Глава 14
Деревня — это место, где прячутся слухи. Истинные леди в деревню не удаляются.
«Трактат о правилах поведения истинных леди»
Трагедия! Наш излюбленный источник сплетен с континента бесследно исчез…
«Бульварный листок». Ноябрь 1823 года
После пятидневной тряски по ухабистым дорогам английской провинции Джулиана безумно обрадовалась, завидев Таунсенд-Парк.
— Только бы поскорее добраться туда, — прошептала она.
Карета остановилась, как только свернула с почтового тракта на необычайно длинную подъездную дорогу, ведущую к внушительному каменному особняку, который возвышался, величественный и красивый, среди необъятных йоркширских пустошей.
Когда она объяснила двум здоровенным охранникам, что ее брат — хозяин этого дома, один из них вскочил на лошадь и стремительно поскакал в сторону дома, предположительно — дабы объявить о ее приезде.
Через четверть часа Джулиана вышла из кареты, чтобы размять ноги в ожидании разрешения въехать на территорию поместья.
Безопасность — очень серьезное дело в таком глухом уголке Англии.
На первый взгляд Таунсенд-Парк — главная резиденция графа Реддича, которой управляли сводный брат Джулианы и близнец Ралстона лорд Николас Сент-Джон и его жена Изабель, сестра графа. Но этот особняк был также известен как Минерва-Хаус, пристанище для молодых англичанок, которым требовалось надежное убежище по различным обстоятельствам. Но до тех пор, пока Ник не обнаружил Изабель и этот дом несколько месяцев назад, безопасность его обитателей была под постоянной угрозой.
Покосившись на здоровенного стражника, с которым ее оставили, Джулиана прошептала:
— Возможно, я останусь тут навсегда.
Но интересно, заметит ли кто-нибудь ее исчезновение? И заметит ли Саймон?
Джулиана прекрасно понимала, что не должна думать о нем — о той их последней встрече, когда она видела его вполне счастливым женихом. Но она ничего не могла с собой поделать, все равно думала. Она провела пять долгих дней в карете, где не было других дел, кроме как играть в брисколу с Карлой и думать о нем… как он дотрагивался до нее… как произносил ее имя… как вспыхивал его взгляд, когда он смотрел на нее, пока глаза его не становились цвета меда прямо из сот.
Она сделала глубокий вдох.
Увы, он не для нее. И ей давно уже пора уяснить это и выбросить его из головы.
К тому времени как она вернется в Лондон, он будет уже женат. И ей ничего другого не останется, кроме как делать вид, что их тайных встреч никогда и не было. Придется притворяться, что они с герцогом Лейтоном не более чем случайные знакомые. И что она не знает, каким бархатным и чувственным делался его голос перед тем, как он целовал ее.
Тихонько вздохнув, Джулиана повернулась к дому и увидела брата верхом на лошади, скачущего к ней с широкой улыбкой на лице.
Заулыбавшись в ответ, она помахала ему и прокричала:
— Ты мой самый красивый брат!
Он соскочил с лошади еще раньше, чем та остановилась. И со смехом сгреб ее в жаркие объятия.
— Я расскажу Гейбриелу, что ты так сказала.
Она тоже рассмеялась, когда он поставил ее на ноги.
— Как будто это для него неожиданность! Он всегда бледнеет, когда я вас сравниваю. Я до сих пор не могу поверить, что вы с ним близнецы.
Гейбриел с Ником были как две капли воды похожи друг на друга, за исключением одной детали — ужасного шрама, который протянулся по щеке Ника в опасной близости от глаза. Шрам, однако, ничуть не портил его красоты, напротив, придавал его открытому, дружелюбному лицу намек на загадочность, что притягивало женщин, как бабочек к огню.
Он кивком поблагодарил стражника у ворот, затем указал на карету.
— Ну что, сестричка, доставим тебя в дом?
Джулиана сморщила носик.
— Мне обязательно возвращаться в свою тюрьму? Не могли бы мы пройтись пешком?
Отпустив карету, Ник взял поводья своей лошади, и они не спеша направились в сторону особняка, находящегося в полумиле от ворот. Ник задал несколько вежливых вопросов о дороге, прежде чем Джулиана остановила его словами:
— Полагаю, ты слышал новость.
Ник утвердительно кивнул:
— Да, Гейбриел отправил гонца в тот же вечер, как она явилась. — Он помолчал. — Как она?
— Все такая же.
Они с минуту шли в молчании, потом он поинтересовался:
— А ты как?
Джулиана устремила взгляд на свои ноги, наблюдая за тем, как носки ее дорожных ботинок то и дело выглядывают из-под полы винно-красной накидки.
— Я… — Она судорожно сглотнула. — В общем, я счастлива, что приехала сюда. — И это была чистейшая правда.
Брат улыбнулся и предложил ей руку, которую она с благодарностью приняла. Ник был более покладистым и спокойным, чем Гейбриел, который мог и вспылить. Ник же всегда оставался терпеливым и доброжелательным, и Джулиана знала, что он внимательно выслушает ее, когда она захочет поговорить.
Но сейчас она этого не хотела, пока еще нет.
— А как у вас тут дела? — спросила Джулиана, меняя тему. — Ты так редко пишешь, что я порой начинаю думать, что нет у меня второго брата.
Ник рассмеялся.
— Отлично! Как всегда! В последний месяц у нас появились три новые девочки… вернее, четыре, если считать малышку, которая родилась десять дней назад.
Глаза Джулианы расширились.
— Родилась?..
— Ну, одна из девушек… — Он умолк. Да ему и не нужно было продолжать. Старая и знакомая история… Конечно же, одна из девушек совершила ошибку и оказалась не замужем, но беременна. Быть может, еще месяц назад Джулиана сочла бы такое обстоятельство результатом безответственности, но теперь…
Теперь ей слишком хорошо известно, какими искусителями могут быть мужчины.
— Во всяком случае, Изабель слишком много трудится, — прервал Ник ее мысли.
Джулиана улыбнулась.
— Изабель всегда трудится как пчелка.
— Да, но теперь, когда она носит моего ребенка, я предпочитаю видеть ее в постели с печеньем. Возможно, тебе удастся подтолкнуть ее в этом направлении.
Джулиана рассмеялась. «Подталкивать» Изабель — это все равно что пытаться сдвинуть с места одну из мраморных статуй, которые она так любила.
Улыбка брата потеплела, и Джулиана позавидовала тем чувствам, которые отразились на его лице.
— Вижу, сестра, ты считаешь мою просьбу неразумной.
— Нет, ошибаешься. Совершенно невыполнимой!
Ник расхохотался. И в тот же миг предмет их разговора показался на верхней ступеньке особняка. Джулиана помахала невестке. Та ответила на приветствие и стала спускаться вниз.
Джулиана, не выдержав, побежала навстречу Изабель, и они обнялись. А потом внимательно посмотрели друг на друга.
— Как ты умудряешься после пяти дней пути выглядеть такой красавицей? — с улыбкой спросила Изабель. — Я не могу утром даже с лестницы спуститься, чтобы не испортить платье. Как сейчас, например…
— О, глупости… Ты просто великолепна! — возразила Джулиана, оглядев округлый живот невестки, — та была уже на шестом месяце. — Как мне повезло, что скоро у меня будет прелестная племянница, которую я смогу баловать.
— Племянница? Вот как? — ухмыльнулся Ник.
— А ты думаешь, что у тебя будет сын? — спросила Джулиана.
— Ну, может же человек помечтать…
Изабель взяла Джулиану под руку и повела в дом.
— Я так счастлива, что ты приехала. И как раз — к Ночи костров.
— Ночи костров?
Изабель кивнула:
— Да. Сама увидишь.
Джулиана взглянула через плечо на Ника.
— Мне следует беспокоиться?
— Возможно. Действо включает в себя и символическое сжигание католиков на костре.
Глаза Джулианы расширились, а Изабель рассмеялась.
— Ник, прекрати! Она все еще не доверяет англичанам.
— И, очевидно, правильно делаю, — отозвалась Джулиана. — Мне следовало знать, что не стоит приезжать в деревню. Это явный риск.
— Риск только для твоих ежедневных развлечений, — заметила Изабель. — Здесь ужасно скучно в сравнении с Лондоном.
— Я думал, дорогая, ты терпеть не можешь Лондон, — сказал Ник.
— Моя нелюбовь к Лондону прошла, — заявила Изабель. Повернувшись к Джулиане, она сказала: — Насчет костра не волнуйся. Тебе понравится. Завтра сама все увидишь. А сейчас расскажи мне про все, что было в Лондоне, потому что мой единственный источник новостей — это «Жемчуг и ротонда».
Ник застонал при упоминании женского журнала, с подачи которого когда-то за ним охотились все незамужние женщины.
— Не понимаю, зачем мы до сих пор выписываем этот проклятый журнал?
— Девочкам он нравится, — ответила Изабель, имея в виду остальных обитателей Минерва-Хауса.
Джулиана усмехнулась.
— Что ж, тогда, полагаю, девочки придут в восторг от следующего номера. Наша мать снова сделала нас притчей во языцех. — Она помолчала, потом, не в силах удержаться, продолжила: — По крайней мере до того, как герцог Лейтон выбрал себе невесту.
Ник с Изабель обменялись потрясенными взглядами.
— Лейтон женится? — пробормотала Изабель.
— На прошлой неделе он объявил о своей помолвке с леди Пенелопой Марбери, — сказала Джулиана, и ей удалось сохранить совершенно невозмутимый вид. — Вы удивлены? Но ведь герцоги должны жениться, не так ли?
Ник помолчал, обдумывая вопрос.
— Ну разумеется. Меня просто удивляет, что он ничего нам не сообщил.
Джулиана заморгала.
— А я не знала, что у вас дружеские отношения с Лейтоном.
— Ох, нет, конечно! — вмешалась Изабель. — Но полагаю, в разговоре он мог хотя бы упомянуть об этом.
В голове у Джулианы словно зазвенели колокольчики.
— В разговоре?.. — переспросила она.
— Да, разумеется. Лейтон здесь, у нас.
— Здесь? — Джулиана в изумлении уставилась на брата. — Но что ему тут делать?
— Полагаю, ты все равно скоро узнаешь, — ответил Ник. — Он приехал, как только ребенок родился.
Джулиану окатила волна паники.
Ребенок?! У него ребенок?! Значит, какая-то другая женщина родила ему ребенка? Женщина, которой он принадлежал какое-то время? А она, Джулиана…
— Что с тобой, дорогая? — Голос Изабель прозвучал словно откуда-то издалека. — Ты так побледнела… С тобой все в порядке?
— Лейтон… Он сейчас здесь?
— Да, здесь. Джулиана, что-то случилось? Герцог был груб с тобой? — Изабель взглянула на Ника. — Просто удивительно, что ни разу за двадцать лет он не получил хорошую трепку.
Очевидно, Изабель тоже не особенно жаловала Саймона. Похоже, никому в ее семье не нравился мужчина, который отправил одну женщину в Йоркшир рожать его внебрачного ребенка, а другой предложил брак.
А совсем недавно он дарил чудесные, восхитительные ласки третьей…
— Гейбриел уже задал ему трепку, — сказала Джулиана.
— Правда? Молодец! — похвалила Изабель.
— В самом деле? Когда же?.. — спросил Ник.
— На той неделе, — ответила Джулиана, уже жалея, что они затеяли этот разговор.
— А из-за чего?
— Ну… просто так.
Ник нахмурился и проворчал:
— Сомневаюсь, что просто так. — Он помолчал. — Итак, ты знакома с Лейтоном?
— Да, немного.
Изабель с Ником обменялись взглядами, затем он сказал:
— И в этом сомневаюсь. Похоже, ты знаешь его достаточно хорошо, если его присутствие здесь так взволновало тебя.
— Ничего подобного!
С чего бы ей волноваться из-за того, что она, сбежав в Йоркшир, обнаружила здесь человека, от которого и сбежала?
Но его ребенок…
Что ж, это не первая тайна, которую он утаил от нее.
— Итак, ребенок, — проговорила Джулиана, стараясь выглядеть совершенно спокойной. — А он признает его?
— Пока неясно, — ответил Ник.
Джулиана остановилась и пристально посмотрела на брата.
— Ты сказал — неясно?
— Видишь ли, существует ряд обстоятельств, которые он должен принять во внимание.
— Каких обстоятельств? Ты имеешь в виду его будущую жену?
Ник кивнул:
— И это в том числе.
Джулиана взглянула на невестку:
— А ты не думаешь, что его будущая жена должна знать об этом? Ты разве не хотела бы знать?
Изабель на мгновение задумалась, потом кивнула:
— Да, возможно…
Глаза Джулианы расширились. Они что, все свихнулись?
— Возможно?.. — переспросила она.
Изабель с удивлением уставилась на нее, потом ответила:
— Полагаю, что хотела бы.
— Вот именно! — Джулиана взглянула на Ника: — Видишь?!
Брат промолчал и отвернулся.
Джулиане же вдруг захотелось найти герцога и встряхнуть его хорошенько.
— Где он? — спросила она. — Я хочу поговорить с ним.
Ник мялся.
— Джулиана, понимаешь… все не так просто. Ведь он герцог. К тому же весьма уважаемый. Он должен принять во внимание все обстоятельства, обдумать все возможности. Он должен заботиться о семье.
Джулиана задумалась. А может, ей следовало начать с брата? Может, для начала встряхнуть его?
Нахмурившись, она заявила:
— Ему надо было думать об этом до того, как он отослал женщину в Йоркшир!
У Изабель от удивления отвисла челюсть, и до Джулианы дошло, что она почти прокричала эти слова. Что ж, пусть удивляются! Если они думают, что она станет извиняться за то, что так разозлилась на герцога, то они сильно ошибаются.
— Послушай, Джулиана…
— Не пытайся меня переубедить, Ник! Я не позволю этому… невозможному человеку просто взять и отказаться от своего ребенка. И если у вас не хватает духу сказать ему правду, то это сделаю я.
Она снова остановилась, тяжело дыша после своей гневной тирады. И тут, взглянув на Ника, заметила, что он ужасно расстроился. Быть может, не следовало ей намекать, что он трус?
— Я, конечно же, не имела в виду, что ты, Ник…
— Думаю, очень даже имела, сестричка. И тебе повезло, что я не Гейбриел. Что ж, если ты так решительно настроена, то поговори с Лейтоном. Не собираюсь тебя отговаривать. Ты увидишься с ним за обедом.
Что-то в словах брата показалось Джулиане странным, но она все еще была слишком зла на Саймона, поэтому не стала придавать значение словам Ника.
Тут все трое подошли к широкой каменной лестнице, ведущей в особняк, и Джулиана, взглянув на широкие двери, распахнутые настежь, решительно сказала себе: «Я не собираюсь ждать. Немедленно с ним поговорю».
Она отыскала герцога почти тотчас же. Он стоял в одной из комнат, устремив взгляд в окно, и его силуэт четко вырисовывался на фоне яркого голубого неба. Немного помедлив, Джулиана переступила порог и вошла в комнату, мимолетно отметив: «Какой же он высокий, широкоплечий… и сногсшибательно красивый». При этой мысли она еще больше разозлилась, теперь уже на себя. О Боже, даже сейчас, когда она была так зла, ее тянуло к Саймону — хотелось подбежать к нему, обнять и…
Нет-нет, он не для нее! И она должна об этом помнить.
Джулиана решительно направилась к герцогу; ей не терпелось поговорить с ним и сказать все, что она о нем думала. Приблизившись к нему сзади, она без предисловий заявила:
— Я думала, вы другой.
Он повернул к ней только голову. И ничего не сказал — молча на нее смотрел. Она немного подождала, но он так и не заговорил. Джулиана же, давая выход своему гневу, продолжала:
— Я думала, вы джентльмен, думала, вы из тех мужчин, которые держат свои обещания и стараются всегда поступать правильно. Но выходит, я ошибалась. Я забыла, что вас по-настоящему волнует только одно — не честь или справедливость, а собственная репутация.
Он по-прежнему молчал, и она вновь заговорила:
— Даже когда вы смеялись надо мной и критиковали за то, что во мне слишком много страсти, за то, что я слишком безрассудна и не забочусь о своей репутации, я думала, что, быть может, я… что, возможно, вы… — Она умолкла и мысленно добавила: «Я думала, что, возможно, вы стали другим. Думала, что мне удалось изменить вас». Но этого, разумеется, она не могла ему сказать. Не имела права.
Тут герцог наконец-то повернулся к ней полностью, и она увидела, что он держал на руках младенца.
И Джулиана вдруг поняла, что это за комната. Детская!
Герцог же держал спящую девочку, настолько маленькую, что она легко помещалась в его ладонях.
Джулиана сглотнула и шагнула ближе. Вгляделась в крошечное красное личико — и весь запал ее иссяк. Ей больше не хотелось ни кричать, ни трясти Саймона. И она больше не испытывала ни злости, ни возмущения. Она чувствовала себя… потерянной.
В другом мире — в другое время — они могли бы находиться в такой же детской. И у них мог бы быть такой же момент. Но только более счастливый.
Голос ее дрожал, когда она вновь заговорила:
— Мне известно, что значит расти, зная, что одному из родителей ты не нужна, Саймон. И мне известно, каково это, когда о том знает весь свет. Это очень тяжело и больно. И когда тебе четыре, и когда тебе десять, и когда тебе… двадцать. Я знаю, каково это, когда над тобой насмехаются и когда тебя все отвергают. Вы должны признать ее, Саймон. — Последовало долгое молчание. — Да, должны. Ну и что, что это скандал. Переживете. Вы сможете. А я… — Нет, никаких «я». Она ему никто. — А мы… мы поддержим вас.
Щеки ее были мокрыми от слез, но она продолжала:
— Ведь вы же здесь, Саймон. Вы приехали, чтобы посмотреть на нее. Наверняка это что-то значит. Вы сможете полюбить ее.
Герцог услышал в ее словах мольбу, он знал: она говорила не только о ребенке. И он опять промолчал.
Ей бы следовало смутиться, но она решительно отбросила все мысли о стыде и о гордости. Сейчас она думала только об одном: этот мужчина стал для нее единственным в мире.
С самого начала.
— Что же ты молчишь, Саймон? — прошептала она, вложив в его имя целый океан страсти и нежности.
Но ведь он воплощал в себе все то, что она поклялась ненавидеть… Этот надменный аристократ погубил какую-то невинную девушку и, возможно, не признает свою дочь. И теперь Джулиана ненавидела себя за то, что по-прежнему желала его — даже сейчас, когда должна была бы презирать.
Тут он шагнул к ней, она отступила на шаг, боясь его близости. Боясь того, что могла сделать. Того, что могла позволить ему сделать.
— Джулиана, познакомься с моей племянницей.
Его племянница?
— Так это твоя…
— Да. Кэролайн. — Он произнес имя малышки с такой нежностью, что Джулиана невольно ей позавидовала.
— Кэролайн… — повторила она и шагнула к нему, шагнула к ангелочку в его руках.
У девочки было круглое личико с похожим на розовый бутон ротиком и точно такие же, как у дяди, золотые кудряшки.
Джулиана шумно выдохнула.
— Так ты ее дядя?
Герцог едва заметно улыбнулся.
— А ты решила, что отец?
— Да.
— И даже и не подумала получить подтверждение, прежде чем выдвигать такие обвинения?
Она вспыхнула от стыда.
— Пожалуй, следовало бы…
Она взглянула на малышку у него в руках, и что-то сжалось в ее груди от несообразности этой картины: большой сильный мужчина, олицетворение благопристойности и надменности — и крошка племянница чуть длиннее его ладони.
— Кэролайн… — прошептал Саймон с благоговением в голосе. — Она так похожа на Джорджиану… Та была точно такой же, когда родилась.
— Твоя сестра?
Он кивнул:
— Да, она.
— Так это тайный ребенок. И ты все делал для того, чтобы защитить свою сестру.
Он снова кивнул.
— У меня не было выбора. Я должен был защитить семью от позора. Должен был защитить сестру.
— Сколько ей?
— Семнадцать. И еще даже не выходила в свет.
— Не замужем? — Об этом, конечно, можно было не спрашивать.
Он опять кивнул и погладил пальцем крошечную ручку Кэролайн.
«Значит, эта малышка — причина всего… — думала Джулиана. — Именно из-за нее он так дорожит своей репутацией. И именно из-за нее решил жениться на леди Пенелопе».
Тут герцог вдруг проговорил:
— Я думал, что приеду сюда… все устрою. Думал, что будет легко отправить куда-нибудь их обеих. А потом… потом я увидел Кэролайн…
Во сне ребенок ухватился за кончик его пальца, и он улыбнулся. Изумление и грусть осветили его красивые черты — черты, которые так редко выдавали эмоции. Саймон шумно выдохнул, и в этом выдохе слышался груз ответственности.
Глаза Джулианы защипали слезы, и она заморгала, прогоняя их.
Было ясно: когда об этом станет известно в свете, разразится ужасный скандал. Неужели он правда думал, что сможет скрывать это вечно?
— Значит, ты отправил сестру сюда, чтобы… скрыть ее положение?
Герцог покачал головой:
— Нет. Она сбежала. От семьи… от меня. Не думала, что я поддержу ее. И была права, — добавил он с горечью в голосе.
Тут Саймон повернулся и, пройдя несколько шагов, положил малышку в колыбель. Туда, откуда взял ее.
Внезапно Джулиана осознала всю необычность этого момента. Ведь мужчины-аристократы никогда не задерживаются в детских. И не держат младенцев на руках. Но Саймон — здесь. И он держал малышку со всей бережностью и нежностью. Более того, сейчас в нем чувствовалась неуверенность — в мужчине, никогда в себе не сомневавшемся.
У Джулианы защемило сердце, и она прошептала:
— Малышка простит тебя.
— Ты этого не знаешь.
— Нет, знаю. — Она помолчала. Как можно было не простить его! — Знаю, Саймон. Ты же приехал за ней. За ними обеими. Приехал, чтобы позаботиться о них.
— Не делай из меня героя. Джулиана. Я нашел ее… и узнал о ее положении. Она не говорила мне, кто отец, и я был в ярости. Я оставил ее здесь. Не желал ее знать.
Джулиана не могла в это поверить. И не поверила.
— Нет… — Она покачала головой. — Это неправда. Сейчас ведь ты здесь.
Герцог отвернулся от нее, вернулся к окну и устремил взгляд на пустошь. Молчание длилось довольно долго. Наконец он проговорил:
— Я приехал только для того, чтобы решить, что делать дальше. Чтобы заставить ее сказать, кто этот человек. И подготовить все для того, чтобы спрятать ребенка. Спрятать свою сестру. Ты по-прежнему считаешь меня героем?
Она нахмурилась.
— А ты все еще собираешься сделать это?
Он снова повернулся к ней.
— Не знаю. Возможно. Я долго думал об этом по дороге сюда. А теперь… — Он внезапно умолк.
— А что теперь?
— Я не знаю! — выкрикнул Саймон в отчаянии. — Потому что теперь все мои планы кажутся мне… ужасно неразумными. Теперь моя сестра со мной не разговаривает. И теперь… Теперь я держал в руках этого ребенка.
Джулиана снова приблизилась к нему и увидела в его глазах муку. Он потянулся к ней и провел пальцами по ее щеке — настолько мягко и нежно, что она прикрыла глаза, чтобы не выдать своих чувств.
— А ты еще больше все усложнила…
Джулиана в изумлении распахнула глаза.
— Что это значит?
— Только одно: когда ты рядом, я забываю обо всем, что должен помнить. И единственное, чего я хочу, — вот это…
Он прижался губами к ее губам, и нежность поцелуя еще больше усилила щемящую боль, которая поселилась в ее сердце во время этого разговора.
Но в поцелуе Саймона была не только нежность, но и отчаяние. И казалось, что этот поцелуй оставил обнаженными их обоих — обнажил их души.
Они на мгновение отстранились друг от друга. И тут Джулиана, не в силах сдержаться, обвила руками шею герцога и ответила на его поцелуй со всей страстью, любовью и тоскливым желанием.
И тотчас же все изменилось.
Саймон с проклятием отпрянул от нее и отступил на несколько шагов, показавшихся ей милями.
Затем он утер рот тыльной стороной ладони, словно стирая память о ней, и пробормотал:
— Я должен защищать свою семью, Джулиана. Должен сделать все, что необходимо, для защиты нашего доброго имени.
Она кивнула:
— Я понимаю…
— Нет, не понимаешь. Ты просто не можешь этого понять. Но я герцог, и я должен исполнить свой долг.
— Ты говоришь так, будто я просила тебя отказаться от твоего долга.
Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох.
— Нет, не просила. Знаю, что не просила. Но ты пробуждаешь во мне желание отказаться от долга. Желание послать все к черту. Заставляешь думать, что все могло бы быть по-другому. Но… — Он осекся.
«Таков порядок вещей», — мысленно закончила за него Джулиана.
Ей хотелось накричать на него. Хотелось кричать, что все может быть по-другому. Что он сможет изменить порядок вещей. Что он герцог и свет простит ему почти все.
Да и вообще, кому какое дело до того, что думают все эти ужасные люди?
Но она понимала, что убеждать Саймона бесполезно. Она уже говорила ему все это множество раз. И те ее слова ничего для него не значили.
— Я не свободен поступать так, как мне хочется, — продолжал он. — Я не могу отвернуться от мира, в котором мы живем.
— От мира, в котором ты живешь, Саймон, — поправила она. — Но, думаю, ты свободен поступать так, как хочется. Ведь ты не бог, даже не король, а просто человек из плоти и крови — как и все мы. — Она понимала, что должна остановиться, но уже не могла этого сделать. — Дело не в твоей сестре или племяннице, или в том, что хорошо для них. Дело в тебе самом. И в твоих страхах. Не общество держит тебя в ловушке. Свою тюрьму ты создал сам.
Он на мгновение оцепенел. И тут же снова превратился в холодного и надменного герцога Лейтона.
— Ты сама не знаешь, что говоришь.
Она ожидала этих слов, но все же они ее уязвили. Джулиана медленно подошла к колыбели. Провела пальцем по нежной щечке спящего ребенка и тихо сказала:
— Есть в жизни вещи похуже скандала.
Он промолчал, а она пересекала комнату и, приблизившись к двери, обернулась.
— Я лишь надеюсь, Саймон, что ты поймешь это прежде, чем станет слишком поздно.
Джулиана вышла, высоко держа голову. Когда, же дверь за ней закрылась, она со стоном привалилась к ней — ее поразила жестокая и неумолимая правда: она любила его. Но это ровным счетом ничего не меняло. Он по-прежнему был помолвлен с другой, по-прежнему одержим правилами приличий и репутацией. И он по-прежнему был герцог Гордец. Ей лучше не забывать об этом.
Джулиана сделала глубокий вдох и тихо всхлипнула.
Наверное, лгут те, кто превозносил любовь, ее радости и возвышенность. Те, кто говорил ей, что любовь прекрасна.
Ничего прекрасного в ней нет. Любовь ужасна.
Но как же невыносимо сознавать, что она, Джулиана, недостаточно хороша для Саймона!
Снова всхлипнув, она выпрямилась, отлепилась от стены и быстро зашагала по коридору.
