Глава 2
Не будет преувеличением сказать, что Миранда мечтала об этом моменте не один год. И в мечтах она всегда знала, что сказать. Но наяву оказалось, что это совсем не так — она могла лишь смотреть на него, так как не только потеряла дар речи, но едва не задохнулась.
А она-то думала, что «бездыханный» — это метафора.
— Не думаю, чтобы тебя когда-нибудь целовали, — сказал он.
У нее дико стучало сердце, и она едва расслышала его слова. Надо убежать! Ей не следует стоять и ждать. Но она застыла. Она… желает этого. А почему бы и нет? Она думала об этом десять лет. Хотя точно не знала, чего же на самом деле хочет…
Его губы коснулись ее губ.
— Замечательно, — проговорил он и стал осыпать мелкими, дразнящими поцелуями ее щеку.
Господи, какое блаженство! Такого она никогда еще не испытывала… Девушка чувствовала, как запульсировала кровь, как внутри у нее все напряглось. Что ей делать? Она не знала и просто стояла, позволяя себя целовать. Поцелуи сыпались на щеки, шею и снова на губы.
— Открой рот, — приказал он.
И она послушалась, потому что это сказал Тернер, а еще потому, что она не возражала. Разве она всегда не стремилась к этому?
Его язык оказался у нее во рту, и он крепко прижал ее к себе. Сильные пальцы ласкали тело, а губы требовательно и жестко впивались в рот. Миранда вдруг поняла, что это дурно. Не о таком моменте она грезила многие годы. Он ее не любит. Тогда зачем же целует? Только потому, что она оказалась под рукой? В его поцелуе не ощущается ни доброта, ни ласка.
— Черт, поцелуй же меня, — проворчал он и с удвоенной силой прижался губами к ее рту.
Миранда испугалась. Она попыталась сказать «нет», но ее голос был заглушен его поцелуем. Рука Тернера обхватила ее сзади, сжимая в самых интимных местах. Как такое возможно, что она в одно и то же время хочет и не хочет этого? Почему тело горит и трепещет, и при этом ей страшно? Как можно любить и одновременно ненавидеть Тернера?
Ей удалось просунуть между ними руки и сказать:
— Нет!
Тогда он отстранился и произнес:
— Миранда Чивер, кто об этом узнает?
Она дала ему пощечину. Он прищурился, но ничего не сказал.
— Почему вы это сделали? — потребовала ответа она.
Голос у нее звучал ровно, хотя внутри все дрожало.
— Поцеловал тебя? — Он беспечно повел плечами. — А почему бы и нет?
— Потому что — нет! — выкрикнула она.
Она хотела, чтобы он услышал, как она возмущена. Услышал и понял.
— Вам не следовало относиться к этому так легкомысленно. Вы не должны себе этого позволять.
Он рассмеялся и сказал:
— А ты выглядишь занимательно, когда изображаешь властную особу.
— Прекратите! — крикнула она. — Почему вы меня поцеловали? Вы же меня не любите!
Не успев произнести эти слова, она тут же обозвала себя дурой. Господи, зачем она это сказала?
Но он лишь улыбнулся:
— Я забыл, что тебе всего девятнадцать и поэтому ты не знаешь, что любовь никогда не является необходимым условием для поцелуя.
— Но ведь я вам даже не нравлюсь!
— Ерунда! Конечно, нравишься. — Он с недоумением посмотрел на нее, словно хотел понять, насколько хорошо ее знает. — Я уверен, что неприязни к тебе я не испытываю.
— Я же не Летиция! — вырвалось у Миранды.
Мгновенно его рука больно сжала ей плечо.
— Никогда не упоминай ее имени! Слышишь?
Миранда была потрясена и уставилась на него. Да он в бешенстве!
— Простите, — торопливо сказала она. — Пожалуйста, Позвольте мне уйти.
Тернер лишь слегка ослабил пальцы, но не отпустил ее. И смотрел так, как будто перед ним был призрак. Призрак Летиции.
— Мне больно, Тернер. Пожалуйста, — еле слышно прошептала Миранда.
Взгляд у него прояснился, и он отодвинулся от нее.
— Прости. — Он оглянулся. То ли на окно, то ли на часы. — Приношу свои извинения, — отрывисто произнес он. — За то, что накинулся на тебя. За все.
Миранда с трудом перевела дух. Ей самое время уйти.
Дать ему еще одну пощечину — и только тогда распрощаться. Но вместо этого у нее как-то само по себе вырвалось:
— Мне очень жаль, что она сделал а вас таким несчастным.
Он бросил на нее быстрый взгляд:
— Вижу, слухи добрались и до классной комнаты?
— Нет! Просто… Я это поняла.
— Да ну?
Миранда покусала губу. Что сказать? Да, он прав насчет сплетен, но она и сама это видела. На свадьбе, когда он смотрел на Летицию, то выглядел влюбленным. У него глаза сияли таким счастьем, словно существовал маленький мир только для них двоих. Миранда все это наблюдала со стороны. А потом… потом все выглядело совсем по-другому.
— Миранда…
Она подняла на него глаза и мягко сказала:
— Всем, кто видел вас до свадьбы, было ясно, что потом вы стали несчастным.
— Каким образом?
По его взгляду она поняла, что может сказать правду.
— Обычно вы любили повеселиться. Вы смеялись, и глаза у вас блестели.
— А сейчас?
— Сейчас они холодные и жесткие.
Он зажмурился. Неужели ему действительно больно? Но вот он открыл глаза, пронзил ее взглядом, а уголок рта приподнялся в усмешке.
— И я стал таким же. — Он небрежно прислонился к книжному шкафу, скрестив на груди руки. — Скажите на милость, мисс Чивер, когда же вы успели вырасти такой проницательной?
Миранда проглотила слюну, чтобы смягчить пересохшее горло.
— Я всегда была такой, — ответила она. — Вы высказывались по этому поводу, когда я была еще маленькой.
— Эти большие карие глаза… — усмехнулся он. — Они следят за мной повсюду. Ты думаешь, я не знаю, что нравлюсь тебе?
У Миранды от слез защипало глаза. Как можно быть таким жестоким?
— В детстве вы были добры ко мне, — тихо напомнила она. — Говорили хорошие слова.
— Согласен. Но это было так давно…
— Мне это очень хорошо известно.
Он ничего на это не сказал. И вдруг…
— Уходи!
Голос Тернера прозвучал хрипло, с болью.
Она ушла.
А в своем дневнике этим вечером не записала ничего.
На следующее утро Миранда проснулась с определенным и ясным желанием — поскорее уехать домой. Ничего, если она пропустит завтрак. И даже если разверзнутся небеса, а она промокнет до нитки под проливным дождем, она не желает находиться здесь… под одной крышей с ним.
Как все печально! Прежнего Тернера — того, которого она знала и обожала, — больше нет. Она, разумеется, ощущала это давно. Чувствовала, когда он приезжал домой. Вначале потухли его глаза. Потом чужим стал рот, когда в уголках залегли глубокие гневные полоски.
Она сознавала все это, но до сего момента не позволяла себе признать.
— Ты уже проснулась?
Миранда хотела было ответить, но ведь Оливия никогда не ждет ответа на свои вопросы, так зачем тратить силы?
— Поторопись, — велела подруга. — Одевайся, а моя горничная тебя причешет. Она на редкость ловко умеет укладывать волосы.
Миранда даже не пошевелилась.
— Эй, ну вставай же!
— Господи, Оливия. Неужели тебе никто не говорил, что это неприлично — кричать человеку прямо в ухо?
Подруга приблизила свое лицо к лицу Миранды.
— Ты сегодня не очень-то хорошо выглядишь.
— Я плохо себя чувствую.
— После завтрака тебе станет легче.
— Я не хочу есть.
— Но ты не можешь не выйти к завтраку. Это тоже неприлично.
Девушка сжала зубы. Щебетание Оливии становится просто невыносимым.
— Миранда!
Она накрыла голову подушкой.
— Еще раз произнесешь мое имя, и я тебя убью.
— Но у нас с тобой есть дела.
Что еще задумала Ливви?
— Какие же это?
— Да уж, представь себе. — Оливия выдернула подушку у Миранды и бросила на пол — Мне пришла замечательная мысль. Вернее, приснилась.
— Ты шутишь?
— Возможно, но я подумала об этом сегодня утром, когда лежала в постели.
Оливия хитро, по-кошачьи, улыбнулась. Она выжидала — а это ей было несвойственно, — пока Миранда не вознаградила ее подвиг вопросом:
— Хорошо, и что же это за дело?
— Ты.
— Я?
— И Уинстон.
Миранда не знала, что на такое ответить. Наконец пробормотала:
— Ты просто сумасшедшая.
Оливия повела плечом и уселась на кровать.
— Или очень-очень умная. Миранда, ты только представь — вы были бы прекрасной парой.
Миранда была не в состоянии думать сейчас о чем-то, что имело бы отношение к мужчинам, и менее всего— к представителям фамилии Бевелсток.
— Ты его знаешь столько лет, с самого детства, — сказала Оливия, загибая пальцы.
Миранда покачала головой и поспешила встать с кровати, но с другой, противоположной от Оливии стороны. Но та проворно вскочила на ноги и оказалась около подруги.
— Тебе ведь не нравятся балы дебютанток, — продолжала она. — Ты сотни раз это повторяла. Ты терпеть не можешь заводить разговоры с незнакомыми людьми.
Миранда обошла подругу и открыла шкаф.
— А Уинстон тебе как родной. Это означает, что тебе не придется беседовать с чужими мужчинами. — Улыбающееся лицо Оливии появилось из-за дверцы шкафа. — И еще это означает, что мы станем сестрами!
Миранда застыла, не успев достать платье.
— Это было бы замечательно, Оливия, — согласилась она.
А что еще она могла сказать?
— Ой, ты согласна? Я в восторге! — воскликнула подруга и обняла Миранду. — Это будет чудесно. Потрясающе. Больше чем потрясающе. Это будет настоящее чудо!
Миранда продолжала стоять неподвижно. Господи, только этого ей еще не хватало!
А Оливия с лучезарной улыбкой развивала свою мысль:
— Уинстон и не представляет, какое счастье на него свалилось. Господи, Миранда, как мы до этого раньше не додумались?
Та поморщилась, но Оливия этого не видела, потому что подруга стояла к ней спиной. Разумеется, она об этом никогда не думала — все ее мысли были заняты Тернером.
— Я заметила, как брат смотрел на тебя прошлым вечером.
— Оливия, в комнате было всего пять человек, так что он просто не мог не замечать меня.
— Важно, каким был его взгляд, — стояла на своем Оливия. — Уинстон смотрел на тебя так, словно никогда прежде не видел.
— Уверена, ты ошибаешься, — сказала Миранда, надевая платье.
— Вовсе нет. Повернись-ка, я помогу. В таких вопросах я никогда не даю промашки.
Миранда терпеливо ждала, пока Оливия застегнет на ней платье.
— Когда же у тебя была возможность убедиться в своей правоте? Мы живем в деревне и ни разу не видели, как кто-то влюблялся.
— Почему? Ты забыла? Билли Эванс и…
— Им просто пришлось пожениться. И тебе это известно, Оливия.
Подруга застегнула последнюю пуговицу и развернула Миранду к себе лицом.
— А почему им посчастливилось соединить свои судьбы? — с лукавым видом произнесла она. — Да потому, что они были влюблены.
— Что-то не припоминаю, чтобы ты предрекла этот брак.
— Глупости! Я все знала заранее. Ты была в Шотландии, а в письме я не могла всего тебе сообщить… Это выглядело бы как-то… убого.
Миранда не понимала, почему про это невозможно написать. Нечаянная беременность, как ее ни назови, другой не станет. Но в отношении брака Оливия оказалась-таки права — Миранда шесть недель провела в Шотландии у дедушки с бабушкой, а Билли Эванс в это время женился.
— Идем завтракать? — спросила она.
Судя по всему, ей не избежать появления в столовой, а кроме того, Тернер прошлой ночью выпил лишнего, и, если в этом мире сохранилась справедливость, сегодня утром он будет прикован к постели с головной болью.
— Пойдем, но после того, как Мария тебя причешет, — объявила Оливия. — Мы не должны быть застигнуты врасплох. Сейчас твоя задача выглядеть красивой. Ох, не смотри на меня так. Ты намного прекраснее, чем думаешь.
— Оливия!
— Нет-нет, я неточно выразилась. Красивая я, а не ты. Красивая и скучная. У тебя другие достоинства.
— Длинное лицо.
— Не совсем. Оно уже не кажется таким длинным, как в детстве.
Оливия склонила голову набок и замолчала.
Странно. Чтобы подруга не нашлась что сказать?
— В чем дело? — спросила Миранда.
— Я думаю, что ты просто выросла.
То же самое ей сказал Тернер много лет назад.
«В один прекрасный день ты вырастешь и станешь красивой, а не только умной, как сейчас».
Миранда ненавидела себя за то, что до сих пор помнит эти слова. И зато, что от этих слов ей хочется плакать.
Оливия, увидев, как она изменилась в лице, обняла ее:
— Ох, Миранда, как я тебя люблю! Мы будем самые лучшие из сестер. Не дождусь этого дня!
Когда подруги появились к завтраку, в животе у Миранды уже начало бурчать. Они опоздали на полчаса, и она поклялась никогда больше не тратить столько времени на прическу.
— Доброе утро всем! — весело поздоровалась Оливия, взяв тарелку с буфета. — Где Тернер?
Слава Богу, что его нет! Миранда молча произнесла благодарственную молитву.
— Полагаю, что он еще не встал, — ответила леди Радленд. — Бедняжка. Перенес такое потрясение!
На это никто ничего не сказал — в семье не любили Летицию. Молчание нарушила Оливия:
— Надеюсь, что он не слишком голоден. Вчера он с нами тоже не ужинал.
— Оливия, у него только что умерла жена, — напомнил Уинстон. — И не просто преставилась, а сломала шею. Так что прояви хоть немного понимания и терпимости.
— Я его люблю и поэтому беспокоюсь о его здоровье, — с раздражением ответила та. Она была сердита на своего брата-близнеца. — Взрослый мужчина вот уже который день не ест ни крошки.
— Я велела отнести поднос с едой к нему в комнату, — положила конец перебранке леди Радленд. — Доброе утро, Миранда.
Девушка вздрогнула. Она наблюдала за Оливией и Уинстоном и забыла поздороваться.
— Доброе утро, леди Радленд. Надеюсь, вы хорошо спали, — поспешно исправилась она.
— Насколько эго было возможно, — вздохнула графиня и выпила глоток мая. — Какие трудные времена! Но я должна поблагодарить тебя за то, что осталась у нас. Эта такая поддержка для Оливии.
— Я была рада чем-то помочь, — ответила Миранда.
Она последовала примеру подруги и подошла к буфету, чтобы положить еду себе на тарелку. Вернувшись к столу, девушка обнаружила, что Оливия оставила для нее пустой стул рядом с Уинстоном.
Усевшись, Миранда оглядела Бевелстоков — они все смотрели на нее с улыбкой: лорд и леди Радленд по-доброму, Олиния пристально, а Уинстон…
— Доброе утро, Миранда, — с теплотой в голосе произнес он.
А его глаза глядели на нее…
С интересом?
Боже, неужели Оливия права? Он действительно смотрел на нее как-то по-особому. Миранда почувствовала себя неловко. Уинстон почти что ее брат, и он не может думать о ней так, словно… Да и она тоже. Они слишком хорошо знают друг друга.
— Ты останешься в Хавербрейксе на все утро? — спросил он. — Я подумал… не могли бы мы покататься верхом после завтрака?
Великий Боже! Да, подруга не ошиблась.
— Я… э… я еще не решила. Возможно, я уеду.
Оливия лягнула ее под столом.
— Ой!
— Ты не подавилась макрелью? — участливо спросила леди Радленд.
Миранда покачала головой:
— Простите. Это… всего лишь маленькая косточка.
— Вот почему я никогда не ем рыбу, — заявила Оливия.
— Миранда, Так мы поедем верхом? — проявил настойчивость Уинстон.
Он улыбался ей открытой мальчишеской улыбкой, которая, несомненно, способна разбить тысячи девичьих сердец.
Девушка осторожно переместила под столом ноги подальше от Оливии и сказала:
— Я не привезла с собой костюм.
— Можешь взять мою амазонку, — со сладкой улыбкой предложила Оливия. — Она будет тебе велика совсем чуть-чуть.
— Значит, решено, — сказал Уинстон. — Будет здорово — поскакать наперегонки. Мы не ездили вместе уже целую вечность.
Миранда заставила себя улыбнуться. С ним так легко, даже сейчас, когда девушку поставили в тупик его намерения.
— Ты прав. Я всегда жила в Шотландии, когда ты приезжал из школы домой.
— Но сегодня ты здесь! — радостно сказал Уинстон.
Миранду поразило то, как он похож на Тернера в юности. Сейчас Уинстону двадцать, он всего на год старше брата, когда она влюбилась в него. Вернее, когда они впервые встретились. Она не влюбилась в него, она просто подумала, что влюбилась. Сейчас она это поняла.
11 апреля 1819 года
Чудесная: прогулка верхом в компании Уинстона. Он очень похож на брата… Если бы тот был по-прежнему добрым, отзывчивым и не потерял чувства юмора.
Тернер спал плохо, что было неудивительно — теперь ему редко удавалось выспаться. Наступило утро, он проснулся раздраженным и злым — в основном на себя самого.
О чем, черт возьми, он думал? Целовал Миранду Чивер… Эта девушка — почти его младшая сестра. Да, он был зол и, возможно, выпил немного лишнего, но это не являлось оправданием такого низкого поведения. Летиция убила в нем много качеств, но — о Господи! — он все еще джентльмен.
Он даже не испытывал к ней влечения. Тернер знал, что такое желание, знал это выворачивающее нутро ощущение, когда одержим обладанием женщиной. А что он чувствует к Миранде? Он не знает, но только не это чувство.
Во всем виноваты эти большие карие глаза, Они видят все. От их взгляда ему становилось не по себе. И так было всегда. Даже ребенком Миранда казалась не по годам разумной. Когда он стоял перед ней в отцовском кабинете, то чувствовал, что она видит его насквозь, А она всего лишь девчонка, едва вышедшая из классной комнаты, и тем не менее она видела его насквозь. Это его взбесило, а ответ… ответ был таким, какого он заслуживал, и казался ему в тот момент единственно подходящим.
И теперь он обязан извиниться. Господи, это невыносимо! Намного легче притвориться, что ничего не случилось, и в дальнейшем просто избегать ее. Но это маловероятно, потому что не может же он не видеться с собственной сестрой — а та неразлучна с Мирандой. И к тому же в нем еще осталась хоть капля чести джентльмена.
Летиция убила в нем много хорошего и честного, но кое-что, несомненно, сохранилось. И он докажет это.
Когда Тернер спустился к завтраку, вся семья уже ушла. Это было ему на руку. Он быстро поел, залпом выпил черный кофе. Кофе, не сдобренный молоком, обжег горло, и он воспринял это как заслуженную кару.
Рядом появился лакей.
— Подать что-нибудь еще?
— Нет, — сказал Тернер.
Слуга отошел в сторону, но не покинул столовую. Да, решил Тернер, пора убираться из Хавербрейкса. Черт, здесь крутится слишком много людей. Мать наверняка приказала не оставлять его одного.
С хмурым видом он отодвинул стул и вышел в холл. Он позовет своего камердинера, и они сейчас же уедут. Через час его здесь не будет. Остается лишь одно: найти Миранду, принести ей извинения — черт бы ее побрал! — и спрятаться от всех у себя дома…
Послышался смех.
Он поднял голову. В холле появились Уинстон и Миранда, раскрасневшиеся от свежего воздуха.
Интересно, как скоро они заметят его присутствие, пронеслось в голове у Тернера.
— И вот тогда, — сказала Миранда, явно заканчивая какую-то историю, — я поняла, что Оливию нельзя оставлять наедине с шоколадом.
Уинстон засмеялся, с нежностью глядя на Миранду:
— Ты изменилась, и это заметно.
Она очень мило покраснела.
— Не очень сильно. Я просто выросла.
— Точно — выросла.
Тернер еле удержался от смеха.
— Ты думаешь, что за то время, пока ты был в школе, я могла всегда оставаться такой, как в детстве?
Уинстон заулыбался:
— В общем, да. Но должен сказать, что мне очень приятно видеть тебя такой, какая ты сейчас. — Он коснулся ее волос, убранных в аккуратную прическу. — Обещаю, что больше не стану дергать тебя за волосы.
Миранда снова покраснела.
Нет, этому пора положить конец!
— Доброе утро! — громко произнес Тернер, но не сделал и шага им навстречу.
— Полагаю, что уже полдень, — заметил иронично его брат.
— Для тех, кто не вращается в свете, возможно и так, — криво усмехнулся Тернер.
— В Лондоне утро начинается в два часа дня? — холодно осведомилась Миранда.
— Только в том случае, если последствия предыдущего вечера тебя разочаровали.
— Тернер! — одернул брата Уинстон.
Тот пожал плечами.
— Мне необходимо поговорить с мисс Чивер, — заявил он, не глядя на брата.
Губы у Миранды слегка приоткрылись. Скорее всего от удивления, подумал Тернер. А может, от злости.
— Думаю, это решать ей самой, — пробормотал Уинстон.
Тернер перевел взгляд на девушку.
— Скажешь мне, когда соберешься домой. Я тебя провожу.
Уинстон пришел в ужас.
— Послушай, она леди, и не помешало бы спросить у нее разрешения.
Тернер повернулся к младшему брату и смерил его таким взглядом, что тот смутился и замолчал.
— Я провожу тебя домой, — повторил он и снова повернулся к Миранде.
— Я…
Не дав ей договорить, он выразительно взглянул на девушку.
— Конечно, милорд, — сказала она, и губы у нее вытянулись в струнку. Обращаясь к Уинстону, она пояснила: — Тернер хотел обсудить с моим отцом иллюстрированную рукопись. Я совсем об этом забыла.
Умница. Тернер подавил улыбку.
— Мой брат? — не поверил Уинстон. — Он что — художник?
— Это мое новое увлечение, — не моргнув глазом ответил тот.
Уинстон перевел взгляд с брата на Миранду, потом неуверенно кивнул:
— Спасибо за отличную прогулку.
— И тебе тоже, — ответила она, и по ее тону Тернер понял, что девушка говорит правду — ей было приятно провести время с Уинстоном.
Тот бросил на брата недовольный взгляд и снова обратился к Миранде:
— Я увижу тебя до своего отъезда, в Оксфорд?
— Думаю, что да. У меня нет никаких определенных планов на ближайшие дни.
Тернер зевнул.
Миранда кашлянула и уточнила:
— Мы договоримся о встрече. Может быть, ты вместе с Оливией приедешь к нам на чай?
— С огромным удовольствием.
Тернер со скучной миной разглядывал свои ногти.
— А если Оливия не сможет приехать, — спокойно и твердо продолжала Миранда, — то приезжай ты, Уинстон.
У того загорелись глаза.
— Я буду очень рад, — ответил он и поклонился.
— Ты готова? — почти рявкнул Тернер.
На лице Миранды не дрогнул ни один мускул.
— Нет, — сухо ответила она.
— В таком случае поторопись. У меня мало времени.
Уинстон, не веря своим ушам, повернулся к брату:
— Что с тобой происходит?
Неплохой вопрос. Четверть часа назад он жаждал поскорее покинуть дом родителей, а сейчас настаивает на том, чтобы проводить Миранду домой, что потребует немало времени. Но у него на это есть свои причины.
— Со мной все хорошо, — ответил Тернер. — Гораздо лучше, чем за многие годы. Чтобы быть точным — начиная с 1816-го.
Уинстон переступил с ноги на ногу, не зная, что сказать, а Миранда отвернулась. Это был год женитьбы Тернера.
— С июня 1816 года' — уточнил тот.
— Прости, я тебя не понимаю…
Брат был в недоумении.
— А это от тебя и не требуется, — улыбнувшись, ответил он. Улыбка получилась натянутая, фальшивая. — Я буду ждать тебя в переднем холле. Не задерживайся, — сказал он, обращаясь к Миранде.
