Ошибкой было бы считать, что Аттила только и занимался тем, будто захватывал одну за другой римские провинции, которые по «ходу пьесы» остервенело грабил. Мечтая о единой счастливой стране для евразийских народов, он заботился об инфраструктуре этого будущего государства.

Изучение Бугров на огромном евразийском пространстве также являлось лишь частью задачи – верхушкой айсберга, славным прикрытием от чужих разведок. Не менее небесных голосов шаньюя интересовали состояние дорог, расположение населенных пунктов, численность встречаемых народов, произрастающие тут и там сельскохозяйственные культуры, перспективы бортничества, охоты и рыбной ловли, мастерство ремесленников.

Как отмечает профессор Мишель Луа в своей исторической книге-реконструкции Attila Mon Ami. Miimoires d’Aetius («Аттила, мой друг. Вспоминания Аэция», Париж, 1997), реформы молодого гения позволили улучшить «связь между прикаспийскими степями и Дунаем, чтобы облегчить поставки продовольствия с востока на запад государства… Отныне ветчина и рис регулярно доставлялась из Азии до берегов Рейна».

Безусловно, для француженки Луа Поволжье – уже Азия. На самом-то деле гунны кормили Европу свининой, произведенной преимущественно эрзянами и мокшанами, населявших территорию нынешней Мордовии и ее окрестности. Проезжая через Атяшево в 444 году, шаньюй велел тамошнему старейшине-каназору наращивать поголовье поросят и в связи с этим запретить мужчинам сбегать в Европу с целью влиться в один из гуннских отрядов.

«Свиноводы нам сейчас не меньше нужны, чем воины!» – пригвоздил король гуннов.

Дело в том, что условия для свиноводства в Поволжье близки к идеальным (ну, скажем, подобно тому, как на подошвах Анд вырастают отборные овцы): это еще Аттила понял. Недаром в наши дни в Мордовии и соседней Ульяновской области действуют возведенные по последнему слову техники свинокомплексы, постная свинина которых ничем не уступает бельгийской или германской. Рис же, вероятно, гунны растили в своих среднеазиатских владениях, в то время куда более влажных, чем ныне.

«Он организовал стратегические и административные центры вдоль главных дорог, помогал населению развивать сельское хозяйство и промышленность везде, где это было возможно, – продолжает профессор Луа рассказ о великом гунне. – Аттила наладил производство высококачественного вооружения с применением восточной и западной технологий».

В результате Аттила создал превосходное войско: «В вооружении гуннов находится все лучшее, что было у встречавшихся им народов, – сообщает Мишель Луа. – Они умело применяют тяжелые метательные орудия, производят панцирь на своих уральских заводах».

Оговоримся: искусству сооружения катапульт и баллист гуннов научили пленные римляне. В свою очередь, мощные сложносоставные луки хунну (скопированные, к слову, у китайцев), которыми пользовались гунны, были признаны лучшим античным оружием, которым в конце концов прославленный воитель Флавий Аэций оснастил римские легионы.

Кстати, даже обычные деревянные луки, если бывали правильно изготовлены, и те оказывались грозным оружием. В умелых руках лук мало уступал по убойной силе и меткости пистолету с глушителем, да к тому же стрелял беспламенно, незаметно. Например, в XIII веке русский конник успевал выстрелить из лука шесть раз за минуту на расстояние в 200 метров, а диаметр мишени для поражения с расстояния 35 метров не превышал в ту пору 10 сантиметров. Научившись попадать в такую мишень, можно было в бою попасть точно в глаз несущегося навстречу во весь опор врага…

В последний раз шаньюй Аттила посетил будущий райцентр Атяшево после своего блистательного вторжения в Италию весной 452 года – спустя девять месяцев после Каталаунской битвы, о которой расскажем позднее. А пока уже к лету 452-го гунны захватили на Апеннинах все, что пожелали; оставался Рим. Но Аттила внял просьбам римского папы Льва пощадить «вечный город», за что по приказу папы щедро откупился равеннский император Валентиниан III.

Бич Божий проявил благородство и в Галлии, где прислушался к просьбам епископа Аниануса не развязывать репрессий ни против населения, ни против защитников Орлеана, который гунны осаждали два месяца. То же произошло в городе Труа, пощадить который шаньюя умолял тамошний епископ Лу.

Католические церковники немедленно объяснили сии «чудеса» победами сил господних над Антихристом. Тем не менее, участь Западной Римской империи была предрешена. Сорванные гуннами с насиженных мест племена – «продолжение» Великого переселения народов – вновь ворвались в Италию и навсегда покончили с властью римских императоров: вот к чему в итоге привела торговля китайскими шелками, выдавившая хунну с Великого шелкового пути!

Между прочим, по свидетельству византийского дипломата-историка (а по совместительству, разумеется, и соглядатая Константинополя) Ириска Панийского, неоднократно бывавшего на пирах гуннов, их мудрый предводитель питался исключительно мясом, а особенно любил «импортную» ветчину из своих владений в Волго-Окском междуречье. Вдобавок тот же византийский историк отмечал, что среди ближайших сподвижников Аттилы было немало славян.

А вот, дамы и господа, любопытная подробность демонизации церковниками образа Аттилы в частности и гуннов в целом. С веками надменные аристократы Европы стали представлять гуннов дикарями в звериных шкурах, которые не умеют пользоваться столовыми приборами. Комизм ситуации в том, что в V веке даже римская знать ела руками, а куски отрезала ножами. Жаль, но вилок тогда еще вовсе не было на белом свете: это, несомненно, великое изобретение человечество появится лишь в IX веке, да к тому же на Ближнем Востоке.

Обложив весной 452 года данью малоумного – по мнению римских летописцев – равеннского императора, шаньюй увел свою конницу (к этому времени именно Равенна, а не Рим, стала столицей Западной Римской империи). По замыслу Аттилы, после отдыха присоединить к Гуннии следовало Персию и Индию. Против них были заблаговременно брошены страшные всадники – гунны-эфталиты, потомки приаральских хунну и древнейших приаральских племен юэчжи. Заодно планировался и захват «промежуточной» родины хунну – Приаралья.

Момент был выбран идеально. Дело в том, что примерно в годы упадка Западной Римской империи катилось к краху и Ново-Персидское царство, давний соперник Рима. Его никак не могли поделить между собой царь и крупные землевладельцы. Кроме того, аристократы (тогдашние олигархи) при помощи частных армий враждовали друг с другом. То и дело совершали свои набеги кочевники; бунтовал задавленный налогами народ. На востоке появился очень опасный сосед – держава вышеупомянутых кочевников-эфталитов. Еще один каприз истории: эфталитов иначе называли белыми гуннами.

Тем не менее, колено гуннов-эфталитов уже после смерти Аттилы сделало-таки своими данниками и Ново-Персидское царство (огромный Сасанидский Иран), и Гуптскую державу (занимавшую треть бескрайнего Индостана). Персидский царь Пероз пытался противостоять вторжению эфталитов, но был разбит. Победители затребовали такую громадную контрибуцию, что выплатить ее сразу царь оказался не в состоянии.

Договорились об уплате в несколько приемов. Чтобы Пероз не вздумал хитрить, эфталиты взяли в заложники его сына. Однако набив свои сокровищницы, вожди эфталитов вновь напали на державу Сасанидов. На этот раз войска Пероза подверглись окончательному разгрому, и сам он пал в бою. Эфталиты отхватили обширные восточные области Ново-Персидского царства и обложили его непомерной данью – ее предстояло выплачивать много лет. Как видим, и на Западе, и на Востоке гунны подтолкнули к краху великие империи.

Эфталиты были подлинными варварами – безо всяких кавычек! Достаточно вспомнить об их обычае убивать свиту знатного человека после его смерти. Всех хоронили в одной могиле: в загробной жизни аристократов также сопровождали верные друзья. Можно только догадываться, в каком ежеминутном страхе за здоровье своего патрона проходила жизнь его приближенных.

Среди простых эфталитов распространена была полиандрия – многомужество. Обычно несколько братьев женились на одной женщине. О числе мужей судили по числу углов на ее шапке. О том, что творилось на супружеском ложе подобного семейства, представляем читателю догадываться самостоятельно. Зато среди эфталитской аристократии наоборот, существовала полигамия – многоженство. Вожди селили жен на расстоянии 100–150 километров друг от друга и проводили с каждой по одному месяцу в году.

Поражение, нанесенное кочевниками, заставило Сасанидов взвинтить налоги. Население охватил голод, и в Закавказье вспыхнуло мощное восстание, которое удалось подавить ценой титанических усилий и жестокостей в 483–484 годах. Но уже в 488-м началось восстание персидских земледельцев-христиан – так называемое движение Маздакитов. Свыше сорока лет под руководством своего вождя Маздака повстанцы наводили ужас на аристократов и богачей. Восстание было усмирено лишь в 528–529 года. Так Западная Азия вступила в феодальную эпоху, куда Западная Римская империя вошла на полвека раньше – после захвата варварами в отсутствие гуннской поддержки.

Исследование человеческой истории показывает, что эпохи и войны сменяли друг друга независимо от географического местонахождения территории и, соответственно, климата.