ГЛАВА 11

За окном был туман и надоедливая морось, дым из труб далекого завода, спешащие куда-то люди и хаотично припаркованные на тротуаре машины. Время тянулось медленно, как патока, сначала я вообще боялась выходить из комнаты, уныло разглядывала серый уличный пейзаж и вообще чувствовала себя ужасно неловко в чужом доме. Опасалась увидеть что-то личное, сунуть нос куда-нибудь не туда, но хотелось есть и кофе, и я перебежками пробралась на кухню. Хуже всего, что надеть на себя мне было, по сути, нечего. Джинсы и топик не совсем домашняя одежда, и мне в них просто некомфортно, а удобную футболку Ком Хена я оставила дома.

Чувствуя себя чуть ли не воровкой, я начала рыскать взглядом по квартире, но, как назло, Ком Хен не имел привычки раскидывать свои вещи. Только в ванной на вешалке обнаружилась рубашка, в которой он вчера был в клубе.

От дорогой, слегка помятой ткани все еще пахло знакомой туалетной водой. Этот запах будил воспоминания о вчерашнем вечере. Многое я предпочла бы забыть. Слишком сильные эмоции вызывали некоторые эпизоды. Например, наш танец. Я сама себе поражалась, недоумевая, как такие обыденные вещи могли рождать в душе столь сильный отклик. «Ну подумаешь, потанцевала медляк с красивым парнем? Впрочем, нет… мужчиной», — поправила я себя. Но разве это что-то меняет? Обычный танец так и остается обычным танцем, а желание в черных глазах и горячее дыхание на губах уже после клуба, на улице, мне вообще почудились под воздействием магии фейри, остатки которой до сих пор бились в висках несильной головной болью.

Я долго сомневалась, стоит ли надевать его рубашку, но потом решила, что лучше рубашка, чем узкие джинсы или лифчик и трусики. Все же я в квартире малознакомого мужчины, не хотелось бы, чтобы Ком Хен застал меня в неглиже, а рубашка хотя бы доходила до середины бедра и смотрелась на мой вкус вполне скромно, почти как обычный халатик.

«Хотя… — В душу закрались определенные сомнения. — Рубашка — это все же очень интимная вещь». Я закрыла глаза и перенеслась во вчерашний вечер, все еще чувствуя обжигающие руки на своей талии, — это было умопомрачительно. Накануне мы самозабвенно танцевали, а сегодня я в его рубашке пью кофе на его кухне. Если кто узнает, точно ни за что не поверит, что между этими двумя событиями не было ровным счетом ничего. Я сама до конца в это не верила.

Воспользовалась кофемашиной и получила чашку отменного напитка, с которым уселась на подоконник, вдыхая бодрящий аромат и все больше погружаясь в мечты. Думать о плохом совсем не хотелось, я верила Ком Хену и знала — тут я в безопасности. В этой квартире все слишком сильно напоминало о нем, думать о чем-то другом просто не получалось.

На подоконнике я сидела довольно долго. Голые ноги начали замерзать, а остатки кофе в кружке совсем остыли, но вставать не хотелось. Я смотрела на улицу и грустила от того, что окна квартиры выходят не на парковку, а на другую сторону, и значит, не получится увидеть Ком Хена, когда он вернется.

Время, казалось, застыло на месте, и я невольно начала думать о плохом. Да, мне здесь, в тихой и уютной квартире, наверное, ничего не угрожает. А вот самому Ком Хену? Он ведь собирался встретиться с моими обидчиками? При воспоминаниях о вчерашнем дне кровь леденела в жилах, а руки начинали мелко дрожать. Я боялась. Только сейчас не за себя, а за Ком Хена. Знала, он не отдаст пинё. Ли-сонсенним доказал, что умеет за себя постоять, но противников больше! Мысли не давали покоя.

И время. Оно растягивалось, как подтаявшая на солнце жвачка. По моим ощущениям, Ком Хен должен был бы уже вернуться. Серая хмарь за окном сгущалась и грозила превратиться в ранние ноябрьские сумерки.

Часы на стене в кухне гулко отсчитывали минуты, заставляя с каждым ударом нервничать сильнее. Когда я услышала звук ключа, поворачивающегося в замке, не удержалась, ласточкой слетела с подоконника и кинулась к двери, даже забыла, что мой вид нельзя назвать приличным, и следовало бы бежать в комнату и спешно переодеваться, а не кидаться навстречу вернувшемуся Ком Хену.

Сердце подпрыгивало в груди, а к губам прилипла глупая улыбка. Оказывается, я действительно переживала и, о ужас, успела соскучиться. Ком Хен принес с собой запах осени, холод и вечную отчужденность. Я, сначала такая радостная, отпрянула, наткнувшись на колючий взгляд.

— Здрасте, — пролепетала и полы рубашки натянула ниже. — А я вот тут… рубашку взяла… — голос прозвучал едва слышно.

— Вижу… — Ком Хен смотрел словно сквозь меня, и я подумала, что, наверное, он совсем не рад меня видеть, а я без спроса влезла в его одежду и вообще стою босиком и растрепанная. Неприлично.

— Простите. — Я начала оправдываться, наблюдая за тем, как он снимает куртку и разувается. — Конечно, я не должна была брать без спроса. А еще чашку за собой не помыла… — окончательно стушевавшись, бросила я широкой спине в светло-сером тонком джемпере.

Сейчас он выглядел как Ли-сонсенним, которого я знала. Вчерашний вечер казался сном, и чувство неловкости только усилилось.

— Все в порядке, Лика, — тихо произнес он и даже попытался улыбнуться, но вместо этого вышла кривая ухмылка. Но он назвал меня Лика, а не Анжелика, и от этого сердцу стало теплее.

— А хотите, кофе сделаю? — осмелев, спросила я.

— У меня кофемашина. — На сей раз улыбка получилась совсем искренняя. — Она все делает сама. А вы лучше оденьтесь. У меня к вам будет серьезный разговор.

— Ой! Простите, — пискнула я и стремглав бросилась к комнате, на ходу вспоминая, что не успела спросить про пинё и корейцев. Впрочем, может быть, серьезный разговор как раз и будет о них?

Когда выходила из комнаты, щеки пылали. Не отпускало ощущение, что я снова опозорилась. К тому же я так и не сняла рубашку Ком Хена, так как топик с открытой спиной, уместный в клубе, сейчас смотрелся значительно откровеннее, нежели рубашка, застегнутая на все пуговицы и доходящая до середины бедра. Я надела только узкие джинсы и наспех пригладила перед зеркалом волосы.

Там же заметила, что так и не смыла макияж и он некрасиво размазался. Я любила хорошую тушь, которая не текла и не осыпалась на щеки через пару часов, но даже ей оказалось не под силу пережить длинную ночь и утренний сон.

Выругавшись, кинулась в ванную и минут десять пыталась смыть косметику мужским гелем для умывания. Слава богу, Ком Хен не относился к тем мужчинам, у которых из всех средств гигиены есть только мыло «Тик-так». Но даже с гелем пришлось помучиться, так как накрасилась я вчера щедро, а вечерняя раскраска лучше всего снимается специальным молочком. И почему я его не захватила из дома?

В результате черные разводы все же получилось отмыть, но кожа вокруг глаз покраснела, и я снова стала страшной. Было обидно до слез, но делать нечего. Пришлось показываться Ком Хену в таком виде.

Он сидел на кухне и пил кофе, аромат которого распространился по помещению. Я с наслаждением вдохнула и зажмурилась, жалея, что вторая чашка умопомрачительно пахнущего напитка в меня ни за что не влезет.

Ком Хен повернулся, услышав, что я иду. На его лице застыла привычная маска безразличия. Лишь глаза блеснули, когда он скользнул по мне равнодушным взглядом, задержавшись на своей рубашке. «Вот черт!» — мысленно выругалась я. Как бы ни было страшно, пора и честь знать. Нужно ехать домой. Убираться и переодеваться. Нечего испытывать гостеприимство. Оно и так, похоже, на исходе.

Но Ком Хен не разделял мои мысли, он вздохнул и отстраненно заметил:

— Лика, так как в ближайшее время мы с вами, вероятно, будем неразлучны, разумно привезти сюда какую-нибудь одежду. Думаю, в своей вам будет комфортнее, чем в моей.

— Я правда постираю вашу рубашку. — Я по-своему расценила его замечание и осторожно присела на краешек стула напротив Ли-сонсеннима. — Простите, что втянула вас в эти неприятности. И практически поселилась в вашей квартире и вот рубашку хорошую взяла… я не стремилась к этому, правда, просто так вышло… больше мне никто не поможет.

— Еще кто кого втянул, — миролюбиво отозвался он и сделал большой глоток из чашки. — Все нормально, Лика, не переживайте. Я знал, на что иду, еще когда спас вас от вонгви. Это осознанный поступок, а не сиюминутный порыв.

Его слова успокоили немного. Я все равно чувствовала себя виноватой, но тему развивать не стала, предпочтя перевести разговор.

— Что с пинё? С корейцами? И вообще, что нам делать? Мы едем к мастеру-артефактору?

— Сколько вопросов… — усмехнулся он, не спеша отвечать ни на один.

— Ну так? — Я нетерпеливо заерзала на стуле, пытаясь прочитать ответы на сосредоточенном лице Ком Хена.

— Давайте по порядку. С теми, кто напугал вас, я разобрался. Не думаю, что теперь они представляют угрозу…

— То есть я могу вернуться домой?

— Не совсем. — Ком Хен помрачнел. — Это всего лишь мальчишки, пешки…

— Вы хотите сказать, что нам стоит ждать тяжелую артиллерию?

— Да, но времени-то у нас в запасе есть. В ближайшие пару дней нам страшны только вонгви, но с ними я справлюсь и вам расскажу как. Только не прямо сейчас, так как у нас дела…

— Наташа? — Я кивнула, показывая, что понимаю.

— Нет. — Ком Хен покачал головой. — Здесь возникли некоторые сложности. Наташа непревзойденный мастер-артефактор, но и она не всезнающа и не очень хорошо разбирается в артефактах Юго-Восточной Азии, поэтому просила найти еще что-нибудь. Какую-нибудь информацию… боюсь, нам снова придется встречаться с Павлом Федоровичем.

Мне тоже не хотелось ехать к нему на встречу. К тому же он еще вчера сказал, что рассказал все, что знает. Да и крови Ком Хена было жаль. Я не знала, насколько мое предложение окажется дельным и вообще, права я или нет, но попробовать стоило.

— А может, и не придется… — задумчиво отозвалась я. — Прадед всю жизнь прожил недалеко от Питера, а не в самом городе. Его дом мы до сих пор используем как дачу. Он большой, и никто никогда не разбирался полностью в старых вещах, оставшихся от деда. Так часто бывает, когда человек умирает, но в доме продолжают жить дети и внуки. У него имелась большая библиотека, осталось много книг, записей. Он был, но рассказам бабушки, увлекающимся человеком. Любил историю, культуру. Я не уверена, что в доме есть что-то стоящее, но сделанные дедом записи хранятся по сей день. Может быть, мы найдем там что-то стоящее? Не может же быть, чтобы он не интересовался историей пинё?

— Согласен. — Ком Хен кивнул. — Сомневаюсь, что он совсем не представлял, что именно попало к нему в руки. Вы не в курсе, какие книги есть в библиотеке и что за записи делал дед?

— Нет. Не могу сказать, что я никогда не интересовалась книгами и точно знаю — часть из них на английском, есть и на корейском. Всегда хотела их прочитать, собственно, поэтому и выбрала язык для изучения. Глупо, да?

— Поверьте, ваша причина меня радует намного больше, чем те, по которым мой предмет изучают ваши сокурсницы, — поморщился Ком Хен, словно вспомнив что-то совсем неприятное. Я не стала задавать лишних вопросов.

Идея съездить в старый дом прадеда пришлась Ком Хену по душе, и мы собрались довольно быстро. Правда, снова пришлось заехать ко мне в квартиру. Сегодня раскиданные вещи вызывали не ужас, а угрызения совести. Опять не нашлось времени их разобрать. Я быстро переоделась в старые джинсы, удобные ботинки на толстой подошве, свитерок с высоким воротом и захватила из шкафа курточку на тонком синтепоне. Она сегодня была актуальна, так как на улице резко похолодало, но ниже нуля температура не опустилась, поэтому дождь на улице так и не перешел в долгожданный снег, а хлестал ледяными струями. Я до машины еле добежала.

И с радостью нырнула в уютное тепло.

— Ну и погодка! — заметила я, пристегивая ремень безопасности. Ком Хен ожидаемо промолчал, он вообще молчал, если отсутствовала необходимость со мной говорить.

Впрочем, и у меня не было настроения болтать. Я чувствовала себя неуютно и неловко. Как и предполагала, сегодня Ком Хен исчез, а на его месте появился холодный и отстраненный Ли-сонсенним. Из-за этого перевоплощения события вчерашнего вечера выглядели еще более неприличными, откровенными и смущающими. Вот зачем я его вообще пригласила танцевать? Зачем чуть не поцеловала на улице? А если бы он не остановил? В результате теперь даже в глаза своему спутнику смотреть неловко. Вот что он обо мне думает? Явно ничего хорошего!

Чтобы ни о чем не говорить, я отвернулась к окну и какое-то время рассматривала серый пейзаж: заляпанные грязью машины, дома, вывески, а потом закрыла глаза. Сначала намереваясь просто сделать вид, будто сплю, а чуть позже и правда задремала, убаюканная плавным ходом машины и тихой ненавязчивой музыкой.

Проснулась как от толчка и резко выпрямилась, не сразу сообразив, где нахожусь. За окном было уже совсем темно — сумерки в ноябре опускаются резко, словно кто-то выключает свет. И мы уже выехали за пределы Питера. Я внимательнее всмотрелась в пейзаж за окном автомобиля, узнавая местность. До дома прадеда осталось совсем чуть-чуть.

— С добрым утром? — с полушутливой интонацией спросил Ком Хен. Его голос звучал тихо и низко, у меня даже мурашки по спине побежали, и ответить я ничего не смогла, только растерянно кивнула.

Экран навигатора показывал, что до места осталось меньше трех километров. Я разглядывала небольшие домики, узкие улочки и мысленно возвращалась в детство. Даже когда я была маленькая, в доме уже не жили постоянно, но мы с бабушкой приезжали сюда на целое лето. И это было счастливое время, о котором остались только приятные воспоминания.

Наш дом стоял в самом конце улицы, практически на отшибе, в глубине некогда шикарного яблоневого сада. Поздней осенью сад выглядел уныло, старые яблони с изогнутыми ветвями и корявыми стволами нагоняли тоску, а посеревший бревенчатый дом с давно выцветшими стенами казался совсем древним. Мне стало немного стыдно и неловко. Я любила это место всей душой: и яблони, и узкую петляющую тропинку, и давно не крашенную лавочку, наличники, которые мы с мамой два года назад заново отшкуривали и потом красили, и дом. Но как видит все это Ком Хен? Вдруг единственное чувство, которое он испытает, — брезгливость? И ведь не угадаешь и не спросишь. Его мысли — всегда загадка, и на лице не отражается ни единой эмоции.

Внезапно мне захотелось резко развернуться и уехать отсюда, не показывать своему спутнику ничего. Я не была уверена, что хочу раскрыть перед ним свою душу. Мы слишком мало знакомы и слишком разные. Он не поймет, а мне будет обидно и грустно.

— Лика, вы опять ушли в себя? — поинтересовался Ком Хен, даже не подозревающий о моих душевных терзаниях. — Пойдемте, мы ведь приехали по правильному адресу? Я не ошибся?

— Нет-нет. — Я выдохнула и вылезла из машины, поеживаясь. После тепла хорошо протопленного салона на улице было особенно мерзко. Ладно хоть дождь прекратился.

Я нащупала в кармане ключи и отперла деревянную калитку. Ком Хен следовал за мной безмолвной тенью, но я все равно чувствовала его присутствие за спиной.

Сад был засыпан пожухлой листвой и полусгнившими яблоками. А ведь мама говорила и мне, и брату, и папе, что нужно бы выехать на дачу на субботник, отлынили все. Нехорошо. Но сейчас уже поздно, со дня на день выпадет снег.

Впрочем, у яблок запах не противный, немного резкий, кисловатый, ярко выраженный осенний. Шла я на ощупь, на улице наступила ранняя ночь, фонари горели где-то далеко, а сад погрузился во мрак. Стало неуютно. С некоторых пор темнота у меня ассоциировалась исключительно с опасностью. Страх пробежал по позвоночнику неприятным холодком, а ладони стали ледяными и влажными. Я замедлила шаг, словно готовясь к очередным неприятностям. Чувство было сильным и иррациональным.

Первую красную тень между деревьев увидела, когда до крыльца дома оставалось пройти метров пять. Словно окровавленный кусок тумана проплыл за корявыми яблонями. Я взвизгнула, еще даже толком не осознав, что это, и отпрыгнула назад прямо в объятия Ком Хена, который инстинктивно раскинул руки и поймал меня. Правда, по сложившейся традиции, сразу же отодвинул, а я краем глаза заметила смазанное движение с другой стороны тропинки.

Последние сомнения развеялись — это действительно были вонгви, которые выплывали из-за деревьев и медленно приближались к нам. И сегодня их было намного больше, чем в прошлый раз.

— Вы же сказали, что они явятся за пинё? — прошипела я, испуганно озираясь. — И я им не нужна? Неужели шпильки у вас с собой? А как же «надежное место»?

— И снова вы слишком много говорите! — огрызнулся Ком Хен и достал уже знакомый нож с пылающим лезвием. — Шпильки действительно в надежном месте, только вот сейчас вонгви кто-то направил именно за нами. Посчитали, что убить надежнее. Или это месть…

Я не стала уточнять, за что именно, но сделала себе мысленную заметку: если удастся выбраться из этой переделки, нужно расспросить Ком Хена подробнее о том, как он нейтрализовал корейцев. Не сами же они решили больше не участвовать в охоте за пинё?

— Не хочу, чтобы меня убивали… — пискнула я, поразившись количеству все прибывающих вонгви.

— Тогда постарайтесь не высовываться, — сдержанно заметил Ком Хен, напугав меня еще сильнее.

— Было бы куда засунуться, — пробормотала я, но послушно отступила своему спутнику за спину.

Огненное лезвие прочертило замысловатый узор, сложившись в символ, которого я не знала. Оранжевый след вспыхнул ярче, он подрагивал в кромешной темноте, словно пламя костра. Ком Хен, немного потеснив меня, отступил назад.

— Пригнись! — скомандовал он, опустив на плечо тяжелую руку.

Я послушно присела на корточки и прикрыла голову руками. Ком Хен развернулся ко мне и нагнулся, загораживая. Полыхнуло, раздался нечеловеческий вой, в нос ударила удушливая вонь сгоревшего протухшего мяса. Я не успела ничего спросить, так как мой защитник резко метнулся в сторону и, вскинув руку с кинжалом, полоснул одного из вонгви по аморфному, похожему на сгусток тумана телу. Раздался чавкающий звук, тварь зашипела и разлетелась грязно-розовыми брызгами. Ей на смену из темных кустов просочилась другая.

Знак, начертанный в воздухе Ком Хеном, потух. Он уничтожил несколько ближайших к нам тварей, но вонгви было слишком много. Я видела лишь розовые тени и огненное мелькающее между ними лезвие, старалась не зажмуриться от ужаса и дышала через раз, давясь тошнотой от удушливой вони. Ком Хен двигался быстро и неуловимо, будто танцевал, я не успевала за ним, суматошно шарахаясь из стороны в сторону. В итоге, споткнувшись о корень, покатилась кубарем по мокрой листве, в ужасе вскочила, понимая, что Ком Хен находится в нескольких метрах от меня, а совсем рядом, шипя и плюясь вонючими брызгами, клубится кровавая вата.

Я взвизгнула, кинулась в сторону и побежала, прекрасно понимая, что меня догонят. Сработало иррациональное желание укрыться в доме. Я сейчас не успела даже подумать, что это бесполезно, — вонгви могут пройти сквозь стены, от них невозможно укрыться.

— Лика! — донесся голос Ком Хена, а я, ощущая за спиной вонгви, взлетела на деревянное крыльцо и поняла — еще секунда, и тварь вцепится мне в плечи. Но прошло две, три… я медленно обернулась и заметила, что преследующая меня сущность словно замерла перед невидимой стеной.

Вонгви рвался вперед, бестолково тыкался, клацал зубами, но будто врезался в стекло. Аморфное тело расползлось, став похожим на уродливую кляксу, стекло вниз, но вонгви так и не смог проникнуть ко мне. Видимо, в защите не было ни единой бреши.

— Быстрее! Сюда! — крикнула я Ком Хену, который пытался прорваться сквозь сужающееся кольцо тварей. — Кажется, они не могут попасть в дом!

Огненное лезвие мелькало в темноте, кромсало окровавленную сладкую вату, которая подобно клочьям тумана разлеталась по саду. Ком Хен двигался быстро, но, видимо, недостаточно. Он пытался перемещаться в сторону дома, но вонгви наседали, плотнее сжимали кольцо, теснили, заставляя отбиваться интенсивнее.

Я переживала, сжимала кулаки и кусала губы, чтобы не закричать и не отвлечь. Кинжал сверкал реже, движения моего защитника стали медленнее, я поняла, что он не справляется. Вонгви почуяли близкую добычу, кинулись на него, пытаясь подмять, и, казалось, совсем забыли про меня. Только несколько самых наглых тварей шипели и скалили морды около крыльца, но попасть внутрь не могли.

Я завизжала, когда увидела, что Ком Хен рухнул на одно колено. В темноте сада это было сложно разглядеть — лишь неясные тени и мерцающее лезвие кинжала, которое стремительно опустилось, а следом за тускнеющим огоньком, словно голодные стервятники, кинулись вонгви.

Когда сердце почти остановилось, а из глаз брызнули слезы, я поняла, что творится нечто странное. За спиной Ком Хена, который сейчас напоминал лишь черную тень на фоне графитовых сумерек, сгущалось призрачное облако, издалека напоминающее гору. Я не сразу поняла, на что это похоже. Страх, благоговение и еще непонятные чувства накрыли с головой, когда я осознала, что это и есть комсин — дух-прародитель. Огромный медведь встал на задние лапы, рыкнул, и вонгви разлетелись клочками розовой ваты по темному саду.

Ком Хен осторожно поднялся и рванул к крыльцу, а тень за спиной истаяла, смешавшись с промозглым ночным воздухом.

— Лика, быстрее — дверь! — скомандовал Ли-сонсенним как ни в чем не бывало. — Давай же в дом! Это ненадолго! Они скоро вернутся.

Мы ввалились в узкую темную прихожую, заваленную садовым инвентарем. Ком Хен рухнул прямо на пол, пытаясь отдышаться, а я на ощупь нашла счетчик и включила автоматы, прежде чем щелкнуть выключателем. Пока в доме никого не было, электричество мы предпочитали отключать. Вспыхнул свет, и я заметила, что один рукав куртки Ком Хена изодран и испачкан в крови.

— Вы ранены? — вскрикнула я, чувствуя, что еще немного, и сойду с ума от беспокойства и страха.

— Царапина, — устало отозвался он и прикрыл глаза.