего лишь лет двадцать от роду, верно?

– Верно, дорогой тесть, верно! В императорском дворце византийской столицы, где меня обучали грамоте, заодно научили меня и вере ромейской – христианству. Это книжная религия, главная книга которой так и называется Библия – Книга. Так вот, в самом начале этой книги сказано, что у первого мужчины Адама и его жены Евы, первой в мире женщины, родились двое сыновей, Каин и Авель. Вся Вселенная лежала у их ног, оставалось только поделить ее. В итоге Каину досталось все недвижимое, Авелю же – все движимое. Авель пас стада на земле, принадлежавшей Каину, который носил одежду из шерсти животных Авеля. И принесли оба жертвы богу, и принял тот Авелева ягненка, а остатки хлеба от Каиновой трапезы отверг. Из ревности обиженный Каин затеял ссору, и физически более сильный Авель уже вознамерился убить брата, но Каин взмолился о пощаде. А едва Авель смилостивился, Каин сам подло расправился с ним.

– То есть земледелец Каин прикончил кочевника Авеля? – уточнил Пичай.

– Приятно, когда тебя понимают с полуслова, о мудрый Пичай! – отозвался Межамир и продолжил: – Почему же землепашец выведен у христиан злодеем, а скотовод – добряком? Дело в том, что в далекой старине земледелие вызывало подозрение, связывалось с колдовством: вырастание целого колоса из укрытого в почве семени казалось сверхъестественным! На самом деле земледелие требует гораздо большего ума, чем кочевое скотоводство. К примеру, дом намного сложнее построить, чем поставить шатер в степи, правда? Глядя на Константинополь и бывая позднее в других ромейских городах, я понял, что у кочевников нет будущего.

С годами Пичай не утратил мудрости и подытожил:

– Не должен быть виновен Каин лишь потому, что умеет растить хлеб и стоит выше кочевого бродяги Авеля на лестнице общечеловеческого развития! Мы в Атяшево живем оседло, но при этом и животных выращиваем: необязательно гонять их всю жизнь вместе с собой по степям. При этом мы совсем не зависим от кочевников, а вот они без нашего хлеба, наших тканей, наших глиняных и железных изделий никак не обойдутся!

– Верно, добрый мой тесть! Вероятно, подобно тебе, рассудил и бог христиан, потому что взял Каина под свою защиту. «Всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро», сказано в Книге христиан, – процитировал Межамир «Бытие» 4:15. – Так бог спас хлебороба, чтобы мстительный дух невинного пастуха Авеля не узнал своего убийцу. Теперь, думаю, всем ясно, отчего я решил не возвращаться к примитивной жизни своего племени. Надеюсь, Атяшево разрастется настолько, что превратится в город. Часть хлеборобов перестанут пахать землю и пасти скот, а образуют кварталы ремесленников. Они возьмут на себя ковку мечей, кольчуг, плугов и гвоздей, прокат проволоки, станут ткать ткани и шить из них одежду, изготавливать горшки с амфорами и прочую посуду; появятся литейщики и лудильщики, сапожники и скорняки. С годами на этой земле вырастут и библиотеки, и стадионы, даже школы, где все дети обязательно будут учиться грамоте…

Тут и молодая жена Ильдико не стерпела, тонюсенько спросив:

– Как ты думаешь, каназор, те гунны, которые покинули Паннонию во главе со старшими сыновьями шаньюя Денгизихом и Эрнаком, также сели на землю? И, даже может быть, в наших родных краях: хватит, мол, накочевались?

Ант нахмурился:

– Так и есть, Илди-Куо! Кстати, в нашем караване шли и несколько человек моего рода – анты. Но гунны Денгизиха да Эрнака еще накочуются, да и сложат буйные свои головы в далеких чужих землях.

– Теперь все понятно, Межамир, – произнес Пичай посреди всеобщего молчания. – Ты верно поступил. Кто умеет взять у земли зерно, тот выше овчара!

Перед глазами анта промелькнула библиотека императорского дворца. Тяжко, ох и тяжко давались Межамиру греческий и латынь – высокоразвитые языки городов. В родном наречии антов попросту отсутствовали слова для обозначения множества понятий, и в Константинополе взрослому парню заново пришлось учиться говорить; сейчас те же страдания выпали на долю Илди-Куо.

– К примеру, греческий язык отлично подходит для выражения сложных переживаний и описания бурных событий вроде Троянской войны. Звучание этого языка сравнивают со сладкоголосой арфой и тысячетрубным органом. Отточив свой язык на мифах, греки перешли к серьезному постижению мира: именно в Древней Греции зародились науки и философия. А вот кочевникам с их скупыми, малословными языками попросту не хватало лексики для создания громадной компании богов и героев. В итоге номады так ничем и не обогатили человечество ни в науке, ни в технике, за исключением разве что… Библии!

Не привыкшие к абстрактному мышлению атяшевцы с большим трудом переваривали услышанное. Чтобы разрядить обстановку, ант сходу сымпровизировал тост за оседлость:

– За деревни да города – пей до дна, пей до дна, пей до дна!

Выпив, Ильдико бросилась на шею возлюбленному мужу, и они при всех, на совершенно законных основаниях принялись целоваться в губы. И тут грянул неожиданно откуда-то с небес слаженный хор:

И хотя звучали эти слова на старославянском антском языке, их отчего-то понимали без труда все присутствующие.