Глава 6
Юноша очнулся в болоте, на той самой тропинке, где он когда-то – не так уж и давно – встретил Сгона. Над пологим холмом, обиталищем красного Поля, все еще стоял туман, только не розовый, а обычный, желтовато-белый. Кругом не было никого, уж конечно же, любопытные разошлись по своим делам сразу же после казни.
Ратибор повернул голову и похолодел: у колокольни, окружив ее, копошись какие-то люди, что-то орали, кидали копья и камни. С родных Пятницких ворот валили клубы густого черного дыма, а совсем рядом, у Маринкиной башни, шел бой. Точнее говоря, уже заканчивался, насколько мог судить Рат. Он прекрасно видел врагов, все тех же лесных дикарей, только на этот раз их было много, очень много, и наступали они не беспорядочно, а явно подчинявшимися общему командованию отрядами.
Нео! Но как они прорвались? Наверное, как и тогда, ночью – смогли. Да и со стороны леса тоже вполне могли явиться – Великий Био отныне не представлял для кровожадных дикарей никакой угрозы. И в этом был виноват Ратибор! Выходит, не зря его приговорили к казни… Впрочем, осуждать себя или других сейчас было некогда – надо спасть своих!
С башен были слышны выстрелы из пищалей и пушек, вот только звучали они все реже и реже. Вскочив на ноги, Рат внимательно посмотрел на башни. Горела не только Пятницкая, а еще и Семеновская, и Ямская. От Погорелой же и Спасской остались одни руины. Значило это только одно: кто-то показал дикарям подземные ходы к пороховым складам в подножии каждой башни. Среди своих имелся предатель… или предатели – ведь через болотные тропы нео тоже кто-то провел.
Больше не рассуждая, Ратибор со всех ног бросился через болота по старой гати, да по пути споткнулся, свалился в трясину, правда тут же выбрался и побежал дальше. Мокрый, грязный с испачканным болотной тиной лицом и спутанными колтуном волосами, юноша и сам сейчас напоминал дикаря.
Это его и спасло. В суматохе схватки дикари, как видно, приняли его за своего, да особенно-то и не приглядывались, поглощенные азартом уже даже не боя, а просто резни. На развалинах башен уже никто не сопротивлялся, с горевших Пятницких ворот кто-то выпрыгнул прямо на копья радостно возопивших дикарей, а с колокольни нео просто сбросили трупы. Звонница оказалась в руках дикарей.
Подобрав с земли жуткую пародию на меч, сделанную из какой-то толстой и тяжелой железной полоски (все же лучше, чем ничего), Ратибор бросился к родным башням, на ходу примкнув к бегущей туда же большой группе дикарей, насчитывающей человек сорок. Дым, гарь, сорванные с петель ворота, трупы…
Азартно потрясая копьями и дубинами, вражины ворвались в башню, которую, похоже, никто уже не защищал.
Рат закусил губу, увидев, как из развалин башни закоптившиеся в дыму нео вытащили окровавленное тело, в красном плаще и пробитой во многих местах кольчуге. Юноша тут же признал воеводу Твердислава. Окровавленная голова боярина бессильно свесилась вниз, седая борода торчала клочьями, а мертвые недвижно застывшие глаза уже ничего не видели.
Жаль старика…
Однако, пожалеть тут можно было многих – да всех. Похоже, Ратибор опоздал – здесь все было кончено. Довольно хохоча, дикари парами осматривали убитых и раненых, последних тут же добивали резким ударом дубины и аккуратно складывали к уже имевшимся трупам, просто в кучу. Наверняка чтоб уже совсем скоро устроить кровавый пир.
Кроме убитых, имелись и пленные, в основном молодые девушки, женщины, подростки. Стариков и маленьких детей нео в плен не брали, предпочитая тут же сожрать. Этих же, видимо, придержали для гнусных забав и непосильной работы. Хотя какая работа может быть у тупых лесных дикарей?
Прекрасно осознавая всю грозящую ему опасность, Ратибор внимательно осматривал пленных, надеясь увидеть среди них Ясну… Нет, девчонки там не было. Убили?!
Юноша гнал от себя недобрые мысли, да, собственно, и думать-то было сейчас некогда. Неужели – всё?! Неужели, сопротивленье людей башен подавлено, и не осталось больше никого, ни одного отряда, ни одного воина? Не может такого быть! Однако, большинство башен уже были разрушены либо горели, никто не сопротивлялся… разве что у Грановитой башни. Вот ее дикари еще не взяли, не разрушили. Окружили, тащили лестницы… и пушки! Да-да, пушки, как видно, трофейные, волокла целая толпа врагов, опутав веревками и ремнями. Что же, дикари научились стрелять?! Скорей, их кто-то научил, и ясно было, что и здесь никак не обошлось без предательства.
– Почему воин без дела? – вдруг окликнули сзади.
Рат обернулся, встретившись взглядом с коренастым, свирепым на вид, нео в панцире из искусно соединенных друг с другом костей. На поясе дикаря, на перевязи, болтался захваченный у кого-то из воинов Башен меч… который враг тут же выхватил, почти сразу определив в Ратиборе чужака.
Почуял, видно, что-то, собака немытая.
Резко отскочив в сторону, Рат живо подставил под удар свое оружие, тяжелое и неудобное, но, надо признать, прочное, и даже весьма. Да и меч у нео оказался не боярский – отроческий, хотя и сделан был и закален на совесть.
Отразив удар, юноша тут же бросился в контратаку, пытаясь достать врага длинным выпадом, дерзким уколом в незащищенный пах. Однако же, длины «клинка», если это можно было вообще назвать клинком, не хватило, да и дикарь оказался вертким, несмотря на весь свой тяжеловесный вид. Увернулся… отпрыгнул… снова занес меч…
Рат быстро ударил по летящему вниз вражескому клинку с боку, стараясь выбить оружие из рук дикаря.
Не вышло, не проходили с этой железкой приемы клинкового боя, да и, как видно, отличающийся недюжинной силой дикарь держал меч цепко. И столь же цепко следили за соперником маленькие злобные глазки.
И снова удар… звон… отбивка… Рат отпрыгнул в сторону, уходя от очередной атаки, запрыгал, затанцевал вокруг врага, выбирая момент для неожиданно резкого выпада…
Враг с воем занес меч… юноша уклонился, чувствуя, как просвистел над ухом закаленный клинок. Снова отпрыгнул, закружил, ухмыляясь – дикарь орудовал мечом словно дубиной, столь же бесхитростно и туповато, просто крутил над головою да бил, и, если бы в руках Ратибора находился не этот огрызок, а настоящий боевой клинок, то у коренастого не оставалось бы никаких шансов. Впрочем, шансов у него не оставалось и так.
Быстро разгадав нехитрую тактику нападавшего, Рат теперь лишь примеривался, выбирая момент… И, как опытный боец-мечник, не забывал краем глаза посматривать на то, что делается вокруг.
А вокруг ничего хорошего не творилось. Вокруг столпились сбежавшиеся поглазеть на поединок нео, с копьями, с камнями, с дубинами. Вот потому-то так уверенно чувствовала себя коренастая лесная сволочь! Ухмылялся, показывая желтые клыки…
Рат бросил взгляд в стороны… дикари, дикари… снова дикари… остатки разрушенной башни, а за ними… а что за ними? А за ними…
Желтые глазки нео вспыхнули яростью. Враг перестал кружить и снова бросился в атаку, вращая над головой сверкающим клинком.
Переместив вес на левую ногу, юноша уклонился. Меч пролетел низко над головой, едва не задев клок волос на макушке. Толпившиеся вокруг дикари радостно завыли. Рат тут же перенес вес на правую ногу, спружинил… Выпад! Укол! Прямо в пах.
Что там стало с соперником дальше, Ратибор уже не видел – некогда было смотреть. В три прыжка юноша обогнул дымящиеся развалины башни, задержал дыхание и, невидимый в густом непроглядном дыму, спрыгнул в ров, рванув к развороченному взрывом зеву подземного хода и моля всех богов, чтобы лаз не оказался заваленным.
Дикари бросились в погоню почти сразу, но вот это «почти» оказалось решающим – сыскать беглеца в дыму пожарищ оказалось довольно сложно: поди пойми, куда тот побежал, где спрятался, схоронился, скрылся.
Озадаченно столпившись у рва, дикари откашлялись и принялись лихорадочно соображать, что делать дальше. Длинный, с седыми космами, бородач нерешительно указал на развалины Спасской башни, на что ему громко возразили двое туповатых с виду парней в панцирях из каких-то ржавых железок. По их мнению, сбежавшего нужно было искать в лесах, в священной роще.
Спор этому положил подбежавший в гневе десятник: здоровенный малый с круглым, не лишенным печати интеллекта, лицом и свирепым взглядом.
– Аой! Мерзавцы! Ишь, стоят. Вперед, к башням! – он зло ощерился, оглядываясь на Маринкину башню, где сейчас затухал последний очаг сопротивления.
– Но… он убежал и мы…
Напрасно осмелился возразить один из парней, ой, напрасно! Здоровяк тут же пнул его ногой в пах, ловко попав меж защитных пластинок, и, бешено вращая глазами, зарычал:
– Я сказал – за мной! К башне.
Ослушаться его не посмели, а вот беглеца уже простыл и след.
Ветер гнал туман к лесу, и на болотах запах гари чувствовался довольно слабо. И все же осторожно выбравшийся на поверхность Рат закашлялся – скорее, от усталости и нервного истощения, нежели от дыма. Все ж он был живой человек, пусть и воин, но не робот – и переживал и нервничал, и далеко не всегда поступал так, как нужно было бы поступить.
Что делать сейчас, юноша просто не знал. Вернуться к башням, чтоб с честью погибнуть или, того хуже, угодить в плен? Так, безо всякого смысла. Если б еще точно знать, что Ясна жива, в плену… или, может быть, ей удалось сбежать? Почему бы и нет? Ведь он-то, Ратибор, сбежал – почему другие не могут?
В задумчивости, молодой человек уселся на плоский камень, не забывая зорко следить за происходящим вокруг. Сидел, рассуждал сам с собой, пытаясь прийти к какому-то более-менее приемлемому и разумному решению… и вдруг краем глаза заметил видение. Кто-то подкрадывался по старой гати, полз, не обращая внимания на холодную болотную жижу и грязь.
Миг – и Рат проворно распластался за камнем, поудобнее, насколько это вообще было возможно, перехватив в руке свой ржавый тяжелый клинок. Воин никогда не расстанется с оружием, пусть даже с таким – все ж лучше, чем ничего.
Прищурив глаза от внезапно выглянувшего солнца, юноша высунул голову из-за камня и напряженно всмотрелся. Инте-ересно, кто это там полз, хлюпая болотной тиной? Какой-нибудь припоздавший дикарь? Непохоже – с чего бы ему таиться-то? Или нео заметил Рата первым, и теперь решил незаметно подкрасться, напасть? Что ж, давай…
Юноша недобро усмехнулся, прикидывая, как снесет крадущемуся вражине башку, и принялся спокойно ждать. Сойдя с гати, дикарь уж никак не пройдет мимо камня.
Вот уже близко, вот шевельнулись камыши… вот показалась, взлетела, словно птица, и снова упала, чья-то рука, желтая, узкая, с изящным плетеным браслетиком, какие делали юные мастерицы Семеновской башни.
Нет, это не дикарь. Свой! Такой же беглец, быть может – раненый.
Оглянувшись, Ратибор выскочил из-за камня и бросился к гати…
В камышах, вытянувшись, лежал молодой длинноволосый парень в длинной одежде жреца. В правом, в бурых подтеках, боку его торчала грубая, с черным опереньем, стрела, какие обычно делали нео.
Упершись взглядом в грязные сапоги Ратибора, волхв поднял голову и простонал:
– Помоги-и-и…
– Держись, – молодой человек нагнулся, перетащил раненого к камню, и, перевернув на бок, рванул одежду… Похоже, чем-то помочь бедолаге уже было поздно: рана вокруг стрелы нагноилась, опухла и пожелтела. Поня-а-атно… Рат с таким уже сталкивался, и не раз. Лесные нео обвязывали наконечники стрел пенькою, для надежности пропитанной клейким соком мутировавших волчьих ягод, представлявшим собой сильный растительный яд, действующий не слишком быстро, но неотвратимо. Если б сразу после ранения кто-то вытащил стрелу и отсосал ядовитый сок, тогда раненого еще можно было бы спасти, но сейчас у этого бедолаги не осталось никаких шансов. Сколько он еще проживет? Минуту… две, три? Во всяком случае – вряд ли дольше.
Молодой жрец, как видно, это хорошо понимал и, пытаясь что-то сказать, поднял трясущуюся руку.
– Н-на н-нас напали. Дикари, нео. Убили… убили всех. Я убежал, полз… караван… Велимир – убит…
– Волхв Велимир? – удивленно переспросил Рат. – Его я знаю. Но про караван ничего не слыхал – а должен был бы. Я же проводник…
– Я знаю…
Раненый обреченно прикрыл глаза и зашептал, время от времени понимая веки:
– Передай великому волхву Владиславу, что… что мы доставили девушку… маркитанты заплатили честно… а золото… золото там… я спрятал, чтоб дикари не… чтоб не смогли найти… я… я…
Пораженный ужасной догадкою, Ратибор с силой схватил умирающего жреца за плечи:
– Что за девушка?! О какой девушке идет речь?
– За-забыл, как ее зовут… забыл…
– Лет шестнадцати, худенькая… Золотистые волосы, карие глаза – так?
– Так, да…
– А зовут – Ясна!
– Ясна… Да! Да, Ясна! – умирающий приподнялся и снова заговорил о спрятанном золоте… вернее, лишь попытался сказать – на тощей, с большим кадыком, шее его вздулись вены, и желтая пузырящаяся пена хлынула изо рта…
Несчастный дернулся, выгнулся дугою… и замер, навеки устремив в блеклое осеннее небо застывший взгляд светло-голубых, широко распахнутых, глаз.
– Отмучился, – вздохнув, Ратибор закрыл умершему парню веки и, протащив тело по гати, сбросил его в болото.
Чавкнув, сомкнулась над телом мутная черно-зеленая жижа.
– Мир душе твоей и покой.
Пусть не в могилу, пусть так, но все ж погребен. Все лучше, чем кто-то сожрет труп – а ведь так и было бы.
Покончив с похоронами, Рат напился из дождевой лужи и, оглянувшись на дымящиеся позади башни родного коломенского кремля, решительно зашагал по узкой болотной тропке. Теперь он точно знал, куда идти и что делать, и надеялся, что маркитанты никуда еще не ушли. А ушли, так всегда можно нагнать. Нагнать и выкрасть любимую! Кстати, умерший жрец что-то говорил о золоте… может быть, стоит повнимательней посмотреть по пути? Хотя… что там смотреть – искать надо, и искать тщательно! Но сейчас некогда, потом все, потом.
Поглядывая на условные знаки, юноша почти не пользовался вырубленной по пути, в осиннике, слегой – все давно уже знал наизусть. Однако по сторонам крутил головой исправно, памятуя встреченного не так давно болотника и червя. Совсем недавно все еще было, недавно, буквально несколько дней. И башни еще стояли, и не было захватившей их толпы дикарей, и все были живы, и он, Ратибор, еще не был ни беглецом, ни приговоренным к смерти, и все было хорошо!
Да, было. Но теперь-то все совсем не так, и вернуть прошлое не в силах Рата, а раз так, то нечего и вспоминать, бередить раны, надо думать о настоящем дне и о будущем. Добраться до острова Ржавой Баржи, там – старый лагерь, там рыболовные снасти, остатки припасов. Там и хозяин острова – борщевик. Которому за проход нужна будет жертва. Придется добыть кабана или косулю. Только удовлетворится ли этим хозяин, привыкший к жертвам совсем иного рода? Ладно, там видно будет, там поглядим – в конце концов, островок-то можно попытаться и обойти, предварительно разжившись снастями.
Так думал путник, так рассуждал, продвигаясь вперед по чавкающей болотной жиже… пока не увидел в сотне шагов впереди сидящего на старом пне человека, в руках которого что-то блестело. Молодой парень со скуластым лицом…
Сгон!
Ну да, это был Сгон, десятник Пятницкой башни, старый друг и товарищ. Обвиненный в доносе… наверно – лживо, по крайней мере, Рат в это верил. Говорили, что перед самым нападением нео Сгон куда-то исчез. Так ведь и верно – пошел за болота охотиться. Теперь вот возвращается. Не знает, верно, про нео, про башни, про пожарище… Эх! Невеселая будет для него весть.
– Эгей! Ратко-о-о-о! – приятель, видно, высмотрел Ратибора в бинокль, вскочил с пня, радостно замахал руками. – Эге-ей!
Путник прибавил шагу… друзья обнялись.
– Что там за дым, друг? – первым спросил Сгон. – И куда ты собрался?
Рат посмурнел лицом:
– Башен больше нет. И людей нет. Напали нео.
– Дикари? – изумился десятник. – Но как они посмели – на пушки? Этих лесных поганцев что, не смели картечью?
– Не смели, – голос Ратибора зазвучал глухо и сипло. – Кто-то показал им подземные ходы. Дикари подорвали и подожгли Кремль. Все пушечные башни, до одной, сразу. И, я полагаю, одновременно.
Собеседник недоверчиво свистнул:
– Дикари? Рванули? Они что, знают взрывное дело? Умеют делать порох?
– Кто-то научил. А порох они могли и купить… или забрать у маркитантов силой.
– Ах, брат… – усевшись на камень, десятник достал из заплечной котомки плетеную флягу. – Все это так… так жутко, что надо немедленно выпить. Будешь?
– Давай.
Махнув рукой, Рат приложился к фляге, сделав сразу несколько глотков забористой ягодной бражки – где только Сгон такую и взял, да и как сумел сохранить, не выпить? И где он бродил все эти дни? И в самом деле – охотился? Тогда где же добыча? Странно это все… странно… стра…
Рябое лицо десятника вдруг начало расплываться, превратившись в смешной круглый блин с приплюснутым носом и маленькими узкими глазками. Все вокруг закачалось, сделалось каким-то нечетким, а растущая вокруг пня чахлая желтая травка вдруг прыгнула прямо Ратибору в лицо. Последнее, что помнил парень, было ударившее в глаза солнце.
* * *
Рат пришел в себя от нестерпимой вони. Кругом было сыро и тесно, скученно от спавших тут и там людей, в большинстве своем – стариков и подростков, еще не ставших ни воинами, ни мастеровыми. Круглый холодный зал с брошенной на каменный пол соломой, тусклый свет, проникающий сквозь узкую, едва просунуть руку, бойницу, лился откуда-то сверху. Почему именно сверху, гадать было долго не надо: Рат оказался в подвале. Подвале какой-то уцелевшей башни, Маринкиной или Грановитой, а те, кто здесь в подвале сейчас находился – узники…
– Эй! – потерев жутко болевшие виски, юноша приподнялся и потряс за плечо какого-то спящего старика из семеновских. – Где мы?
– А?! – встрепенувшись, воскликнул тот. – Что? Кто?
В широко распахнувшихся безумных глазах старика стоял самый настоящий ужас.
– Я не знаю, я ничего не знаю. Я просто работаю, и тебе надо работать, и всем…
– Не надоело-о-о-о?! – сверху, надо рвом, прокатился вдруг громкий богатырский клич.
Рат вздрогнул – так обычно кричали караульщики-нео. Значит, и впрямь – в плену. Ну, конечно, не на танцах же и не на празднике веселых дев.
«Не надоело» – так дикари проверяли караулы, знаменитые свои «десятки», чтоб часовые не заснули да на ненужные разговоры не отвлеклись – уж что-что, а потрепаться за жизнь лесная сволочь любила!
– Не надоело-о-о-о?!
– Надоело! – отрывисто рявкнули в ответ.
Все ясно – смена караула.
Юноша покачал раскалывающейся от боли головой и тихо застонал – все, что могло случиться плохого, увы, случилось, он оказался в плену. Интересный вопрос – как? Каким образом? Ведь еще вчера… Нежданная встреча со Сгоном, брага… И вот, теперь…
Рат не успел додумать – снаружи, за окованной железными полосками дверью, раздались чьи-то тяжелые шаги, послышались громкие голоса и смех.
Дверь резко распахнулась, метнулся по углам оранжевый свет факелов, и ворвавшиеся в узилище темные длиннорукие фигуры принялись злобно пинать всех подряд:
– Эй, подымайтесь! Живо, болотные ублюдки, х-ха!
Просвистел, щелкнул бич, ожег чью-то спину – послышался жалобный вскрик.
– Ленивые твари! Живо, я сказал!
Узники торопливо вскакивали на ноги, вместе со всеми поднялся и Ратибор, справедливо предположивший, что обитателей узилища сейчас собираются куда-то вести.
Выбраться бы отсюда. А там поглядим.
Подгоняемые пинками и ударами, пленные поднялись по узким ступенькам каменной древней лестницы наверх, на утоптанную площадку перед Маринкиной башней, называемой иногда еще и Круглой – такой она, на самом деле двадцатигранная, казалась издалека.
Как и вчера, день нынче выдался ясный, однако с утра было довольно прохладно, да только что показавшееся в небе солнце еще не грело… впрочем, оно уже и днем грело мало – осень.
Десяток молодых ухмыляющихся дикарей, вооруженных короткими копьями и дубинами, без лишних слов погнали пленников к полуразваленной Успенской звоннице, которую, по-видимому, намеревались зачем-то восстановить. Зачем – Рату было не очень понятно, ведь дикари традиционно жили в непроходимых лесах, время от времени совершая набеги на селения сородичей или дальние деревни людей. Зимой прорывались и к башням, обламывали зубы, правда, лет пять назад ворвались-таки в Спасскую, но их оттуда вскорости выбили с треском. Нынче же, судя по всему, удача улыбнулась нео – проклятые отморозки захватили весь Кремль! И мало того, что захватили, еще и принялись восстанавливать, что для дикарей было совершенно нехарактерно. Их дом – лес, непроходимая чаща. Выбрался, устроил лихой налет, да с награбленным добром, с пленниками обратно в лес. А тут звонницу восстанавливают. Как говорила матушка – на хрена козе баян, спрашивается? Зачем тупой лесной сволочи Кремль? Не жить же они здесь собрались?
Хотя, в свете последних событий, кто их знает?
– Работать! – подведя узников к развалинам, приказал начальник караула – приземистый, чрезвычайно широкоплечий и упитанный тип, чем-то похожий на большую свинью, одетый в яркий кафтан с узорной вышивкой, ранее явно принадлежавший какому-нибудь башенному боярину.
– Всем работать! Не лениться, иначе – бить, бить!
В подтверждение своих слов, Свинопотам – именно так про себя прозвал его Ратибор – выхватил из-за пояса кнут из дубленой кожи и с размаху опустил его на спину первому попавшемуся подростку. Разорвав телогрею и рубаху, кнут добрался до кожи, парнишка дернулся, узкое, осунувшееся лицо его исказилось болью.
– Работать, ага, ага!
Узники, включая и только что избитого, взялись за камни.
Работа оказалась несложной, но чрезвычайно тяжелой, особенно для подростков, стариков и приведенных из какого-то другого узилища женщин. Нужно было перетаскивать или перекатывать, кантовать, если не получалось тащить, камни и осколки битого кирпича, освобождая ворота, которые дикари всерьез вознамерились отремонтировать, не жалея сил попавшихся в их цепкие лапы узников.
Бежать на рывок, сразу же, не представлялось возможным – Ратибор все же вполне здраво оценивал ситуацию. Слишком уж много вокруг врагов! Непосредственно занимающийся охраной узников «десяток» под чутким руководством Свинопотама, да еще и множество дикарей вокруг, занимающихся самыми разными делами, а чаще – просто шатающихся безо всякого конкретного дела. Кроме надсмотрщиков, конкретным делом занималась лишь молодежь, рядом, в скверике-«блюдечке» под руководством опытных воинов отрабатывая приемы пешего строя. Тренировали их на совесть, опытный глаз Рата отметил это сразу. Взаимодействие в паре, в «пятерках», в «десятках», построение и атака в каре – покойный воевода Твердислав учил примерно так же. А еще из Маринкиной башни дикари притащили целую кучу пищалей, видать, собрались учиться стрелять.
Огнестрельное оружие, восстановление Башен, изучение тактики боя – все это никак не вязалось с образом отсталых лесных дикарей. Хотя обликом и повадками дикари оставались дикарями, но кто-то явно заставлял их упорно тренироваться и что-то изучать. И этот кто-то – вожак! – явно отличался недюжинной сметкой, умом и безумной жаждой власти. А еще – неописуемой дикой жестокостью, иному вождю нео просто не подчинялись бы. Взглянуть бы на этого деятеля хоть одним глазком… А может, это тот, «облезлый»?
Для себя Рат пока решил так: присмотреться, прикинуть, что к чему, а потом уж и бежать, используя любой подвернувшийся случай. Вырваться и отыскать Ясну – вот что сейчас было для юноши главным.
Врагов оказалось много, слишком много – откуда они и взялись-то в таком количестве в этих диких лесах? Впрочем, леса-то были бескрайние, тянувшиеся до самых Уральских гор, а то и дальше. Кто там только не жил! Зимой охотники встречали многих: и разведчиков нео, и ходоков, или, скорей, беглецов из дальних лесных селений. Обычных, ничуть не мутировавших, людей, которых дикари презрительно именовали «хомо», считая лишь себя высшей расой, достойной жить на земле.
Кстати, как заметил Рат, нео промеж собой тоже различались, правда, не сильно – не внешностью, а аксессуарами: прической, одеждой, оружием. Даже речью! Большинство всегда говорило о себе – «он», некоторые, особо отсталые, знали только местоимение «мы», и лишь немногие говорили «я», выделяя себя, как отдельную личность.
Кое-что о повадках лесных дикарей юноша знал и раньше, однако многое сейчас стало для него открытием. В речь врагов он вслушивался невольно, ибо надсмотрщики были не дураки почесать языками. В то же время, бросая внимательные взгляды на тренирующуюся в скверике молодежь и всех прочих, околачивавшихся в округе, пленник сделал вывод, что все эти дикари принадлежат не к одному племени, а к нескольким. Это было хорошо видно издалека: какие-то отряды состояли из бритоголовых, а какие-то, наоборот, щеголяли длинными нечесаными космами. Кто-то, несмотря на начало октября, ходил полуголым, выставляя напоказ многочисленные, покрывающие, казалось, все тело, татуировки, кто-то с гордостью носил одежку из звериных шкур, а кое-кто – цветастые домотканые накидки с вышитыми затейливыми узорами. Значит, где-то знали ткачество, где-то – нет, где-то умели ковать железо, делать примитивные мечи, а где-то использовали дубины. Умный и жестокосердный вожак сплотил разрозненные, часто враждебные друг другу, племена. Наверняка при помощи грубой силы – ибо иначе эту лесную сволочь было бы не сплотить никак.
Трое подростков окружили большой камень, пытаясь сдвинуть его с места, хотя бы столкнуть. Ратибор поспешил на помощь. Сила его пришлась весьма к месту – каменюка поддалась, поползла потихоньку…
– Эй, навались! – увлекшись, командовал юноша. – Слева надави, слева!
Ху-у-у!!!
Откатив камень от ворот звонницы, работники перевели дух… И едва не нарвались на плети надсмотрщиков: видать, отдыхать здесь не полагалось. Впрочем, вполне можно было схитрить, провозившись с работой куда дольше, чем на самом деле требовалось. Рат понял это быстро, шепнул соседям, и теперь, оглядываясь на караульных, можно было… не то, чтобы поговорить, но перекинуться парой фраз, поддержать друг друга. Правда, в основном поддерживал Ратибор, он же всех и расспрашивал, жадно ловя каждую новость. Правда, далеко не все с ним говорили, большинство угрюмо отмалчивалось, а кто-то из пятницких знакомых мастеровых в ужасе отшатнулся, признав в новом пленнике недавно казненного святотатца.
– Сгинь, сгинь! О, Великий Био!
С подростками оказалось проще: видимо, не все из них присутствовали на казни, а скорее – просто не все знали Ратибора, у звонницы-то в основном работали семеновские, даже еще более дальние – ямские, всегда державшиеся наособицу и жившие своими деревнями. А может, этим парням уже было все равно, с кем говорить… хоть с кем-то.
– Вас взяли в плен сразу? – ворочая камни, в полголоса допытывался Рат у шустрого светловолосого паренька, на вид лет тринадцати-четырнадцати. – А воины? Они все погибли?
– Да, воины почти все погибли, – с затаенной гордостью шепотом отвечал паренек, звали его, кстати, Люсом. – Но, некоторые и в плен попали. Многие мастеровые просто сдались, а я… я угодил случайно. Просто попался, да. Дикари напали внезапно – я проснулся от взрыва, а потом… Дикарей было – тьма! Да ты и сам знаешь, Рат… Кто-то показал им тайные тропы через болота, подземные ходы… да и Великий Био нас нынче не защитил, видать, плохо мы его молили.
А вот это был упрек Ратибору. Он же угробил робота, которого теперь моли, не моли… Да-а, никак не думал, что так все случится, что…
Невдалеке, за звонницей, у того места, где когда-то стояла Тихвинская соборная церковь, бесследно сгинувшая в пламени Последней Войны, вдруг послышался жуткий тоненький крик, крик ужаса и невыносимой боли. Оттуда же тянуло горелым мясом…
Рат с Люсом переглянулись, и, бросив камень, выглянули из-за угла, пользуясь тем, что любопытные надсмотрщики тоже повернули в ту сторону свои рыла… да тут же и отвернулись, еще бы, с точки зрения дикарей, за башней не происходило ничего необычного. Сменившаяся от караула смена просто жарила на костре мясо. Эка невидаль!
Вот только мясом-то этим был ребенок, мальчик лет пяти. Насаженный на вертел, он орал от невыносимой жуткой боли, ибо мерзкие нео жарили его живьем!
Рат все же не выдержал – сдали нервы. Наклонившись, он выхватил из-под ног какой-то обломок и швырнул его, целя в гнусную морду того, кто крутил вертел… Куда хотел, туда и попал – нелюдь свалился с пробитым черепом прямо в пламя. Плач тоже прекратился, видать, несчастный ребенок умер.
Похватав дубины, сидевшие у костра дикари бросились к пленникам. Тут бы Ратибору несдобровать, слишком уж неравными были силы… Несдобровать, если бы не строгий окрик, раздавшийся вдруг у него за спиною.
– Стоять! Ешьте мясо, славные воины.
Нео разом остановились, опустили копья и головы, словно нашкодившие дети. Рат обернулся: позади него, на куче битых кирпичей, стоял тот самый облезлый вожак, которого юноша уже видел когда-то вот почти так же, вблизи. Широкогрудый, высоченный, как башня, с необычно могучими руками и ногами. Искривленное в гневе лицо его представляло собой жуткую кровавую маску из мускулов и облезшей, свисающей лоскутами, кожи. Из почти безгубого приоткрытого рта торчали желтые, острые, словно у дикого зверя, клыки, такие же желтоватые, на выкате, глаза, горели, словно древние лампы. С широченных плечищ свисала пятнистая шкура рыси, на груди красовалась изящная золотая пектораль, ранее принадлежавшая великому волхву Владиславу.
Да-а… такой вождь вполне закономерно внушал страх всем, и в первую очередь – своим собственным воинам.
Ратибор уже приготовился продать свою жизнь подороже, уже прикинул, какой камень метнуть в облезлого вожака и что потом делать, как вдруг…
…как вдруг заметил за спиной дикаря знакомую коренастую фигуру, знакомое лицо, скуластое, рябое…
– Сгон!
– Вот, великий Ксарг, тот самый воин, которого я взял в плен, – угодливо улыбаясь, склонился в поклоне Сгон. – Он весьма неглуп, силен и вполне может быть нам полезен. Могу я сказать ему пару слов, великий вождь?
– Говори, – разрешил облезлый.
– Эй, друг Ратибор! Не хочешь ли немного помахать кнутом, подгоняя этих бездельников? Или все же предпочитаешь ворочать камни и сдохнуть?
Сказать, что Рат был поражен, означало не сказать ничего. Сгон!!! Так вот кто предатель! Недаром они с облезлым держались как старые знакомые. Теперь ясно, как и что…
Юноша сглотнул слюну, понимая теперь не только роль Сгона, но и свою собственную роль в разгроме Башен. Он, Рат, – «убил» божество с помощью данного предателем пистолета, поверив в гнусную ложь, а Сгон показал дикарям подземные ходы в подвалы самых мощных башен, провел вражьи полчища тайными болотными тропами. Предатель встречался с облезлым еще тогда, ночью, – вдруг вспомнил Ратибор. Это вовсе не красное Поле светилось тогда в темноте осенней ночи – это были отблески костра… или даже костров! Вражеских костров, которые он, Рат, позорно прошляпил. И когда вражины запустили на звонницу болотную гадюку, ужалившую несчастного Легошу… от Сгона тогда пахло синей осокой, а ведь известно, что синяя осока отпугивает болотных змей!
Мерзкий предатель! Стоит теперь, усмехается, «по старой дружбе» предлагает Ратко роль надсмотрщика. Неужели, думает, что Ратибор согласится? Нет, не такой уж он дурак. Скорей, издевается, показывая свои силу и власть!
– Так как же?
– Нет!
Рат понимал, что, по большому-то счету, он не нужен ни Сгону, ни нео. Свою работу он уже сделал при помощи древнего «ПМ». Теперь он для врагов обычный пленник, ничем не лучше других. Ну, знает проходы в болотах, ну, умеет метко стрелять. Так и предатель болотные тропы ведает, пусть и похуже, и стрелять умеет, пусть не так хорошо, но все же. И Ратибор нынче во всем этом Сгону – ненужный конкурент. Хоть бы и сдох – да и черт с ним! Предатель не убил бывшего дружка сразу, оставил ради наслаждения моментом собственного превосходства, зная, что убить может в любой момент.
– Не хочет – не надо, – пренебрежительно отмахнулся облезлый – «Великий вождь нового народа Ксарг», как почтительно именовали его окружающие нео… и Сгон. – Умелых воинов хватает и у нас, сведущих в артиллерии – тоже. Вот если б он был архитектором… Впрочем, с этим несложным проектом я справлюсь и сам. Идем, любезнейший барон, прогуляемся дальше, посмотрим… Да, а этого – накажите. Кнутом! Но только так, чтоб потом смог работать.
Барон. Так вот какой титул получил от врагов предатель! Барон, надо же – кажется, в старину так называли предводителей железнобоких рыцарей, тех, что ездили на древних танках с черными крестами на башнях.
Однако не только баронский титул предателя удивил сейчас Ратибора, куда больше поразило другое – слова облезлого Ксарга: артиллерия, архитектор, проект! Однако, вот вам и дикарь! Вот вам и разгадка внезапного сплочения нео. Да уж, с таким вожаком будет трудновато справиться.
Шестеро дикарей кинули юношу на деревянные козлы, связали, стянули рубаху… Взметнулась в небо плеть…
Рат почти не чувствовал боли. Он думал. Рассуждал про себя, прикидывал, что можно сделать, каким образом и – главное – с кем?
Вечером пленники получили по миске похлебки из мелких болотных червей. Пища отвратная, но все же – пища, приходилось иногда есть и не такое. На ночь рабов снова загнали в подвал Маринкиной башни. Почти все узники, уставшие от тяжких работ до полусмерти, тотчас же и уснули, и лишь некоторые беспокойно метались во сне, шурша старой соломой.
Уставший не меньше других, да еще и избитый, Ратибор гнал от себя сон. Как и любой воин он неплохо умел это делать, тем более выносливостью и силой юноша был наделен куда в большей степени, чем остальные. Мать говорила – «D-ген», ген воинов Кремля. Не этого Кремля – московского. Говорят, и там живут люди… Ну да, живут! Ведь маркитанты же приплывали на своих странных лодках именно из Москвы, и, быть может, в Москву-то и предстояло отправиться Рату в поисках пропавшей невесты. Правда, думать об этом было еще рановато, для начала хотелось бы устроить побег. Бежать, и как можно скорее, рвануть, затеряться в болотах, а там…
Так узник думал еще утром… к ночи же – после встречи с предателем Сгоном – мысли его приняли несколько иное направление. Всех этих людей, всех тех, кто не сдался, кто еще не превратился в тупой рабочий скот, всех их хотелось спасти… тем более, Рат чувствовал себя виноватым в том, что с ними случилось. Ведь, если бы он не вывел из строя робота, Великого Био, все пошло бы по-другому. Хоть один очаг сопротивления оставался бы, даже если бы дикарям и удалось взорвать башни. Однако же, глядя на изможденных пленников, юноша понимал и другое – вместе они не побегут. Кто-то не сможет из-за физической слабости, кто-то не решится, а кто-то и не захочет – кому-то уже все равно. Лишь малая часть рабов еще способна на что-то – в этом смысле Ратибор рассчитывал на Люса и еще нескольких парней. Хоть этим бы помочь, не все о своей шкуре думать!
Ближе к ночи распогодилось и похолодало. Начинались первые заморозки, так и пора уже было – октябрь. Серебряная луна повисла над Маринкиной башней, призрачный яркий свет проникал и в ров, освещая через слуховые окна изможденные лица забывшихся в коротком сне узников. Ратибор внимательно всматривался в спящих, думал. Еще с утра он приметил уже, что знакомых в этом подвале оказалось не очень-то много, из пятницких – всего трое мастеровых, да несколько парней из Ямской башни. Все остальные производили впечатление чужаков, выходцев из дальних лесных деревень. Эти люди держались иначе, иначе говорили, да иначе и выглядели – какие-то хилые, согбенные, с потухшими глазами. Следствие давнего плена? Скорее всего, так. Во всяком случае, подбить их на побег казалось Ратибору мало реальным. Да и нужно ли было? Вот Люс и прочие ямские – совсем другое дело. Хоть этих увести, спасти… хоть некоторых.
В общей скученности и смраде давно немытых тел лишь один из пленников расположился довольно вольготно – у самого окна, вытянув ноги. Спал, повернувшись лицом в стене, так же беспокойно ворочаясь. Рваная, похоже, что с чужого плеча, куртка с откинутым капюшоном, узкие штаны, стоптанные башмаки, на которые не польстились даже алчные до чужого добра нео. Сияющая лысина, тонкая дряблая шея…
Всхрапнув, спящий перевернулся на спину, и на лицо его упал дрожащий свет луны. Рат вздрогнул: незнакомец оказался одноглазым! Нет, ему не выбили левый или правый глаз, глаз изначально был один! Большой, миндалевидный, он торчал точно посредине лба, прикрытый дрожащим веком, сразу под которым начинался тонкий изящный нос. Из пустых глазниц по обеим сторонам носа росли небольшие гибкие щупальца с утолщениями на концах, сейчас они лежали на щеках неким непонятным страшноватым наростом. Прямо под носом начинался рот – похоже, совсем безгубый.
Невольно отпрянув, Ратибор покачал головой: вот же уродец! И где только такие типы водятся?
Страхолюдный незнакомец производил впечатление доходяги: худющие руки и ноги беспокойно метались, из впалой груди вырывалось хриплое прерывистое дыханье. Уродец явно был болен, и болен всерьез, так, что непонятно было, зачем его здесь держали – работать-то он явно не мог. От подобных для дикарей была лишь одна польза – мясо… впрочем, этого доходягу – разве что на холодец. Чего ж его еще не съели? Наверное, потому что пищи сейчас у нео имелось вполне достаточно – не сожрать.
Пищи!
Ратибор вспомнил несчастного ребенка и с силой сжал кулаки, так, что хрустнули костяшки пальцев…
– Меня зовут Наг, – открыв единственный глаз, уродец повернул голову. – Как ты уже, верно, догадался, я – из народа шамов. А ты… постой, не отвечай, попробую понять сам…
Юноше вдруг показалось, будто он ощутил какое-то покалывание в висках, короткое, слабое, и почти сразу пропавшее, однако все равно какое-то неприятное. Новый знакомец, Наг, или как там его, неожиданно вздрогнул.
– А ты не совсем обычный парень, друг, – в шепоте одноглазого явно сквозило сильное удивление. – Клянусь Атомом, я совсем не могу тебя про… Впрочем, это не важно. Поговорим словами. Я видел, как ты смотрел на дикарей, и чувствую, как ты их ненавидишь.
Рат хмыкнул:
– Еще бы! А ты их, можно подумать, любишь?
– Ненавижу, – темная щель безгубого рта изогнулась в жутком подобии улыбки. – Кажется, ты тоже циник, друг. Славно! Думаю, мы подружимся… если, правда, успеем – мне уже недолго осталось. Слава Атому, теперь есть хоть кто-нибудь, с кем приятно поговорить.
– Но я же еще ничего толком и не сказал, – изумился парень.
– Не сказал, так скажешь.
Ратибор задумчиво покусал губу:
– Великий Атом – это твой бог?
– Можно сказать и так, – уклончиво отозвался одноглазый.
Щупальца вокруг его глаза проснулись и шевелились, словно хотели кого-то схватить и, если б не полутьма, смотреть на это было бы куда неприятнее. Хотя этот уродец Наг, кажется, парень неплохой. Жаль, что уже обреченный на смерть в желудках кровожадного лесного народа!
* * *
Они разговаривали каждый вечер вот уже на протяжении пяти дней, целых пяти дней, полных непосильного труда, горечи и разочарований. Нага (или, как он всегда с гордостью называл себя – шама) использовали на каких-то легких работах в самой башне. Одноглазый бедолага что-то там красил или плотничал, в подробностях он не пояснял, да и вообще, как-то так получалось, что в полночных беседах говорил больше Рат, рассказывал о себе, о своей жизни, о Ясне. Рассказывал с неожиданной для самого себя охотой, вероятно, просто хотелось выговориться, а в лице нового приятеля парень обрел весьма благодарного слушателя. Шам слушал внимательно, не прерывая, единственное око его со странным вертикальным зрачком светилось неподдельным участием и пониманием.
Однако ж, Наг почти ничего не рассказывал ни о себе, ни о своем народе. Лишь пару раз скупо обмолвился, что промышлял, как и почти все его собратья, наемничеством, честно зарабатывая деньги…
– Да, Рат! Я люблю золото, и не считаю нужным это скрывать. Тем более от тебя – ведь мы с тобой друзья.
Честно говоря, Ратибору такое доверие льстило. Шам выглядел немногим старше его, лет быть может на семь, на восемь. Все же еще довольно молодой, однако в его лице юноша как-то неожиданно для себя обрел не только внимательного собеседника, но и советчика, старшего друга.
Остальные узники Нага сторонились, весьма вероятно – из-за его врожденного уродства.
– Слушай, Наг! А все шамы такие… ну…
– С одним глазом? Нет, не все, есть даже трехглазые, но это – тсс! – высшее руководство.
– Ты сказал, что был наемником. И что делал?
– Много чего, – на этот вопрос шам отвечал с явною неохотою, но все ж отвечал. – Помогал, консультировал по вопросам погоды… туман там и все такое прочее. Иногда рассчитывал траекторию навесной стрельбы.
– И здесь рассчитывал?
– Здесь – нет. Понимаешь, в плен к нео я попал много раньше, и меня так приложили дубиной по голове, что многие мои способности, увы, исчезли… или ослабли, и восстановятся ли когда – один Атом знает.
– Понимаю, Атом – тоже спятивший биоробот…
Наг знал уже о том, что случилось с Великим Био, и вовсе не осуждал Ратибора, наоборот, успокаивал, утверждая, что дикари разгромили бы башни и так. Ну, подумаешь, повозились бы подольше с роботом, но и с ним как-нибудь справились бы.
– Дело вовсе не в тебе и не в спятившем роботе, друг. Все дело в Ксарге – вожаке нео. О, это великий человек, без всякого сомнения, равный по значимости Аттиле, Чингисхану или Наполеону!
– Аттила… Наполеон… – глядя в темноту подвала, задумчиво прошептал Ратибор. – Это все – великие вожди? Бояре?
– Гм… Можно сказать и так. Впрочем, речь сейчас не о них – о Ксарге. Судя по его виду, он сознательно прожег себя в красном Поле Смерти!
– В красном Поле? Так ведь и я… – начал было юноша, но тут же прикусил язык, полагая, что уж на эту-то тему откровенничать еще рано. Да и – нужно ли?
– Поле калечит нео, но одновременно наделяет недюжинными способностями и силой. Многие дикари знают это, но мало кто решается в Поле войти.
Ксарг решился. И не прогадал! Думаю, мы еще о нем услышим.
– Если останемся живы, дружище Наг.
Рат все пытался привлечь к разговорам Люса, но пока не выходило – парень сразу же засыпал, да так крепко, что и разбудить его не получалось никак. Зато как-то раз зашел разговор о Сгоне.
– А что о нем говорить? – закашлявшись, презрительно хмыкнул шам. – Он получил, что хотел, вернее сказать – получит. Ксарг выстроит здесь опорный пункт, назначив наместником Сгона, и пойдет дальше – до края земель!
– До… края?
– Я же говорю! Это – Наполеон, Чингисхан, Аттила! Страсть к завоеваниям у Ксарга в крови.
Очередное утро выдалось таким же, как и все прочие, разве что куда более промозглым, туманным. Еще с вечера моросил пронизывающе холодный дождь, по-осеннему беспросветный и нудный. Караульщики нео прятались под накидками, а кое-кто, наплевав на дисциплину, в наглую отсиживался в шалашах или под навесами. Лишь иногда кто-то из них выбегал да погонял пленников пинками и ударами кнута. А еще слышна была перекличка:
– Не надоело-о-о-о?
– Не надоело!
– Надоело!!!
Смена караула. Ругань. Легкая потасовка, прерванная зуботычинами Свинопотама. Чей-то жуткий вопль. Девичий визг в кустах. Все как всегда.
– Тьфу! – выворачивая камень, устало сплюнул Люс. – Вот уж поистине, правы дикари – как все надоело-то! Рвануть бы куда… В лес или через болота. Вот прямо сейчас и рвануть! Ты как?
– Рвануть надо, – Рат покосился на маячившего невдалеке караульного с закинутой на правое плечо дубиной. – Только не сейчас. Выбрать удачный момент, договориться… Как твои парни?
– Готовы на все! – тряхнув нечесаной шевелюрой, истово заверил подросток.
– Вот и славно. Вечером переговорим. Не спи.
– Я и пытаюсь не спать, – честно признался Люс. – Только вот почему-то не выходит. Приду в подвал и словно кто-то скомандует – спи, спи. Словно бы в мозгу чей-то голос, приказ.
Вечером Люс снова уснул сразу же. Ратибор попытался было его разбудить, да вот только Наг не дал этого сделать, окликнул злым шепотом:
– Перестань! Этот парень – соглядатай. Утром, на выходе, он докладывает обо всем твоему старому дружку Сгону.
Рат тихо присвистнул:
– Не может быть!
– Почему же не может? – искренне удивился шам. – Люди, скажу я тебе, изрядные сволочи. И ради себя любимых готовы буквально на все – предавать, убивать, жрать поедом. Мы все такие, увы. Ты обращал внимание, всегда ли по утрам Люс был рядом со всеми?
– Да нет, – молодой воин вздохнул и зачем-то пригладил ладонью волосы. – Не обратил.
– Тогда присмотрись к нему завтра… Хотя нет. Никакого завтра у нас с тобой уже может не быть.
Зловещий шепот Нага звучал предельно серьезно, единственное око блестело красноватым огнем.
– Ты им не особенно нужен, друг Рат, да и Сгон подсуетился… и Люс вовремя доложил. Ты слишком опасен. Ксарг казнит тебя очень и очень скоро… как и меня – мои сородичи не особенно-то торопятся с выкупом, и я чувствую, знаю – Ксаргу надоело ждать. Поэтому, надо решаться, мой друг! Пора, не пора – а надо. Спаси хотя бы себя – всех все равно не спасешь.
Глаза Ратибора сверкнули:
– Так ты предлагаешь бежать?
– Да, бежать, – просто ответил шам. – Но я ранен, слаб и не могу долго идти. И здесь в любом случае долго не протяну. А вот с тобой… Скажу прямо – с тобой у меня есть шанс. У нас обоих – есть. И мы должны бежать прямо сейчас… Если ты, конечно, согласен…
– Я-то согласен, но…
Взгляд Ратибора невольно упал на узников.
– Всех не спасешь, – тихо промолвил Наг. – И эти парни тебе вовсе не друзья, а враги.
– Но как мы…
– Это моя забота. Только тебе, Рат, придется посадить меня к себе на шею, в буквальном смысле слова посадить, тащить на закорках. Пока ты еще не ослаб! Сможешь?
– Смогу, – юноша неожиданно улыбнулся. – Не особенно ты и тяжелый, друг Наг! Ты все правильно сказал… только вот насчет «прямо сейчас» я что-то сильно сомневаюсь.
– А ты не сомневайся, – коротко отрезал одноглазый. – Не рассуждай, а просто делай свое дело. Думать за тебя теперь буду я.
Поднявшись на ноги, шам подошел к двери, не особенно-то беспокоясь о спящих – кому-то наступил на руку, об кого-то споткнулся, едва не упав. Странно, но никто не реагировал, не проснулся, лишь кто-то из мастеровых застонал во сне… но тут же затих, едва только Наг оглянулся на него.
Оглянулся, хмыкнул, подошел к двери. Рату стало интересно – и что же теперь будет делать его новый друг и сообщник? Вышибет дверь с ноги – и тем привлечет внимание охраны? Не-ет, одноглазый не такой уж дурень. Да и, судя по тщедушному виду и общей слабости, такой подвиг был бы ему не под силу. Даже Ратибору – не под силу, дверь-то надежнейшая, из мореного, окованного широкими железными полосками, дуба. Шам явно задумал что-то другое… почему не сказал? Верно, сейчас позовет охранника и…
Наг не произнес ни слова. Просто встал напротив двери, чуть наклонив голову, и падавший в слуховое оконце тусклый лунный свет блеснул на его лысой башке серебристо-голубым зайчиком, едва уловимым и блеклым, как и все тени ночи. Стоявший сбоку Рат видел, как шевелятся, тянутся к двери, глазные щупальца шама: словно болотный осьминог выжидал жертву, вот-вот нападет, затянет…
Одноглазый явно что-то делал, и это требовало много сил. На бледном высоком лбу его выступили крупные капельки пота и, словно божьи коровки, медленно поползли вниз, к шее. Шам умел колдовать?! Мысленно звал кого-то? Приказывал? Мать что-то такое рассказывала про эту странную расу, правда, немного – сама мало что о них знала.
Щупальца шевелились, беззвучно раскрывался безгубый рот, похожий на пасть какого-то хищного зверя, единственное око шама горело желтоватым светом. И все так же стекал по лбу и щекам пот.
Так продолжалось недолго. Не прошло и минуты, как Ратибор услыхал за дверью шаги и голоса охраны. Скрипнул засов, и вошедшие тюремщики, приземистые, с массивными надбровными дугами, парни, словно заколдованные, медленно повалились на пол и тут же захрапели.
– Я так и знал – ты колдун! – выглядывая на лестницу, восхищенно прошептал Рат.
Похоже, его новый знакомец был этими словами весьма польщен. Правда, буркнул в ответ что-то невразумительное, да махнул рукой: мол, некогда тут рассусоливать – надо уносить ноги. Что ж, он был абсолютно прав.
Не оглядываясь, беглецы поднялись по темной лестнице наверх, к выходу, забранному надежной кованой решеткой, за которой виднелись желтоватые отблески костра. Слава всем богам, решетка оказалась открытой, ведь через нее только что вошли надзиратели. Вошли, а вот запереть за собой забыли, хотя, наверняка, имели на этот счет самые строгие инструкции. Да уж, дисциплинка у лесных нео хромала, на то они и дикари. А их страхолюдный вожак Ксарг был просто не в состоянии проследить за всеми.
Было довольно холодно, сыро и ветрено, дождь то переставал, то вновь начинал лить, сквозь разрывы туч проглядывала луна и несмелые белесые звезды.
– Не надоело? – гулко прилетело сверху, со смотровой площадки башни.
– Не надоело! – повернув вверх широкую, с тяжелой квадратной челюстью, морду, проорал в ответ длиннорукий дикарь в накинутой через правое плечо волчьей шкуре. На поясе его тускло блестел нож в изящных, с золочеными вставками, ножнах. Трофей.
– На рывок не проскочим, – всматриваясь, прошептал Ратибор. – Слишком уж их много – целый караул. Десяток.
– Уже восемь, – шепот шама звучал прерывисто и едва слышно, видать, на тех двоих, что спали сейчас в камере крепким здоровым сном, сил было потрачено немало. – Впрочем, и с этими мне сейчас не справиться – сразу всех не убить, не усыпить. Слишком, слишком много! Не думал, что их так много будет.
– Ничего, – успокоил Рат. – Прорвемся – болота совсем рядом. Надо только придумать, как дикарей отвлечь.
Ругая отвратительную погоду, караульные коротали время за светской беседой. Уж что-что, а почесать языки нео обожали.
– Ррарг пусть расскажет, как он поймал ту девку! – длиннорукий ткнул пальцем в одного из сидевших на корточках парней с тупой мордой дегенерата.
Лесные дикари обожали сидеть на корточках, даже если рядом было на что присесть.
– Ррарг расскажет! – дегенерат явно обрадовался приказу. – Как раз и хотел. Еще не ночь была, и уже не день, когда Ррарг ее заметил. Фигуристая такая девка, упитанная. Ррарг ее потом и скушал – вку-у-уусно!
– Пусть Ррарг говорит не о еде. О другом! Славным воинам интересно про другое послушать.
– Да! Да! Про другое! – охотно закивали нео.
Сверху снова закричали:
– Не надоело-о-о-о?!
– Не надоело! – откликнулся длиннорукий вожак. – Так что, Ррарг будет рассказывать или будет сопли жевать?
Сидевшие обидно засмеялись. Кто-то подбросил в костер дровишек – с искрами взметнулось вверх красно-желтое пламя.
– Ты не можешь усыпить их? – повернул голову Ратибор.
Наг сглотнул слюну:
– Одного… ну – двух. Всех – нет. Извини, не знал, что их так много. Обычно у башни бывает двое.
– А сегодня ветер и дождь, вот все у костра и собрались – что им служба? Одно словно – дикари. Гляди, и сейчас-то вот-вот подерутся… Молодой-то, похоже, завелся. Не понравилось, что над ним смеются… Х-хо! – от пришедшей вдруг мысли, молодой человек едва не всплеснул руками. – А ты их поссорить не можешь? Молодого на кого-нибудь натравить…
– Поссорить? – единственный глаз Нага просиял, и темная щель рта изогнулась в улыбке.
Шам замер, склонив голову, точно так же, как совсем недавно, перед запертой дверью узилища, и точно так же вздрогнули, потянулись к костру щупальца…
– Кто сопли жует? – вскинулся, вскочил на ноги молодой. – Ррарг сопли жует? Кто это сказал? Ах, Чихх?! Ах ты… Ну, Чихх сейчас узнает, сейчас…
Злобно зарычав, Ррарг вытянул вперед руки и бросился на сидевшего напротив караульщика с жиденькой бороденкой и узкими, в отличие от всех прочих нео, плечами. Бросился, вцепился длинными пальцами в горло… Узкоплечий в ответ шваркнул разошедшегося парня ребрами ладоней по шее. Приложил от души, но безуспешно – Ррарг вовсе не успокоился, а еще больше разозлился.
Кто-то бросился разнимать, кто-то вступился за Ррарга… Миг – и началась общая свалка. Словно искорку к сухой соломе поднесли.
– Эй, хватит! – вскочив, вмешался десятник. – Кому сказано? Ах вы ж, гнусь болотная!
Не долго думая, он схватил палку и принялся охаживать по бокам кого попало. Драку заметили и на башне, снова закричали:
– Не надоело-о-о-?!
Что там случилось дальше, Ратибор уже не видел. Ухватив за руку Нага, он побежал к болотам, куда добрался бы куда быстрее, ежели б не шам. Тот едва шевелился и хрипло, с кашлем, дышал…
– Не могу… не могу больше… Я… я предупреждал…
Остановившись, Рат опустился на корточки:
– Давай ко мне на спину! Ну, живо же – залезай.
Конечно, можно было бы бросить уже ставшего ненужной обузой попутчика, но так поступали лишь дикари, а Ратибор все же был воин, воин коломенских Башен, и отец его был воином, и мать. В конце концов, без этого тщедушного одноглазого уродца столь дерзкий побег вряд ли был бы возможен… Что ж – не так уж много и весил шам!
По всем прикидкам, у беглецов было где-то около получаса или даже того меньше. Пока нео закончат драку, помирятся, потом вспомнят о тех двоих, пошлют кого-то в подвал… и вот тогда…
Да, нужно было поскорее уносить ноги, что Рат сейчас и делал, почти не чувствуя веса приятеля за своей спиной.
Вскоре под ногами зачавкало… Спасительная трясина! Юноша перешел на шаг, напряженно всматриваясь в темноту дождливой и холодной октябрьской ночи. Первым делом нужно было отыскать гать. С этим делом Ратибор справился быстро, все же он не зря считался одним из лучших проводников. Нашел, почти что на ощупь, по одному ему ведомым приметам, улыбнулся и, мотнув головой, буркнул:
– Слезай. Передохнем малость – и в путь.
– В путь? Через болота? – отдышавшись, сипло воскликнул шам. – Ты умеешь видеть в темноте?
– Я проводник и знаю болота. Отдохнул?
– Но…
– Теперь пойдешь сам – за мной, будешь держаться за пояс. Да не переживай – надумаешь тонуть в трясине – вытащу.
Немного переведя дух, беглецы пустились в опасный путь по старой болотной гати. Твердая земля кончилась, кругом колыхалась, булькала, урчала трясина, жившая своей собственной жизнью, грозившая почти неминуемой смертью – самонадеянным чужакам, рискнувшим вторгнуться в болота во мраке осенней ночи. Рат шагал медленно, время от времени останавливаясь, пробуя выломанной по пути слегою кочки и грязь. Прислушивался к любому шороху, шел буквально на ощупь…
Совсем рядом, слева, вдруг раздался резкий неприятный вопль. Шам позади дернулся, едва не свалившись в трясину. Вовремя обернувшийся Ратибор поспешно схватил его за руку, не дал упасть.
– Да что ты такой нервный, дружище Наг? Куликов ни разу не слышал?
– Ку-лик?
– Птичка такая, болотная. Маленькая, но кричит громко. Здесь неподалеку его гнездовье. Крик слева – значит правильно идем. Ну, шагай, шагай, не стой, затянет!
Они не сделали и полсотни шагов, как раздался громкий зловещий хохот. На этот раз – справа.
– Выпь, – быстро предупредил юноша. – Тоже болотная птица. Еще есть вальдшнепы.
Шам перевел дух:
– Ты всю болотную дичь знаешь?
– Не только болотную, но и боровую. Однако хватит болтать, идем. Чем дальше в болота мы уйдем, тем меньше вероятность того, что нас настигнет погоня. А она обязательно будет, ты уж мне поверь.
* * *
– Больше не могу! – выбравшись вслед за Ратибором на небольшой островок посреди непроходимой трясины, Наг повалился ничком в липкую холодную грязь и, застыв, раскинул в сторону руки.
Из чахлой груди его вырывалось тяжелое дыханье, на сияюще-лысой голове выступили крупные капли пота, глазные щупальца бессильно повисли.
– Отдохнем, – усаживаясь рядом, на кочку, покладисто кивнул Рат, глядя, как на востоке, за едва угадывающимися в зыбкой предутренней пелене башнями, алел край чистого, быстро очищавшегося от дождевых туч, неба.
Ясный прозрачный денек не слишком-то хорош для побега, видно далеко, да и у Сгона имелся бинокль. Хорошо б дождик, а еще лучше – густой и плотный туман. Ну да об этом нынче приходилось только мечтать – судя по стремительно светлевшим небесам.
Главное сейчас было – уйти, затеряться, обманув высланную погоню. В том, что она будет, Ратибор ни капельки не сомневался. А потому и не удивился, услыхав позади, за болотами, утробный звук рога.
Услышал рог и шам, встрепенулся, повернув к своему сотоварищу бледное, как сама смерть, лицо:
– Погоня?
– Погоня, – поднимаясь на ноги, кивнул Рат. – Нам надо идти, друг Наг, и чем скорее, тем лучше.
– Я… я не могу… я…
– Давай, давай, забирайся на закорки – весу в тебе, как в хорошей курице. Ну, вот, – подхватив шама, молодой человек хохотнул. – Посадил тебя себе на шею. Главное, чтоб не на свою голову!
Наг промолчал; он вообще мало говорил в последнее время и явно держался из последних сил. Кто-то бы на месте Ратибора давно бросил своего незадачливого спутника, оставил бы в трясине подыхать, на съедение болотным червям. Да, многие поступили бы так – потому что в случае погони с такой ношей не уйти, и лучше б избавиться от шама, бросить, но… Рат все же был не мастеровой, не торговец, а воин. А честь для воина значила многое, да почти все! Тем более, в сердце его еще гнездилась совесть… или – Бог, как называла это непонятное, во многом ненужное, а иногда даже и крайне вредное для всяких дел, чувство покойная матушка. Так и приговаривала: если есть в тебе совесть, есть Бог, значит, ты человек, нет – просто животное.
Хлюпала под ногами трясина, налетевший ветер срывал с чахлых кустиков последние листья, а за спиной вставало круглое желтое солнце.
– Я догадываюсь, о чем ты думаешь, – неожиданно произнес Наг. – Не знаю, хотя и должен был бы, а именно догадываюсь. И хочу уверить тебя, друг, – ты не зря посадил меня на свою шею. Поверь, я много чего могу, а многие мои умения ко мне еще возвратятся. Куда мы идем?
– Пока – подальше от нео.
Ратибор оглянулся и, щурясь от солнца, посмотрел вдаль. Пока все было спокойно, но обозленные дикари уже месили ногами старую гать, и вел их – Сгон, больше просто некому, больше никто не знал троп. Эх, отомстить бы этой гнусной мрази!
– Отомстишь, – хмыкнул за спиной шам. – Думаю, вскоре представится случай. Я чувствую погоню!
– Я тоже, – молодой человек сглотнул слюну и, сплюнув, спросил: – Ты читаешь мои мысли, Наг?
– Твои – нет, – честно признался одноглазый. – Хотя и должен бы… И дело тут не во мне, в тебе. Я просто…
– Ч-черт!!!
Увлекшийся разговором юноша споткнулся о какую-то корягу и, нелепо взмахнув руками, упал в грязь. Шам кувырком слетел с его шеи и шмякнулся в коричневую холодную лужу, подняв тучи брызг.
– Башку не свернул? – отплевываясь, осведомился парень и, глянув на своего спутника, громко расхохотался:
– Ну и рожа у тебя, дружище! Ха-ха! Нет, в самом деле, если б ты только видел себя со стороны – помер бы со смеху, зуб даю.
Выругавшись, Наг уселся на поваленный ветром ствол старой осины, попытался очистить от грязи куртку и штаны, да махнул рукой.
– Ничего! – успокоил Рат. – Чай, не на танцы к семеновским девкам собрались.
– Как много у нас шансов уйти? – разозлившийся шам был сейчас не особенно склонен к шуткам. – Долго еще будет тянуться эта трясина?
Ратибор задумчиво посмотрел в небо:
– К вечеру выйдем к острову Ржавой Баржи, там переночуем и отдохнем. И придумаем, как обмануть погоню.
– Так они что же – пойдут точно по нашим следам? – голос шама звучал глухо и как-то издевательски-изумленно, словно он разговаривал сейчас не с человеком, от которого нынче зависел полностью, а с малым ребенком. – Что, другого пути нет?
– В том-то и дело, что нет, дружище, – так же серьезно отозвался Ратибор. – Здесь одна тропа – эта. И Сгон ее знает… правда, куда хуже, чем я.
– Значит…
– Все правильно. Значит, мы должны встретить их на острове. И встретить, как следует! – юноша сжал кулаки. – Чтоб мало не показалось никому.
– Знаешь, – неожиданно усмехнулся Наг. – Мне иногда кажется, что это ты читаешь мои мысли. Что ж – в путь, друг мой, в путь!
По обеим сторонам узенькой, местами прогнившей, гати тянулась одинаковая темно-бурая жижа, иногда перемежаемая островками и зарослями камыша. Трясина тянулась почти до самого горизонта, до синевшего вдали леса, и не было ни малейшей возможности свернуть с тропы.
Вот под ногами булькнуло, закачалось и совсем рядом, шагах в трех слева, стремительно надулся большой, переливающийся всеми цветами радуги пузырь. С оглушительным треском лопнул, и из разверзшейся трясины вдруг взметнулось огромное, с многочисленными желтоватыми присосками, щупальце, хлестнувшее Ратибора по ногам. Парень не удержался на ногах, упал, а щупальце уже обвивало бедра, сдавило так, что едва не хрустнули кости.
– Ах ты ж, тварь!
Юноша изо всех сил ударил по щупальцу выломанной слегою, и тут же повторил удар. Бил, как по барабану. Скрывавшемуся в трясине болотному осьминогу это не шибко понравилось, на подмогу вылетело еще одно щупальце… и – еще…
Тварь потащила парня в трясину, откуда уже показался плотоядно раскрытый клюв в обрамлении множества немигающих, как у гадюки, глаз – желтых, с хищными вертикальными зрачками. Все произошло настолько быстро, в какие-то секунды, что, казалось, Ратибор просто не успел ничего сообразить, лишь конвульсивно дергался, как, наверное, любая, угодившая в подобный переплет, жертва. Так должно было быть, так всегда было! Осьминог, имелись у него мозги или нет, знал это прекрасно. Сначала добыча всегда трепыхается, потом резко обмякнет, и… Вот как сейчас.
Юноша и в самом деле обмяк, руки его безвольно повисли… Клюв и желтые, плотоядно щурящиеся, глаза твари оказались совсем рядом…
И тут Ратибор ожил! Резко, хлестко, уверенно ударил острым концом слеги в голову мерзкой болотной твари, огромной, словно жук-медведь.
Что-то пискнуло… заверещало… И в трясине словно извергся вулкан!
Взметнулись к самому небу щупальца, пояс желтых немигающих глаз сверкнул неистовой злобой… и вдруг подернулся пеленою. Нет, тварь не подохла, хоть и приложил ей парень изрядно, даже хватку щупалец не ослабила… а просто обиженно, совсем по-человечьи, вздохнув, аккуратно поставила юношу обратно на тропу, откуда и взяла.
Словно большие змеи, уползли в трясину щупальца, и над скрывшимся в болоте существом с хлюпаньем сомкнулась тина – нежно-зеленая, мирная, словно травка на заливном лугу.
– Спасибо, – переведя дух, Рат протянул руку шаму. – Я так понимаю – это ведь ты мне помог?
– Обычный ментальный удар, – загадочно пояснил одноглазый. – Я же сказал, что буду тебе полезен. Как и ты – мне.
– Симбиоз! – молодой человек усмехнулся и замолчал, вспомнив Великого Био… гнусного предателя Сгона… Ясну…
