Глава 15
Чересчур фамильярные слуги — худшее из оскорблений. Изысканные леди не сплетничают на кухне.
«Трактат о правилах поведения истинных леди»
Наконец-то очарование провинциальной жизни вернулось…
«Бульварный листок». Ноябрь 1823 года
Герцогу хотелось изо всех сил врезать кулаком по стене детской, и он лишь с трудом сдержался.
Саймон выехал в Йоркшир сразу же, как только получил известие о рождении ребенка Джорджианы; он говорил себе, что цель этой поездки — позаботиться о том, чтобы семейные тайны так и остались тайнами. И приехал именно за этим.
Но еще он поехал, чтобы сбежать от Джулианы. Хотя ему следовало знать, что этот дом, полный женщин, будет постоянным напоминанием о ней. Следовало знать, что когда он станет пить скотч с Ником, то будет видеть перед собой Джулиану. Следовало знать, что рядом с ее родственниками он будет постоянно думать о ней.
Но он никак не ожидал, что будет думать о ней рядом со своими родными — когда его мать покидала дом, даже не попрощавшись; когда сестра отказалась увидеться с ним после его приезда в Таунсенд-Парк; и когда он держал свою племянницу на руках, изумляясь тому, что она, такая крошечная, может казаться таким тяжким грузом. Во все эти минуты он думал о Джулиане.
Ему хотелось, чтобы она была рядом. Хотелось чувствовать ее силу и ее готовность встретиться лицом к лицу с любым врагом.
Когда же она ворвалась в детскую, чтобы сразиться с ним и отстоять малышку Кэролайн любой ценой, то как будто материализовалась из его мыслей. И она отстаивала свою точку зрения с яростью и убежденностью — никто никогда не сражался с ним так, как она. И никто никогда не поджаривал его на огне так, как она.
В ней было все, чего у него никогда не было, — чувство и страсть, энтузиазм и желание. И плевать ей на его имя, титул и репутацию!
Ей небезразличен лишь мужчина — такой, каким он мог бы стать.
Она пробудила в нем желание быть этим мужчиной.
Но, увы, это невозможно…
Он сделал предложение леди Пенелопе, полагая, что сможет спасти их всех. И только теперь до него дошло: этим финальным актом он все погубил.
Саймон уставился на дверь, в которую выбежала Джулиана. Он понимал: лучшее, что он мог сделать для нее — для них обоих, — это держаться от нее подальше.
Тут он услышал доносящиеся из колыбели громкие и долгожданные звуки — Кэролайн просыпалась. Саймон тотчас шагнул к ней — хотелось подержать малышку на руках. Кроме того, он надеялся, что этого будет достаточно, чтобы она успокоилась и снова уснула. У Кэролайн, однако, были иные планы, и ее тихий плач сделался громче.
— Не плачь, милая, — проговорил Саймон ласковым, как он надеялся, голосом. — Не заставляй меня искать служанку… или твою маму — с ней я, увы, сильно поспорил.
Однако малышка не послушалась, и он, прижав ее к груди, со вздохом пробормотал:
— Одного меня недостаточно, чтобы осчастливить тебя, да? Ты, разумеется, права, малышка. Мне до сих еще не удалось осчастливить ни одну женщину.
— Мог бы постараться чуть побольше.
Услышав эти слова, Саймон обернулся. Сестра шла к нему через детскую, протянув к дочери руки. Он отдал ей малышку и стал наблюдать, как Джорджиана баюкает ее. Кэролайн сразу же успокоилась в руках матери, плач вскоре стих.
Герцог невольно улыбнулся.
— Она тебя узнает?
Джорджиана тоже улыбнулась.
— Разумеется. Ведь она уже подросла…
«А меня рядом не было, — подумал Саймон. — Какой же я осел!»
— Я слышала, ты женишься, — сказала вдруг сестра.
— В этом доме новости расходятся быстро, — заметил герцог.
— Тут живут почти одни женщины, так что ничего удивительного. — Джорджиана помолчала. — Тебя можно поздравить?
— Леди Пенелопа будет прекрасной женой. Семья ее старинная, репутация безупречная.
— Как была у нас?
— Она до сих пор такая же.
Сестра подняла на Саймона глаза.
— Пока — возможно. Но ненадолго.
Он не желал обсуждать свой брак с Пенелопой. Не желал говорить и об их семейной репутации. Он хотел поговорить с сестрой о ее делах. И хотел начать все заново.
Хотя едва ли это было возможно.
— Джорджиана… — Он умолк, так как сестра отвернулась.
Не обращая на Саймона внимания, она подошла к высокому столу, положила на него Кэролайн и начала разворачивать ее.
— Полагаю, тебе не захочется присутствовать при этой процедуре, Саймон.
Он нахмурился и, заинтригованный, подошел поближе.
— При какой процедуре? — Герцог заглянул через плечо сестры. Увидев, что она делает, он тут же отвернулся. — О да, да! То есть нет. — В его обучение не входила забота о младенцах… и смена их пеленок. — А разве… — Он прочистил горло. — Разве тут нет женщины, которая могла бы сделать это вместо тебя?
Ему послышалось, что сестра усмехнулась.
— Дети не появляются на свет с няньками в придачу, Саймон.
— Мне это известно, разумеется, но ты… — Он снова умолк, подумав о том, что его сестра — герцогская дочь… К тому же сама еще почти ребенок.
— Я мать, — заявила Джорджиана. Она отошла от стола с Кэролайн на руках. — И имей в виду: что бы ты ни сказал, тебе меня не переубедить.
Герцог немного смутился.
— Но я вовсе не собираюсь переубеждать тебя.
Джорджиана заморгала.
— Не собираешься?..
— Не собираюсь.
Сестра с облегчением выдохнула.
— Тогда ты позволишь мне остаться с Кэролайн и не будешь вынуждать меня бороться с тобой.
В течение последних месяцев Саймон был убежден, что лучший выход — отдать ребенка на воспитание. Даже по дороге сюда он обдумывал такую возможность, размышлял над тем, как лучше все устроить.
Теперь он понимал, насколько нелепы были подобные мысли.
Более того, мысль о том, чтобы отдать Кэролайн на воспитание чужим людям, казалась ему невыносимой.
«Мне известно, что значит расти, зная, что одному из родителей ты не нужна, Саймон». Он видел печаль в глазах Джулианы, когда она произносила эти слова. Ему захотелось тогда хорошенько проучить тех людей, которые стали причиной ее страданий. Так неужели его племянница должна испытать такую же боль?
— Само собой разумеется, что ты останешься с Кэролайн.
— Спасибо, Саймон, — прошептала сестра.
Он отвернулся, чувствуя, что недостоин этой благодарности. Да, он заслуживал ее гнева, негодования и презрения, а вовсе не благодарности. Ибо даже сейчас, глядя, как она с такой любовью держит на руках малышку, он думал о репутации их семьи.
Разразится скандал. Но они выдержат его. Для этого он и женится на леди Пенелопе.
— Через месяц я женюсь, Джорджиана. Это уменьшит… интерес к твоей ситуации.
Она невесело засмеялась.
— Саймон, даже королевская свадьба не уменьшила бы интереса к «моей ситуации».
Не обратив внимания на слова сестры, он направился к двери, желая поскорее уйти из этой комнаты, — прежде она казалась такой просторной и радушной, но сейчас вдруг сделалась ужасно тесной и душной.
Но тут сестра заговорила:
— Саймон, нигде не написано, что ты обязан нести это бремя. Тебе не обязательно жениться на ней.
Разумеется, обязательно! Ведь он герцог Лейтон, человек, рожденный нести бремя одного из самых древних и почитаемых аристократических титулов. Всю свою жизнь он готовился к тому моменту, когда честь и долг окажутся превыше всего.
Но какая же честь в том, что он сделал с Джулианой в конюшне и в парке? Да и в этой комнате…
Его охватил жгучий стыд, но он все же пробормотал:
— Это не обсуждается. Я женюсь на леди Пенелопе.
Да, он сделает то, что должен сделать.
Саймон нашел старого друга в кабинете графа Реддича.
Дверь была открыта, но он все-таки постучал по дверному косяку и дождался, когда Сент-Джон жестом пригласит его войти. Переступив порог, герцог устроился во вместительном кресле по другую сторону огромного письменного стола красного дерева.
— Тебя можно принять за титулованную персону. Ты прекрасно смотришься за этим столом, — заметил он.
Ник поднял глаза от пухлого гроссбуха и с улыбкой проговорил:
— Графу всего десять, и он сейчас в школе. Так что, думаю, он не станет возражать, если я посижу в его кресле, пока он не будет готов сам в него сесть. — Ник откинулся на спинку кресла. — А вот хозяйка дома… Она раздражается, когда я пользуюсь ее столом.
— Почему бы в таком случае не приобрести стол и для себя?
Сент-Джон ухмыльнулся.
— Когда она раздражается, нравится мне гораздо больше.
Саймон сделал вид, что не услышал неприличного подтекста.
— Я бы хотел поговорить о своей сестре.
— Отлично. А я бы хотел поговорить о своей. — При этих словах собеседника Саймон оцепенел, а Сент-Джон добавил: — Изабель считает, что между вами что-то есть. А она всегда права. Ей-богу, это просто невыносимо.
— Между нами ничего нет.
— Неужели?
— Да, ничего нет. — Герцог старался, чтобы его слова звучали как можно убедительнее. Надеясь, что ему это удалось.
— Мм… — Ник снял очки и бросил их на стол. — Ну что ж… Тогда давай поговорим о леди Джорджиане.
Саймон с облегчением пробормотал:
— Рад, что хоть кто-то в этом доме помнит о положении моей сестры.
Брови Ника взлетели вверх.
— На твоем месте я был бы поосторожнее, Лейтон.
Саймон тихо выругался, а Ник спросил:
— Так чего же ты хочешь, Лейтон?
Чего он хотел?.. Хотел, чтобы все стало так, как было раньше. Чтобы Джорджиана мирно и беззаботно спала в своей постели в их поместье. И хотел освободиться от ноши, которую носил с тех пор, как получил герцогство. Кроме того…
Разумеется, он хотел Джулиану. Но, увы, она не могла ему принадлежать.
Поэтому он попросил о том, о чем мог попросить.
— Я хочу, чтобы Джорджиана была в безопасности. И Кэролайн, малышка… Хочу, чтобы они обе были в безопасности.
Ник кивнул.
— Здесь они в полной безопасности.
Герцог в смущении откашлялся.
— Ну… тогда скажи, сколько тебе нужно.
Ник решительно покачал головой:
— Нет, Лейтон! Ты достаточно дал нам за последние полгода. Больше, чем необходимо.
— Больше, чем ты ожидал?
— Что ж, должен признаться… После того как ты в ярости ворвался сюда, когда узнал о положении своей сестры, мы не ожидали, что ты станешь благотворителем Минерва-Хауса.
Он сделал это из чувства вины. А Джорджиана… Она до смерти боялась сказать ему, что беременна. А потом в слезах умоляла простить ее и защитить.
Он тогда ушел ужасно злой на сестру. И вернулся в Лондон с отчаянным стремлением сохранить доброе имя семьи. Поэтому сделал только то, что мог сделать для сестры: послал деньги. Очень крупную сумму.
— Они моя ответственность, — заявил герцог. — И я продолжу заботиться о них.
Ник долго и пристально смотрел на него, потом кивнул:
— Ладно, хорошо. Полагаю, ты делаешь то, что считаешь нужным.
— Ты дашь мне знать, если что-то… если ей что-нибудь понадобится?
Ник снова кивнул:
— Да, конечно.
— Ты хороший друг, Сент-Джон. — Впервые в жизни Саймон произнес такие слова. И впервые он признал дружбу чем-то большим, чем выпивка в клубе или фехтование в тренировочном зале.
Сам удивившись своей сентиментальности, герцог снова смутился. Его собеседник тоже удивился и проговорил:
— Ты на моем месте сделал бы то же самое, разве не так?
Эти слова ошеломили Саймона. Да, наверное, сделал бы. Сейчас. Но до недавнего времени мог и не сделать.
Что же изменилось?
Ответ был ясен, но он не мог признаться в этом даже самому себе, тем более Нику.
— А теперь, когда этот вопрос улажен… — Ник взял со стола бутылку бренди и наполнил два стакана золотистым напитком, — может, вернемся к вопросу о Джулиане?
«Нет! Она и так занимает все мои мысли», — подумал Саймон. Взяв стакан, он пробормотал:
— Да говорить-то особенно нечего…
Ник сделал глоток и с усмешкой сказал:
— Будет тебе, Лейтон. Ты забыл, с кем говоришь. Почему бы на сей раз не сказать мне правду? Я знаю, что мой брат тебя ударил. Знаю, что моя сестра пришла чуть ли не в неистовство, когда подумала, что здесь твой ребенок. Ты действительно хочешь, чтобы я сделал Собственные выводы?
Саймон молчал. Ник же снова откинулся на спинку кресла и спокойно продолжил:
— Что ж, тогда я скажу все, что думаю. Я думаю, что ты уже извелся из-за ситуации, в которую попала твоя сестра. И думаю, ты сделал предложение леди Пенелопе в какой-то безумной уверенности, что этот твой брак сможет как-то притушить скандал, связанный с Джорджианой. Но полагаю, ты понимаешь, что совершил ошибку, решив жениться наледи Пенелопе. И, наверное, моя сестра уже все тебе объяснила.
Саймон невольно сжал кулаки, и Ник, заметив это, криво усмехнулся.
— Можешь ударить меня, старый друг, но уверяю тебя, легче от этого не станет. И слова мои не станут менее правдивыми.
Саймону, наверное, следовало бы поразиться проницательности Ника. Но если подумать… Трудно ли на самом деле увидеть правду?
Он ведь вел себя с ней как дурак. То есть это она сделала из него дурака… Более того, она заставила его страдать и желать невозможного. Желать того, чего он не мог иметь.
Но Нику не обязательно об этом знать.
Герцог молча пожал плечами. А Ник едва улыбнулся и добавил:
— Ты же понимаешь, что не сможешь этого избежать.
Саймон притворился, что смахивает невидимую пылинку с рукава сюртука. Напустив на себя скучающий вид, изображая безразличие, хотя сердце его колотилось в безумном ритме, он спросил:
— Ты о чем?
— О тех чувствах, которые она в тебе вызывает.
— А кто сказал, что она вызывает во мне что-то, кроме раздражения?
Ник рассмеялся.
— Того, что ты точно знаешь, о ком я говорю, вполне достаточно. И тебе еще многое предстоит узнать о нашей семье.
Герцог в раздражении фыркнул.
— Я и так уже чересчур много узнал о вашей семье. Полагаю, с меня достаточно.
— Ты можешь сколько угодно изображать надменного герцога, Лейтон, но это ничего не изменит. — Ник поставил свой стакан, встал и направился к двери. Но прежде чем открыть ее, обернулся. — Полагаю, бесполезно просить тебя держаться от нее подальше, не так ли?
Мысль о том, чтобы не приближаться к Джулиане, казалась невыносимой.
Но все же Саймон произнес:
— Почему же? Вовсе нет.
Ник снова усмехнулся. А герцог спросил:
— Ты мне не веришь? — При этом он прекрасно понимал: лорду Николасу Сент-Джону следовало бы выгнать его из дома немедленно, дабы защитить свою сестру.
— Нет, Лейтон, я тебе не верю, — ответил Ник, открывая дверь.
— Но если ты считаешь, что я представляю опасность для твоей сестры, то почему же тогда позволяешь мне здесь остаться?
Ник снова повернулся к нему. И Саймон увидел кое-что в голубых глазах друга, так похожих на глаза Джулианы. Увидел… сочувствие.
— Ты не представляешь для нее опасности, Лейтон. — Саймон промолчал, а Ник продолжал: — Ты слишком осторожен, слишком осмотрителен. Джулиана не вписывается в твою идеальную непорочную жизнь. Ее по пятам преследуют скандалы — как и всю нашу семью. И уже только одно это не позволит тебе прикоснуться к ней.
Саймону хотелось возразить, хотелось закричать, что его безумно влечет к Джулиане. Но прежде чем он успел заговорить. Ник добавил:
— Не лишай ее счастья, Саймон. Быть может, тебе самому оно не нужно, но ты знаешь, что она его заслуживает. И она может составить хорошую партию.
Кому-то другому… от этой мысли боль и злость захлестнули Саймона.
— Ты говоришь так, будто кто-то готов сделать ей предложение, — проговорил герцог и тут же увидел, как в глазах друга вспыхнул гнев.
— За эти слова мне бы следовало задать тебе хорошую трепку, на которую ты таки напрашиваешься, Лейтон. Ты думаешь, что если сам никогда не осмелишься рискнуть своей драгоценной репутацией, то нет других, тех, которые выстроятся в очередь, чтобы заполучить руку и сердце Джулианы?
Разумеется, были и такие. Ведь она умная, сообразительная, обаятельная… и завораживающе красивая. Но Саймон не успел признать это, так как Ник вышел из комнаты и тут же закрыл за собой дверь, оставив друга в одиночестве.
Джулиане не хотелось оставаться наедине со своими мыслями, поэтому она отправилась в самое людное место Таунсенд-Парка, то есть на кухни, которые являлись сердцем этого дома, ставшего пристанищем для многих живущих в нем женщин.
Кухни Минерва-Хауса были именно такими, какими в представлении Джулианы и должны быть кухни — шумными, беспорядочными и веселыми. В сущности, кухни Минерва-Хауса совсем не походили на кухни других аристократических домов Англии. И это было прекрасно, поскольку она ужасно устала от всего английского аристократического. Сегодня ей хотелось чего-то настоящего и искреннего.
Когда она вошла в помещение, женщины, собравшиеся вокруг огромного стола в середине комнаты, едва взглянули на нее, продолжая свои громкие разговоры. А Гвен, главная кухарка, бросив взгляд на гостью, тотчас привлекла ее к работе.
— Это Джулиана, сестра лорда Николаса, — пояснила кухарка.
И все женщины сразу же приняли ее как свою подругу.
С облегчением вздохнув, Джулиана принялась за дело — она раскатывала тесто, слушая весело болтавших женщин, и это было именно то, в чем она сейчас нуждалась. Здесь ей не придется думать о Саймоне.
— …Ей-богу, таких красавчиков я давным-давно не видала.
— Скорей уж вообще никогда, — заметила Гвен, и все вокруг стола в очередной раз рассмеялись.
— Он похож на ангела.
— На падшего… изгнанного из рая. Вы видели, как он ворвался сюда и потребовал немедленной встречи с Джорджианой?
Джулиана оцепенела. Они говорили о Саймоне! Похоже, что и здесь ей не удастся избавиться от него.
— И он такой здоровенный, — подхватила высокая худая девушка, которую Джулиана видела впервые.
— Интересно, везде ли он такой же большой, — сказала одна из женщин, все дружно захихикали.
— Он тут гость! — заявила Гвен. — Так что помолчите. — Усмехнувшись, она добавила: — Хотя я и сама подумала о том же…
— Ради Бога, скажите, что вы говорите не о том, о ком я думаю.
Джулиана резко вскинула голову, когда все женщины в кухне рассмеялись и освободили место для вновь прибывшей — леди Джорджианы. Наверняка это была именно она. Своими золотистыми волосами и янтарными глазами девушка очень походила на герцога, только была гораздо меньше его — необычайно хорошенькая, она напоминала фарфоровую куколку с округлившимися формами недавно родившей женщины. И выглядела она не на семнадцать лет — казалась гораздо старше. И мудрее.
— Если вы думаете, что мы говорим о вашем красавчике брате, то вы правы, — ответила Гвен. — Как насчет того, чтобы почистить яблоки?
Не дожидаясь ответа, Гвен водрузила перед Джорджианой полную корзину румяных яблок. Без возражений девушка взяла маленький ножик и приступила к работе. Эта сцена ужасно удивила Джулиану (сестра герцога чистит яблоки на кухне Минерва-Хауса!), но она ничего не сказала.
— Моего красавчика брата, да? — переспросила Джорджиана, с улыбкой подняв взгляд на Джулиану.
Та поспешила вернуться к работе. И, конечно же, снова промолчала.
А одна из женщин фыркнула и заявила:
— Хватит с него и того, что почти все лондонские женщины вешаются ему на шею. Не устраивайте ему такой же прием и здесь.
«Только не думать о других женщинах в его объятиях, — говорила себе Джулиана. — Не думать о леди Пенелопе в его объятиях».
— Такие мужчины, как герцог, — они слишком уж бездушные, — заметила высокая девушка. — Только посмотрите, что он сделал, — отослал вас с Кэролайн подальше, с глаз долой.
— Ну, не совсем отослал.
Девушка отмахнулась.
— Не важно, как там было на самом деле. Вы же здесь, а не там, с ним. И для меня этого достаточно. Мне больше по душе мужчины, у которых сердце на месте.
— У него сердце на месте. — Джулиана не поняла, что сказала это вслух, пока все вдруг не уставились на нее вопросительно. — Да, на месте, — повторила она, чувствуя, как пылают ее щеки.
Перехватив пристальный взгляд Джорджианы, она невольно потупилась. А та с улыбкой сказала:
— Мы не были представлены друг другу.
— Это сестра лорда Николаса, — пояснила Гвен.
— Мисс Фиори, не так ли?
— Да, меня зовут Джулиана.
— И что же вам известно о сердце моего брата, Джулиана?
— Я… я просто имела в виду, что у него должно быть сердце, вот и все. — Джулиана вернулась к своему тесту. — Но точно я ничего не знаю.
Джорджиана снова улыбнулась.
— Судя по всему, все же кое-что знаете.
— Нет, не знаю. — Ей бы хотелось, чтобы эти слова прозвучали как можно увереннее.
И тут сестра герцога вдруг спросила:
— Скажите честно, вам нравится мой брат?
«Не должен бы», — подумала Джулиана, шлепнув ладонью по тесту. Не поднимая головы, она пробормотала:
— Я не нравлюсь вашему брату.
Помедлив, она все же подняла голову и обнаружила, что Джорджиана улыбается ей.
— Но я спросила не об этом, Джулиана. Я спро…
— Нет, не нравится! В этом человеке нет ничего, что может мне нравиться. Все, что его волнует, — это его драгоценный титул, — Джулиана с остервенением скомкала тесто, — и его драгоценная репутация. — Перевернув лепешку, она добавила: — И вы, разумеется, миледи.
— И все же он красавчик, — вставила Гвен в попытке обратить все в шутку.
Но Джулиане было не до смеха.
— Плевать мне, что он большой и красивый! Нет, он мне не нравится!
За столом воцарилось тягостное молчание. Наконец Джорджиана тихо проговорила:
— Да, разумеется.
И тут до Джулианы дошло, что она вела себя ужасно глупо. И, должно быть, очень глупо выглядела.
— Извините, — пробормотала она.
— Не за что. Мой брат довольно тяжелый человек, и любить его трудно. Уж мне-то можете этого не говорить, — сказала Джорджиана.
Гвен выхватила тесто из рук Джулианы и заявила:
— Все, достаточно. Спасибо.
Джулиана молча кивнула и нахмурилась.
— Да не такой уж он и красивый, — подала голос высокая девушка.
— И покрасивше видали, — поддакнула одна из женщин.
— И то верно, — согласилась Гвен, вручая Джулиане только что испеченное печенье, еще теплое.
Она откусила кусочек и подумала: «Ох, какой же дурой я стала».
Джулиана встала и так резко отодвинула от стола табурет, что тот закачался и чуть не опрокинулся.
— Мне не следовало… я не хотела… — Она умолкла и тихо чертыхнулась по-итальянски.
Женщины молча переглянулись в поисках той, которая могла бы перевести. Но, к счастью, не нашли.
— Я пойду, пожалуй…
— Джулиана! — окликнула ее Джорджиана. — Останьтесь, пожалуйста!
Джулиана замерла у двери. Сейчас ей хотелось только одного — забраться в постель и никогда больше из нее не вылезать.
— Извините, — пробормотала она, — я не могу остаться.
Она открыла дверь и поспешила к лестнице, думая о том, что надо как можно быстрее добраться до центральной лестницы и подняться наверх.
Она ускорила шаги, но ее снова окликнули:
— Подождите, Джулиана!
Оказалось, что леди Джорджиана последовала за ней.
Джулиана остановилась и развернулась. Перед ней уже стояла сестра Саймона. Она улыбнулась, продемонстрировав ямочки на щеках, и проговорила:
— Не хотите ли прогуляться со мной? В саду довольно красиво.
— Ноя…
— Пожалуйста, Джулиана. Мне сказали, что после родов надо больше гулять на свежем воздухе. Я бы не отказалась от компании. — Леди Джорджиана повернула дело так, что отказаться было невозможно.
Они вместе прошли по коридору, затем вышли на небольшую каменную лестницу и спустились в сад. Несколько минут они молча шли по дорожке. В конце концов Джулиана не выдержала и пробормотала:
— Я сожалею о том, что наговорила в кухне.
— О чем именно?
— Ну… обо всем, наверное. Я не хотела критиковать вашего брата.
Джорджиана снова улыбнулась. Тронув пальцами веточку розмарина, тихо сказала:
— Ах, какая жалость… Мне так понравилось, что вы критиковали моего брата. Мало кто на это решается.
Джулиана открыла рот, но тут же закрыла его, не зная, что сказать.
— Полагаю, он просто не делает ничего, достойного критики, — проговорила она наконец.
Джулиана взглянула на нее.
— А вы?
Правду ответить было гораздо легче, чем пытаться сказать что-нибудь правильное.
— А я — совсем наоборот.
— Это хорошо, — кивнула собеседница. — Он порой так бесит, правда?
— Еще как! — воскликнула Джулиана и рассмеялась.
— Кажется, вы мне нравитесь.
— Рада это слышать.
Они некоторое время шли молча.
— А я ведь еще не поздравила вас… — сказала вдруг Джулиана. — С рождением дочери.
— Да, спасибо. — Снова последовала пауза. — Полагаю, вы знаете, что я — это грандиозный скандал, который вот-вот разразится.
Джулиана невесело усмехнулась.
— Что ж, значит, нам сам Бог велит стать подругами, ибо многие считают меня скандалом, который уже разразился.
— Правда?
Джулиана кивнула и сорвала веточку тимьяна. Вдохнув ее чудесный аромат, проговорила:
— Да, истинная правда. Моя мать — просто притча во языцех, о чем вы, конечно же, знаете.
— Я слышала о ней.
— На прошлой неделе она вернулась в Англию.
Джорджиана сделала большие глаза.
— Не может быть!
— Увы, может. Ваш брат при этом присутствовал. — Джулиана выбросила веточку. — И все считают, что я из того же теста. — Собеседница взглянула на нее с удивлением, и она пояснила: — Они думают, что я такая же, как она.
— Из того же теста?
— Вот именно.
— А это так?
— Ваш брат определенно так считает.
— Я не о том спросила.
Джулиана задумалась. Никто никогда не спрашивал ее, похожа ли она на свою мать. Никому не было до этого дела. Светские сплетники сразу же осудили ее за происхождение, а Гейбриел, Ник и остальные члены семьи решительно отметали саму идею какого-либо сходства.
Но Джорджиана, стоявшая сейчас напротив нее на извилистой садовой дорожке, задала вопрос, который никто никогда не задавал. Поэтому Джулиана ответила правду:
— Надеюсь, что нет.
Для Джорджианы этого было вполне достаточно. Взяв собеседницу под руку, она повела ее назад к дому.
— Не бойтесь, Джулиана. Когда станет известно обо мне, они позабудут и про вас, и про вашу маму. Падшие ангелы — прекрасная тема для сплетен.
— Но вы дочь и сестра герцога, — возразила Джулиана. — И Саймон женится, чтобы защитить вас.
Джорджиана покачала головой.
— Я обесчещена окончательно и бесповоротно. Непоправимо. Быть может, ему удастся сохранить нашу репутацию, быть может, удастся пригасить слухи, но заткнуть рты всем невозможно.
— Мне очень жаль… — пробормотала Джулиана.
Джорджиана же улыбнулась и добавила:
— Какое-то время я очень переживала. Но девочка моя здорова, и мы будем с ней здесь столько, сколько позволят нам Ник с Изабель. И если честно, то теперь мне уже все равно…
И ей, Джулиане, все равно. Хотя нет! Конечно же, ей не все равно, как бы ни старалась убедить себя в обратном.
Ей было не все равно, что думал о ней Саймон. И она невольно позавидовала этой сильной духом молодой женщине, с такой уверенностью смотревшей в лицо своему неопределенному будущему.
— Может, мне не надлежит такое говорить, — пробормотала Джулиана, — но они все дураки, что отвернулись от вас. Бальные залы Лондона только выиграли бы от присутствия женщины с таким сильным характером.
Джорджиана весело рассмеялась:
— И очень даже надлежит! Но мы же обе понимаем, что бальные залы Лондона едва ли смогут выдержать даже одну женщину с характером. Что же будет, когда там появимся мы обе?
Джулиана тоже рассмеялась.
— Когда вы решите вернуться, миледи, мы вместе будем прокладывать широкую скандальную дорогу. Видите ли, моя семья относится с особой нежностью к детям с сомнительным происхождением… — Она смолкла, осознав, что зашла слишком далеко. — Извините. Я не хотела сказать, что…
— Чепуха! — отмахнулась Джорджиана. — Кэролайн совершенно определенно сомнительного происхождения. — Она широко улыбнулась. — Поэтому я очень рада узнать, что есть по крайней мере одна гостиная, где мы будем приняты. — Она помолчала, потом вдруг спросила: — А вас ведь не особенно волнуют правила приличий, мисс Фиори? И если так, то могу кое-что сообщить… Видите ли, моя история — скучная и банальная. Я думала, что он любит меня. Быть может, он и любил. Но порой любви недостаточно. Зачастую именно так и бывает.
В голосе Джорджианы не было ни печали, ни сожаления, а в глазах ее Джулиана увидела не только искренность, но и мудрость, так противоречившую столь юному возрасту.
Порой любви недостаточно. Пока они молча возвращались к дому, эти слова вновь и вновь звучали в ушах Джулианы.
Слова, которые ей следовало бы помнить.
