«Мои предположения подтверждаются, – мелькнуло в голове Аттилы. – Если не ошибаюсь, то следующие останцы ждут нас в Приаралье, только концов у тамошней звезды будет не восемь, а семь…»

– Готовимся к продолжению похода, – скомандовал великий гунн. – Теперь нас ждет Приаралье, где недалеко от берегов Аму-Дарьи на небо также смотрят древние белые Бугры, через которые Боги сообщают нашим шаманам свою волю.

– Не удивлюсь, если обнаружу во чреве приаральских Бугров семиконечную розетку, нацеленную на Запад! – шепотом воскликнул верховный шаман, сидя на соседнем коне.

– Ничего, Номто, потерпи, – похлопал древнего «ясновидца» по плечу вождь. – Все наши предположения основаны на исследованиях предков, проведенных столетия назад. Абсолютно достоверным знанием эти результаты уже назвать нельзя.

– А потом мы двинем лошадей и дальше на восток? Там ведь тоже есть Бугры? – осторожно поинтересовался Номто.

– Да, тебе придется еще славно потрудиться, мой верный шаманище, – весело отвечал Аттила. – После Приаралья нас ждут Бугры на Алтае и Бугры в Забайкалье.

Из Атяшева великий гунн направился на восток, обходя с юга Уральские горы. В конечном итоге Аттила и правда рвался на протородину своих предков-хунну – к прибайкальским Саянам и Алтаю, Яблоновому хребту Забайкалья. Именно оттуда часть хунну в III веке до новой эры перебрались в Ордос – на границу с Китаем. Другие ранние хунну, обогнув Байкал одновременно с запада и востока, ушли на север: им суждено было стать якутами.

Неслучайно своего первенца, появившегося на свет, когда Аттиле едва исполнилось 18 лет, он назвал Элляхом, что по-якутски означает «обладающий страной». Сейчас 31-летний Эллях уже управлял необъятной «Великой Скифией» – восточной частью Гуннии, куда входили и вся Сибирь, и Средняя Азия, и Кавказ, и даже Северный Иран.

Вообще, начиная с III века до новой эры и на протяжении последующих свыше тысячи лет в этих краях творилось что-то невероятное. Алтайские предгорья выталкивали в западном направлении одну скуласто-узкоглазую орду за другой, нередко под новыми именами: хунну, хазары, кипчаки, огузы, печенеги, половцы, татары. А алтайские женщины знай себе продолжали рожать, и вот уже в IX веке в китайских хрониках начинает мелькать «мэнгу-ли» – монголы…

Полчище за полчищем, народ за народом устремлялись прочь от родных мест. Безудержный марш вовлекал в себя – добровольно или принудительно – многочисленные туземные племена, чья последующая ассимиляция внесла невообразимую путаницу в этногенез и языки современных наций.

На фоне торжества алтайской пассионарности Великое переселение народов IV–VII веков хорошо запомнилось оттого, что его добросовестно задокументировали греческие и латинские авторы. Увы, орды с Алтая были неграмотны, и даже на рубеже XII–XIII веков у монголов письменность едва зарождалась. Так возник подлинный кошмар для историков. Правда, в конце концов алтайская пассионарность «сдулась»: неожиданно Алтай затих – должно быть, от переутомления – и почти обезлюдели перенаселенные некогда предгорья.

Где-нибудь на байкальских берегах или в забайкальской дали Аттила рассчитывал получить от местных шаманов предсказания насчет своей робкой и потаенной мечты – объединить Европу с Азией. Говоря языком современной геополитики, великий гунн желал сплавить Римленд с Хартлендом, талассократию с теллурократией, империю моря с империей суши. Тогда придет конец войнам, и народы заживут дружно под властью объективного императора и по справедливым законам, при которых будет запрещено рабство и знать перестанет догола обирать простонародье. И религию каждый будет исповедовать ту, какую захочет, – совершенно добровольно.

Матери своей наследник Эллях не знал: первая жена Аттилы Эн-куо (иначе – Энга), дочка безвестного эрзянского аристократа, умерла при родах. Здесь самое время напомнить, что мокшан и эрзян русские, не обнаружив очевидных различий между ними, объединили в один народ, всех вместе прозвав мордвинами.

Гарема 18-летний Аттил не заводил, поскольку был слишком занят для участия в интригах, неизбежно разъедавших подобное «учреждение». Однако вскоре правитель Гуннии и родной дядя Рутила присвоил принцу Аттиле официальное звание «короля гуннов», и пришлось опять жениться – статус вынуждал. Со второй женой Кэрэ-куо (иначе – Керкой) Аттиле по-настоящему повезло. Она оказалась женщиной не только очень красивой, но весьма и весьма мудрой, которую сам шаньюй Рутила титуловал ни больше ни меньше как «королевой Гуннии». В 422 году она родила 27-летнему супругу Аттиле второго сына, которого назвали Узундуром.

Гуннский правитель обожал своих сыновей как будущих полководцев и преемников. При этом он в полном согласии с обычаями своего времени снисходительно и без особого интереса относился к дочерям. Они годились в лучшем случае на замужество для укрепления союзов с другими государствами и племенами. Да и подобное родство срабатывало в нужном направлении далеко не всегда. Так, король вандалов Гейзерих велел отрезать своей оклеветанной жене нос и уши, да и отослал несчастную отцу – королю вестготов Теодориду. Аттила был прекрасно осведомлен об этом. Да и что с них взять-то, с германцев-вандалов!

В общем, имена Аттиловых дочек даже не сохранила история. А вот малыш Узундур, к сожалению, долго не протянул, в чем не было ничего необычного для того времени. Кстати, после смерти Рутилы и соответствующего возвышения Аттилы до статуса императора Керка стала императрицей, и отнюдь не для игр с домашними собачками. Она совершенно реально исполняла роль министра иностранных дел, проводя бессчетные встречи с послами государств и племен.

Успевала Керка лично выбирать и прекрасных девственниц, с которыми муж ходил в баню: еженедельно мыться в специально построенном для этого сооружении степные предки гуннов приучились еще в затерянных посреди лесов угорских деревнях. Впрочем, сдержанный и разборчивый в любовных утехах Аттила использовал своих «банниц» по прямому назначению: девушки мыли большое мускулистое тело грозного владыки, после чего с поклонами удалялись.

Кэрэ-куо – вот подлинная любовь шаньюя и вот с кем счастье укутывало его супружескую лежанку. Неудивительно, что увидав жену, Аттила вспыхивал еще не изобретенным к тому времени порохом и сразу же, приобняв за упругие ягодицы, так и норовил увести ее в спальню.

Керка была главным призом, который ожидал вождя из дипломатических поездок и военных походов. Иногда Кэрэ-куо просила: любимый, сегодня не жди меня, давай поскорее сам, а у меня не получится, изнервничалась… После столь искренних слов Аттила старался изо всех сил, словно мальчишка. «Давай, давай, еще, не сдерживай себя, умоляю, не останавливайся!», – подбадривала мужа супруга.

Увы, судьба Керки, родившей двоих сыновей, теряется в тумане времени, а об Аттиле известно, что он дважды или трижды был вдов и дважды разводился. Правда, безоглядные исторические сказочники приписывают ему – очевидно, для ровного счета – аж десять жен, что суть полная чепуха. Таким же вздором является «награждение» Аттилы женами со звонкими для римской истории именами Агриппина (так звали мать Нерона, которую тот же и убил), Клеопатра (таково было имя возлюбленной Гая Цезаря, принявшей яд после предательства Марка Антония) и Мессалина (так именовали распутную жену римского императора Клавдия, которую тот в конце концов казнил)…

Достигнув наконец Аму-Дарьи, экспедиция Аттилы обнаружила там отбившееся от своего кочевого народа семейство оседлых юэчжи. В более отдаленной древности европеоидные юэчжи то дружили с монголоидными хунну против монголоидных китайцев, то дружили с монголоидными китайцами против монголоидных же хунну. Но кто старое помянет, тому око вон: глава семьи, безволосый старец, охотно взялся проводить гостей к Буграм.

Старый юэчжи хорошо знал это место еще ребенком. Следом за старцем увязались умиравшие от тоски его сыновья и внуки.

– Ого-го! – вырвалось у шамана Номто, когда он увидел в пустынном мареве место своего очередного камлания. – Те, прежние Бугры были куда как поменьше, правда, вождь?

Приаральские останцы оказались огромны, в поперечнике каждый составлял, говоря современным языком, добрую половину футбольного поля. Вскоре Номто занялся своими шаманскими делами, а гунны поставили шатер, в котором вместе с местными юэчжи кое-как укрылись от вездесущего зноя.

Когда спустя несколько часов верховный шаман Скифии и всея Паннонии выбрался на свет божий, то нисколько не удивил Аттилу своим отчетом о проделанной работе: во чреве приаральских Бугров шаману привиделась семиконечная розетка, нацеленная на Запад.

«Значит, на алтайских Буграх он увидит шестиконечную звезду, чей самый яркий луч будет повернут на Запад, – рассудил про себя Аттила. – А в Забайкалье Номто прокатится на пятиконечной розетке, и она также будет ярко светиться в западном направлении. За столетия после Юйчугяня Боги не переменили своего решения. Таким образом, к западу и к востоку от Атяшево число лучей в звезде с каждыми встреченными Буграми сокращается на единицу. Несомненно, Атяшево отмечено Богами как особое место Вселенной, более восьми лучей нам увидеть не суждено…»

Щедро вознаградив старого проводника-юэчжи, Аттила погнал свою отряд дальше на восток. Много месяцев занял путь до Алтая, немало хлопот доставили его бурные реки, и вот наконец с помощью поводырей путники достигли местных Бугров. Впрочем, там все оказалось так, как предвидел шаньюй: верховный шаман сообщил об указующей на Запад шестилепестковой розетке.

Спустя две луны изматывающего пути то же самое произошло и на забайкальских Буграх, во чреве которых Номто увидал пятиконечную звезду. Аттила уже не сомневался, что далее к востоку найдутся Бугры и с четырьмя, и с тремя, и с двумя лучами в тускло светящейся звезде. То же самое произойдет, если разыскать Бугры к западу от Паннонии: число лучей-лепестков в их звездах-розетках снизится до двух. Вождя не раз подмывало самолично сунуться в недра Бугров, но он всякий раз себя удерживал, помня о своей ответственности за гуннов и угров, а также за десятки прочих покоренных народов.

– Разворачиваемся и держим путь на южный Байкал, – приказал великий гунн. – Там живет знаменитый прорицатель, чьего имени не знает никто. Он из родственного хунну якутского племени, поэтому должен оказать нам теплый прием.

Получив на байкальском берегу исполненное абсолютно мутного смысла предсказание известного «экстрасенса», Аттила повел свою экспедицию в обратный путь. Куда больше, чем на пророчество якутского мага, великий гунн наделся, что его влиятельный римский друг Флавий Аэций станет союзником по созданию единой империи, каких не знал еще мир.

Ну не смешно ли, что современные историки наперебой с философами убеждают нас, будто источником евразийства стали славянофилы, то есть возникло евразийство в XIX веке?

Вероятно, первым евразийцем следует считать выдающегося мыслителя V века – гуннского вождя Аттилу. Он грезил временами, когда над сколоченной им державой не будет заходить солнце. Пройдут столетия, и эти мечты воплотят Британия и Россия.

Правда, выстроенная из внешних колоний Британия рухнет в середине XX века, в то время как Россия скукожится в кошмаре 1991-го, но устоит и возьмет курс на восстановление своего исторического жизненного пространства.