Книга: В когтях тигра
Назад: ГЛАВА 9
Дальше: ГЛАВА 11

ГЛАВА 10

В девять утра Питер прочно стоял в пробках, которые, словно многокилометровые змеи, сползались с окраин города к его центру. На радио хохмили диджеи, за стеклами машины постоянно кто-то сигналил и пытался подрезать, а Ком Хен игнорировал внешние раздражители, мрачно изучал руль и лишь иногда ненадолго отпускал педаль тормоза, чтобы продвинуться на очередные два или три метра вперед. Это было время размышлений и самоедства. Как бы хотелось отрешиться от всего происходящего, но сегодня это сделать не получалось. Мысли постоянно возвращались к двум минувшим дням и девушке, которая мирно спала в его кровати.
Утро началось с головной боли, очень крепкого кофе, сигареты и воспоминаний о сумасшедшей ночи и бредовом утреннем сне. Ком Хен не любил фейри за их непосредственность, попытку влезть в чужие дела и абсолютную неуправляемость. Дарк — бармен из клуба «Грань» прекрасно знал, что за его шуточки обязательно последует расплата, и все же щедро отсыпал Лике в бокал веселья и непосредственности, а ему в кофе — лошадиную, а вернее, медвежью дозу раскованности. Причем паршивец ведь не преследовал никакой коварной цели — просто развлекался. У него, как и у любого фейри, шутки составляли смысл жизни.
Хорошо хоть выработанный годами самоконтроль не подвел. Точнее, почти не подвел. Ком Хен с тоской вспомнил, как именно нес Лику до кровати. К счастью, девчонка отключилась на пороге квартиры. «А если бы нет? Как бы долго получилось продержаться, если бы она снова повисла на шее и прильнула всем телом — горячим, податливым… Нет, думать об этом нельзя».
Анжелика была несносна. И хоть ее вины во всем случившемся не было, Ком Хен все равно злился. На нее, на себя, на ситуацию в целом и на то, что вновь вынужден вспоминать о своем происхождении и особенностях крови. Он понимал, как бы ни хотелось, но совсем исчезнуть не получится, правда, надеялся в этот раз чуть дольше пожить как обыкновенный человек. Но нет. Одна нелепая случайность — и круг замкнулся. Приходится выпускать комсина, а значит, прощай спокойная жизнь.
Ком Хен слишком долго бежал от того, кем является, — скрывался, хитрил, притворялся обычным. Сейчас настало время снять привычную маску, а делать этого не хотелось. Магия фейри не навредила, а лишь чуть подтолкнула, пробуждая первобытную сущность и забытые желания.
Если ночь прошла без особых эксцессов, сложно было только игнорировать откровенный призыв, читающийся в огромных глазах Лики Романовой, которая младше его на тысячу лет. В ее сторону даже смотреть неправильно. Ком Хен и не смотрел. В реальности у него это получалось неплохо. Он мог делать то, что нужно, а не потакать сиюминутным желаниями и низменным инстинктам. Его так воспитывали. Он всегда жил, ограничивая себя. Обладая той силой, которая у него имелась, слишком просто брать все, что хочется, не обращая внимания на обстоятельства и не задумываясь о последствиях. Чтобы не превратиться в эгоистичное чудовище, нужно себя контролировать. Ежедневно, ежечасно и ежеминутно. Только так можно сохранить подобие человечности.
Ком Хен слишком долго учился поступать как надо, чтобы сорваться из-за самой обычной маленькой девчонки. Если бы не глупая шутка фейри, если бы не раскиданное по полу нижнее белье в квартире Лики, если бы не напряжение последних двух дней, когда сила вырвалась на свободу таким причудливым образом, то, наверное, не было бы и непонятно-бредовых волнующих снов, в которых клубящиеся, подобно дыму, вонгви с оскаленными мордами превращались в фривольные алые стринги с бантиками, парящие в темном мареве. Они кружили, и от их вида перехватывало дыхание, а уж когда во сне появилась Анжелика, материализовавшись из черного тумана, Ком Хен вообще постарался проснуться как можно быстрее, так как, кроме пресловутых кружевных трусиков, на девушке были только высокие сапоги на шпильках. Вынести такое даже во сне было невозможно, и Ком Хен заставил себя вынырнуть в реальность. Потом долго лежал на кровати, пытаясь прийти в себя, но так и отправился пить невкусный, несладкий кофе в смешанных чувствах. Ко всему прочему голова звенела, словно колокол, а снять боль сам у себя он не мог.
Выпил несколько таблеток обезболивающего и на автомате приготовил особый травяной отвар. Часть выпил сам, а часть перелил в высокую кружку для Лики. Ей тоже придется несладко, когда она проснется, — магия фейри безжалостна, и простым аспирином от нее не избавишься.
Сегодня предстоял тяжелый день. Лекции. Сплетни в спину, которые, Ком Хен был уверен, обязательно последуют после показательного выступления, которое вчера Лика устроила в деканате, а в завершение — попытка вывести на чистую воду тех, кто напугал девчонку до дрожи в коленях. Такое спускать на тормозах нельзя. Стоило раз и навсегда показать нахалам, что вести себя подобным образом на его территории недопустимо.
Павел Федорович, вероятнее всего, прав. Мальчишки — пешки, которые пытаются выслужиться перед господином. Они — те же вонгви, только из плоти и крови. Слуги. Не очень умные, слабые, но не лишенные наглости. Поставить их на место будет просто, только вот других проблем это не решит.
Еще стоило позвонить Наташе и договориться о встрече вечером. Этого делать не хотелось. Ехать к ней с Ликой неправильно и слишком опасно. Наташа… она была сильной ведьмой, единственным стоящим мастером-артефактором на весь Питер. Она брала бешеные деньги даже со своих, но зато и выкладывалась всегда на сто процентов, а еще она не терпела конкурентов и обладала превосходной интуицией, граничащей с умением читать мысли.
Ком Хен не хотел заканчивать их отношения, тем более так. Наташа ему нравилась, но не более. И возможно, получилось бы скрыть собственные эмоции, заглушить и загнать их куда-нибудь глубоко, но не сегодня и не в присутствии Лики.
Ком Хен не знал как, но Наташа умела видеть тонкие красные ниточки, связывающие людей, и боялся, что его нить ведет в данный момент не к Наташиной руке. Это напрягало.
Ведьме не докажешь, что данное обстоятельство не имеет ровным счетом никакого значения. Что самому Ком Хену не нужны ни эмоции, ни привязанность и что он с большим удовольствием, если бы мог, влюбился бы в Наташу. Уверенную, умную, самостоятельную, способную постоять не только за себя, но даже и за него, если понадобится.
«Есть то, над чем мы не властны», — говорила она слишком часто, особенно в последнее время, будто предчувствовала. А он не хотел смиряться с подобным положением вещей, он хотел покоя, одиночества и ни к чему не обязывающих привычных отношений. И совсем не желал, чтобы ночью ему снилась одна из студенток. Это было неправильно и сложно. Ни того ни другого Ком Хен не терпел и предпочитал списывать свое желание оградить Лику от неприятностей на чувство вины.
Поток наконец-то тронулся, и Ком Хен с радостью переключился на дорогу, стараясь очистить голову от разных неприятных мыслей. «Нет и не было никаких чувств очень давно», — твердил он сам себе. Наташа это знает. Ни к ней, ни кому бы то ни было еще. Она привыкла и не ждет большего. Так почему же так страшно ехать к ней с глупой маленькой студенткой, из-за своей неуклюжести угодившей в неприятности? Ответа на этот вопрос не было, и Ком Хен принципиально не стал размышлять дальше и пытаться найти на него ответ. Боялся, что не понравится.
На работе все было так, как он и предполагал, — не лучшим образом. Косые взгляды в спину, девчачьи смешки и парочка решительно настроенных поклонниц, декольте которых сегодня оказались особенно откровенными. Девицы наивно считали — оголенная до неприличия грудь имеет хоть какое-то значение. Они не понимали, что, если над ней вместо головы с мозгами лишь кукольное накрашенное лицо и пустой взгляд, все усилия тщетны.
Ком Хен искренне не любил кукол — они казались ему лживыми и глупыми, пошлыми и неискренними. Не такими, как… в голове привычное имя Наташа сменилось на новое, почти незнакомое и гладкое, словно отполированные морем камушки, — Лика. Он никогда не воспринимал их в качестве объектов для вожделения, и не только потому, что это неприемлемо с точки зрения морально-нравственных норм, но и потому, что в силу возраста все они выглядели слишком наивно и легкомысленно — эти качества никогда его не прельщали. Тем непонятнее и неприятнее был собственный интерес к Лике, с которым Ком Хен настойчиво боролся, как с надоедливой простудой, полагая его случайным, недолговечным и мешающим нормальному, почти деловому сотрудничеству, зародившемуся по стечению обстоятельств.
«Я только избавлю ее от неприятностей, в которые она угодила отчасти по моей вине», — раз за разом повторял себе Ком Хен и сам начинал верить в сказанное.
Он давно привык, что томные взгляды студенток, вздохи и расстегнутые верхние пуговички на блузках не вызывают ничего, кроме раздражения. Может быть, дело в том, что Лика и не пыталась его подобным образом провоцировать? Наоборот, со всей своей юной непосредственностью намекала на разницу в возрасте и социальном положении, будто он сам этого не замечал.
Утро выдалось суматошным, но зато к середине дня Ком Хен точно знал, кто именно угрожал Лике. Он узнал бы и раньше, если бы не участвовал в неприятном разговоре с деканом, заподозрившим его в неподобающих отношениях со студенткой. Узколобость и ограниченность некоторых людей сильно раздражала. Федор Алексеевич, сам полноватый и немолодой, любил, особенно лет пятнадцать назад, завлечь какую-нибудь старшекурсницу в свои сети. Слухи о его подвигах до сих пор ходили по университету. Да и сейчас он бы с удовольствием продолжил развлекаться, но ему не позволяли возраст и сомнительная внешность. Поэтому он подозревал в других такие же грешки. Завидовал молодости, благополучию и, конечно, деньгам, не предполагая, каким путем они достались. А впрочем, если бы предполагал, вряд ли бы изменил мнение.
На Ком Хена он смотрел со смесью раздражения и непонимания. Как так?! За молодым здоровым мужиком бегают толпы студенток, готовых душу продать за один лишь взгляд, а он нос воротит, словно юная дева!
Сейчас же впервые за годы работы нашелся замечательный повод устроить разнос преподавателю и объявить о его недостойном поведении в стенах вуза.
Декан наслаждался тем, как в глазах университетской общественности с Ли-сонсеннима слетает шелуха благородства, и с удовольствием подливал масла в огонь, заставляя собеседника оправдываться.
— Федор Алексеевич, разве я хоть раз давал повод подозревать меня в подобном недостойном поведении? — очень искренне возмутился Ком Хен, поглядывая на часы.
Сальная лысина декана поблескивала. Короткие толстопалые ручки сложены на животе, и не нужно было обладать сверхъестественными способностями, чтобы почувствовать исходящее от него мелочное удовольствие.
— Нет, конечно… — Федор Алексеевич, казалось, несколько смутился под холодным, пронизывающим взглядом Ли-сонсеннима. — Но вчера Анжелика была явно не в себе, и девочки из ее группы…
— Да, у госпожи Романовой проблемы, не имеющие никакого отношения ко мне, и да, ее травят сокурсницы, которым, как и вам, взбрело в голову невесть что. Но они почти дети, и им простительно… — Фразу Ком Хен не закончил, но по выразительно задрожавшему подбородку декана понял, что в этом и нет необходимости. Общий смысл Федор Алексеевич уловил. — А сейчас простите меня, но лекция начинается через три минуты. Мне стоит поспешить!
— И все же, господин Ли, — ввернул декан напоследок, — следите за своим поведением, чтобы подобные слухи не возникали, пусть даже на пустом месте. Они не идут на пользу вашей репутации.
— Непременно.
Этот разговор вывел из себя и из-за глупых, практически не обоснованных подозрений, и из-за того, что Ком Хен понимал — находясь вчера вечером в клубе с Ликой, он был слишком близок к тому, чтобы забыть о своих же собственных принципах. Можно, конечно, свалить все на магию фейри, но он слишком хорошо был знаком с ее действием. Она не рождала несвойственные желания. Лика просила веселье, и весь вечер ее не покидало хорошее настроение, а он просто на несколько часов стал раскованнее, чем обычно. В результате при одном лишь воспоминании о вчерашнем танце хочется под холодный душ.
Чтобы найти тех, кто угрожал Лике, и не привлечь к себе ненужного внимания, потребовалось прибегнуть к таланту, который Ком Хен не использовал давно. Сбросив привычную маску самоконтроля, он дал волю охотничьим инстинктам комсина и быстро обнаружил тех, чью душу пропитало древнее черное колдовство тигров-оборотней. От них за версту воняло смертью и удушливым запашком разложения. Они с рождения не были людьми, имея лишь оболочку и крохи изворотливого хитрого разума тигра-убийцы.
Чтобы стать чангуи, человек должен был погибнуть от лап тигра-убийцы — свирепого, жестокого и уже попробовавшего мяса разумного существа. Если душа убитого после смерти не могла найти покоя, она начинала скитаться по миру, периодически вселяясь в тело зверя-людоеда. Дух, обозленный на весь свет, пытался управлять животным, нашептывая и заставляя убивать снова и снова, подчиняя себе зверя и постепенно сливаясь с ним в одно целое. Иногда дух намеренно приводил тигра к погибели, провоцируя людей на убийство, загоняя в ямы-ловушки или заставляя прыгать с обрывов, а иногда сам начинал наслаждаться кровью и смертью. Если животному под контролем духа удавалось прожить тысячу лет, сея на земле смерть и хаос, тигр обретал возможность обращаться в человека и становился чангуи.
Дети и внуки тигра-оборотня сами оборотнями не были, но верно служили своему прародителю, а лучшие удостаивались чести погибнуть от укуса специально выращенного тигра-убийцы для того, чтобы впоследствии разделить с ним тело и, возможно, через тысячу лет стать основателями нового клана или убить своего предшественника и захватить власть. Но такая участь ждала немногих, основная же задача детей и внуков тигра-оборотня — это служение своему господину. Как Ком Хен и предполагал, сюда прислали младших, тех, кто мог год за годом сливаться с серой людской массой и ждать того момента, когда где-то объявятся пинё. Студенты по обмену — лучшее прикрытие. Он готов был поклясться, что такие студенты есть во многих вузах страны и за ее пределами. Тигр действительно беспокоился о пинё, раз повсюду имел своих людей. Здесь ошивались совсем еще котята, не имеющие ни силы, ни власти, ни мало-мальской ценности. Только в одном из них имелась магия прародителя, остальные были просто посвященными людьми-прислужниками. Ком Хен предугадывал ход их мыслей. Они не нервничали и были полностью спокойны. Не беспокоились, что жертва не принесет пинё. Считали, что девушка полностью в их власти. И даже присутствие комсина поблизости их не пугало, а это означало одно — они слишком молоды и наивны, чтобы оценить ситуацию.
Перед лекциями, которые он должен был провести в группе Анжелики, Ком Хен закрылся в аудитории, предварительно выгнав возмущающихся студенток в коридор, и провел некоторые несложные, но необходимые приготовления. Он рассчитывал, что «тигрята» придут к нему сами. Не бегать же за ними по всем подворотням? Недостойно это комсина. Он предпочитал встречаться с врагами на своей территории и на своих условиях. Но об этой встрече в шумном и переполненном народом университете никто узнать не должен, а значит, стоит немного схитрить.
Ком Хен достал из кейса огненный нож с лезвием-пламенем и, сморщившись, чиркнул себя по ладони. Кровь выступила словно нехотя — густая, алая, тягучая. Достаточно нескольких капель на порог у двери, под подоконниками и в каждый угол. Студентам ничего не грозит, они даже не почувствуют изменений. Не видимые никому, кроме комсина, нити, словно извивающиеся черви, опутали аудиторию, превращая ее в клетку для слепых глупых тигрят, возомнивших себя центром вселенной. Им стоило преподать урок. Вряд ли это решит проблему глобально, но от мелких неприятностей Лику избавит точно. Правда, уничтожив пешек, он приблизит появление короля. Но сейчас думать об этом рано, сейчас нужно сосредоточиться на лекции и не забыть о том, что он Ли-сонсенним. Иногда это было довольно сложно сделать, и сегодня он чувствовал, что не удержится и выгонит с занятий слишком много возомнившую о себе девицу, которая пришла на учебу в платье настолько коротком, что его можно было назвать кофтой с огромным декольте. Ком Хен, конечно, понимал, зачем все эти неловкие потуги, но ему хватило скандала с Ликой Романовой. Ее слишком рьяную сокурсницу стоило поставить на место раз и навсегда.
Ком Хен задумчиво лизнул руку, наблюдая за тем, как нехотя затягивается порез, нанесенный магическим лезвием. Он даже не стал бы тратить время и силы на подобную ерунду, если бы не боялся, что царапина вызовет ненужный интерес. Спустя минуту на ладони осталась лишь бледно-розовая полоска, Ли-сонсенним поднялся со стула и со вздохом отправился пускать скребущихся под дверью студенток — пара уже началась.
Нахальную старосту Леночку с занятий он все же выгнал. Не сразу, конечно, а только после того, как она сначала отказалась уходить с первой парты на последнюю, а потом и вовсе, не стесняясь, продемонстрировала свой впечатляющий вырез и молочно-белую кожу груди и поинтересовалась:
— Неужели я вас смущаю?
Тут терпение лопнуло, и Ком Хен посоветовал старосте обратиться с подобным вопросом к декану, а заодно прочитать устав, в котором доступным и внятным языком описан дресс-код, которого студенты обязаны придерживаться, находясь в учебном заведении.
Леночка надула губы, схватила сумку и удалилась, громко хлопнув дверью, а Ком Хен, поймав на себе испуганные взгляды оставшейся части группы, испытал мрачное удовольствие.
Наверное, давно следовало поступить подобным образом и не мучиться каждое занятие. Вежливость и тактичность — это не всегда удобно. Иногда стоит проявить характер.
Зато после показательного инцидента со старостой остальные студентки из группы Лики Романовой притихли и до конца лекции вели себя смирно. Настолько дисциплинированными Ли-сонсенним девушек припомнить не мог. Даже после занятий студентки вежливо попрощались и тут же сбежали, чем несказанно порадовали. Ком Хен был слишком напряжен перед предстоящей встречей и не хотел отвлекаться на глупые девичьи вопросы и попытки привлечь к себе внимание. Убедившись, что все ушли и никому в голову не придет вернуться, он позвонил в деканат и попросил прислать к себе Ким Ми Джуна. Ком Хен слишком хорошо представлял себе строгую иерархию клана тиров-оборотней и понимал — тот, кто оставлен здесь за главного, ни за что не придет один. За ним подтянутся и сообщники. И не ошибся.
— Добрый день, Ли-сонсенним. — Ким Ми Джун, который, безусловно, являлся лидером этой группы, первым вошел в аудиторию и даже слегка поклонился, демонстрируя знание традиций и уважение.
Подготовленная ловушка беспрепятственно пропустила его товарищей и захлопнулась. Ком Хен даже ответное приветствие сказать не успел.
На месте двери теперь клубился едва заметный подрагивающий туман. Он не пустит сюда никого постороннего и не позволит услышать то, что происходит за закрытой дверью аудитории.
Хищное, с мелкими чертами лицо парня резко изменилось, как только он понял, что угодил в ловушку. Нет, он не боялся. Он вообще пока не осознал, что происходит, поэтому наружу вылезла кровожадная нечеловеческая сущность. Не тигриная, для нее он слишком мелок и жалок, просто злобная, избалованная властью натура, которой хозяин даровал немного своих сил.
Движения парня тоже стали иными — медленными, плавными. Он словно перетекал по кабинету, приближаясь к письменному столу. Сейчас не оставалось сомнений — впереди не человек.
— С нами соизволил поговорить комсин, — проявил он осведомленность в том вопросе, о котором ему знать было не положено. Впрочем, тигры не держат в шестерках совсем уж глупцов. Значит, Ми Джун просто умел сложить два плюс два. — Полагаю, девчонка и пинё у вас?
— Правильно полагаешь. — Ком Хен медленно встал и начал неторопливо обходить стол. Ноздри комсина трепетали. Он ловил страх.
Главарь пока храбрился. Он действительно считал, что сила, дарованная тысячелетним тигром, способна его защитить от кого угодно, а вот его товарищи-люди боялись, и их страх пах одуряюще. Его хотелось вдыхать бесконечно, а лучше попробовать на вкус.
— Мы можем предложить комсину выгодные условия. — Ми Джун еще раз сдержанно поклонился и сразу перешел к деловому разговору, твердо уверенный в том, что его выслушают и с его предложением согласятся. — Наш саджин-ним заинтересован в таких партнерах.
— Проблема в том, что я не заинтересован в сотрудничестве с вашим саджин-нимом. — Ком Хен даже не посчитал нужным сопроводить отказ вежливой улыбкой. Говорить было не о чем. И суть предложения он знал заранее. Всем, кто в те или иные периоды времени предлагал сотрудничество, нужно было одно — кровь. А он давно перестал играть в эти игры. Цена была слишком высока.
— То есть… — Парень прищурил глаза, все еще не воспринимая всерьез своего собеседника. — Мирно решить вопрос не получится?
— Это зависит от вас. Вы можете уйти сейчас мирно и передать своему саджин-ниму, что пинё в надежном месте и не представляют для него угрозы. Никто не хочет выходить на тропу войны.
— Он сам решает, что представляет угрозу, а что нет. — Ми Джун забылся и ответил слишком резко, на его лице появилось брезгливое выражение. — По его мнению, пинё и девчонка смертельно опасны. Но он готов предложить комсину сотрудничество…
— И каковы же условия? — Ком Хен процедил это сквозь зубы как ругательство. Злость закипала, и нужно было услышать «заманчивое предложение», чтобы она выплеснулась наружу.
— Он оставляет вам свободу, предоставляет защиту на своей территории в обмен на некоторое количество крови и девчонку с пинё.
— С чего он решил, что меня интересует его защита? И что он намерен делать, если я откажусь? — Ком Хена удивляло, что наивный тигренок даже не чувствовал нависшей над ним опасности. Его самоуверенность граничила с глупостью.
— Он сильнее, и за ним целый клан. Вы же один. Вы не сможете защитить девчонку и сохранить свободу себе. — Мальчишка совсем осмелел и, пока не встречая сопротивления, нагло смотрел в глаза и даже сделал несколько шагов навстречу, намереваясь потеснить. — Саджин-ним заберет силой то, что принадлежит ему по праву, а вас ждет незавидная участь. У него достаточно клеток.
— И ты не боишься говорить мне это сейчас в лицо?
— Вы не посмеете убить меня. Даже вам не сойдет это с рук, вокруг слишком много свидетелей. Да, заклинание не позволит услышать крики, но… не поможет избавиться от тела. Так что я совершенно спокоен, мне ничего не угрожает.
— А кто сказал, что я собираюсь убивать? — Улыбка Ком Хена вышла нечеловеческая, страшная, заставившая вздрогнуть тигренка и отшатнуться людей.
Наблюдать за тем, как меняются лица, было упоительно. А Ком Хен лишь медленно сбрасывал маску, позволяя древней магии плавить черты лица, менять цвет глаз и уплотнять за спиной воздух, который принимал форму огромного медведя.
Люди, сопровождающие тигренка, шарахнулись в сторону, все еще не понимая, что происходит, но инстинктивно пытаясь уйти от неясной опасности, а Ми Джун взглянул пренебрежительно. Он пока не осознал, что в этом мире есть вещи страшнее смерти. Ком Хен действительно не собирался сегодня убивать. Жизнь тигренка не стоила ничего, а смерть принесла бы лишь проблемы, но у Ми Джуна была сила — крупицы, ничтожная часть могущества тысячелетнего тигра; нечто, отличающее его от обыкновенной человеческой пешки и делающее парня значимым для хозяина. Убери эту малость, и тигренок перестанет быть ценным, о нем тут же забудут, оставив один на один с недружелюбным человеческим миром. Парню придется выживать самому. За спиной не останется ни поддержки клана, ни сверхъестественных сил.
Ми Джун гордился своей уникальностью, верил в собственную неуязвимость и не предполагал, что силу можно отнять. Он, заметив сзади противника мощную тень комсина, приготовился драться. В руку тигренка скользнуло лезвие ледяного ножа, но Ком Хен не сделал ни одного ответного движения. Лишь вскинул руки и словно потянул за невидимые нити, вытаскивая из слабо сопротивляющейся души черные потоки чужой силы. Они цеплялись за хлипкое человеческое тело и не поддавались. Ми Джун закричал, испытывая ни с чем не сравнимую боль. Он упал на колени, захлебываясь в крике, который не слышал никто, кроме сжавшихся в углу аудитории белых как мел парней.
Ком Хен подошел ближе и рванул сильнее, забирая из тела липкие потоки черной силы. Тень за спиной потемнела. Чужая энергия была слишком черна и осела на бледно-серую сущность комсина чернильными кляксами, которые медленно таяли и приобретали привычный цвет хмурого питерского утра, растворяясь в силе древнего божественного духа.
Ком Хен вздохнул сыто и довольно. Он не мог отобрать силу вонгви, духов или ведьм, так как она была их собственная, а вот дарованной простому смертному древней магией вполне мог поживиться. Сейчас перед ним на пыльном полу аудитории в рвотных позывах корчился обычный человек, оставшийся не только без силы, но и без покровительства клана. Тигры не любят слабаков, а Ми Джун оказался наивен, слаб и непредусмотрителен, за что и поплатился. Глупо было вставать на пути комсина.
Ком Хен только старался не думать о том, что этот жест не пройдет незамеченным. Тысячелетний тигр теперь вряд ли останется в стороне. Да и вонгви активизируются, но они не появятся раньше ночи, а до нее еще довольно много времени и еще больше того, что необходимо успеть сделать.
Ком Хен без жалости взглянул на парня, даже не пытающегося встать с пола, и вышел за дверь, спасаясь от кислого запаха рвотных масс.
В коридоре кипела обычная бурная университетская жизнь. Секретарь Вера Игоревна суетливо бежала по своим делам, но Ли-сонсенним ее остановил едва заметным жестом.
— Там в аудитории одному из студентов плохо, — начал он шепотом, стараясь говорить так, чтобы его слышала только женщина.
— Что случилось? — встрепенулась она и поправила очки в тонкой оправе. На немолодом приятном лице промелькнула тревога. Вера Игоревна переживала за всех.
— Его рвет. Скорее всего, последствие приема каких-то запрещенных препаратов. Вызовите, пожалуйста, медицинскую помощь, и, думаю, стоит поднять вопрос об отчислении. Иностранным студентам мы прощаем многое, но в данной ситуации не уверен, что стоит.
— Кто это? — Вера Игоревна побледнела. — Совсем плохо? Может быть, отравление?
— Не смертельно, с ним остались друзья. Это Ким Ми Джун. И я не думаю, что это отравление. Хотя… все может быть.
Назад: ГЛАВА 9
Дальше: ГЛАВА 11