Перевязав младшего брата, Илди-куо помогла ему забраться в повозку, которой уселся править старший Ведяпа. Его жена Черава свернулась калачиком рядом с Автаем на случай, если раненому понадобится какая-нибудь помощь.

Тем временем Ильдико ловко вскочила на своего коня, привязанного к отцовской повозке, пробормотав себе под нос:

– Никакой сон теперь не придет. Прокачусь-ка верхом…

Рядом неожиданно оказался Межамир:

– Ты настоящая наследница Гиппократа, я ведь видел, как ловко ты бинтовала своего брата.

– А кто такой Гиппократ? – простодушно призналась Ильдико в своем незнании.

– Очень древний грек, живший почти тысячу лет назад. Он был первым настоящим врачом, его даже называют «отцом медицины»!

– О, значит, быть его наследницей очень почетно, – сказала девушка. – Откуда ты знаешь про Гиппократа?

Ант Межамир был рад, что сумел разговорить это молчаливое и столь же прекрасное создание.

– В Константинополе, где я изучал греческий язык, педагог рассказывал о Гиппократе и о многих других великих греках.

Илди-куо была потрясена:

– Так ты и писать умеешь по-гречески?!

– Да, конечно, умею.

– Первый раз разговариваю наедине с человеком, который умеет писать. Нет, ну, конечно, на свадебном пиру были и другие люди, умеющие писать, всякие посланники вроде тебя, да и сам… сам… Аттила.

На огромные глаза ее навернулись слезы – она вспомнила бесконечное утро, проведенное рядом с окровавленным трупом. Межамир понял причину ее плача и решил отвлечь:

– Гиппократ бы назвал тебя меланхоликом. Ты – типичный меланхолик!

– Я не понимаю этого слова, – вновь не постеснялась признаться эрзянка.

Тут анту пришлось напрячь память, чтобы вспомнить все сведения о разнообразных трудах Гиппократа.

– Понимаешь, этот древний-предревний грек заметил, что у всех людей разные темпераменты и, соответственно, различное поведение. Он прожил длинную жизнь, восемьдесят лет, и этого времени хватило, чтобы поделить всех нас, смертных, на четыре типа: холерик, сангвиник, флегматик и меланхолик.

Девушка не на шутку заинтересовалась:

– Я тоже замечала, что все люди в одних и тех же обстоятельствах по-разному себя ведут. Опиши мне эти типы темперамента, сможешь?

– Постараюсь, если не вся наука еще вылетела из головы, – улыбнулся ант. – Холерики – люди горячие, вспыльчивые, переменчивые в настроении, легко переключающиеся с одного дела на другое. Сангвиники не настолько быстро переключаются, у них ровный, спокойный нрав, но если уж по-настоящему надо, их легко увлечь каким-то новым делом. А вот кого трудно переключить с одной работы на другую, так это флегматика. Он спокоен и медлителен. Вместе с тем уж если флегматик взялся за что-то, то непременно доведет дело до конца.

Юная эрзянка вся обратилась в слух:

– Остались меланхолики?

– Да, именно так великий Гиппократ назвал людей со слезами на глазах, склонных к дурному настроению. Меланхолики боязливы и осторожны, обычно печальны и в то же время очень впечатлительны. Кстати, меланхолик никогда не станет делать того, что ему не по душе. Я нарисовал сейчас твой портрет, Ильдико? Верно?

– О да, всесильный предводитель ты наш: ни добавить, ни прибавить. Вылитая я.

– Не называй меня «всесильным предводителем». У меланхоликов хорошо развито чувство юмора, и я понимаю, что сейчас ты пошутила надо мной.

Но она словно уже не слышала его. За семнадцать лет жизни девушке никогда не доводилось вести столь захватывающе интересных бесед. Кто же он, этот Межамир?

– А ты сам, Межамир, кто по темпераменту? – спросила Илди-куо. – Ну, к кому бы отнес тебя Гиппократ?

– Думаю, сангвиник, – признался ант. – Я спокойный, благожелательный и быстро реагирую на происходящее.

– А откуда ты родом?

– Из этой степи, через которую мы только что прошли. Но давай обо мне в другой раз. А сейчас объеду весь караван, мне так положено, пока мы не добрались до места.

– Да, в другой раз, – тонким эхом отозвалась прекрасная эрзянка. – В другой раз…

Межамир тронул поводья и стиснул коленями конские бока.

Когда спустя сутки лесостепь сменилась глухим лесом, во главе орды поехал в качестве проводника Ведяпа, который десять лет назад преодолел этот путь в прямом, обратном направлении. Супруга Черава управляла теперь в хвосте колонны повозкой с раненым Автаем. В стойбище гуннов близ Сарматских гор Черава забеременела, чего ей так и не удалось за три года брака в Атяшево, бывшей Долине Ручьев.

«Только ради этого и стоило совершить путешествие в Паннонию, – улыбалась сама себе молодая женщина. – Рожу ребенка, и противная теща Вергава перестанет коситься. – Завтра же Ведяпе расскажу, что у нас будет малыш…»

Встречавшиеся реки больше не были такими широкими, как в степи, и на их берегах стояли мокшанские деревни. В каждой деревне от каравана стали отделяться повозки и всадники – люди с трепетом узнавали родные места и покидали походную колонну. Прощались с появившимися в переходе друзьями и соседями по каравану небрежно, вскользь: «Теперь будем ездить друг к другу в гости». Были, впрочем, и те, кто расставались гораздо определеннее: сложившиеся в походе молодые пары договаривались о засылке сватов и целовались на глазах у всех безо всякого стеснения.

«Неужели мне предстоит на всю жизнь связать себя с эрзей – народом чужим нам, антам? – спрашивал себя в который раз Межамир. – А какая разница? Лишь бы люди были хорошие!»

К счастью, в V веке не было еще никакого национализма, поэтому на высоких постах в разных империях сплошь и рядом оказывались инородцы, «варвары». Геноцидом и не пахло: воевали за власть и земли, за скот и сокровища, но не было войн ради прицельного истребления отдельных народов. Вообразите, читатель, что в наше время президентом Франции стал немец. Куда проще представить себе жизнь на Марсе! А Королевство германца Одоакра в Италии в принципе никого не удивило подобно многочисленным императорам-варварам как на Западе, так и на Востоке Римской империи.

Языческие же верования мокшан и эрзян еще меньше занимали мысли анта. О своем христианстве он тем более давно забыл, не увидев в этой религии ничего особенного по сравнению с культом Перуна и Велеса. У христиан был Рай, и у антов тоже имелся Вырий; у христиан имелся Ад, анты же верили в наличие преисподней – Пекла.

У христиан был Дьявол-Сатана с целым корпусом чертей, но и у антов хватало злобных божеств. Дома жизнь портили Злыдень и Домовой с выводком кошкоподобных коргоруш, адом заведовал единорог Индрик, жившие за печью кикиморы морили птицу и скот, Лихо олицетворяло горе в виде одноглазой молодой женщины (путников она поджидала на дорогах, где от ее жуткого взгляда человек терял одну из парных частей тела – руку, ногу, ухо, глаз), железный демон Вий сеял смерть своим взглядом, Водяной с прислужницами-водяницами топил путников, Леший сбивал с пути в лесах, над болотами реяли анчутки – крылатые беспятые бесенята, беспощадная нечистая сила! Даже для бани нашлись свои злодеи – банники, – которые пугали моющихся и бросали в них раскаленные камни.

Хватало у антов и добрых богов с духами: Каравай с Ярилой персонифицировали плодородие, Хоре (он же Дажбог) отвечал за хорошее поведение солнца с небом, плодородию покровительствовали богини Купала и Кострома, священную семерку олицетворял Семаргл, птицы Сирин с Гамаюном очаровывали своими голосами обитателей рая и все прочее, прочее, прочее.

В чем тут отличие от Троицы и целого сонмища христианских архангелов с ангелами? В чем отличие языческих деревянных и каменных идолов от христианских икон и скульптур?

А уж что касается обращения из мертвых человека, погибшего на распятии, тут и говорить не о чем: слишком много видел Межамир распятых и в Византии, и в Гуннии, поэтому твердо знал, что распятые не воскресают. Да и других сказок хватало в новой религии. Один визит простолюдинки Марии Магдалины с яйцами во дворец императора Тиберия чего стоит – да кто бы ее туда пустил?! Разные народы издавна красили вареные яйца просто для того, чтобы отличать от невареных, которые плохо хранились.

Придержав в очередной раз лошадь рядом с ехавшей верхом Ильдико, Межамир очень серьезно спросил:

– Как ты думаешь, чем я стану заниматься, если решу остаться в Атяшево?

Тонкий голосок отозвался довольно странными для анта словами:

– А жена у тебя есть? Или дети?

– Нет… И не было никогда.

Казалось, при этих словах она вздохнула с облегчением.

– Тогда с крышей над головой проблем не будет, – небольших свободных срубов у нас много вот уже лет сто, – сказала девушка. – С тех пор, как наши предки впервые ушли с родичами-гуннами на запад, в деревне осталось много пустующих домов. Какой-нибудь подберешь на свой вкус.

Вождь каравана покрутил русой головой, недовольный ее непонятливостью:

– Да я ведь не про жилье спрашиваю, Ильдико. А вот что именно я стану делать в глухой лесной деревушке? Я умею воевать, читать и писать, вести дипломатические интриги, но для выращивания лучших в Европе свиней ничего этого не нужно.

Девушка словно обожгла анта взглядом своих огромных глаз:

– В Атяшево больше никто не обучен грамоте, значит, тебе предстоит стать нашим каназором! Тем более, что свои организаторские способности ты показал всем, когда провел наш огромный обоз без потерь через горы, степи да леса. Понимаешь, у мокшан и эрзян нет царей или ханов с шаньюями. Нами управляют старейшины – главы родов, которых мы называем каназорами. Раньше мой отец был каназором, после нашего отъезда место каназора временно занял двоюродный брат отца по имени Ушмай. Уговор был такой: когда Пичай возвращается из похода, Ушмай уходит с его места.

– Но при чем здесь я, деточка?! – спросил ант. – Я же не эрзянин, не мокшанин и вообще принадлежу совсем другому племени. Даже ваших богов я почти не знаю…

– Мой отец стар и неграмотен, – убежденно отвечала девушка. – Старейшиной должен быть ты, Межамир.

Она впервые назвала анта по имени, отчего почему-то сладко екнуло его сердце.