Глава 8
Мертвая Зона, куда путники вышли через полтора дня, оказалась пустой и безлюдной. Ни шатра, ни палатки, ни лодок, ничего и никого. Пусто, лишь налетевший ветер гнал по песчаной отмели закопченную в костре жестяную банку. Усевшись у старого кострища, Ратибор сорвал росшую невдалеке соломину, желтую и сухую, и, сунув ее в рот, задумчиво посмотрел на реку. Опоздали! Что ж, придется догонять. Правда, плотоядный друг Наг несколько затруднял передвижение, но все же… все же нужно было что-то придумать, не тащиться же на своих двоих по неведомым землям, да еще усадив на свою шею одноглазого шама – а так и придется поступить, альтернатив молодой человек пока не видел и не ощущал.
– Торговцы ушли недавно, – подобрав с отмели банку, обернулся Наг. – Эта вот банка… да и следы на песке совсем свежие. Полагаю, мы опоздали дня на два.
– На день, – Рат покачал головой, глядя на заросли камыша и болиголова. – Видишь, кто-то из маркитантов сорвал зобух, не весь, лишь часть – видать, прилепил на небольшую ранку, остатки выбросил. И они еще не совсем завяли.
– Да уж, – недоверчиво хмыкнув, шам не поленился, подошел к зарослям, подняв оторванный листок зобуха – довольно редко встречающегося лопуха-мутанта, способного заживлять раны. – Ты у нас прям следопыт!
– Я – воин.
Выбросив лопух, одноглазый замахал руками:
– Ладно, ладно, не хотел тебя обидеть. Извини. Что мы намерены делать дальше – не спрашиваю. И так все ясно – идти вдоль реки и постараться нагнать торговцев. Только предупреждаю – я пока так себе ходок, и это минус. Но есть и плюсы. – Шам неожиданно улыбнулся и погладил лысину.
– Плюсы? Это какие же? – удивленно переспросил Ратибор.
– Во-первых, ты довольно вынослив и силен, к тому же – скор на ногу. Судя по твоим рассказам, твоя матушка была носителем D-гена – гена кремлевских воинов. Я заметил, что даже со мной на шее ты не очень-то устаешь.
Рат скромно хмыкнул:
– Я вообще редко устаю.
– Вот и я об этом, – одноглазый сплюнул под ноги и продолжал: – Во-вторых, река петляет, и выше по течению много отмелей. Вряд ли баржи и катера маркитантов их очень быстро пройдут. А мы двинемся напрямик, я знаю тропы.
– Знаешь тропы? – покусывая соломинку, юноша с прищуром взглянул на своего страшноватого спутника. – Так это, выходит, ты у нас следопыт? Бывал здесь раньше?
– Бывал. Не такая уж я деревенщина, как ты почему-то считаешь.
Ратибор задумался. Шам говорил дело – деваться некуда, придется идти, догонять, и, похоже, ничего другого тут придумать нельзя. Разве что связать плот, только как плыть вверх по течению? Если верить шаму – река петляла, и торговцев вполне можно было догнать, тем более те имели привычку останавливаться на ночлег задолго до наступления темноты – как всегда, осторожничали. В своей выносливости и силе Ратибор нисколечко не сомневался, вот только не следовало забывать об одном – чем ближе к Москве, тем больше всяких поганых тварей…
Именно об этом – о тварях – и думал молодой воин коломенских Башен, с шамом за спиной ходко шагая по узкой, пока что идущей вдоль реки, повторяя все ее извилины, тропке. Думал – и словно накаркал.
Наг заметил их первым, тут же предупредив своего напарника, и Рат, опустив одноглазого наземь, поспешно спрятался за деревьями. Укрылся, достал из котомки бинокль, внимательно разглядывая горевший на круче костер и гревшихся вокруг него оборванцев. Молодые, лет по пятнадцати, совсем еще дети – светловолосая девчонка и парень. Одеты легко, по-летнему. Скорее даже раздеты: короткие, до колен, штаны из плотной синей ткани, рваные безрукавки. Оба – и девчонка и парень – босые. Вроде бы, с виду не опасные, но кто знает, чего от них ждать? Обойти эту парочку было затруднительно, пришлось бы перебраться через большой, густо заросший колючими кустами овраг с протокою, а потом еще огибать излучину реки. Рат покусал губы – кто эти двое? Что здесь делают? Тоже беглецы? Или здесь где-то недалеко их селение? Судя по одежке – так. Да и сами-то – совсем еще дети.
– Все ж лучше обойти, – на ухо прошептал шам. – Странные они какие-то. Я не могу влезть в их мозги. Правда, может быть, если подойти ближе…
– В мои мозги ты тоже влезть не можешь, – Ратибор хмыкнул…
– Здравствуйте! – сидевшая у костра девчонка неожиданно поднялась на ноги и пошла прямо на беглецов.
Миленькая, с длинными светлыми волосами, распущенными по плечам. В легкой своей одежонке она, казалось, вовсе не ощущала осеннего холода, просто шла себе босиком по жухлой траве и улыбалась.
И что теперь было делать? Бежать от этой непонятной девочки со всех ног? Ерунда какая-то. А для воина-то и вообще – позор!
– Здравствуйте. А мы с Леном рыбачим, – подойдя ближе, девушка улыбнулась самой обаятельной и приятной улыбкой. Большие ярко-голубые глаза ее доверчиво и с какой-то затаенной надеждой смотрели на Ратибора. – Лен – это мой брат, у нас селение здесь, неподалеку, за лесом. Хотите, заходите в гости, ну, а если некогда – похлебайте с нами ухи.
– Ухи? – Рат с Нагом переглянулись. – Да нет, спасибо, нам и в самом деле некогда. Кстати, а вы на реке маркитантов, случайно, не видели?
– Маркитантов? – девчонка нахмурила брови. – Я – нет, а вот брат что-то такое говорил. Идемте, у него и спросим. Может, все-таки, и ухи поедите?
Повернувшись, она пошла к костру, худенькая, голоногая, беззащитная… Интересно, кто ее родители, живы ли? И почему отпустили вот так, без одежки почти, все ж не лето…
День выдался не то чтобы ясный – все небо было затянуто желтоватыми облаками, однако ж обходилось пока без дождя. Да и честно сказать, прохладненько было – не очень-то ласковый ветер дул с реки. Ратибору и в трофейной подбитой мехом куртке не жарко, а эта идет – даже не вздрогнет. И босыми-то ногами – по синей осоке, как по хорошо утоптанной тропе!
Дойдя до костра, девушка оглянулась:
– Присаживайтесь. Меня, кстати, Олей зовут.
Смелая… Вот так вот пойти в лес, позвать неведомо кого… пригласить… Смелая, да. Или – мозгов совсем нету. Или… что-то еще.
– Здравствуйте! – при виде гостей мальчишка вскочил на ноги с радостной улыбкой.
Он сильно походил на сестру, такой же пухлогубый, голубоглазый, тоненький, лишь чуть пошире в плечах. Рваная безрукавка едва прикрывала впалую грудь, коричневую от грязи… или это просто сохранившийся со знойного лета загар?
В котле что-то кипело, какое-то варево, запахом вовсе не похожее на уху. Впрочем, очень может быть, – тут рыба такая. Или – не положили еще?
Рат бросил быстрый взгляд вокруг. По росшим рядом с костром кустам стелился густой черный дым… вдруг показавшийся юноше подозрительным. Чем? Ратибор пока не понимал, не мог представить, а, скорее, в полном соответствии со старинной пословицей, просто дул на воду, обжегшись на молоке – видел опасность там, где ее вовсе не было. С одной стороны, для воина это плюс, но с другой – психическое расстройство личности. Паранойя – так, смеясь, говорила когда-то мать.
Паранойя…
– Лен, они спрашивали про торговцев. Ты же видел, покажи… вот ему… – Оля взяла Ратибора за руку, и тот вздрогнул – слишком уж холодной показалась ему ладонь этой девочки. Впрочем, и не мудрено – сидеть здесь, на ветру, в такой-то одежке.
– Да-да! – подросток быстро вскочил на ноги, показывая рукой куда-то в сторону плеса. – Спуститесь туда. Там, у самой реки, какие-то странные вещи.
– Что за вещи?
– Мы не знаем. Не наши.
От плеса на кручу с горящим костром было карабкаться и карабкаться. Уставший шам делать это вовсе не собирался, несмотря на все свое любопытство, тем более – звали-то ведь не его.
– Жди здесь, друг Наг, – махнув рукой, Ратибор посмотрел на парня. – Ты со мной не спустишься, Лен?
– Н-нет, – парнишка резко дернул шеей, так резко, что показалось, будто у него сейчас оторвется голова, слетит с тонкой шеи да покатится вниз, к плесу.
– Мы с братом сегодня устали, – сверкнула глазами девушка. – Уж извините. А придешь – как раз и поспеет уха. Ты ведь недолго – что там особо смотреть-то?
– Вот и я думаю – что?
Хмыкнув, молодой человек спустился с кручи… правда, не до конца. Зацепился на бегу за какую-то корягу, споткнулся, едва не упав, замешкался в разросшихся смородиновых кустах. Справившись с кустами, оглянулся, помахать ребятам и шаму рукой – мол, все в порядке.
А никто на него не смотрел. Все трое сидели у костра, повернувшись спинами к плесу, посередине – Наг, а по бокам – брат с сестренкой…
Неожиданно Ратибор вздрогнул. Ему вдруг явственно показалось, что в этой идиллической картинке что-то явно не так. Ну, не так – и все тут. Только что же? Вроде бы все так – костер, ветер, дым… Так?
Так, да не так!
Как-то все было отдельно! Отдельно, почти без всякого дыма, горел костер, и черный, стелящийся по кустам, дым, тоже существовал отдельно – как от костра, так и от ветра. Да и вообще, казался каким-то слишком густым. Однако же…
– На-аг! – махнув рукой, закричал юноша.
Поздно!
Милые ребятишки набросились на расслабившегося шама с двух сторон. Лен с ходу хватил его камнем по голове, Оля же вцепилась в руку. И оба шустро потащили обмякшего одноглазого в кусты… Где скопившийся дым вздыбился вдруг черной хищной медузою размерами с избу. Медуза – или, скорей, студень – изогнулась, темные ложноножки алчно потянулись к жертве…
– Стоять!!!
Выхватив наган, Рат, не долго думая, выпустил все три пули. Две всадил в Лена, и одну – в его голубоглазенькую сестричку. Именно, что всадил – своим глазами видел, как пуля с чмоканьем вошла меж лопатками девушки… как раздробила череп парня…
Должна была раздробить, но…
Но ничего не случилось! Милые детки, похоже, вообще не обратили внимания на то, что в них кто-то стрелял, да мало того что стрелял – попал, убил, или, уж по крайней мере, смертельно ранил.
Как тащили бедолагу Нага, так и продолжали тащить, не обернулись даже. Ну и дела!
В три прыжка Ратибор уже был на круче и, выхватив меч – бывший меч предателя Сгона, – с ходу сшиб голову Лену. Светловолосая голова подростка, подпрыгивая, покатилась вниз, в реку, а безголовое тело все так же упрямо продолжало тащить шама к черному студню. На перерубленной шее не выступило ни кровинки, и сам студень уже был рядом, хищно вытягивая ложноножки, подобно ожившему Нечто – кошмару из давних детских снов.
«Черное Поле!» – внезапно осенило Рата. Черное Поле Смерти… так вот оно что… Сражаться с ним невозможно, можно только убежать – благо сделать это легко.
– Эх!
Сплюнув, молодой человек ловко увернулся от ложноножки, взмахом клинка отрубил впившуюся в запястье шама руку, и, схватив незадачливого приятеля за локоть, потащил за собой, к обрыву.
Туда они и слетели все втроем – Рат, шам и вцепившаяся в него Оленька. Скатились кубарем к плесу, к реке. В погоню за ними никто не ринулся – ни безголовый Лен, ни черное Поле, которому наверняка было бы здесь трудновато спуститься… Или потом трудновато подняться обратно? Как-то так…
Слава Атому, хоть Наг пришел в себя и, усевшись у самой воды, болезненно скривился, со стоном поглаживая затылок. Отойдет, ладно… пока есть, кем заняться и без него.
– Ну, девочка! – с силой схватив Оленьку за плечо, грозно вопросил Рат. – Советую рассказать все.
– У тебя лоб грязный, – сверкнув голубыми глазами, девчонка неожиданно засмеялась, весело, безмятежно и беззаботно, как смеются юные девушки или дети. – И вообще, ты смешной. И – красивый. Ты мне нравишься, очень…
– Ну, надо же – нравлюсь.
– Я хочу тебя поцеловать. Можно?
Не дожидаясь ответа, Оля протянула руку… нет, не руку – голую, словно у скелета, кость!
Рат отпрянул, с ужасом глядя, как красивая юная девушка прямо на глазах превращается в нежить, в прах! Сначала потускнели глаза, вместо них сверкнули мертвенной тьмой пустые глазницы, опали чудесные волосы, дымясь, истлела кожа… Не прошло минуты, как перед опешившим юношей лежал белый человеческий скелет. Какие там голубые глаза, какое милое личико? Вместо него издевательски скалился череп. На шее, на грудной клетке превратившейся в прах девушки золотом блеснула цепочка с небольшим круглым кулоном – амулет. Превозмогая брезгливость, Ратибор протянул руку – золото есть золото и негоже ему пропадать, вполне может пригодиться для выкупа Ясны. Что-то щелкнуло, и кулон неожиданно открылся, разломился надвое – внутри него оказался узенький, скрученный в трубочку свиток – записка.
Рат развернул. Не бумага, совсем непонятный материал, но буквы вполне понятные… Прочитав, юноша закусил губу – записка содержала просьбу… даже не просьбу, а крик.
«Я – Ольга Василь, мне было пятнадцать. Похороните меня, пожалуйста! Пожалуйста, похороните!»
Сунув цепочку в карман, Ратибор покосился на истлевший скелет, подошел к растущим невдалеке березкам, поплевал на руки и принялся копать тесаком землю. Под тонким слоем дерна оказался песок, но все же пришлось повозиться – сильно мешали корни. Зато место было красивое, на плесе, на берегу, под березками. Славное место.
– Ты что это делаешь? – с удивлением округлив единственное око, поинтересовался подошедший Наг.
– А, оклемался? – Ратибор с улыбкою обернулся. – Как себя чувствуешь?
– Твоими молитвами…
– Тогда помогай, не стой.
– Так что ты все-таки…
– Копаю могилу – не видишь?
Глазные щупальца шама вздыбились от безмерного удивления:
– Могилу?! Для кого?
– Для нее, – Рат кивнул на скелет. – Она попросила. Вон, в траве записка, читай. И давай, откидывай горстями землю.
Вскоре меж молодыми березками вздыбился свежий могильный холмик. Ратибор заботливо обложил его дерном, и, отыскав на плесе обломок доски, нацарапал на ней, как смог – «Ольга Василь». Воткнул, полюбовался, закопал рядом медальон и, сполоснув руки в реке, вытащил из заплечного мешка трофейную баклагу:
– Кажется, еще осталось. Помянем, Наг.
Сделав глоток, юноша передал баклажку напарнику. Тот выпил и, чуть помолчав, спросил:
– Ты всегда всем помогаешь, да?
– А ты полагаешь, этого не стоит делать совсем? – прищурясь, вопросом на вопрос ответил Рат.
– Нет, я – иной случай, – Наг тут же поправился. – У нас с тобой взаимовыгодное сотрудничество, симбиоз. А это… Это ведь не человек – морок. Я слыхал про таких, но никогда не видел, а потому и не смог распознать. И даже не почувствовал Поле, хотя должен был бы… Эх! Скорее, скорее в Москву, там я восстановлю все… Все мои способности, все…
– Ты сказал – Поле? – перебил почему-то расстроившегося приятеля Ратибор.
– Да, Поле, – уныло повисшие щупальца шама встрепенулись вновь. – Видишь ли, Поля Смерти могут генерировать мороки, нежить. Ими становятся любые существа, погибшие в этом Поле, без разницы – когда: может, год, а может, и двадцать – и больше – лет назад. Поле просто вдыхает жизненную энергию в трупы и использует их, как ловушку для таких дурачков, как мы.
– Ладно, похоронили – и ладно, – хлебнув браги, мрачно промолвил Рат. – А девчонку жаль. И парня. Совсем еще дети… были.
Выбравшись на тропу, путники зашагали дальше, вернее, шагал Рат, шам же спокойно ехал у него на шее. Места вокруг тянулись Рату совершенно незнакомые, тропа сделалась шире, видно было, что ей часто пользуются, скорее всего, дикие звери, но, может, и люди… или мутанты, места неизвестные – кто уж тут разберет. Маркитанты, бывало, рассказывали всякое, но Ратибор отчего-то подозревал, что – врали.
– Через любое Поле можно пройти, – не забывая посматривать по сторонам, негромко рассказывал Наг. – Если иметь предмет, заряженный в этом Поле. Тогда Поле воспринимает человека как часть себя. А предмет можно разбить на части, раздать товарищам… если таковые имеются.
Предмет… Ратибор про себя хмыкнул. Золотая цепочка вовсе не жгла ему ни карман, ни совесть, и делить ее на части он вовсе не собирался – пусть себе лежит, пригодится.
Похоронив несчастную девочку, Рат с Нагом вновь поднялись на кручу, иного-то пути не имелось. Правда, на этот раз оба были куда осторожнее, знали: в ожидании добычи где-то притаилось черное Поле Смерти. И беглецы опасались не зря!
Едва путники отошли от кручи шагов на триста, как что-то внезапно вылетело на них из кустов. Какие-то серые существа, размером с хорошего пса. Длинноухие, с косящими желтыми глазами, они прыгали, словно кенгуру, о которых когда-то рассказывала Ратибору матушка.
Проворно сбросив шама, молодой человек резко отпрянул в сторону – острые клыки клацнули возле его горла… Сверкнуло лезвие. Одним движением молодой человек снес неведомому, но, видно, крайне опасному, существу, голову. Странная такая была голова – с вытянутой, почти собачьей, мордой и длинными ушами.
Особо рассматривать сейчас было некогда, зверюг оказалось не так уж мало – четверо, правда, одна уже была обезглавлена Ратибором, да и другая, схватившись за распоротое брюхо, завизжала, отползла в кусты… Третья тварь набросилась было на шама… Но тут же отскочила в сторону, заскулила… как и четвертая – видно, одноглазый, несмотря на свою побитую башку, все же как-то смог на них воздействовать, вот только…
Вот только слева, в ельнике, колыхнулась бесформенная тьма, поглотив обоих существ, ускользнувших от разящего тесака Ратибора. Проглотила и остановилась, переваривая добычу и не предпринимая никаких агрессивных действий. Рат словно бы слышал довольное урчанье и видел – точно видел! – что становилось с угодившими в смертельную ловушку тварями. Чернота хищного студня оказалась вовсе не такой непроницаемой, и юноша не смог удержаться от любопытства, несмотря на все стенания своего одноглазого спутника, призывавшего поскорее уйти прочь.
Спрашивается, а зачем воину бежать со всех ног, если что-то его заинтересовало? Тем более, непосредственной опасности уже не было. Черное (как и знакомое, красное) Поле оказалось вовсе не столь уж ловким, и на то, что сейчас происходило внутри него, Рат смотрел во все глаза.
Одна из тварей вдруг растянулась, быстро изменив форму, словно бы кто-то лепил фигурки из глины или тающего воска. Растянулась, потом резко сплющилась и, вытянув лапы, сдохла. Поле буквально за полминуты алчно высосало зверя. Пертурбации, происходящие со вторым существом, оказались еще интереснее. У твари вдруг отвалились клыки, морда несколько сплюснулась, да и само существо сделалось гораздо меньше в размерах, да так и продолжало съеживаться, пока не превратилось… в обычного серого зайца!
– Ах ты ж, черт длинноухий! – Ратибор восхищенно выругался. – Скажи кому – засмеют: зайцы в лесу напали.
– Идем уже, – выглядывая из-за елки, занудно напомнил Наг. – Время.
– Нет, ну видишь же… Ладно, давай, залезай.
Взгромоздившись юноше на шею, шам некоторое время осматривался, а затем вновь начал болтать, пространно отвечая на все расспросы Рата.
– Видишь ли, друг мой, насколько я знаю, черное Поле может изменять структуру биологических объектов, тела которых на какое-то – очень короткое – время становятся словно бы пласти… как мягкая глина становятся, и лепить из них можно все, что угодно. Бывает и иной случай – обратная мутация. Что мы и видели. Хищная тварюга мутировала обратно в мирного травоядного зайца! Поле его, верно, сожрало, точнее – высосало энергию, но, если бы мы этого зайца вовремя вытащили, могли б его и сами съесть. Если б, ха-ха, поймали бы!
– Так что же – он был бы жив? – несказанно удивился юноша.
Наг хохотнул:
– О чем и речь, друг мой. О чем и речь.
Рат еще о многом выспрашивал шама, правда, тот отвечал не очень охотно и как-то расплывчато. Да, мол, в здешних местах как-то бывал, случалось, вот и знаю немного дорогу, но кто тут нынче обитает – без понятия, за прошедшее время много чего могло измениться.
– Так мы что же, еще и заблудиться с тобой можем? – хохотнул Ратибор.
Одноглазый обиженно вскинул голову:
– Только не со мной!
И впрямь, путь он указывал вполне уверенно, руководствуясь какими-то своими, известными одному ему приметами, или, может быть, просто по памяти. Говорил, где нужно повернуть, где обойти трясину, а где – спуститься в глубокий овраг.
Выбравшись из очередного оврага, узенькая, змеившаяся под ногами Ратибора тропинка вывела беглецов на широкую, чрезвычайно твердую тропу какого-то непонятного темно-серого цвета. Не тропа – целая дорога! Правда, почти все покрытие давно вздыбилось и пошло черными змеистыми трещинами. Кое-где его прорвали одуванчики и прочие травы, а то и деревца, так, что проехать здесь на телеге не было бы никакой возможности, а вот идти пешком оказалось вполне даже удобно.
– Древняя дорога? – не удержавшись, спросил Рат. – Я слышал, про такие рассказывали. Правда, про железные.
– Эта – асфальтовая, – морщась, Наг потер ладонью затылок с расплывающейся заметной шишкой, оставшейся на память от удара морока. – Покрытие такое – асфальт. Кажется, из нефти делалось, как и пища для двигателей самобеглых повозок – бензин. Дорожка такая называлась – шоссе. В давние времена по ней самобеглые повозки и ездили – автомобили, автобусы, трамваи, грузовики.
– Знаю, – на ходу покивал Ратибор. – Парнишка один рассказывал.
– Что за парнишка?
– Да так. Думаю, его уже нет в живых… хотя – случается всякое.
– Стой! – шепотом скомандовал шам, и тощие коленки его сдавили юноше шею. – Там, на реке…
– Вижу.
Изгибаясь прихотливой излучиной, видневшаяся внизу Москва-река образовывала широкую песчаную отмель, на которой виднелась широкая железная лодка маркитантов, черневшая обводами, словно выброшенное волною чудовище. Никого из людей на лодке не было… Точно не было – ссадив с шеи Нага, Ратибор тут же вытащил из котомки бинокль.
То, что он увидел, парню не очень понравилось. Перед глазами его снова встало нечто непонятное, нечто такое, что, в целях собственной безопасности, нужно было бы постараться поскорей объяснить.
Лодка, точнее – баржа, никак не могла быть одна. Обычный торговый караван – две-три баржи с бурлаками либо гребцами… даже иногда с паровым буксиром!
В трофейный бинокль юноша внимательно осматривал и саму баржу, и прилегающую к ней акваторию, округу. Людей – никого, да и сама баржа издалека казалась чрезвычайно старой, проржавевшей донельзя. Как на такой и плыть-то не боялись?
– Надо бы сходить, глянуть, – передав бинокль шаму, Рат погладил висевшие на поясе ножны с тесаком. – Что скажешь, а?
– Присутствия мутантов или людей я там не чувствую, – тихо отозвался одноглазый. – Согласен, стоит посмотреть.
Лежавшее носом на берегу судно вблизи оказалось столь же пустынным, как и издали. Оглядевшись по сторонам. Ратибор оставил Нагу меч – слишком уж длинен, для того чтоб лазать не сильно удобен. Уцепившись за фальшборт, юноша рывком перевалился на палубу и, тут же вскочив на ноги, выхватил из ножен тесак… Пустая палуба, гулкий трюм, на корме – небольшая надстройка, казавшаяся давно покинутой. Осторожно подойдя ближе, Рат заглянул в распахнутую дверь…
Странные приборы, круглый, со спицами, диск на небольшой стойке… кажется, он назывался руль… или штурвал? Рядом с приборами – рычаг с надписями – «Полный вперед», «Вперед», «Назад»… Судя по всему, у судна имелся двигатель! Тогда почему этот корабль бросили – этакую-то ценность? Кончилось топливо? Но паровая машина, насколько Ратибор помнил рассказы матери, работала на дровах, а дров кругом, берегами – полно. Значит, этот двигатель был не на дровах, на чем-то другом. На бензине? А не слишком ли шикарно для простых торговцев – бензин? Да и где его нынче найдешь-то? Хотя в Москве, по слухам, есть все.
В помещении – (оно называлось рубкой), где свободно гулял ветер, не осталось ни одного целого стекла, да и в стенах зияли небольшие круглые дырки – ясно, от пуль. Куда меньше пищальных, но побольше, чем от «ПМ» или нагана. И много дырок, много… Как же называлось та древняя пищаль, которую Рат совсем недавно видел у одного из торговых приказчиков? «Калашников», вот как! Оружие имело свое имя… А судно-то обстреляли, и серьезно! Вопрос – кто? И где? Что-то не похоже, чтоб здесь. Где тогда трупы? Саму-то баржу, верно, вынесло теченьем на отмель, а трупы мог кто-то сожрать – запросто. Были, были трупы – вон, кругом какие-то бурые потеки, пятна, ну точно – кровь!
Юноша прислушался – показалось, будто бы откуда-то снизу, из трюма, донесся вдруг чей-то стон. А шам ведь сказал, что никого не ощущает. Ну да, ну да – братца с сестрицей он тоже не ощутил. И черное Поле прошляпил, тоже мне следопыт!
Нет, ну точно! Внизу явно кто-то стонал! Кто-то нуждался в помощи, очень возможно – в срочной. Наверное, выжил кто-то из раненых, быть может, даже кто-то знакомый, и тогда… тогда многое можно будет узнать.
Покинув рубку, Ратибор сделал пару неслышных шагов по палубе и осторожно заглянул в наполовину приоткрытый люк. Никого не увидев, юноша, сжимая в руке обнаженный тесак, осторожно спустился по узенькой металлической лестнице – трапу.
В трюме царили полутьма и затхлый запах плесени. Затаив дыхание, Рат немного постоял, дожидаясь, когда привыкнут глаза… И снова услышал… нет, вовсе не стон, а довольное урчание и чавканье. Совсем рядом, за какими-то ржавыми бочками кто-то что-то жевал. Подобравшись ближе, молодой человек выглянул из-за бочек…
Жующий сидел к нему спиной, у него оказались широченные плечи борца и маленькая приплюснутая голова, почти напрочь лишенная шеи. Никакого намека на одежду существо не имело, кожа на плечах его была покрыта наростами, а между пальцами опытный взгляд проводника заметил перепонки…
Болотник! Именно такую тварь, мертвую, пожираемую изнутри плотоядным червем, Рат повстречал тогда, на болотном островке в виду Маринкиной башни. Правда, этот был вполне живым и казался куда крупнее, по крайней мере – раза в два выше и массивнее Ратибора.
Болотник…То ли зверь, то ли нелюдь-мутант, обычно питавшийся кровью плотоядных деревьев, но при случае не брезговавший и человеческой. Вот как сейчас.
Словно почувствовав на себе человеческий взгляд, существо обернулось и, углядев юношу, злобно рыкнуло, отбросив в сторону обглоданную человеческую кисть… Юноша цинично улыбнулся – теперь ясно, куда делись трупы. И ясно, почему шам не смог почувствовать тварь – болотник все ж не человек, мозгов почти нету.
А вот для того, чтобы немедленно напасть, мозгов у твари хватило. И это казалось странным – болотники первыми обычно не нападали, а вот этот… видать, потому что чувствовал свою силу, наглее других оказался, увереннее… или добычу не хотел уступать.
Подскочив к бочкам, чудовищное существо взмахнуло когтистой перепончатой лапой, целя Ратибору в голову и устрашающе раскрыв усеянную мелкими острыми клыками пасть.
Ага, попал, как же! Не для того воинов башен тренировал покойный воевода Твердислав, чтоб их запросто рвали на куски какие-то там безмозглые болотные твари.
Уклоняясь, Рат тут же совершил выпад, стараясь достать вражину острием тесака. Не тут-то было! И передние лапы болотника оказались слишком уж длинными, да и тесак – не меч, все ж был коротковат, да и, честно говоря, неудобен… Эх, знать бы, так добрый пятницкий клинок шаму бы не оставил. Вот ведь дурень – помешал ему меч, видите ли. Сейчас бы как раз пригодился. В самую бы пору… достал бы!
Однако сокрушаться и бить себя ушами по щекам сейчас абсолютно не было времени – проклятый болотник его не давал. Нападал, гадина водяная, скалил похожую на капкан пасть, да все пытался ухватить перепончатой лапищей.
По ней и получил тесаком – от души. Завыл, отпрянув и едва не окатив Ратибору лицо зеленовато-бурой, дурно пахнущей кровью. Схватив бочку, в ярости метнул ее парню в голову, не попал, но тут же схватил другую, а за нею – и следующую… В узковатом трюме бочки гремели, как пушечные ядра, и Ратибор едва успевал уворачиваться, подобраться к разъяренному не на шутку болотнику у него теперь не осталось никакой возможности. И тот рано или поздно все ж достал бы его, просто бочками завалил бы, но…
Отпрыгнув в глубину трюма, Ратибор освободил проход к трапу и одновременно издал столь воинственный и громкий клич, что болотная тварь, вообще-то, не отличавшаяся особенной храбростью, аж присела… Присела, оглянулась… и, схватив в охапку недоеденный труп, метнулась на палубу – путь-то теперь был свободен.
– Ну и скатертью дорога, – ухмыльнулся Рат. – Барабан через плечо, ветер в широкую спину. Давно бы так.
Распахнутый наверху люк вновь накрыла тень… отпрянув в угол, юноша приготовил тесак…
– Ты жив, друг мой? Эй? – заглянув в трюм, громко поинтересовался Наг.
– Да жив, – убирая в ножны тесак, Ратибор нервно рассмеялся. – Повздорили тут кое с кем… по поводу пищи.
– И… кто это был? Я видел, как что-то такое большое проскочило по палубе в воду. Да там и осталось.
– Это… это атаман Иван Заруцкий, любовник Марины Мнишек, чьим именем башня названа, – подходя к трапу, пояснил воин, и озадаченный шам воспринял его слова на полном серьезе.
– Кто-кто?
– Да болотник это, расслабься! Обычный болотник, только уж очень крупный, большой. Интересно, не моего ли знакомого приказчика он с собой утащил, а?
* * *
Все то же асфальтовое шоссе, вернее, его остатки, стелилось под ногами путников. Слева и справа от дороги густо разрослись высокие пирамидальные тополя, липы и клены, сквозь которые, иногда почти полностью закрывая само шоссе, пробивались буйные заросли краснотала, бузины и малины. Шам уже шагал сам, правда, пока не очень-то быстро. Если б он по-прежнему оставался у Ратибора на шее, тогда бы скорость передвижения беглецов была выше, но безопасность – куда ниже. Здесь необходимо было реагировать на каждый звук, на каждый шорох.
Вот слева зашевелились ветки старой вербы, зашевелились просто так, ветер-то к вечеру стих. Рат ткнул локтем Нага, кивнул – мол, будь готов, бродяга! Одноглазый поудобнее перехватил тесак и, глянув на своего спутника, хмыкнул: слишком уж воинственно тот выглядел. На шее бинокль, за поясом меч, тесак, нож, еще и револьвер системы Нагана, правда, незаряженный, да и меч нынче не в ножнах – в руке. Хороший клинок, родной, доброй работы кузнецов Пятницкой башни.
Едва до подозрительного дерева осталась пара-тройка шагов, как в кустах что-то поползло, полезло… А поперек шоссе, чуть ли не на головы беглецов, упал толстый тяжелый сук – попал бы и по головам, если бы путники не были так осторожны. Упав, сук вдруг ожил, и, словно древняя тропическая змея анаконда, с неожиданным проворством бросился на Ратибора. Хорошо, парень был начеку, и нанес упреждающий удар сразу.
Рубанув, молодой человек ощутил, как лезвие его меча с чавканьем вошло вовсе не в дерево, а во что-то живое. Из раны – именно так, из раны! – вдруг брызнула буровато-зеленая жидкость, и Рат поспешно отпрыгнул – сок хищной вербы вполне мог быть ядовит, как, например, у борщевика.
Почти полностью перерубленный сук, изгибаясь в судорогах, прекратил атаку, зато из кустов полезли, хлынули неудержимой волной, серовато-коричневые щупальца-ветки. Не прошло и мига, а они уже ухватили шама за ногу, опутали, оплели, повалили…
Отбившись от веток, Ратибор тут же бросился на выручку, быстро сменив меч на тесак – тем было куда удобнее рубить хищные ветви. Вот парень и рубил – резко, наотмашь, не боясь повредить об асфальт тяжелый, грубой заточки, клинок. Работал, как дровосек, только щепки летели, да и Наг помогал, как мог, перерезая тонкие ветки ножом…
– Уходим, – освободив приятеля, Ратибор схватил его за руку, помогая подняться. – Бежим!
Да, только это их сейчас и спасло – быстрота ног. Не одна верба здесь оказалась хищной, а почти весь лес, или, уж по крайней мере, подлесок. Все эти шипящие кусты, папоротники…
Лес, густой темный и злобный, неожиданно встал за беглецами стеной, в буквальном смысле слова пытался их остановить, норовя ухватить хищными лапами корней и веток. Слава Атому, этот кошмар продлился недолго – лес все же оказался не очень-то подвижным хищником, точнее, вовсе не подвижным: он мог лишь поджидать и хватать добычу.
Совсем скоро впереди посветлело. Выбравшись из леса, дорога пошла среди широких полей, заросших пожухлой желтой травой, чертополохом и гигантской – в рост человека – крапивой, явно хищной. Быть может, это именно она не пускала на поля лес.
На вершине невысокого холма Рат остановился возле трех узловатых корявых сосен, переводя дух и осматриваясь, да заодно поджидая отставшего по пути напарника, взбиравшегося на пригорок уже из последних сил. Вечерело. Позади, за лесом, неторопливо садилось скрытое кучевыми, золотисто-алыми облаками солнце, впереди, километрах в двух, блестел пологий изгиб реки, близ которого виднелись какие-то полуразрушенные строения, тянувшиеся вдоль дороги к разрушенному остову моста. Мосты через Москву-реку – и прочие Оку, Коломенку, Истру – во время Последней Войны разрушили все… или почти все. Быть может, лишь в самой Москве что-то осталось, да и то вряд ли – даже шам этого точно не знал – не ведал. Пристально глядя в бинокль, Рат насчитал семь более-менее сохранившихся зданий, одно из которых выглядело гораздо крупнее и нарядней других даже сейчас, несмотря на отвалившуюся там и сям штукатурку.
– Прекрасный образчик позднего классицизма, – приложив окуляр к единственному глазу, непонятно пояснил Наг. – Белые колонны, фронтон, пилястры…
Ратибор недоверчиво прищурился:
– Это все – заклинания?
– Это – архитектура, друг мой. Всего лишь архитектура… которая когда-то была, – шам задумался, помолчал и – уже себе под нос – добавил: – Когда этот мир станет нашим, мы восстановим все.
– Архитектура, – негромко повторил юноша. – Удивительно, – облезлый вожак нео Ксарг тоже знал это слово.
Одноглазый, опуская бинокль, рассмеялся:
– Ничего удивительного. Я ж тебе говорил – нео не такие уж и дикари, они очень хорошо обучаемы. Было бы кому учить. Тем более, Ксарг, судя по всему, прожег себя в красном Поле Смерти – и получил не только выдающиеся физические способности, но и острый, совсем не дикарский, ум… Так мы заночуем здесь, на лугу?
– На лугу?
Рат задумался. К вечеру заметно похолодало, а ночью вполне могли грянуть и первые осенние заморозки. Ночевать в чистом поле не очень-то хотелось, ибо разводить там костер, даже очень небольшой, значило сообщать о себе всей округе. А спать без тепла, на голой, покрытой инеем, травке – весьма сомнительное удовольствие, без которого лучше бы обойтись, коли уж есть такая возможность. А возможность была – поселок казался необитаемым.
– Как твои способности, Наг? – юноша искоса посмотрел на шама.
– Пока никого там не ощущаю, – пошевелив глазными щупальцами, отозвался тот. – Но мы еще слишком далеко. А подобные селения я раньше видел, даже ночевал как-то – их тут полно.
– И что, все заброшены?
– Почти все. Но надо смотреть.
– Надо – так пошли, глянем!
Усмехнувшись, Рат повесил на шею бинокль и решительно свернул в поле.
Путники подобрались к заброшенному поселку с околицы, где оказалась еще одна дорога, на этот раз – железная. Правда, уже почти уничтоженная деятельными усилиями развязавших Последнюю Войну людей и дикой мутировавшей природы. Кое-где сохранившиеся рельсы проржавели до такой степени, что при первом же прикосновении рассыпались в прах, так что на месте железнодорожного полотна остались только шпалы, и то – далеко не все.
Припав к окулярам, Ратибор жадно шарил глазами по стоявшим уже так близко зданиям, старательно примечая любое движение, любую мелочь, что указывала бы на присутствие здесь каких-либо разумных существ – людей или мутантов. Разумность – означала враждебность, любой чужак рассматривался как враг. Неразумные – хищные деревья, лесное зверье и прочие твари – тоже были врагами.
– Никого здесь нет, – отряхнув от налипшей грязи колени, тихо сказал Наг. – Пусто. Я чувствую… то есть, как раз – не чувствую.
Рат усмехнулся:
– Того, на барже, ты тоже не чувствовал.
– Так у болотников почти нет мозгов. Да и железо кругом было.
– И все равно, лучше будет забраться во-он в тот крайний дом как можно более незаметно. Задача ясна? Тогда все. Идем.
Понравившийся Ратибору домишко выглядел похуже других: скособоченный, неказистый, со съехавшей на бок крышей из серого древнего материала – шифера, – куски которого валялись по всему двору. В доме, как и заверил шам, не оказалось ни единой живой души, как и во всем поселке, и в ближайшей округе. Вообще ни одного живого существа, если не считать росшего невдалеке плотоядного леса. Даже воробьи с воронами не летали, не щебетали, не каркали, лишь высоко-высоко в небе, распластав крылья, парила какая-то большая хищная птица.
Никого вокруг не было. И все же, Рата терзало какое-то смутное предчувствие, юноша словно чувствовал на себе чей-то пристальный и недобрый взгляд, будто кто-то наблюдал за беглецами от самого леса. Делиться своими сомнениями со спутником молодой человек не стал – слишком уж они были смутными, на уровне одних только ощущений, весьма слабых и исчезнувших сразу же, как только путники оказались в заброшенном доме.
От мебели давно осталась одна труха, лишь старинный комод в углу небольшой комнаты высился все так же непоколебимо, как двести и триста лет назад. Вытащенные и выброшенные ящики комода валялись тут же, некоторые – разбитые в щепки. Видать, когда-то давно кто-то заглянул сюда в надежде на поживу, да, ничего не отыскав, в ярости растоптал ящики сапогами… или порушил дубиною. От обоев на стенах уже давно ничего не осталось, зато оказалась вполне исправной большая беленая печь, которую беглецы и затопили, как только дождались темноты. На дрова пошли ящики комода, остатки стульев и… старинные книги, обнаруженные в соседней комнатушке с зияющим провалом в стене. Провал – это было хорошо, всегда неплохо иметь запасные пути к отступлению. Найденные книги в большинстве своем годились только в печку: сильно тронутые плесенью и грибком, распухшие, со слипшимися страницами, они не вызывали никакого желания взять их в руки даже ради праздного любопытства. Иногда, однако, попадались и редкие более-менее уцелевшие экземпляры в строгих тисненых переплетах, но без картинок: Лесков, Толстой, Бунин. Кто это такие, не ведали ни шам, ни Рат, лишь предполагали, что, наверное, умные люди, раз сочинили такие толстые книжки… читать которые было, увы, некогда – да и темнело быстро. Впрочем, парочку более-менее сохранившихся юноша прихватил – так, полистать – из любопытства.
Расположившись и растопив печь, беглецы устроили скудный ужин. Ратибор, искоса поглядывая в книжку, скромно довольствовался орехами и остатками браги, а вот его одноглазый спутник за обе щеки уплел вяленые уши, хозяйственно прихваченные им к качестве трофеев от дикарей нео. Вообще, как давно заметил Рат, новый дружок его отличался завидной всеядностью и неразборчивостью в пище. Шаму было все равно, кого есть, а людей – так даже предпочтительнее, поскольку какой-то там «метаболизм».
– Ты точно не будешь? – насытившись, одноглазый протянул приятелю надкушенное ухо. – Попробуй – вкусно!
– Тьфу! – Рат сплюнул и выругался. – Ты меня-то сонного не сожрешь, чудо?!
– Не сожру, – со спокойной серьезностью уверил шам. – Мы ведь друг другу нужны – забыл, что ли? Кстати, что ты в книге вычитал?
– А вот! – поднеся раскрытые страницы к дрожащему свету горевших в печи дров, Ратибор отозвался довольно охотно, правда, при этом спрятал ухмылку, и громко, с выражением, зачитал: «Эх, набил бы я тебе морду! Да только Заратустра не велит».
– Все бы тебе шуточки! – оскорбился шам. – Морду-то мне за что бить, а?
– А ни за что! Была бы морда…
* * *
Спать, естественно, решили по очереди. Кинули на пальцах жребий – первые полночи выпало шаму, вторые, самые трудные, Ратибору, тут же и завалившемуся на печку. Дрова давно уже догорели, лишь краснели угли, давая приятное тепло, что пришлось весьма кстати. Быстро наступившая ночь выдалась холодной, зеленовато-синей, с тускло мерцавшими звездами и медно-красной, словно разбухшей от крови, луною.
Ратибору приснилась Ясна. Взявшись за руки, они, нежась на солнышке, лежали на нежно-зеленом июньском лугу, тут и там покрытом цветочным разноцветьем. Розовый пахучий клевер, мохнатые одуванчики, желто-белые солнышки ромашки, синие васильки, колокольчики, фиалки (любимые цветы Ясны) – каких только здесь не росло! Девушка сплела венок из васильков и ромашек, надела на голову, и, обняв Рата, обдала жаром блестящих светло-карих глаз, больших, глубоких, как лесное озеро, с озорными золотистыми чертиками. Посмотрела прямо в глаза и негромко спросила:
– А хочешь, я тебя сейчас поцелую?
«Зачем ты спрашиваешь?» – хотел было закричать юноша, вот только изо рта его вместо слов вырвалось лишь какое-то шипение, а светлый облик возлюбленной вдруг отдалился, став зыбким и невесомым. Подхваченная налетевшим ветром, Ясна вдруг взлетела к небу, так что Рат едва успел схватить любимую за руку…
– Руку отпусти, друг мой! Больно же! Хватка-то у тебя – медвежья.
Ратибор вздрогнул: вместо милого девичьего личика над ним склонилась жуткая физиономия шама.
– Приснилось что? Между прочим, твоя очередь караулить, – дождавшись, когда Рат, что-то бурча, спустится на пол, одноглазый проворно забрался на печку и тут же захрапел. Даже не сказал – может, во время его дежурства что-нибудь необычное было? Хотя если б было, так обязательно доложил бы.
Примостившись у разбитого окна, Рат принялся смотреть на улицу, ближе к разрушенному мосту выходящую на небольшую площадь, на которой как раз и располагалось то самое большое и когда-то красивое здание, обозванное шамом «поздним классицизмом». Чернело, мигая желтыми холодными звездами, небо. Залитые медно-серебристым светом луны улицы и остовы зданий тоже казались серебряными… как и трава, и торчавшие тут и там столбы с давно снятыми проводами. Не серебро это было – иней. Похолодало нынче резко, вступала в свои права осень, не за горами было зима – самое опасное время в коломенских башнях, захваченных дикарями не без его, Рата, участия.
Эх, Сгон, Сгон… Подлый предатель! И что же Ратибор так повелся на его фальшивое дружелюбие, на лживые слова? По молодости, да по глупости? Не совсем. А потому повелся, что где-то в глубине души всегда считал себя чуть лучше других. Не то чтобы самым лучшим, но… Потомок жителей далекого московского Кремля, Рат и в самом деле был и сильнее, и выносливее, и умнее многих своих сверстников. Правда, хватало ума этого не выказывать, да и покойная матушка всегда учила быть тактичным – не хвастать, не выпячивать себя, не показывая без нужды ни силу свою, ни воинское уменье, ни ум. Рат и не выказывал ничего такого. Лишь только обидно посмеивался про себя, потому что где-то в глубине души знал – именно он, Ратибор, из всех людей коломенских башен и есть самый лучший! Не зря же самая красивая девушка – Ясна – дарила ему свою любовь!
Да, бывали и там, в башнях, парни – даже куда моложе, – что в чем-то превосходили Рата. Хоть тот же Велесий в маскировке, а многие – в стрельбе из лука и еще кое в чем. Наверное, было бы вовсе не зазорно чему-то поучиться у них, но… Ратибор ведь считал себя первым. Пусть даже – в глубине души. Считал – и просчитался, брошенные коварным предателем семена упали на подготовленную почву. И что можно было сейчас исправить? Да ничего. Надо было либо давно сгинуть – что Рат, верно, и сделал бы, если б не Ясна, – либо научиться жить с ощущением собственной великой вины за все, что случилось. Вот молодой воин и жил. Ради Ясны… и ради того, чтоб вернуть все назад. Отыскать Ясну, собрать войско, отбить у дикарей башни – почему нет? Он же еще так молод и все может успеть. Главное сейчас – отыскать как можно скорее любимую, а затем… затем можно подумать и о другом. Обязательно! Так и будет! Так!
За окном послышался какой-то шорох, едва-едва различимый, словно бы где-то проскользнула, протопотала лапками, мышь. Юноша насторожился, тихонько вытащил меч… Нет, все вроде бы спокойно – никого. Все так же тихо кругом, все так же призрачно и беззвучно мерцают в холодном ночном небе луна и звезды. А внизу – серебряная от инея трава. Как вот здесь, под окнами… Черт!!!
Ратибор тряхнул головой, словно бы отгоняя наваждение – как и тогда, на барже, ему снова вдруг показалось, что здесь что-то не так. И что было тут не так, на пустынной-то улице? Никого и ничего! Пусто! Все так, да, но за последнее время молодой человек научился доверять своим чувствам, что не раз уже спасало не только его самого. Вот и сейчас он чувствовал какую-то неосязаемую опасность, исходившую снаружи. Что-то там было не в порядке, и зоркие глаза молодого воина это видели, вот только сообразить он пока никак не мог, что же его беспокоит.
А ну-ка, внимательней! Кусты далеко – не спрячешься, в чертополохе тоже, летних буйных зарослей уже нет, одна лишь пожухлая, тронутая инеем, травка.
Опа! Иней! Вот он везде лежит ровно и серебристо. А от зарослей чертополоха к дому тянется какой-то след. Нет, не след даже, а… словно тонкий провод лежит… И не лежит. Ползет! Двигается! Хотя… нет, никто не ползет… Показалось…
Разрешая сомнения, юноша выскочил в окно. Нет, не провод, просто какое-то растение. Даже вот, листочки – обычный плющ. Обычный… Однако же – почему он не в инее? И тянется… тянется на крышу, к прорехе… к печной трубе…
Та-ак! А ну-ка, скорее!
С мечом в руке молодой человек вихрем ворвался в дом и, подскочив к печке, рубанул уже полностью оплетшие напарника заросли. Целый зеленый клубок.
Плющ-удав – вот кто это был! Плотоядный и хищный, он незаметно подбирался к жертве – обычно спящей, – обхватывал, обвивал, ломая кости и выжимая все соки так, что от несчастного бедолаги оставалась лишь мумия.
– Вот тебе, тварь, вот! – закаленный клинок кромсал стебли в клочья. – Эй, Наг! Как ты?
А шам уже почти не дышал…
Нет, вот все-таки встрепенулся, открыл око… И принялся резать коварное растение ножом, кромсать, иногда забываясь и задевая собственную кожу.
Пару минут – и остатки хищника покрыли пол плотным зеленовато-бурым ковром.
– Плющ-удав, – сбрасывая с себя стебли, покачал головой Наг. – Не думал, что они сейчас есть.
Ратибор вскинул глаза:
– Почему же нет? Судя по тем милым деревцам, здесь кто только не водится.
– Все так, но… – одноглазый пощелкал пальцами, видимо, соображая, как поскорей объяснить. – Плющ-удав любит тепло, лето. Сейчас, осенью, он, как и все растения, засыпает и никакой активности не должен бы проявлять.
– Этот вот проявил!
– То-то и странно, – глянув в окно, шам устало пошевелил щупальцами. – У плюща может быть хозяин. Кстати, дампы используют его во время ритуальных казней.
– Кто использует?
Рат сейчас чувствовал себя дураком – выходило, что он еще не знал очень и очень многого.
– Дампы? Ты мне о них не рассказывал.
– А ты не спрашивал, – огрызнувшись, Наг быстро пришел в себя. – Дампы – это… понимаешь… их еще называют – народом мусорной кучи. Сильно обезображенные человекообразные мутанты, прикрывающиеся всяким разноцветным тряпьем. Я как-то с такими сталкивался, ставил туман, и они не обманули, заплатили щедро. Вообще, это довольно злобный, но в чем-то простодушный и честный народ. Ближе к Москве много их бродячих отрядов… Ладно, что-то мы заболтались. Если плющ напустили дампы – плохи наши дела. Надо думать, как выбираться отсюда, и как можно незаметнее и быстрей.
– Ты же говорил, что никого не чувствовал? – не преминул заметить Рат.
– Не чувствовал, – одноглазый опустил веко и пошевелил щупальцами. – И сейчас не чувствую.
– Зато я чувствовал! – взорвался молодой человек. – Будто бы кто-то всю дорогу за нами наблюдал.
– Наблюдал?! – обиженно подскочил шам. – Да что ты можешь чувствовать, ты!
– Сейчас вот как дам в морду!
– Во-от! Только и умеешь – в морду да мечом помахать. Идеальный воин для дампов!
Оба разом замокли, утихомирились, и вовсе не потому, что вдруг заметили новую угрожавшую им опасность, а просто – чего было зря орать-то? Невидимых врагов тешить? Если они и правда есть.
Серебрилась тронутая морозным инеем трава. На востоке, за лесом, светлело небо. Пора было идти дальше, ибо задерживаться в столь негостеприимном месте путникам не очень-то хотелось. Да и некогда было – догнать бы поскорей маркитантов… ну, а если не догнать, тогда уж прямиком в Москву. Наг ведь не зря уверял, что именно в Москве и стоит искать заказанную торговцам девушку – Ясну.
Выглянув из провала в стене, Ратибор в три прыжка добрался до растущего на противоположной стороне улицы чертополоха, где и распластался, укрываясь за чахлыми стеблями, осмотрелся вокруг, да махнул рукой напарнику – мол, давай. Шам тоже шмыгнул в чертополох, после чего беглецы быстрым шагом направились к остаткам железной дороги, уже хорошо различимой в свете начинавшегося дня. Первые лучи солнца золотили редкие медленно проплывающие облака, за которыми, в недостижимой выси, вновь маячила большая хищная птица.
– Там, у старой станции, повернем к реке, – указав пальцем, Наг вдруг резко повалился наземь, потянув за собой и Ратибора. Оба услышали громкую барабанную дробь, рвущую в клочья тишину раннего осеннего утра.
Упали они вовремя – что-то вспенило землю совсем рядом, вонзаясь, поднимая фонтанчики из старой травы и почвы.
– Очередь! – вспомнив древнее слово, юноша приподнял голову… и тут же опустил – барабанная дробь послышалась снова, и снова вспенили стылую землю фонтанчики пуль.
– «Калашников»!
– «Калашников»? – шам неожиданно рассмеялся, хотя для смеха сейчас было не самое подходящее время. – Нет, друг мой, боюсь, дело хуже – это крупнокалиберный пулемет! Возможно, бережно кем-то хранимый со времен Последней Войны, возможно – прожженный в красном Поле Смерти. Но – пулемет. И бьет он с моста… вон с той опоры.
Рат рванул с шеи бинокль, глянул… На высокой опоре моста и впрямь кто-то таился, водил длинным, блестевшим тусклым металлом, жалом. Целился! Но тут же… километра два, не меньше!
– Не знаю, какова у него прицельная дальность, – оглядываясь, тихо промолвил Наг. – Но нас он достанет, это точно! Если только рвануть к лесу…
– Ага! В хищные лапы – забыл? – Ратибор зло сплюнул и тихо приказал: – Значит так, единственный наш шанс – это тот самый красивый домик. Как ты говорил – «поздний классицизм». Туда и рванем. Разом. Но в разные стороны, ты – направо, я влево. Там и встретимся… На раз-два… и… Дернули! Оп!
Одноглазый то ли не посмел возразить, то ли не успел – да Рат бы его и не послушал, сейчас он здесь был за командира, потому и рванул первым, показывая пример, как только улеглись очередные фонтанчики пуль… и слыша, как, что-то крича от страха, выскочил из своего укрытия шам.
Новая очередь не заставила себя ждать, только теперь стрелок вынужден был распылять внимание. Как видно, он хотел срезать сразу двоих, но не успел, промахнулся, а теперь было уже поздно – выскочившие кузнечиками беглецы рванули в разные стороны, проворно скрываясь за разрушенными домами.
