Глава 18
Дела сердечные весьма сложны. Истинная леди следует руководству джентльмена.
«Трактат о правилах поведения истинных леди»
Днем ночные визиты кажутся более волнующими.
«Бульварный листок». Ноябрь 1823 года
Утром, едва проснувшись, Саймон пошел седлать лошадей, намереваясь взять Джулиану на верховую прогулку. Следовало вытащить ее из дома, чтобы хоть немного образумить. Но в конюшне он обнаружил, что Лукреции, ее кобылы, нет на месте. А вскоре он узнал, что Джулиана уехала из Таунсенд-Парка на исходе ночи, под покровом темноты. Сбежала. Но как она посмела бросить его?! Ведь он, Саймон, не какой-нибудь желторотый юнец. Он, черт побери, герцог Лейтон! Половина Лондона из кожи вон лезет, чтобы угодить ему, а он не может добиться послушания от одной-единственной итальянки. А если точнее, от одной-единственной безумной итальянки. Да-да, безумной! Она и его делает безумным, будит в нем зверя, готового реветь от ярости и крушить все вокруг. Готового запереть ее в комнате и целовать до бесчувствия, пока она не сдастся.
Пока они не сдадутся друг другу.
Проклятие, она бросила его! И теперь он желал ее еще сильнее! Ему хотелось прикоснуться к ней, укротить ее, заключить в объятия и страстно любить до тех пор, пока они оба не выдохнутся. Хотелось зарыться пальцами в ее роскошные шелковистые волосы и утонуть в восхитительных глазах — погрузиться в них, словно в омут, и никогда не возвращаться.
Он распахнул двери в столовую Таунсенд-Парка с такой силой, что дубовые створки ударились о стену, а женщины, сидящие за столом, испуганно вскинули глаза. Не обращая на них внимания, Саймон вперил взгляд в Сент-Джона, преспокойно намазывавшего маслом тост.
— Где она?
Ник сделал глоток чаю.
— Кто?
Саймон с трудом сдержал желание вылить содержимое чайника приятелю на голову.
— Джулиана.
— Уехала на рассвете, — отозвался Сент-Джон. — Садись. Мы подадим тебе бекона.
— Лучше подай мне свою сестру!
Это заявление, неприличное во всех смыслах, еще больше взволновало женщин — те сразу перестали жевать. Ник метнул в Саймона испепеляющий взгляд, затем отодвинул стул и поднялся.
— Не хочешь ли извиниться перед дамами, Лейтон, а потом пройти со мной в кабинет?
«Наконец-то», — со вздохом облегчения подумал Саймон. Он поклонился женщинам, пробормотал извинения, а затем развернулся и зашагал следом за другом.
Они не говорили, пока не вошли в кабинет. Но как только дверь за ними закрылась, Ник проворчал:
— Во-первых, я отнюдь не в восторге, что ты не дал мне доесть…
— У меня нет времени на болтовню, — перебил герцог.
— А во-вторых… Черт побери, о чем ты думал, говоря так о моей сестре?
— Я собираюсь жениться на ней.
Ник в растерянности заморгал.
— В самом деле?.. Но я совершенно уверен, что мы с братом не давали тебе разрешения даже ухаживать за ней. Не говоря уж о женитьбе…
— Я не нуждаюсь в вашем разрешении! Она моя!
Ник прищурился и процедил:
— Предлагаю тебе высказаться иначе, герцог!
Саймон сделал глубокий вдох, заставляя себя сохранять спокойствие, хотя у него так и чесались руки врезать приятелю в челюсть.
— Я бы хотел ухаживать за твоей сестрой.
Ник кивнул:
— Теперь гораздо лучше.
— Отлично. Где же она?
— Но я не давал тебе своего разрешения на ухаживания, — заметил Ник.
Саймон невольно сжал кулаки.
— А собираешься дать его?
— Нет, не думаю…
— Черт подери, но почему?! — взревел Саймон.
— По целому ряду причин. Перечислить их?
— Нет, с меня хватит. Если она направляется в Лондон, я еще смогу нагнать ее. Я скачу быстрее, чем едет ее карета. — Герцог направился к двери.
— Ты не покинешь этот дом, Лейтон. Во всяком случае, не в таком настроении.
Саймон резко развернулся.
— Ты считаешь, что я могу как-то обидеть ее?
— Нет. Но думаю, ты ее расстроишь, а ей сейчас и без того нелегко.
— Ты полагаешь, что сможешь остановить меня?
— Знаю, что смогу. Наверное, мне незачем напоминать тебе о мерах безопасности, которые применяются в Таунсенд-Парке.
Саймон стал мерить шагами комнату.
— Но я герцог! И этот титул открывает мне двери везде и всюду, а вот в вашей семье… похоже, у вас наоборот.
Ник ухмыльнулся.
— Такова наша извращенная натура. И это первая в моем списке причин, по которым я не хочу, чтобы ты женился на Джулиане.
— Да уж… Быть герцогиней — воистину непосильный труд.
Ник оставил без внимания сарказм приятеля.
— Кроме того, я очень беспокоюсь за нее. Каково ей будет? Высший свет никогда не простит ей нарушение их правил. Да и твоя драгоценная репутация из-за этого пострадает.
Плевать ему на репутацию! Ради Джулианы он был готов сразиться хоть с силами ада. А в таком настроении, как сейчас, сделал бы это голыми руками.
Ник же неумолимо продолжал:
— И даже если она будет вести себя безупречно — хотя я не могу представить себе Джулиану паинькой, — ей никогда не избавиться от тени нашей матери. Свет вечно будет судить ее за происхождение. И ты тоже станешь презирать ее за это.
— Неправда! — возмутился Саймон. И тут же понял, почему они все так о нем думают. Потому что так и было до недавнего времени. До того, как Джулиана заставила его понять, что есть в жизни вещи более важные, чем репутация.
— Неправда? — переспросил Ник с неверием в голосе. — Но ведь, сколько я тебя знаю, Лейтон, твоя главная цель в жизни — держаться подальше от скандала. Тебя с детства учили избегать удовольствий. Ты холодный, невозмутимый и до тошноты правильный во всем.
Эти слова покоробили Саймона. Холодный и невозмутимый? Сейчас он не чувствовал себя таким. Потому что Джулиана изменила его, сделала другим человеком.
А потом бросила!
— Ты всю жизнь стараешься сохранить свою репутацию незапятнанной, — не унимался Ник. — Ведь ты даже оставил свою сестру тут, с нами, — только бы не смотреть в лицо правде, забыть о том, что она не оправдала твоих ожиданий. И ты хочешь, чтобы я отдал тебе свою сестру?
Саймон промолчал. Он понял, что Ник прав. Всю свою жизнь он осуждал тех, чья репутация, семья или прошлое не идеальны. Он был герцогом Гордецом, клявшимся, что выше таких низменных и вульгарных вещей, как скандал… и любовь.
Но Джулиана заставила его понять, что ему нужно совсем другое — ее звонкий смех, ее слишком широкие улыбки и скандальная натура, которая, в конце концов, не такая уж и скандальная.
Он хотел ее в своей жизни.
Рядом с собой.
В качестве своей герцогини.
И это отнюдь не будет жертвой. Это будет для него честью. Потому что он любит ее.
Джулиана все изменила в его жизни. Она научила его хотеть всего этого. Научила желать всей той сумятицы, которую привносит в жизнь любовь.
Он будет гордиться тем, что она его жена. И если уж совсем начистоту, то он давно уже ее полюбил, хотя не понимал этого. Теперь он твердо решил жениться на ней, подарить ей детей и жить долго и счастливо… И плевать на сплетни! И на ее братьев плевать — они не встанут у него на пути.
— Джулиана достаточно страдала… — продолжал Ник, и казалось, что голос его прозвучал очень тихо в сравнении с бурными мыслями Саймона. — Да и не заслуживает она твоей благотворительности.
Герцог вихрем пролетел через комнату, схватил друга за лацканы сюртука и швырнул о стену с такой силой, что закачались картины в рамах.
— Не смей… никогда!.. — Он оторвал Ника от стены и снова ударил о нее. — Не смей никогда… называть то, что я испытываю к твоей сестре, «благотворительностью». Она смелая, прекрасная и яркая. И тебе повезло, что у тебя такая сестра. — Гнев его был настолько силен, что слова давались ему с огромным трудом. — Она считает себя… недостойной? Это мы недостойны ее. И если ты еще хоть раз назовешь ее скандальной, я тебя убью. Причем с удовольствием.
Несколько долгих минут, пока они стояли так, слышалось лишь тяжелое хриплое дыхание Саймона. Наконец Ник спокойно проговорил:
— Что ж, это довольно неожиданно.
Саймон сделал глубокий вдох и попытался успокоиться. Отпустив Ника, он отступил на несколько шагов и заявил:
— Я еду за ней. И только попробуй остановить меня.
— Но, Лейтон… Ты же помолвлен. С другой.
Саймон выругался и проворчал:
— Я уже забыл про нее.
— …И это — моя ошибка.
Джорджиана вынула Кэролайн из колыбельки и изобразила удивление.
— Такого не может быть. Пирсоны не совершают ошибок. Возьми хотя бы меня… Идеальна во всех отношениях. Блестящий образец благонравного поведения.
— Джулиана уехала.
— Я слышала об этом. — Джорджиана не удивилась.
— Какой же я идиот!
Сестра герцога села в кресло-качалку рядом с колыбелью.
— Продолжай.
Но Саймон не знал, с чего начать. Совершенно не понимал, почему все в его жизни так запуталось, что он уже ни над чем не был властен.
— Я… — Герцог вздохнул и опустился в кресло напротив сестры. Чуть помедлив, он сказал то единственное, что смог придумать: — Я люблю ее.
— Джулиану?..
Он кивнул, взъерошив ладонью волосы.
— Тогда почему женишься не на ней?
Тупая щемящая боль зародилась где-то в груди от этого вопроса, единственного вопроса, который имел сейчас значение и на который у него не было ответа.
Снова вздохнув, Саймон пробормотал:
— Не знаю…
— Но ты же не любишь леди Пенелопу.
Саймон пожал плечами.
— Мне и не требовалось любить ее. А вот сейчас я… — Он обхватил голову руками. — Я совершил ошибку.
Он не мог расторгнуть помолвку, не погубив Пенелопу, — а она этого не заслуживала.
— Ох, Саймон… — В голосе сестры была нежность, которой он недостоин. — Знаешь, Саймон, ведь Джулиана может стать твоей. А помолвку вполне можно разорвать.
Он покачал головой:
— Нельзя, не причинив вреда Пенелопе.
Джорджиана энергично покачала головой:
— Нет, ошибаешься. Ведь леди Пенелопа — дочь маркиза с имением размерами с Виндзор. Думаешь, она не сможет найти кого-нибудь еще, кого-нибудь, кто будет испытывать к ней нечто большее, чем мимолетный интерес, того, кто не влюблен в другую?
Разумеется, кто-нибудь женится на ней. Но он, Саймон, не будет тем, кто бросит ее на съедение волкам.
— Я не могу.
— Ты слишком благороден! Себе же во вред! — в раздражении воскликнула Джорджиана, и малышка зашевелилась у нее на руках. Джорджиана тут же успокоилась. — В твоей власти сделать себя и Джулиану счастливыми. Навсегда. А что касается леди Пенелопы… Заверяю тебя, Саймон, нет никакой радости в том, чтобы выйти за мужчину, который любит другую.
Эти слова сестры, такие искренние, чудесным образом подействовали на него, и он решительно заявил:
— Мне плевать на скандал! Мне нет дела до леди! Все, что мне нужно, — это Джулиана. Хочу, чтобы она стала моей навсегда! Но если я так поступлю, если погублю Пенелопу… Что Джулиана подумает обо мне? Как она сможет доверять мне, если я был так бессердечен по отношению к другой?
На несколько долгих минут в детской воцарилось молчание. Наконец герцог со вздохом сказал:
— Нет, не могу я этого сделать, не могу поступить недостойно, так уронить себя в ее глазах…
Но даже после этих слов он понимал, что никогда не будет достоин Джулианы — ее яркости и ее красоты, покоривших его с самой первой минуты. Но все же…
Разрази его гром, если он откажется от нее!
Он нашел ее.
Он хочет прожить с ней жизнь!
— По крайней мере дай Пенелопе возможность выбрать, Саймон, — сказала Джорджиана, которая с каким-то материнским сочувствием наблюдала за его мучениями, за его борьбой. — Она заслуживает шанса сделать выбор. И, видит Бог, вы с Джулианой заслуживаете шанса на счастье.
Это по крайней мере было правдой. Откашлявшись, он спросил:
— Думаешь, существует вероятность того, что Пенелопа отпустит меня?
Джорджиана улыбнулась, и было в этой ее улыбке нечто такое, что он не вполне понимал. Казалось, она знала какую-то тайну.
— Да, отпустит.
Они снова замолчали, и Саймон стал наблюдать за малышкой Кэролайн, спящей на плече матери. И он вдруг представил другого ребенка — с черными волосиками и голубыми глазками, — спящего на руках у своей мамы.
Саймон со стоном закрыл глаза. Он понял, что хотел этого ребенка. Своего ребенка. И хотел, чтобы Джулиана была матерью этого малыша.
Но сначала он должен был попросить прощения у сестры.
— Я совершил ошибку… и с тобой тоже, — пробормотал герцог.
— Только одну?
Саймон нахмурился, а Джорджиана, рассмеявшись, спросила:
— О какой ошибке ты говоришь?
— Я не должен был оставлять тебя здесь, в Йоркшире.
Сестра задумалась над его словами.
— Но я сама захотела остаться здесь.
— Да. И ты могла здесь остаться. Но я не должен был оставлять тебя тогда. И так. Мне следовало больше беспокоиться о тебе и меньше — о скандале. — Он прошел к окну и устремил взгляд на вересковую пустошь. — Я не могу этого изменить, но очень сожалею.
— Спасибо, — отозвалась сестра.
«Как же она повзрослела, — думал Саймон. — И как я этого не замечал?»
— Я хотел бы все исправить. И хотел бы, чтобы ты сказала мне, кто…
— Он далеко сейчас, — перебила сестра.
— Но я мог бы отыскать его. И мы могли бы…
— Ты его не найдешь. И ничего уже не исправить, Саймон. Думаю, ты прекрасно это понимаешь.
Саймон тяжко вздохнул.
— Да, верно. Уже поздно искать отца ребенка. Но ты же герцогская дочь. Наверняка мы сможем найти того, кто женится на тебе. Того, кто будет тебе хорошим мужем. И хорошим отцом Кэролайн.
— Перестань, Саймон, не надо…
— Но неужели ты полагаешь, что сможешь оставаться здесь, в этом захолустном уголке Англии, всю оставшуюся жизнь? А что будет, когда Кэролайн подрастет? Как ты ответишь на ее вопросы?.. Где ее отец? И что будет, когда она узнает правду? Я не смогу прятать тебя тут вечно, Джорджиана.
Сестра пристально посмотрела на него.
— Я никогда не просила тебя прятать нас. На самом деле я бы предпочла не прятаться. Моя репутация окончательно погублена, Саймон. Так что не пытайся что-либо изменить, — добавила Джорджиана.
И герцог понял, что ее слова — чистейшая правда.
— Но ты заслуживаешь…
— Заслуживаю того, чтобы быть матерью. Чтобы растить ребенка, который будет здоровым и сильным и будет знать, что он любим.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива, Джорджиана.
Она улыбнулась.
— И я буду счастлива со временем. Но не так, как ты планируешь.
От него не ускользнула ирония ситуации. Ведь Джорджиана — сестра одного из самых могущественных аристократов. И все же он, ее брат, не может изменить ее жизнь. Да, он не в силах восстановить ее репутацию и заглушить сплетни, которые рано или поздно настигнут ее — настигнут их всех. Но зато он мог дать ей свою поддержку. И свою любовь.
— Джорджиана… — Его голос чуть охрип от волнения. — Джорджиана, пусть все будет так, как ты пожелаешь, как решишь для себя и для Кэролайн. А я поддержу вас.
— Ты уверен, что хочешь… испытать судьбу?
Он с улыбкой кивнул:
— Уверен.
— Я спрашиваю потому, что это твое решение может подвергнуться проверке уже довольно скоро.
Он вопросительно взглянул на сестру.
— Что это значит?
— Только одно: я хочу, чтобы хоть кто-то из нас двоих обрел наконец свое счастье. И раз уж не я, то, следовательно, счастлив должен быть ты.
Джулиана! Только она его счастье, его страсть.
Он должен ехать за ней. Тотчас же!
Саймон встал и подошел к сестре с племянницей. Наклонившись, поцеловал сначала в макушку Кэролайн, потом, в щеку, Джорджиану.
— Я должен ехать. Должен вернуть ее.
Сестра улыбнулась.
— Мама будет вне себя от ярости.
Саймон пожал плечами.
— Зато из мамы выйдет отличная вдовствующая герцогиня.
Джорджиана рассмеялась.
— Только не говори, что намерен сослать ее в деревню.
— А что?.. Неплохая идея. — Герцог направился к двери.
— Саймон! — окликнула его сестра.
Он обернулся, и она с улыбкой сказала:
— Твой свадебный подарок уже на пути в Лондон. Поцелуй от моего имени маму.
