Глава 9
Проникнув в здание через правое крыло, Ратибор рыбкой нырнул в оконце. На лету перевернулся, пружинящее приземлился на ноги и, выхватив из ножен меч, встал, полностью готовый к отпору… Однако никаких врагов перед юношей не было, а, если и были, то где-то прятались, скрывались, и, быть может, пристально следили, выбирая наилучший момент напасть. Небольшая комнатенка, набитая каким-то хламом – обломками стульев, столешницами, рассыпавшимися от старости шкафами, – выглядела страшно пыльной, так что молодой воин едва не чихнул. Вряд ли здесь кто-то прятался, вряд ли!
Сейчас нужно было осмотреться в помещении, отыскать где-то в левом крыле друга Нага, и думать – что делать дальше. Тот стрелок на старой опоре разрушенного моста явно не был один.
Сжимая в руке верный клинок, Рат выглянул из комнаты. Узкий, с выбитыми стеклами высоких окон, коридор вовсе не показался ему подозрительным, поскольку был пуст, как тупая башка дикаря. Сделав пару шагов и свернув за угол, молодой человек пригнулся, стараясь, чтоб его не увидели через окна, и быстрыми перебежками добрался до широкой двухстворчатой двери, одна из створок которой, жалобно поскрипывая, держалась лишь на честном слове. За дверью обнаружился зал, по всей видимости, когда-то использовавшийся для собраний: расставленные вдоль стен кресла, трибуна с непонятным гербом, выцветшие от старости портреты на стенах. Сразу за трибуной чернел дверной проем. Внимательно оглядывавший зал Ратибор вдруг заметил там какое-то движение и негромко позвал:
– Наг! Это ты, бродяга?
– Я, – тут же послышался отклик.
– Так выходи же, что там застрял? Или…
Юноша не успел произнести фразу до конца. Из проема вдруг вынырнули четверо странно одетых существ, завопили, вращая над головою дубинами и кусками заточенной арматуры, и все разом бросились на Рата.
Швырнув в нападавших котомку, воин с ходу снес голову первому, ранил в левую руку второго, третьему же попытался отрубить кисть с толстыми и костистыми пальцами. Однако хмырь оказался весьма увертливым – отпрыгнул, метнул в Ратибора дубину и, прокатившись по полу, прыжком вскочил на ноги, вновь готовый к атаке. Тем временем четвертый, чернокожий, с безобразно приплюснутой лысой башкой, почти без замаха швырнул в юношу сразу пять ножей подряд. Один Рат отбил, поспешно сбросив куртку, от остальных уклонился, для чего пришлось здорово попотеть. И все же одно из лезвий располосовало плечо до крови, и разозленный воин, сжимая в правой руке меч, а в левой – тесак, с яростным криком бросился в атаку…
Сообразив, что дела плохи, нападавшие быстро ретировались. Кто-то выпрыгнул в окно, со звоном высадив остатки стекол, кто-то скрылся в проеме. Лишь один – со снесенной башкой – остался лежать в луже темно-бордовой крови. Отрубленная голова его, сморщенная, словно старая луковица, валялась рядом, под креслом. Странная: длинные, с две ладони, мочки ушей, толстый, картошкой, нос, непропорционально большие губы. Редкостный уродец. И, видать, тут таких – целая шайка, расслабляться некогда!
С двумя клинками в руках, Ратибор бросился к проходу… да вдруг резко остановился – забрать заплечный мешок с трофеями, куртку… Повернулся…
Вышибив створки дверей на него ринулись двое. Те четверо, один из которых валялся сейчас с отрубленною башкою, по сравнению с этими казались красавцами! Первый из нападавших, с красной, казалось, совсем без кожи, мордой, посреди которой сверкали круглые белки пылающих ненавистью и злобой глаз, был вооружен алебардой на длинном древке. Второй – высокий, с худым, вытянутым книзу лицом и высоким лбом, с двумя кровототочащими язвами – сжимал узловатыми пальцами двуручный, длиной метра полтора, меч с крестовидной гардой. Прямые, сужающиеся к концам и направленные к концу клинка дужки крестовины, украшенные на концах изображением какого-то цветка, по сути, представляли собой стальной прут, весьма удобный для захвата чужого лезвия. Что нападающий тотчас же и проделал: пропустил скользнувший по лезвию клинок Ратибора и резко повернул меч…
Едва успев вытащить лезвие, юноша отпрыгнул назад, и снова нанес удар, отбитый врагом весьма изящно – не лезвие в лезвие, а чуть повернутой плоскостью клинка. Так было надежней, уж точно – не сломается…
Оп! Рат присел, пропуская просвистевший над головой меч – такие именовались клейморами, о чем как-то говорил воевода Твердислав… Двуручный меч, при всех его достоинствах, имел и недостатки – большой вес, сильную инерцию и тяжесть. Обычно вооруженные подобными клинками воины решали все свои проблемы одним сокрушительным ударом… Как только что попытался сделать враг.
Рат увернулся, в свою очередь совершив выпад. И явно достал бы урода… Если б не второй, с алебардой. Разящий топор на длинном древке неожиданно прилетел сбоку, из-за спины мечника, ударил с такой силой, что славный пятницкий клинок вылетел из руки юноши, упав на пол с жалобным звоном.
Поднырнув под длинное древко, Ратибор тут же перекинул тесак из левой руки в правую, сразу же нанес удар, поразив алебардщика в бедро… Завыв, враг отскочил назад… И снова разящее лезвие клеймора со свистом пронеслось над головой беглеца… угодив острием в пол.
Тем временем, быстро придя в себя, рванулся вперед раненый краснорожий алебардщик… Рат швырнул в него тесаком, ту же подхватив валявшийся на полу меч, ударил врага, размахивающегося клеймором… На этот раз попал в правый бок, увидев, как белые глаза врага налились жуткой усталостью и болью.
Ага! Вот вам!
Теперь добить! Обоих!
За окном прозвучала пулеметная очередь. Или то был «калашников», юноша не смог бы сказать наверняка, не слишком-то в древних огнестрелах разбирался, да и не до того сейчас, честно-то говоря, было.
Вспенив старую штукатурку, пули рикошетили от стен во все стороны, и молодой воин, пригнувшись, со всех ног бросился к дверному проему, зияющему холодной подвальной чернотой.
Узкий коридор, узкая, со сбитыми ступеньками, лестница, запах сырости и тлена. И – полутьма, свет в подземелье попадал сверху, едва-едва проникая сквозь узенькие оконца под самым потолком. Кругом, как в коридорах и в зале, валялся всякий ненужный хлам – какие-то ржавые поддоны, обломки досок, бочки. Рат затаился, переводя дыхание, и какое-то время напряженно ожидал появления тех, кого еще не убил. Однако по коридору никто не бежал, не топал…
Ну так ведь конечно же! Стреляли-то вовсе не в них, а в Ратибора! Так зачем же им куда-то бежать, тем более – раненым? Ведь куда легче запереть неведомого воина здесь, в подвале, перекрыв все выходы, а потом просто взять измором или выгнать прямо на пулемет.
В подвале стояла мертвая тишина, прерываемая лишь каким-то бульканьем – где-то что-то капало или лилось. Дождевая вода, что же еще-то? Если так, то, может быть, удастся расширить протоку так, чтоб можно было пролезть. Оглянувшись, Рат пошел на звук, аккуратно обходя завалы из досок и бочек. Впереди посветлело – вода лилась тоненькой струйкой прямо из оконца, выходившего во двор на уровне каких-то не по-осеннему зеленых кустиков… или лопухов, что ли. Вполне можно было пролезть, лишь аккуратно выломать пару кирпичей – всего-то и дел. Ускользнуть незамеченным, выбраться, да поискать, наконец, шама – интересно, жив ли он? Или лежит с простреленной башкой, мертвый либо раненый, либо вообще угодил в плен к неизвестным.
Внизу, прямо под оконцем лежало что-то блестяще черное, лаковое, с раскрытой – с черно-белыми клавишами – пастью. Рояль! Старинный музыкальный инструмент, про который рассказывала покойная матушка, да и Рат и сам такие на картинках видел. На нем играли музыку – джаз, блюз, фуги. Но этот экземпляр, увы, для музыки уже не годился – рассохся, да и лежал прямо на брюхе, без ножек, словно умирающий жук-медведь, застигнутый пулей удачливого охотника прямо в своей берлоге. Пахло от рояля почему-то – фиалками. Юноша улыбнулся, вспомнив любимые цветы Ясны. Привстав, протянул руку к кирпичу… и тотчас же отдернул, вдруг – а с чего бы здесь фиалкам-то пахнуть? Чай, не лето!
Крышка рояля дернулась, приподнялась на миг, на какой-то сантиметр, и опять опустилась, тихонько, едва-едва заметно, словно бы внутри инструмента кто-то прятался или чего-то выжидал. Ратибор, конечно же, заметил движение – на то он был и воин, и охотник не из самых плохих. Заметил, отпрянул…
…и, выхватив меч, с размаху опустил на рояль тяжелое закаленное лезвие.
Запах фиалок исчез сразу же, как и не было, разрубленная крышка словно сама собою взорвалась, разлетвшись в щепки. Послышался жуткий рев, сразу же перешедший в злое шипение… И выпрыгнувший из рояля плотоядный моллюск изрядных размеров щелкнул перерубленными створками перед самым носом вовремя отпрянувшего парня. Щелкнул, дернулся и затих, безвольно выбросив из раковины окровавленные отростки.
Рат перевел дух – неплохой вышел удар! Да и вообще, хорошо, что беглец вовремя почувствовал опасность. Еще немного, и плотоядный, неведомо как оказавшийся в подвале, моллюск, испускавший приятный Ратибору запах, парализовал бы незадачливую жертву токсином, разорвал бы на куски створками, да переварил в перламутрово-розовой утробе до самой последней косточки. Про таких коварных тварей юноша слышал от воеводы, но сам пока что не сталкивался – и вот, довелось.
Что ж, путь, похоже, свободен. И нечего больше в этом подвале сидеть.
Взобравшись на разрубленную почти точно пополам раковину, парень осторожно вытащил парочку кирпичей и высунулся наружу. Прислушался. Осмотрелся.
И, не заметив ничего и никого подозрительного, резко, рывком выскользнул из подвального тлена…
Пахнуло свежестью. Ударили по глазам лучи выглянувшего из-за облаков солнца, и чьи-то легкие шаги послышались вдруг совсем-совсем рядом. Резко вскочив на ноги, Ратибор выхватил меч…
– Неплохо ты уделал моих дампов! – раздался звонкий, издевательски-веселый голосок. – И моллюска заметил вовремя. Что ж, поглядим на что ты еще способен. Держи удар!
Рат едва успел отпрыгнуть в сторону, уклоняясь от разящего смерча. Фламберг, именно так именовался этот тяжелый двуручный меч с волнообразным – «пламенеющим» – лезвием, наносящий страшные незаживающие раны. Основным преимуществом фламберга в сравнении с обычным мечом являлось существенное уменьшение поражающей поверхности при контакте: благодаря тяжести меча и изгибам клинка, значительно усиливался удельный разрушительный эффект на единицу площади, выгнутая кромка имела лучшие рубящие свойства за счет концентрации ударного воздействия клинка. То есть, во фламберге сочетались эффективность меча и сабли. Но и сражаться им нужно было уметь, не всякому воину это было по силам, вот потому-то Рат и опешил, увидев перед собой не богатыря, а…
…хрупкую темноволосую девчонку! Такая обычная девочка, на вид вряд ли старше давешнего морока – Оленьки Василь. И такая же симпатичная, сероглазая, стройненькая, с тоненькими ручками-ножками и еще не до конца оформившейся девичьей грудью, едва заметной под красной матерчатой безрукавкой с какими-то непонятными буквами. Совсем юная, легонькая, в белых кожаных башмачках и узких бледно-синих штанишках, девочка орудовала фламбергом, словно настоящий – и невероятно сильный – боец!
Вот вновь ударила, так, что Рат едва успел отразить, поставив клинок плашмя, отпрыгнул… И снова удар, и еще… и еще. Раз за разом, безо всякого отдыха – градом, непостижимо сверкающей мельницей! Откуда только силы брались у этой тщедушной девчушки?
Оп!
Пролетевший кривой клинок содрал кожу с левого плеча Ратибора. Не обращая внимания на рану, юноша бросился в контратаку…
Выпад – укол! Отбив! Снова выпад… а теперь – «мельница» и – рубящий удар по плечу… все так же ловко отбитый девчонкой.
Любой фламберг весил уж никак не меньше четырех килограммов, а уж этот, особо массивный, и все шесть. И что – как, каким образом управлялось со столь грозным и тяжелым оружием это хрупкое с виду созданье? Никакими тренировками такого достичь невозможно – уж Рат-то в этом понимал…
Девчонка снова нанесла удар… и парень нарочно замешкался. Самую малость – проверить… Точно! В последнюю секунду прямой конец фламберга взлетел миллиметра на три вверх, срубив с макушки Рата целый клок волос. Вот теперь парню стало понятно – с ним сейчас не сражались, с ним – играли. И возможно даже – тестировали.
Отбив очередную бешеную атаку, юноша с усмешкой воткнул меч острием в землю и, скрестив на груди руки, дерзко взглянул девчонке в глаза – жемчужно-серые, нереально красивые, большие.
– Зачем ты бросил меч? – недобро прищурилась дева. – Хочешь, чтоб я отрубила тебе голову?
– Нет. Хочу спросить – кто ты? И зачем я тебе нужен?
– Умный? – брошенный расслабленным движением фламберг полетел влево, где его почтительно подхватили вооруженные арбалетами и алебардами оборванцы с гнусными физиономиями висельников. Среди этого воинства юноша краем глаза заметил и своих старых знакомцев – чернокожего и тех двоих, раненых, уже кстати, заботливо перевязанных тряпицами и лопухами.
– Ну, допустим, умный… – Ратибор точно знал, что сейчас никто на него нападать не будет, что главный разговор еще впереди. – А ты…
– Зови меня – Раста, – улыбнувшись неожиданно дружелюбно, девчонка сделала несколько шагов вперед и протянула юноше руку. – А тебя как зовут?
– Вообще-то, с этого обычно и начинают, – молодой человек пожал хрупкую и жутко холодную ладошку… в которой дремала мощь древнего танка. – Я – Ратибор. Можно коротко – Рат.
– Очень, очень приятно!
«Какая она красивая!» – неожиданно подумал беглец. Просто нереально красивая – гладкая кожа, тонкие черты лица, пропорции тела – все без изъяна, вот только грудь… Так ведь сколько этой девочке лет-то? Вырастет еще грудь, ничего.
– Вижу, я тебе понравилась, – с обаятельной и озорной улыбкою Раста совершенно по-детски захлопала в ладоши. – Понравилась, понравилась, да! Ну, что ты покраснел-то! Кстати, сейчас тебя покормят и перевяжут раны, я распоряжусь, ага.
Она повернулась к оборванной своей свите и истинно по-королевски махнула рукой:
– Исполнять!
– Я вижу, они тебя слушаются, – хохотнул Ратибор.
Девушка улыбнулась, так, что мороз пробежал по коже:
– Конечно, слушаются. Знают, что я в любой момент могу их убить. Они же меня – нет. При всем их желании. Кстати, ты тоже будешь меня слушаться… Об этом поговорим вечером, – иди пока.
– Послушай-ка, а мой друг… – обернулся на полпути юноша.
Раста презрительно хмыкнула:
– Одноглазый бродяга-шам? Ну ты и нашел себе друга! Пострашнее не мог выбрать? Ты разве не знаешь, что все шамы – ублюдки? Завтра я его казню – и ты тоже будешь при том присутствовать.
– Но…
– Молчать! Я сказала. Ступай!
Взбалмошная, возомнившая о себе невесть что королевна! Странное существо, обладающее невероятной красотой и нечеловеческой силой. Кто бы это мог быть? Мать что-то такое говорила, но так давно, в ту пору, когда совсем еще ребенок Ратибор воспринимал все ее рассказы как дивную волшебную сказку.
В сопровождении двух вооруженных шестоперами воинов, жутких краснорожих страхолюдин, уродцев с испещренными язвами лицами и выпученными глазами без век, Ратибор обогнул правое крыло здания и, поднявшись по широкому крыльцу, оказался в просторном холле, украшенном остатками позолоты, лепнины и снежно-белыми, вероятно, тщательно отчищенными, статуями, изображавшими мускулистых мужчин и нереальной красоты женщин. Ни одной целой статуи Ратибор так и не отыскал, тем более жуткомордые охранники не особенно-то давали ему глазеть по сторонам, все время куда-то подталкивали, чуть ли не пинали.
Повернув влево, вся процессия пошла по широкому гулкому коридору, зиявшему выбитыми стеклами высоких стрельчатых окон. В простенках висели какие-то картины в потемневших от времени рамах, что на них изображено, – разобрать было почти невозможно, да пленник и не тратил время на такую ерунду – его больше интересовали окна да ходы-выходы.
– Шюда, – указав шестопером на дверной проем, прошепелявил один из стражей. – Там вше сделают.
– Ити, ити, быштро, – подтолкнул в спину второй… тоже оказавшийся шепелявым.
Что это – совпадение? Нет, вряд ли, скорее – одинаковое поражение органов речи. Или просто раса у них такая – страхолюдно-язвенно-шепелявая?
Руки беглецу не связали – отобрали только оружие и заплечный мешок. Рат, конечно, мог бы попытаться сбежать – оттолкнул бы уродцев, да прыгнул в окно… угодив под пулеметную очередь. Или – под «пламенеющий» двуручник той дикой красотки, которая, похоже, тут всем и заправляла. Царевна, блин, недорезанная.
К тому же нужно было поскорей отыскать и постараться выручить из беды Нага, которого держали где-то здесь и уже завтра собирались казнить, если верить «царевне». Отнюдь не в принципах коломенских воинов было бросать товарищей в беде – тогда какие ж они, к черту, воины? Так, обыкновенные, озабоченные только собственной алчностью, страхами и инстинктом размножения, людишки, обыватели, каких всегда и везде большинство. Но в том-то и дело, что Ратибор-то – не обыватель, а воин: вот он и поступал как положено воину. Бросить товарища ради спасения собственной шкуры – позор, и воин после этого – не воин, а подлая тварь.
Пригнувшись, пленник миновал проем, оказавшись в довольно просторном помещении с железной, пышущей жаром, плитой, уставленной какими-то большими котлами, чанами, кастрюлями, в коих что-то парилось, тушилось, варилось, распространяя такой вкусный запах, что Рат чуть было не подавился слюной.
У плиты орудовал юркий черный парень с буйной, заплетенной в многочисленные, перевязанные разноцветными ленточками, косички, шевелюрой и щекастым плосконосым лицом, бесформенным, как кусок спекшегося или смерзшегося угля, но вполне добродушным с виду. Парень то и дело снимал с кастрюль и чанов крышки, нюхал, помешивал, что-то подсыпал, при этом пританцовывал и вполголоса напевал какую-то ритмичную песню.
– Шигги! – окликнув, краснорожий указал шестопером на пленника. – Хозяйка фелела перефясать ему раны и накормить.
– Перевяжем, накормим, – чернокожий повар – ну, а кто же еще-то? – махнул поварешкою и с неожиданной строгостью погрозил стражникам кулаком: – Все сделаю, а вы ступайте. До ужина еще далеко!
– Ухотим, ухотим, уше! – воины повиновались беспрекословно, лишь один, уходя, обернулся, щепеляво спросив, что сегодня на ужин?
– Кролик в собственном соку, фрикасе из удава, жареные болотные пиявки под грибным соусом… да! И самое главное блюдо – паштет из моллюска! – повар горделиво приосанился. – На этот раз всем хватит, моллюск-то большой.
– Жнаем, што большой, – желтые капли слюны упали из разорванного рта краснорожего на пол. – Шами же его и ташшыли. Та, ушин путет славным, та.
– Да идите уже, – выгнав стражников, черный повернулся к Рату: – Меня зовут Зигги, а тебя?
– Ратибор. Можно – Рат.
– Что ж, Рат, – тряхнув косичками, Зигги указал поварешкою в дальний, у до половины заложенного кирпичами окошка, угол. – Вон там вода, видишь?
– Угу.
– Мойся. Потом посмотрим раны.
Ранения оказались не такими уж серьезными, к тому же на Ратиборе, носителе кремлевского D-гена, все заживало, как на собаке, быстро. И тем не менее, повар, с успехом выполнявший и обязанности лекаря, приложил к ранам зубчатый целебный лопух – зобух, после чего, усадив парня за стол, бухнул перед ним большую миску вкуснейшего, тушенного с какой-то крупой, мяса и кружку с ягодным киселем.
Смолотив все за пару минут, пленник нахально попросил добавки, а уж, управившись и с ней, поинтересовался – а что он вообще ел?
– Корни болотной вишни, – помешивая в кастрюле, охотно пояснил повар. – Конечно, не простой, а плотоядной, и не живые, а немного подгнившие, тронутые червями.
– Тьфу ты! – юношу аж перекосило. – Вот только не хватало еще червей на обед!
– С червями-то – самый смак, – улыбнулся черный. – Что, не вкусно разве?
– Нет, почему же – вкусно. И даже очень, – натянув на лицо улыбку, Ратибор похвалил стряпню, и в это время на кухню вновь заглянули давешние страхолюдины-стражники. Один из них, взглянув на сытого парня, завистливо вздохнул и махнул шестопером:
– Идем. Хозяйка штет тепя.
Идем, так идем – Ратибор охотно поднялся на ноги. Ожидать какой-либо каверзы, похоже, пока не приходилось, все, что должно было случиться плохого – уже произошло, так чего уж теперь бояться. Пока все шло очень даже неплохо – вымыли, подлечили, накормили… Правда, за чужую навязчивую доброту всегда приходилось платить. Чем – это уже был другой вопрос, и пленник надеялся получить на него ответ уже в самое ближайшее время.
Помещение, куда привели пленника смердящие, покрытые гнойными язвами, стражи, располагалось на втором этаже, и представляло собой нечто среднее между крепостью и будуаром средневековой дамы, изображение которого Рат еще в детстве как-то видел в одной из книжек у кого-то из молодых коломенских жрецов. Вышитые золотистыми цветами портьеры, изысканные масляные светильники на треногах, статуи, изящная резная мебель, по-видимому, старинная, ширма с рисунком в виде больших красных цветов, картины, даже целая полка книг! И на фоне всего этого богатства – грубо заложенное кирпичами окно с амбразурою, возле которой стояла на треноге странная, вороненого металла, пушка, пушчонка даже – не особенно-то и крупного калибра, с большой жестяной коробкой, из которой виднелись вставленные в прорезиненные ленты пули.
Пулемет! Так вот он какой, оказывается!..
– Пленник доштавлен, хожайка, – с поклоном доложил страж.
– Сколько раз вам говорить – не хозяйка, а госпожа графиня! – рассерженно фыркнули из-за ширмы.
– Гошпоша гшафиша…
– О-о-о! Пошел вон, остолоп!
– Шлушаюшь!
Шепелявые чудища послушно затопали ногами, обутыми в тяжелые, скрепленные многочисленными ремешками и пряжками, башмаки.
– Ну а ты заходи, не стесняйся.
Эти слова, по всей видимости, адресовывались пленнику, и тот не стал проявлять неучтивость: пошел, заглянул за ширму.
Юная предводительница шайки лежала на узком ложе ничком, накрытая до пояса роскошно вышитым покрывалом, голая спина ее, худенькая, бледненькая, изящная, выглядела сейчас настолько беззащитно, что Ратибор невольно усомнился – а эта ли девочка буквально только что с непостижимой ловкостью и силой управлялась тяжелым фламбергом? Меч, кстати, стоял здесь же, в углу, тускло мерцая смертоносно-волнистым лезвием.
Рядом с ложем примостился на небольшой скамеечке одетый в глухой черный костюм мужчина лет тридцати, с чрезвычайно бледным лицом, обрамленным короткой рыжеватой бородкой. У него был пылающий взгляд фанатика или неизлечимо больного. Выглядел незнакомец вполне обычно, если не считать чрезвычайно длинных пальцев рук, чем-то напоминавших щупальца хищного болотного осьминога. А вот занимался он делом не совсем обычным – копался в тонкой девчоночьей шее шилом! Да что там шилом – обыкновенной отверткой, какие Рат часто видел у пятницких кузнецов и ювелиров. Чуть пониже, на левой лопатке Расты, молодой человек увидел синие, вытатуированные, верно, очень давно, цифры и буквицы, и даже смог их прочесть, поскольку на зрение отродясь не жаловался: Пять тысяч восемьсот двадцать три Эр ЭС Тэ восемьсот семьдесят семь.
– Удивлен? – приподнявшись на локте, девчонка взглянула на Ратибора с неожиданно лукавой улыбкой донельзя избалованного ребенка, которому разрешалось все. – Раньше это было мое имя. Так все и звали – «Двадцать третья». А сейчас я – Раста. Или – графиня Вересковых пустошей.
– А почему именно – пустошей? – не сводя глаз с номера, полюбопытствовал молодой человек.
Раста пояснила с охотою, но как-то туманно:
– Потому что имелся выбор: или графиня Вересковых пустошей, или герцогиня Черных болот. Мне кажется, Вересковые пустоши – все-таки звучит красивее.
– Да, красивее, – согласился Рат.
– Ну, садись, – девушка указала рукой на стоявшее невдалеке кресло…
Пленник послушно сел и задумчиво покусал губу: что-то здесь опять было неправильно… да ясно что. Вернее – видно. Какой-то тип копается девчонке в шее, а крови-то нету… точнее, есть, но не льется. И в ране на шее – разноцветные провода, опутавшие белую кость позвоночника плотной и густой сетью.
Неужели, эта девушка – робот? Такой же, как Великий Био – серии «Раптор». А эта – не «Раптор», эта – из другой серии… Что ж, это все объясняет.
– Орво, ты закончил? – самым неестественным образом повернув голову, поинтересовалась юная графиня.
Бородач покивал:
– На сегодня закончил, моя госпожа. Нам бы нужен какой-нибудь хороший экранирующий материал, диэлектрик. То, что привезли маркитанты – не очень.
– Не очень?! – девчонка запальчиво дернулась, закусив нижнюю губу, словно прелестный обиженный ребенок. – Мы заплатили им столько, что…
– Они привезли, что смогли – спасибо и на том. Хотя, конечно, еще нужен иридий.
Все эти слова, коими наскоро перебросились графиня и бородач Орво, не говорили Ратибору ничего. Он просто не знал их.
– Ну, зашивай…
Взяв большую иголку с воткнутой в нее металлической нитью, Орво на глазах у изумленного пленника – или уже все-таки гостя? – ловко заштопал рану, после чего поднялся на ноги и, поклонившись, спросил:
– Мне остаться с тобой, моя госпожа, или…
– Нет, нет, – без всякого стеснения отбросив покрывало, девушка вскочила на ноги, быстро натянув узкие штаны и накинув на плечи длинную, с большими пуговицами, рубаху. – Проверь караулы, Орво. И узнай, как летун. Ты же… – юная красавица строго взглянула на пленника. – Рассказывай! А я послушаю. Люблю всякие истории… Только предупреждаю сразу – не ври!
– С чего мне тебе врать-то? – косясь на пулемет, обиженно отозвался юноша. – Ну, коли хочешь узнать обо мне, так слушай…
Он рассказал девушке – или кто она там была – все. Не только о себе и о людях коломенских башен, но и о нападении нео, о великом божестве «Рапторе», о маркитантах… и о любимой – Ясне. А чего было скрывать-то? Чем могла эта шайка навредить мертвым, пленным… пропавшим?
Раста слушала, не перебивая, сидела тихо, как мышь, даже не шелохнулась ни разу, хотя рассказывал Ратибор весьма долго и обстоятельно, почти до самого вечера, так что в даже горле пересохло.
– Ясна – красивое имя, – выслушав, вздохнула предводительница разбойников. – И вообще вся твоя история весьма романтическая, как в древних книжках. Я такие люблю. Значит, шам помог тебе бежать?
Рат усмехнулся:
– Скорей, я ему. Без меня он вряд ли смог бы и сотню шагов пройти.
– Шамы весьма хитры, – осуждающе качнула головой девушка. – Хитры и коварны. Они умеют подслушивать мысли – ты об этом знал?
– Моей он ни одной не подслушал.
– Странно, – поднявшись на ноги, Раста подошла к амбразуре, посмотрела куда-то вдаль, на синеющее вечернее небо и, в задумчивости погладив пулеметный ствол, обернулась. – Я предлагаю тебе остаться с нами. А шаму ты не верь – он тебя заведет туда, куда надо ему, а не тебе.
– Мне надо в Москву, – заупрямился Ратибор. – Ты же знаешь.
– Искать свою Ясну?
– Искать!
– Ах… – девчонка неожиданно вздохнула с такой неподдельной грустью, что юноша невольно ее пожалел. – Знаешь, а меня ведь тоже ищут… только вовсе не тот, кто любит – наоборот. А вот тебе я помогу. И Орво, и летун знают пути в Москву, через Купол… Правда, ты отправишься туда не сейчас, а, скажем, через полгода.
– Через полгода?! – ахнул Рат. – Да ты совсем, что ли, рехнулась?
Большие жемчужно-серые глаза Расты рассерженно вспыхнули:
– А ты не хами! Я же все-таки графиня…
– Ну, извини, – потупился молодой человек. – Не хотел тебя обидеть, честно. Просто ты меня пойми…
– И ты меня пойми! – девушка раздраженно хлопнула ладонью по кирпичам… тут же рассыпавшимся от удара. – У меня осталась всего дюжина верных людей. Всего-то – дюжина. А ведь нужно как-то добывать пропитание, обороняться, да и самим, в конце концов, нападать – иначе сожрут и косточек не оставят, уж ты мне поверь. Каждый человек на счету, особенно такой воин, как ты – я же не зря тебя испытывала, хоть и Орво, и его второй номер – Чет, возражали. Между прочим, предлагали перерезать тебя пополам пулеметной очередью. Сказали – весело будет.
– Уж куда веселей, – снова обиделся пленник. – Ты, Раста, ко всем так относишься?
– Как – так?
– Коль кто тебе нужен – так по-твоему пусть и будет, никто тебе не указ.
Девушка сверкнула глазами… но тут же опустила голову, посмотрев на Ратибора с этаким лукавым прищуром. В странных, с явным металлическим отблеском, ногтях ее отразился скользнувший в амбразуру последний лучик золотисто-оранжевого закатного солнца.
– Ну, четыре месяца, а? Пожалуйста! Ну… хотя бы три – по глазам вижу, что согласен.
– И ты… и все твои люди будут мне доверять? – юноша недоверчиво хмыкнул. – Чужаку с улицы, о котором никто ничего толком не знает?
– Они будут за тобой приглядывать, – спокойно кивнула Раста. – Они – да, а я – нет. Я поверю.
– Но… почему?
– Потому что возьму с тебя вассальную клятву. Как в книжках. Ты – воин, я – твоя сеньора.
– И…
– Я живу на свете уже около двухсот лет, – юная – двухсотлетняя! – графиня прикрыла веки и загадочно улыбнулась. – И хорошо знаю людей… да и не только людей – всех. Прямо насквозь вижу!
Пришлось согласиться, деваться-то сейчас было некуда, да и не хотелось обижать девчонку… или то запредельно странное существо, что скрывалось под ангельским обликом беззащитной юницы. Согласился, и даже принес клятву – вассальную присягу, явно вычитанную графиней из какой-то древней книжки. Юноша поклялся именем своим и землею, а, самое главное – жизнью и кровью возлюбленной… которую еще предстояло найти, в чем Раста обещала помочь, кстати.
Новоявленному вассалу милостиво разрешили навестить своего дружка-шама, поболтать с ним, правда, недолго и под зорким присмотром двух облезлых краснорожих парней, которых юная атаманша именовала дампами. Они, эти двое, и провели (точнее сказать, отконвоировали – именно так это со стороны и выглядело) Ратибора в подвал, расположенный сразу под кухней. Повертев какую-то круглую ручку, один из дампов с видимой натугой приоткрыл толстую железную дверь и, обернувшись, предупредил:
– Неджолго. Мы поштучим – ты выйдешь.
Шепелявые вы мои! С языка юноши уже готова была сорваться обидная шутка… но все же обстановка не располагала шутить, и Ратибор сдержался, переступив высокий порог… тяжелая дверь с лязганьем захлопнулась за ним, отрезая от всего мира.
– Рад, что ты меня навестил, друг мой! – выбравшийся из дальнего угла Наг выглядел на удивленье бодро, и, похоже, даже не был ранен, лишь на левой скуле расплывался густо-фиолетовый, с оттенком бурой желтизны, синяк.
– Не успел взять под контроль вормов, – почесав ушибленную скулу, признался напарник. – Вообще, плохо у меня в последнее время со способностями… на одну Москву и надежда, да на тебя.
– И я рад видеть тебя в добром здравии, – Ратибор улыбнулся. – Ты знаешь, тут много всего случилось и…
– Они предложили тебе службу? – шевельнул глазными щупальцами шам. – Не удивительно. Чего-то подобного и следовало ожидать – мелким шайкам очень нужны хорошие воины. А взять их обычно неоткуда, и приходится нанимать. Сколько они тебе предложили? Конкретную сумму – две или три золотые монеты в месяц… или – долю в добыче?
– Ни того, ни другого, – юноша покачал головой. – Я принес вассальную клятву верности местной графине.
– Ты хотел сказать – киборгу? – желчно ухмыльнулся шам.
– Ки-боргу?
– Их еще называют – кио. Неужели, не слыхал?
– Слыхал. Но, давно, в детстве.
– Кио – военные мутанты-киборги, кибернетические организмы, – Наг ухмыльнулся, шевеля щупальцами. – Чудо-оружие, наделенное невероятной разрушительной силой и чрезвычайно развитым, способным к аналитике мозгом.
– Эта взбалмошная девчонка, именующая себя графиней – чудо-оружие?! – Рат расхохотался, но тут же оборвал смех, вспомнив, как лихо юная атаманша управлялась с тяжелым двуручным мечом. Могла б ведь и убить, да что там могла – если б хотела, убила бы. Нет, это и впрямь не девчонка – машина.
– Киборги не совсем машины, – скривился шам. – Но, в общем-то, в чем-то ты прав. У кио даже не имена – номера, как у любой техники.
Техника – это было забытое древнее слово, используемое для объяснения чего-то малопонятного. На секунду прикрыв глаза, юноша вспомнил вытатуированный на левом плече девушки номер. Цифры и «Эр Эс Тэ»… Эр Эс Тэ… Раста?
– Идеальное оружие, – Наг продолжал, беспокойно шевеля щупальцами и поглядывая вверх, на странный продолговатый фонарь, струившийся тусклым мертвенно-бледным светом. – Особенно подходит для диверсий. Ну, кто подумает на юную девочку? Еще и косички ей заплести… Эй, ты что задумался, друг мой? Никогда атомных ламп не видел? Ла-адно, как-нибудь потом объясню… если отсюда выберусь. А она умная, эта кио. Держит меня в экранированном помещении – бывшем мясном холодильнике, кстати… молодец!
Слово «молодец» Наг произнес, как ругательство, единственный глаз его грустно поблек… или, скорее, в нем просто отразился тусклый свет лампы. Ратибор хотел было расспросить про киборгов поподробнее, да не успел – чуть помолчав, шам живо поинтересовался составом банды и ее особенностями. Юноша поведал, что знал – о составе, о численности, а вот что касалось особенностей…
– Да, по-моему, нет в них никаких особенностей. Шайка как шайка. Только что вместо какого-нибудь облезлого вожака, типа Ксарга – больная на голову девчонка, графиня Вересковых пустошей, блин!
– С чего ты взял, что она больная на голову? – тут же заинтересовался одноглазый.
Пожав плечами, Рат рассказал о том, что видел в будуаре, и о том, о чем подумал только что – ему вдруг показалось, что Раста от кого-то скрывается и постоянно ждет нападения.
– Понимаешь, словно бы охотится за ней кто-то, выслеживает… не знаю, как еще объяснить.
– Очень может быть, – задумчиво покивал Наг. – Киборги ведь не бывают сами по себе, они подчиняются Координатору – кио с расширенными полномочиями программы. Либо уж самому изобретателю киборгов, профессору, чей мозг плавает в питательном растворе где-то на юге Москвы, в башне Мозга. А эта девочка, как я понял, уж слишком самостоятельна… Ишь ты – графиня! Ты говорил, у нее что-то с шеей? Что ж… возможно, удален контрольный блок. И ты прав – ее совершенно точно ищут. Должны искать. Слишком уж дорого она стоит! И если найдут… Боюсь, нам нужно выбираться отсюда как можно скорее. Вызнай расположение караулов. Найди способ открыть эту дверь, Рат, а уж дальше… – шам нехорошо ухмыльнулся. – Не знаю, как насчет кио, а вот с дампами и вормами я уж как-нибудь справлюсь.
– С кем справишься?
Договорить им не дали. С лязганьем распахнулась дверь, и заглянувший в холодильник краснорожий охранник нетерпеливо махнул рукой. Рат вышел, и следом за своими стражами поднялся по лестнице вверх, очутился в просторной комнате, заставленной странными койками с металлическими сетками, узкими и противно-скрипучими.
– Подштелишь куртку, – просипел краснорожий. – И шпи. Жавтра много джел.
– Шпи, – едва стражники вышли, негромко передразнил Рат. – Уснешь тут, пожалуй. И какие, интересно, завтра дела?
Как ни странно, юноша уснул сразу же, едва только улегся. Может, просто сказалась запредельная для одного дня усталость, а может, чернокожий повар подсыпал в пищу сон-травы – могло быть всякое. Как бы то ни было, а спал пленник – точнее, говоря, новоявленный вассал госпожи графини – крепко и без всяких сновидений, словно провалился в черную дыру. Закрыл глаза, открыл – на дворе уже утро.
Тусклый свет падал сквозь устроенную в заложенном кирпичами окне бойницу, оттуда же тянуло промозглым осенним холодком, а в комнате, на соседних койках, похрапывали краснорожие, которых Ратибор давно считал отъявленными мутантами. Жуткие, с выпученными – без век – глазами, лица, обезображенные многочисленными язвами и гнойниками, походили на физиономии высохших трупов, с рук и запястий – остального было не видно из-под одежды – свисали лоскуты кожи, вообще, складывалось такое впечатление, что это были и не люди вовсе, а какие-то ходячие мертвецы, гниющие заживо. Судя по общей шепелявости, языки у них отгнили тоже, что отнюдь не мешало этим жутким с виду парням отлично драться и содержать свое оружие в образцовом порядке. Алебарды, шестоперы, палаш, и даже два самострела с механическим взводом – все это краснорожие держали при себе, как и положено воинам. Алебарды были начищены до блеска, то же касалось и палашей, металлические части арбалетов отливали тусклым слоем смазки – сало или древесное масло предохраняло оружие от ржавчины. И дрались эти ребята – Рат помнил – здорово. Идеальные солдаты – гниющие заживо полумертвецы, или, как их называл шам – дампы. Всего вместе с Ратом их здесь ночевало трое, двое, скорее всего, несли ночное дежурство.
Кроме этих пятерых, в шайке еще имелись четверо-пятеро уродцев, кривоногих, с бесформенными головами, не столь упорных солдат, как шепелявые, но вполне себе шустрых. К ним, судя по внешнему облику, относился и повар – довольно веселый и, видимо, по-своему добрый малый, к коему Ратибор чувствовал симпатию. Еще был десятник Чет – хмурый и неразговорчивый парень в камуфляже, как показалось Рату, немного больной на голову, и десятник Орво с аккуратно подстриженной рыжеватой бородкой. Орво не шепелявил, и вообще не казался мутантом, если не считать слишком длинных пальцев на руках – прямо не пальцы, а какие-то щупальца.
За окном пропел боевой рог, и воины-дампы, проснувшись, тут же вскочили на ноги, приветствуя вошедшего Орво.
– Ты – со мной, – войдя, рыжебородый ткнул неестественно длинным пальцем в грудь Ратибора и, быстро же переведя взгляд на остальных, добавил: – А вы – по распорядку.
Сказал, и тут же вышел, так что новоявленный вассал юной графини-кио догнал его уже только в конце коридора.
Промозглый туман скрывал восходившее где-то за дальними лесами солнце. Впрочем, с реки дул ветер, пока еще несильный, но дававший вполне реальную надежду на погожий солнечный день.
– Подожди.
Оставив юношу во дворе, наверняка под зорким присмотром невидимых караульных, рыжебородый подошел к расположенной слева от крыльца металлической дверце и, погремев ключами, обернулся, позвал:
– Заходи.
Следом за десятником парень, пригнувшись, перешагнул порог и с любопытством уставился на открывшуюся ему картину. За дверью располагалось нечто вроде мастерской по ремонту разного вида оружия: посередине стоял верстак с тисками, а в глубине притулилась небольшая кузнечная печь с мехами и горном, на устроенных вдоль стен деревянных полках в строгом порядке лежали сломанные алебарды, арбалеты без дужек, обломки мечей и прочая, приготовленная для ремонта, мелочь, среди которой Рат с удивленьем заметил некий древний инструмент, оружие, чем-то похожее на пищаль, но короче, и как-то поизящнее что ли. Старинные, сделанные до Последней Войны, огнестрелы, всегда такими и были – изящными, притягательно-красивыми, так что руки тянулись сами собой – хотелось немедленно взять пищалицу, выбрать цель, выстрелить…
– Твое оружие, – взяв в руки пищаль, Орво протянул ее Рату. – Ты ж вчера хвастал, что хорошо стреляешь, так?
Ратибор презрительно вскинул левую бровь:
– Во-первых, не хорошо, а отлично, а во-вторых – вовсе я не хвастал, а чистую правду говорил.
– Вот сейчас и проверим, – усмехнулся десятник. – Как мечник ты весьма неплох, а вот как стрелок – поглядим. И, знаешь, нам стрелки нужнее, чем все прочие. А то есть только я да бедолага Чес… и все.
– Противник тоже вооружен огнестрелами? – Рат понятливо покивал, закидывая оружие на правое плечо. – Смотрю, пищаль знатная.
Запирая дверь, Орво расхохотался в голос:
– Сам ты – пищаль, деревня! Это «СКС» – самозарядный карабин Симонова. Изобретен в конце Второй мировой войны под патрон калибром семь шестьдесят два.
– Самозарядный?
– Сейчас все увидишь. Идем.
Обогнув левое крыло здания, они вышли на задний двор, по всему периметру укрепленный баррикадами, возведенными из камней и самого разного хлама, среди которого Ратибор с удивлением опознал бронзовый ствол от довольно приличной крепостной пушки – «Единорога» и пару сломанных лафетов от кулеврин.
– Добрая пушка! – не преминул вставить парень. – Зря вы ее сюда. Еще постреляла бы.
– Ты про это старье, что ли? – Орво с удивлением обернулся. – Так оно только против дикарей и годно! Наши-то враги куда серьезней и вооружены серьезным оружием. Ладно, пришли уж. Вот подсумок. Стандартный, по довоенным лекалам сделанный.
Вытащив из кармана небольшую кожаную сумочку, десятник извлек оттуда пули… точнее сказать, патроны, тускло поблескивавшие красивым золотисто-медным цветом. Патроны оказались не россыпью, а вставленные в какие-то металлические дужки – для удобства заряжания, как пояснил рыжебородый.
– Берешь карабин, ставишь стволом между этими кирпичами, затем вставляешь направляющую с патронами, нажимаешь несильно пальцем – оп! Десять патронов у тебя в магазине есть, еще десять – в подсумке. Ну, и в карманы можешь прихватить – россыпью. Все понял?
Юноша молча кивнул.
– Тогда давай, действуй! Убойная дальность стрельбы – тысяча метров, прицельная – около четырехсот. Да… Чтоб не было соблазна… – обернувшись, Орво махнул рукой.
Послышался свист, и в поломанный лафет кулеврины с силой воткнулась тяжелая арбалетная стрела – болт, с сотни шагов пробивающая насквозь воина в латах.
– За тобой постоянно присматривают, – с улыбкой пояснил десятник. – И, если что… В общем, ты понял.
– Да уж чего ж не понять? Мишень-то где?
Рыжебородый показал пальцем на кривую, с обломанными ветками и суками, сосну, что росла на невысоком пригорке, расположенном… ну да, где-то примерно так и расположенном – метров триста пятьдесят – четыреста будет.
– А попади-ка в левую верхнюю ветку!
– Бить лежа? – повернул голову Рат.
– Да хоть в прыжке! Как тебе удобно, так и стреляй. Главное, попади.
Карабин лежал в руке довольно удобно, примерно так же, как хорошо пристрелянная пищалица, правда, древнее орудие оказалось куда как легче. Юноша примостил цевье. Палить с такого расстояния с рук было бы весьма опрометчиво, а промахиваться Ратибор не привык. Мысленно проведя невидимую прямую через целик, мушку и цель, молодой человек плавно потянул спусковой крючок, ни в коем случае не ожидая и не подгадывая момент выстрела. Выстрел прозвучал неожиданно – карабин чуть дернулся, отстреленная ветка разлетелась на мелкие щепки.
– Правая сторона, третья снизу ветка, – тут же скомандовал десятник.
Выстрел. Шепки. Довольная ухмылка.
– Левая, вторая сверху!
Выстрел. Щепки.
– Вершина!
Выстрел.
– Что ж, – глядя на результаты стрельбы, Орво одобрительно кивнул. – Похоже, ты и впрямь не хвастал. Пожалуй, не хуже Чета!
– Славное оружие! – поднимаясь на ноги, шмыгнул носом Рат. – И порох – вовсе без дыма! Как в «пээме»!
– Ты знаком с пистолетом Макарова? – удивился рыжебородый. – Хотя да, мы же реквизировали у тебя наган. Тоже – та еще древность. Кстати, револьверные патроны у нас тоже есть. Только ты ничего пока не получишь. Наган – слишком уж удобная вещь, а у нас тебе пока мало кто доверяет. Разве что Раста… сам не знаю почему.
Сразу же после испытания Орво прислал двух арбалетчиков-дампов – Люка и Мориса. Парни оказались похожи, словно родные братья, и кто из них был безобразнее – еще поспорить. Оба покрытые язвами и гнойниками, оба с лоскутами свисавшей кожи, прикрытой странного вида одеждой – с многочисленными прорезями и разноцветными лентами, как видно, составлявшей предмет их негласной гордости.
– В джавние вжемена такие ношили наемники-шолдаты, – сразу же доложил Люк.
А Морис закивал, вращая белыми, без век, глазными яблоками. Внешний вид этих странных парней-мутантов, похоже, не доставлял им особых страданий, иначе как бы они воевали, и главное – зачем?
Название «дампы», как пояснил чуть позже десятник, произошло от древнего английского слова «дамп», что означало – «мусорная куча». Англичане – такой древний народ, сгоревший в пламени Последней Войны почти без остатка. Кроме арбалетов и мечей, дампы всегда носили с собой длинные кинжалы с изображением маленького черепа на навершии. Это оружие предназначалось для самоубийства – ибо эти суровые парни в плен не сдавались, о чем горделиво поведал Люк.
– Ежели будет опашность, што жахватят в плен, то джелай так… – вытащив кинжал, арбалетчик показал, как будет протыкать себе нижнюю челюсть. – Пробью и яжык, и можг… Умру, но нишего не скажу, вот так-то!
– Достойная привычка, – одобрительно кивнув, Рат все же не удержался от некой издевки: – Правда, не знаю, как мозг – а язык-то вам пробивать ни к чему, точно.
– Ты это к шему? – недобро оскалился дамп.
Молодой человек не был склонен терять время на пустые ссоры:
– Ни к шему! Пошли. Покажете, на что вы способны.
Как понял Ратибор, кроме Орво да еще его помощника Чета, с огнестрельным оружием в шайке никто толком управляться не умел. Сам Орво время от времени пытался научить дампов стрелять – получалось плохо, не хватало терпения. Что же касаемо Чета, так тот, похоже, был больным на голову – сам умел стрелять, а вот обучить других, увы, был неспособен.
Стреляли все там же, у баррикады. Конечно, на четыреста шагов арбалет стрелы не слал, да и вообще, понятие прицеливания было здесь весьма условным. Палили почти наугад, правда эти двое – довольно искусно, что говорило об опыте и многочисленных тренировках стрелков, а вовсе не о меткости самого оружия. Это и было причиной, по которой Раста и Орво уговорили своих верных воинов – для начала хотя бы только арбалетчиков – учиться использовать огнестрелы. Древний надежнейший «СКС» был как раз удобен для обучения.
– Смотрите… Это целик, это мушка… вот цевье, а вот – спусковая скоба… примерно как и у ваших самострелов… Ну, кто первый? Ты, Люк? Давай!
Арбалетчик старательно улегся, как только что показывал Рат, примостился, примерился…
– Вон тот сук! – юноша показал все на ту же многострадальную сосну… и сразу же передумал, выбрал мишень поближе. – Нет, стоп! Вон тот пень. В верхнюю часть целься. И плавненько-плавненько дави на спусковой крючок.
Увы, Люк оконфузился и с первым выстрелом и со вторым, с третьим… А потом выругался, покраснел – хотя куда, казалось бы, еще-то больше! – схватил арбалет, упер в землю, прижав ногой приделанную в передней части орудия скобу – «стремя» – завращал рычагом звездочки взводного механизма-кремальеры, надо сказать, проворно и ловко, примерился…
Тяжелый арбалетный болт воткнулся точно посередине пня, как и было указано.
– А ты говоришшш – карабин! – горделиво ухмыльнулся стрелок. – Арбалет-то не хуше – эвон.
– Не хуже, – Ратибор согласно кивнул, но тут же хмыкнул. – Однако даже до той сосны прицельно не достанет, а?
– Это так, – скрепя сердце, согласился Люк. – Джалековато.
– И целишься ты неправильно, – продолжал наставник. – Так же, как из своего самострела. А самострел – он на дальность всегда навесом бьет, вот ты ствол и задираешь. Целься, как я показывал – прямо. Давай!
Без всякой, даже напускной, обиды – вот дисциплинка-то! – парень примерился, учтя все замечания…
Громыхнул выстрел, и верхушка пня разлетелась в труху.
– Молодец! – одобрительно рассмеялся Рат. – Теперь ты, Морис.
Молчальник Морис первые два раза промазал, а вот на третий попал куда надо, и, оглянувшись, указал стволом на сосну – может, мол, пора и туда уже пробовать?
– А давайте, – Ратибор махнул рукой. – Отстрелите-ка этой сосенке все ее чертовы ветки! На чем только потом тренироваться будем?
– На вжрагах! – прикладываясь к прикладу, ухмыльнулся Люк.
– Ответ достойный!