Первым делом Аттила привел небольшую свою экспедицию к Буграм, самой природой упрятанными среди лесов Паннонии. О, что вытворял там Номто! Он и прыгал вокруг торчащих из земли белых «грудей», и бил что было мочи в бубен, и падал, и вскакивал, и орал что-то нечленораздельное, и даже на собственном брюхе прополз вокруг паннонских Бугров.

Наконец, героически борясь с одышкой и обливаясь потом, верховный шаман кинулся в щель у самого подножия одного из мергелевых останцев, которые только и сохранились от плато, раскинувшегося здесь десятки тысяч лет назад.

Хорошо зная шаманские замашки, Аттила объявил воинам длительный привал. Гунны успели отобедать приготовленной на кострах бараниной, после чего тщательно вымылись в текущем мимо ручье. Да-да: за годы пребывания на территории Римской империи относительная гигиена (славянам-антам она показалась бы наивной и просто глупой) прочно вжилась среди потомственных грязнуль – степного народа.

Когда истекли добрых три часа с момента исчезновения отважного Номто, кто-то из воинов предложил:

– Может, пора забраться в эту щель, да и поискать шамана? А вдруг на него напала змея?

– Тогда уже поздно: не найдем ни змеи, ни живого верховного шамана, – рассудил Аттила. – Обождем еще малость.

«Малость» растянулась на несколько часов – вплоть до густых сумерек. Лишь теперь из щели послышался долгожданный шорох, и вылез едва видимый Номто, покрытый толстым слоем пыли. Едва не падая от усталости, шаман на полусогнутых ногах добрел до шаньюя. Тот грозно глянул по сторонам, и воины деликатно отпрянули, чтобы не слышать секретного доклада.

– Я видел, Аттила, видел шестиконечную розетку, – едва шевелил языком шаман. – То была неживая сущность, ибо тускло светилась мареновым цветом – не как люди, но и не как звери… Самый яркий ее лепесток указывал на Запад. Так говорили и Боги: «На Запад», «на Запад».

С этими словами напрочь обессилевший Номто рухнул в траву. По приказу шаньюя верховного шамана напоили водой и заволокли в крытую повозку. Подчиняясь несгибаемой воле Аттилы, экспедиция двинулась ровно в противоположном направлении: в Тавриду, которая спустя почти полторы тысячи лет получит наименование Крыма. На юго-восток.

Но и тамошние Бугры, что торчат из тела Земли в двух конных переходах от Себастоса (то есть «Города Императора» – будущего Севастополя), не порадовали новыми откровениями. Указующий перст Богов представляла в недрах мергеля уже не шести-, а семиконечная «розетка», которая носилась по энергетическим Линиям Мира. Ее самый яркий конец по-прежнему указывал на Запад.

– И вновь Боги велят продвигаться на Запад, о шаньюй! – орал верховный шаман Номто. – А мы нарушаем волю Богов и движемся на Восток….

– Когда Боги говорят «на Запад», то имеют в виду общее направление, какого должны придерживаться гунны, – парировал Аттила. – Но у нас лишь небольшой отряд, а не целый народ. Поэтому мы вполне подчиняемся Богам – по крайней мере, чисто формально. А ну по коням!

С провизией в дальнем пути проблем не возникало. Едва завидев вооруженных до зубов гуннов, местные жители либо убегали, либо сами гнали пришельцам живность, не забывая и ячмень с овсом для лошадей. Теперь следующей точкой на маршруте лежала Долина Ручьев.

Впервые великий гунн побывал там еще в качестве наследного принца в 413–421 годах, вскоре после своей римской стажировки. Как и в прошлый раз, после виденного кое-где в Европе шика и лоска деревня показалась совсем убогой и обезлюдевшей. Оно и неудивительно: во-первых, немалая часть семей ушла вместе с гуннами в Великую степь еще в начале 370-х; во-вторых, подрастая, на юго-запад так и норовили сбежать молодые парни: зачем заниматься тяжким земледельческим трудом, если можно жить набегами?

– Не годится, шаньюй, – осмелился подать голос один из старших дружинников по имени Чоро, что означает «богатырь». – Название деревушки звучит совсем не по-нашему.

– А как должно быть по-нашему? – коротко поинтересовался вождь, спешиваясь. – Что ты об этом думаешь?

– Атяшево, – гаркнул Чоро.

И тут же испугался за инициативу, которой великий шаньюй может оказаться недоволен. Тем временем из-за деревьев и срубов выглядывали женщины, старики и дети, которым не терпелось узнать о судьбе своих ушедших в дальние походы близких.

– Атяшево? – удивился Аттила. – Это в мою честь, что ли?

– Да, повелитель, – прозвучало сразу несколько голосов. – Ты нам всем отец, вот и родина твоих предков пускай называется «Батюшка вождь».

Здесь требуется оговорка. Деревни, называющиеся «Атяшево», сохранились до сих пор также и к востоку от Мордовии, где находится то самое Атяшево, о котором сейчас речь. Имеются свои Атяшево и в Челябинской области, и в Башкирии, и даже в Большеигнатовском районе нынешней Мордовии. Уж не дает ли эта информация оснований предполагать, что в старину существовали дополнительно и прочие одноименные населенные пункты, служившие ставками Аттиле?

Полагаем, в эпоху «длинной воли» – наивысшей пассионарности – гуннов подобных одноименных поселений и правда было больше, гораздо больше. Только звучали их названия сильно по-другому. Сейчас вы все поймете! Пожалуй, даже школьники знают, что «ата» в тюркских языках – «отец». Общеизвестно также, что «И» – уменьшительный суффикс готского языка. Выходит, «Аттила» переводится как «Папаша» или «Батюшка». Сравните также латинский суффикс ul: caliga – сапог, caligula – сапожок, а заодно и прозвище изувера-императора, редкого самодура.

Титул «шаньюй» означал «высочайший», то есть «пожизненный вождь». Слово сохранилось благодаря китайским (циньским и ханьским) источникам, однако «невооруженным» ухом слышно, что китайцы искромсали его на свой лад: «шань» по-китайски – «вершина», «Юй» – культурный герой китайской мифологии (согласно Большому мифологическому словарю А.М. Черницкого, спас людей от потопа, научил их рисоводству и пр.). В современном татарском языке близкий смысл передается словом «юлбашчы» («вождь»): «юл» – направление, «баш» – голова.

«Если придется покинуть пределы обеих Римских империй, мы вернемся к границам, которые существовали до нашего вторжения в Византию, – мелькнуло в голове великого гунна. – Тогда места для столицы новой Гуннии искать не придется: вот оно, Атяшево. Место, где приветствовал мир своим криком первый гунн Тумай, где провел всю жизнь прапрапрадед Арсян».

А что? За четыреста лет гуннское присутствие в Европе (в том числе в нашем Волго-Окском междуречье, которое в старину называли Восточной Украиной, в отличие от Западной Украины, ставшей в итоге Малороссией, а затем и собственно Украинской ССР) не могло не отразиться в топонимике.

Отважимся поделиться некоторыми итогами лингвистических изысканий, которые желающие вправе подтвердить либо опровергнуть. Задача в любом случае перед большими учеными непростая, поскольку письменности не имели ни хунну, ни гунны, ни эрзяне, ни мокшане.

Уцелевшие слова гуннского языка – это по большей части титулы и имена, исковерканные китайскими, индийскими, персидскими, греческими, римскими авторами. Точно так же, как сами хунну были прототюрками-протомонголами, их язык является прототюркским-протомонгольским. Из современных языков он ближе всего чувашскому – самому архаичному из всей тюркской группы, которую вообще-то делят на две ветви: западно-хуннскую и восточно-хуннскую. Неслучайно большой знаток тюркских этносов Гумилев намекал, что в чувашах наряду с угорскими генами течет кровь хунну, то бишь чуваши – хуннские потомки, тюркский элемент в которых позднее усилили протоболгары (булгары, о которых впереди еще пойдет речь).

Что ж, начнем ab ovo – со страны исхода. Принадлежащее Китаю плато Ордос прилегает с юга к современной Монголии, переходя далее в те самые предгорья Алтая, откуда век за веком уходили в Европу орда за ордой. Хунну были первыми, и слово «орда», породившее название «Ордос», разлетелось по всему миру из их языка. Полагаем, того же корня и хорошо известный на севере Мордовии райцентр Ардатов, который при гуннах, скорее всего, назывался Ордас. Подобная диссимиляция (расподобление) вполне характерна для русских заимствований, например, в латинском mars «s» сменилась на «т», и возникло слово «март». Ну, а уж окончание «ов» – явно позднейший русский след.

Выбор гуннами места на берегу реки Алатырь оценили по достоинству воеводы «тишайшего» Алексея Михайловича, когда спустя столетия заново заложили здесь город Ордатов; между прочим, первая гласная сменится на «А» уже в XX веке. Кстати, имелась в Мордовии и Ардатова на Вачорлее, которую мордва покинула из страха перед расправой за участие в разинщине. Поселившиеся здесь русские сходцы – как правило, староверы, бежавшие на Восточную Украину из Центральной Руси, – назвали деревню более привычным для их ушей Вечерлеем. Никакого отношения эрзянский «Вачорлей» к русскому «вечеру», разумеется, не имеет, но таковы причуды народной этимологии.

Подобно Ардатову (Ардас – Ордос), Атяшево пало жертвой позднейших финноугоризации (эрзянский и мокшанский языки относятся к финно-пермской подветви финно-угорских языков) и русификации. Название древней ставки на месте Долины Ручьев изначально звучало, вероятно, близко к «Атюлбаш» – «Батюшка вождь». Во всяком случае, взаимная инверсия «б» и «в» в ту пору была широко распространена, например, древнегреческая буква в звалась «бета» и обозначала звук «б», а в новогреческом языке это уже «вита» и, соответственно, звук «в». Аналогична и проблема еврейской б, которая по сей день зовется в иврите одновременно и «бет», и «вет», и читается то «б», то «в» – в зависимости от других согласных, наполняющих слово.

По всей видимости, имя «Атюлбаш» (то есть «Атяшево») гунны присваивали тем населенным пунктам, в которых великий шаньюй разворачивал свою ставку. Теперь понятно, отчего в эрзянском языке слово «атяшево» приобрело значения «первопредок» и «верховодец»? Не сомневаемся, что хунну – по мере их превращения в гуннов – существенно влияли не только на этногенез народов Поволжья, но и на их языки.

Сие значит, что во многих русских течет кровь хунну – людей, которые за полтысячи лет противостояния китайцам превратились в непобедимых воинов. Многие привычные нам слова имеют не только мокшанское или эрзянское, но также гуннское, а порой и напрямую хуннское происхождение.

«Наряду с татарами в великорусский этнос вошли угро-финские племена – реликтовые этносы северной части Русской равнины, – читаем у Гумилева в книге “Древняя Русь и Великая степь” (1989). – Одни из них, приняв православие, слились со славянскими [племенами] настолько, что забыли свои былые самоназвания. Таковы меря, мурома, голядь и заволоцкая чудь. Другие удержали имена своих предков: чуваши, черемисы (мари), вотяки (удмурты), мордва, ижора, вепсы и другие, но это не мешало их контактам с русскими. Поскольку они жили в своих привычных ландшафтах, то есть “дома”, их общение с великороссами следует назвать симбиозом, который тоже усложняет этническую систему и тем укрепляет ее».

Из Атяшева экспедиция Аттилы умчалась, разумеется к тем самым ближайшим Буграм, на которые случайно наткнулись хунну шаньюя Юйчугяня более трехсот лет тому назад.

Впав в транс, верховный шаман Номто увидел внутри то же самое, что и его предшественники – шаман Сэпгэ и шаманиха Сарюн: восьмиконечную звезду, чей самый яркий луч целил на Запад.

Поезжайте на любые Бугры, читатель, и убедитесь лично: в любой зной и в любую стужу в потаенных глубинах мергелевых останцев царит одна и та же сухая свежесть. Главное – чтобы вас раздирало на части умение «видеть».