Глава 15

Берк оглянулся. Стулья, статуэтки и вазы стояли на своих местах вдоль стен коридора. В этот час Лорена с дочерьми должны были переодеваться к обеду И, как он надеялся, Кэтрин тоже.

Берк достал из кармана ключ с затейливой бородкой, похищенный из связки запасных ключей в комнате управляющего, вставил в замок и повернул.

Взяв со столика зажженную свечу, Берк на мгновение заколебался. Это было единственное место в Сноу-Мэнор, которого он избегал с самого приезда. Но последние воспоминания требовали решительных действий.

Гришем открыл дверь и вошел в спальню Альфреда.

Воздух в ней был затхлый и удивительно промозглый. Берк приготовился к тому, что будет потрясен, увидев нечто поразительно знакомое. Но он испытывал лишь легкое волнение. Воспоминания мелькали где-то на краю его сознания, оставаясь неуловимыми.

Он закрыл дверь и поднял свечу. Светлое пятно обежало просторную комнату. В дальнем конце голубоватые шторы закрывали ряд окон. Белые чехлы покрывали стулья и кушетки. Купидоны и облака плыли по остававшемуся в тени потолку. В центре комнаты стояла кровать под балдахином из бело-голубого полосатого шелка.

Берк подумал: занимался ли здесь Альфред любовью с Кэтрин? Или он всегда шел в соседнюю, принадлежавшую ей комнату, чтобы предъявить свои супружеские права там? Берк представил, как Кэтрин лежит с рассыпавшимися по подушкам темными волосами, ее глаза светятся страстью и любовью, она протягивает руки навстречу супругу, призывая его в свои объятия.

Выругав себя за эту недостойную вспышку ревности, Берк решил, что еще тяжелее представлять ее полностью одетой и беседующей с мужем, представлять, как они временами, дружески посмеиваясь, обсуждают подробности своей супружеской жизни. Странно, но в его видениях никогда не возникали такие картины. Какова была их жизнь после того, как он подбросил Альфреду искушение в виде Стеллы Секстон?

Берк поморщился. Как же Кэтрин должна была ненавидеть его! Даже сейчас ему не доверяет. Он не мог винить ее за это. Но день, когда он оказался на пороге смерти, перевернул всю его жизнь. Вернется ли он к своим старым привычкам?

Не находя ответа, Берк ходил по комнате, дотрагиваясь то до ящичка с сигарами, то до часов, уже давно остановившихся. То, что он стал обладателем чужих воспоминаний, еще не означало, что они стали его собственными. У него не было хрустального шара гадалки, в котором он по желанию мог видеть любые образы.

Однако именно с этой целью Гришем пришел в спальню Альфреда. Он надеялся вызвать воспоминания об Эзикиеле Ньюберри.

Берк чувствовал, как в нем разгорается неукротимый, неистовый гнев, пылающий и разрушительный. С усилием он взял себя в руки. У него должна быть ясная голова.

Самодовольная улыбка Ньюберри вызвала в памяти Берка один эпизод. Гришем вспомнил, что уже видел, как вот так же кривились эти губы, произнося слова, прозвучавшие в далеком прошлом:

«Не забывай о своем обещании, иначе все светское общество узнает правду».

Вот что это было. Угроза, и ничего больше. Промелькнувшее воспоминание вызывало тревогу.

Альфред знал Ньюберри.

Но не только – этот человек имел, власть над приятелем Берка. Какую «правду» хотел скрыть Альфред? Что-то настолько страшное, что могло погубить его?

Берк медленно прошел мимо кровати, настраивая свои чувства на то, чтобы какой-нибудь предмет пробудил память. В отличие от комнаты Кэтрин здесь не было видно книг, даже на секретере из красного дерева. За стеклянными дверцами, виднелся ряд хрустальных графинов, вероятно, содержавших любимый бренди Альфреда. Какими разными были эти супруги: Альфред, жаждущий развлечений и радостей ночной жизни, и Кэтрин, любившая книги больше, чем новые платья и шумные вечеринки.

Подавляя тупую боль потери, Берк осмотрел открытый секретер. На бюваре стояли подставка для гусиных перьев и серебряная спиртовка, на которой расплавляли воск для печати. Если не замечать тонкого слоя пыли, то обстановка выглядела так, словно хозяин куда-то на минуту вышел.

Как будто он все еще находился где-то в доме.

На Берка повеяло холодом. Шелк полога чуть шевельнулся. Он оглянулся и увидел фигуру мужчины, стоявшего в тени в другом конце комнаты.

В невольном порыве он бросился к незнакомцу:

– Кто?..

Вопрос замер у него на губах. Он смотрел на собственное темное отражение в овальном трюмо.

Покачав головой, Берк поставил свечу на письменный стол. Надо быть сумасшедшим, чтобы вообразить, что видишь привидение. Он внимательно просмотрел бумаги, спрятанные в маленьких ящичках. Несколько требований кредиторов. Приглашение на танцевальный вечер. Старый список лошадей, выставленных на аукцион «Таттерсоллз».

И обрывок бумаги с торопливыми буквами: «ЭН – пятница».

ЭН – Эзикиел Ньюберри? Альфред записал время встречи?

Берк потер бумагу пальцами и закрыл глаза.

Ничего. В висках не стучит. Никаких воспоминаний. Только настойчивое ощущение, что он узнал что-то жизненно важное.

Но что?

Гришем сунул обрывок в карман. Может быть, Кэтрин сможет пролить свет на эту тайну. А тем временем сам мысленно складывал картинку по кусочкам.

«Мы погибнем, – говорила Лорена сыну в другом эпизоде. – Мы должны как-то откупиться от него…»

Без сомнения, опять Ньюберри.

Когда Берк просматривал расходные книги, то заметил, что в последний год жизни Альфреда из доходов от имения исчезли большие суммы денег. Не были ли они выплачены Ньюберри как карточные долги?

Альфред последние месяцы перед Ватерлоо был очень замкнутым. В то время как другие играли в кости или карты, он сидел в стороне и с видом тихого отчаяния пил, отказываясь говорить о том, что мучило его. Никто из знакомых не настаивал на признании; у каждого джентльмена были собственные неприглядные вещи, которые приходилось скрывать, – нежелательные связи, беременная любовница, склонность к порокам и извращениям. Берк предполагал, что Альфред сожалеет о своей поспешной женитьбе на неподходящей женщине, что его простолюдинка-жена превратила его жизнь в ад.

Если бы только тогда Берк знал то, что знает сейчас. Кэтрин была ангелом. Если она отказывалась ездить в Лондон, то только потому, что во время своего первого посещения города она стала свидетельницей оргии, устроенной самим Берком.

С усилием он вспомнил другие мысли Альфреда. Он – никто, всего лишь обманщик. Но должен и дальше жить во лжи, чтобы не погубить семью.

Альфред так думал о себе, даже когда занимался с Кэтрин любовью. Его отчаяние было так глубоко, что он забыл о жене, отправившись на поиски выпивки.

Но станет ли человек, проигравший деньги, считать себя обманщиком? Мотом – может быть. Или дураком. Ведь он еще не разорился. Доход с имения оставался достаточным, чтобы его мать и сестры ходили в шелках и кружевах.

В глубоком раздумье Берк подошел к столику у кровати, откупорил маленькую бутылочку и поднес к носу. Настойка опиума. Что бы ни было причиной меланхолии Альфреда, он страдал еще и бессонницей.

Дрогнувшей рукой Берк поставил пузырек на стол. Может быть, если бы он сам не был так увлечен борьбой со своими демонами, он мог бы выведать правду у Альфреда и помочь ему найти выход. Его друг мог бы остаться в стороне от поля боя – пьяным до бесчувствия, но по крайней мере живым.

Кэтрин бы все еще была преданной женой, а не печальной вдовой.

И Берк никогда бы не очутился в ее постели.

Соблазнив Кэтрин, он нарушил клятву оберегать ее, клятву на крови, данную умирающему человеку. До конца своих дней он будет жить с этим пятном позора. Но он не променял бы воспоминания о любви к Кэтрин, которую испытал в том сияющем тоннеле, даже на вечную жизнь. Ибо это были его воспоминания. А не пришедшие к нему из потустороннего мира.

Что-то блеснуло в темноте под кроватью. Берк наклонился и извлек из пыли пуговицу. Она была больше его ногтя. Из медной серединки свисали оборванные зеленые нитки. Он узнал эту пуговицу.

Кровь застучала в его висках. По коже пробежали мурашки, а мускулы напряглись. С лихорадочным нетерпением он ждал появления мистических видений…

В дверях стояла Кэтрин в тонкой ночной рубашке, не скрывавшей ее прекрасную фигуру. Он знал, зачем она пришла, и с горьким сожалением понимал, что снова разочарует ее.

Ее глаза широко раскрылись, когда она увидела на кровати раскрытый саквояж, затем его дорожную одежду.

– Ты уезжаешь в Лондон сегодня?

Он отвернулся, не в силах видеть обиду в ее глазах, заставлявшую еще больше страдать.

– Да.

– Но… почему?

Он подошел к секретеру, схватил графин и налил себе бренди. От щедрого глотка по его телу разлилась обманчивая теплота.

– У меня в пятницу назначена встреча.

Он услышал ее шага. Кэтрин подошла к нему. Прижалась, и ее руки скользнули внутрь его сюртука.

– Возьми меня с собой. Пожалуйста!

Ее красота волновала его. Упаси Бог, чтобы она узнала, как легко он может погубить ее, свою мать, сестер и самого себя.

– Нет.

– Тогда хотя бы ложись со мной в постель, – тихо сказала она, – Ты знаешь, как я хочу ребенка. Если бы мы попытались еще раз…

– Нет! Это бесполезно. Ты знаешь это не хуже меня.

Он оттолкнул ее. С рыданием Кэтрин ухватилась за его сюртук. Пуговица отлетела, звякнула об пол и куда-то укатилась.

Кэтрин медленно опустилась на колени и подняла к нему залитое слезами лицо:

– Не покидай меня. Пожалуйста, не покидай меня!

Видение затуманилось и исчезло. Берк пришел в себя. Он стоял в темной комнате, сжимая в руке пуговицу. Но не за таким воспоминанием он пришел сюда.

Это внесло еще больше смятения в душу.

Он стал свидетелем чего-то настолько интимного, что Кэтрин пришла бы в ужас, если бы ей пришлось рассказать кому-нибудь об этом. Она умоляла своего мужа исполнить супружеский долг. Даже после этого Альфред отказал, еще больше унизив ее.

Будь он проклят!

В приступе гнева Берк швырнул пуговицу на постель. Медь блеснула в слабом свете свечи, ударилась о спинку кровати и упала на пыльную подушку. Но он не мог долго испытывать ненависть к своему другу. Альфред уже заплатил за грехи.

Теперь Берк понял, почему побледнела Кэтрин, когда он говорил с ней на мосту. Он рассказал, как ее голос вернул его из сияющего тоннеля обратно.

«Не покидай меня. Пожалуйста, не покидай меня!»

Она помнила, какие муки вырвали у нее эти слова. И она боялась той минуты, когда Берк узнает об этом. Поэтому он никогда не признается, что видел.

Но это еще больше усилило желание добиваться Кэтрин. Он покорит ее сердце. Убедит выйти за него замуж. И тогда он, черт побери, сделает все, чтобы она забеременела.

Кэтрин постучала вилкой о хрустальный бокал с водой. Преодолевая волнение, встала. Она должна сказать это сейчас, до того как вернутся лакеи убрать со стола десертные тарелки.

– Извините меня, леди и джентльмены. Я должна что-то вам сказать.

Все сидевшие за столом повернулись к ней. Фабиан, приготовившийся сунуть кусочек Леди, которая пряталась под столом, застыл от удивления. Пруденс и Присцилла перестали хихикать и с любопытством посмотрели на Кэтрин из-за серебряного канделябра. На другом конце стола Лорена с раскрытым ртом сердито уставилась на сноху. Берк, откинувшись на спинку стула, не сводил глаз с Кэтрин, что несколько мешало ей.

Даже в эту минуту ее не покидало влечение к нему. Вечерний черный сюртук и белый галстук подчеркивали его поразительную красоту. Все время, пока они обедали, она ловила его настойчивый взгляд, как будто он размышлял, как заманить ее в свою постель.

Но у нее не было времени думать об их отношениях. Сейчас граф поймет почему.

Лорена со стуком опустила ложку в опустевшее блюдо для пудинга.

– Что все это значит? Ты помешала моему разговору с его сиятельством.

– В таком случае я должна попросить вас закончить разговор позднее. – Не обращая внимания на возмущение свекрови, Кэтрин продолжала: – Пока вы все собрались здесь, я хотела сказать, что скоро уеду из этого дома. Завтра я начинаю подыскивать для себя жилище.

– Дом для себя… – Лицо Лорены покрылось смертельной бледностью, как будто новость привела ее в ужас. Заглушая тиканье часов, она громко и тяжело задышала, как будто ее душили. – Это возмутительно. Невероятно! Ты не можешь уехать из этого дома.

– Я не хочу вызывать чье-либо недовольство. Просто для меня настало время начать самостоятельную жизнь.

– Ты поставишь нас в трудное положение, – упрекнула Лорена. – Кто будет указывать слугам, что делать? Кто займется покупками и починкой?

– Кто будет читать мне на ночь? – спросила с негодованием Присцилла.

– Кто будет причесывать меня? – жалобно протянула Пруденс, хватаясь за свои золотистые волосы. – Горничная вечно портит мои локоны.

У Кэтрин сжалось сердце. Больно было думать, что их больше волнует собственный комфорт, чем прощание с любимой родственницей.

– Вы можете дать объявление, что ищете французскую камеристку. А заодно и экономку.

– Вздор! – Ноздри Лорены гневно раздувались. – Я запрещаю тебе уезжать! Ты толкаешь нас на ненужные расходы, и все из-за своего каприза.

– Это не каприз. Я уже давно думала об отъезде. – Кэтрин решилась сказать о своей мечте, которая поддерживала в ней надежду в трудные минуты, и решительно добавила: – В своем новом доме я собираюсь открыть школу. Бесплатную школу, чтобы каждый ребенок в графстве мог научиться читать и считать.

Она не удержалась и взглянула на Берка. Он сидел и наблюдал за ней, склонив голову набок и подперев подбородок. По его лишенному всякого выражения лицу трудно было догадаться, о чем он думает.

Если он отказался покинуть Сноу-Мэнор, то уедет она. Это тоже было неплохо. Кэтрин долго плыла по течению, как опавший лист, гонимый ветром. Берк заставил ее снова чувствовать и хотеть. И он дал ей средства осуществить свою мечту.

– Ты учительница? – скривив губы, сказала Присцилла. – И почему некоторые тратят целый день на обучение сопляков, которые слишком глупы, чтобы чему-то научиться?

– Быть простым человеком еще не значит быть слабоумным, – ответила Кэтрин. – Все дети заслуживают шанса учиться, расти и расширять свой кругозор.

– Но как ты сможешь иметь свой дом? – спросила Пруденс. – Мама, у нее ведь нет денег, правда?

Лорена так сжала губы, что они побелели.

– У нас здесь гость. И сейчас не время и не место обсуждать финансовые дела.

– Нет ничего вульгарного в обсуждении за обеденным столом. – Берк поднял бокал с вином. – Так продолжайте, расскажите им. Они все равно рано или поздно это узнают.

Пухлые руки Лорены уперлись в льняную скатерть, и бриллиантовые кольца на ее пальцах блеснули в свете свечей. Подчеркивая, что делает это вопреки своему желанию, она сказала:

– Кэтрин потребовала часть моей вдовьей доли.

– Но это невозможно! – возмутилась Присцилла. – Она не имеет права на наши деньги.

– Как мы тогда купим платья для нашего дебюта в Лондоне? – воскликнула Пруденс. – Я должна иметь не меньше тридцати платьев, и все по последней моде.

– Девочки, девочки! Мы обсудим наши дела в другое время. – Когда близнецы, надувшись, замолчали, Лорена злобно взглянула на Кэтрин: – Вот видишь, чего ты добилась своими эгоистичными намерениями. Ты просто не можешь уехать и жить одна, без присмотра.

– Вдова, имеющая свой дом, пользуется всеобщим уважением.

– Соседи подумают плохо о твоем поступке. Начнутся разговоры по всему Йоркширу и дальше.

– Сплетни скоро прекратятся. Особенно когда люди увидят, что нет ничего неприличного в том, как я живу.

– Не понимаю, что это нашло на тебя, – с раздражением сказала Лорена. – Мой дорогой Фредди никогда бы не захотел, чтобы ты сбежала и бросила нас. Как это на тебя похоже – позорить память о нем.

Она поднесла к глазам салфетку. С опущенными уголками губ Лорена выглядела такой удрученной горем, что Кэтрин почувствовала себя виноватой. Но она достаточно хорошо знала свекровь, чтобы понять, что слезы были лишь уловкой.

– Альфреда нет, – мягко заметила Кэтрин. – Теперь я сама принимаю решения.

– Ладно! – Отбросив салфетку, Лорена накинулась на Фабиана: – А что же ты, племянник? Не сиди тут как болван. Ты глава семьи и должен приказать ей отказаться от безумных замыслов. Скажи, что мы не можем обойтись без нее.

Фабиан сгорбился и жалобно взглянул на Кэтрин:

– Мне не хочется, чтобы вы уезжали. Пожалуйста, не могли бы вы остаться?

Его искренняя просьба тронула Кэтрин больше, чем все аргументы Лорены. Но девушка уже не могла позволить себе отступить.

– Сожалею, но я твердо решила. Что бы ни говорили, никто не заставит меня изменить решение.

– Упрямая девчонка. – Лорена оттолкнула стул, царапнув ножками ковер. – Такая неблагодарность! После всего, что я сделала для тебя. Вытащила из грязи, превратила в леди, терпела твои деревенские манеры.

Кэтрин вздрогнула. Рухнули последние иллюзии – ее никогда не считали членом этой семьи. Но она гордо подняла голову:

– Я делала все, что могла, чтобы Альфред мог гордиться мной.

– Значит, ты ничего не сумела сделать. Может быть, это благо, что у тебя не было ребенка. Твоя плебейская кровь могла бы отразиться и на нем…

– Довольно! – Берк встал и оперся руками в стол. Он с гневом смотрел на Лорену. – Я терпеливо выслушал вашу тираду лишь из уважения к желанию Кэтрин самой решить это дело. Но если вы скажете еще одно слово против нее, я заткну вам глотку вот этой салфеткой!

– Дорогой милорд! – Лорена издала нервный смешок и прижала дрожавшую руку к своей необъятной груди. – Я не хотела оскорбить вас. Я поступила неразумно, позволив вам стать свидетелем нашей неприличной ссоры. Но вы настолько вошли в нашу семью, что я совсем забыла о вашем присутствии.

Гришем помолчал, мрачно глядя на хозяйку, дома. Постепенно выражение его лица сменилось обаятельной улыбкой повесы.

– Как вы любезны, миссис Сноу! Я действительно чувствую себя желанным гостем. Надеюсь, вы не будете возражать, если я продлю свой визит еще на неделю.

– О, это было бы чудесно! Не правда ли, девочки? Его сиятельство останется нашим почетным гостем.

Пока свекровь рассыпалась в благодарностях, настроение Кэтрин портилось. Радость, захлестнувшая ее, когда Берк встал на ее защиту, омрачилась, когда она поняла, что он все равно остается. Ее заявление нисколько не помешало ему.

На следующий день рано утром Кэтрин наняла пони с тележкой и отправилась на поиски подходящего, дома. Она успела доехать лишь до каменной сторожки у ворот, когда позади раздался топот лошадиных копыт.

Берк, верхом на своем черном жеребце, догнал ее, и здравый смысл подсказывал Кэтрин, что ей следует прогнать его каким-нибудь язвительным замечанием. Но он так великолепно выглядел в бежевых бриджах для верховой езды, обрисовывающих мускулистые бедра, в военном голубом мундире на широких плечах и белоснежном галстуке, оттенявшем его бронзовую кожу, что у нее перехватило дыхание. Как обычно, он был без шляпы и ветер играл его волосами.

Он наклонился, отпустив поводья. В лучах солнца его глаза серебрились, в них играли крошечные зеленые искорки.

– Вы уехали без меня, миссис Сноу. Признаюсь, я уязвлен до глубины души.

– Поскольку вас не приглашали, – любезно возразила она, – откуда я могла знать, что следует вас подождать?

– Тем не менее я здесь. И весь в вашем распоряжении.

Ее сердце екнуло от радости, но она сразу же призвала его к порядку.

– У вас, конечно, есть более интересные дела, чем весь день лазить по пустым домам.

– Назови хотя бы одну вещь интереснее тебя.

Сверкающий взгляд Гришема возбуждал ее.

– Я назову две.

Пруденс и Присцилла. Он откинул назад голову и расхохотался.

– У тебя сегодня присутствует чувство юмора. Это предвещает успех в наших поисках.

Он говорил так, как будто они были мужем и женой, ищущими тихий деревенский дом, чтобы поселиться в нем и растить детей. Это обманчивое впечатление рассердило Кэтрин. Она дернула вожжи, и пони потрусил по грязной дороге.

Не стоило и думать, что Берка можно обескуражить. Он продолжал ехать рядом.

– С чего ты собираешься начать? – спросил он.

– Я еду в Уэст-Скрафтон на встречу с агентом. У него есть список домов, которые можно купить.

– Тогда я тебе буду нужен, чтобы проверить договор о покупке.

– Я вполне способна справиться с этим сама.

– Кэтрин, скажи честно, есть ли у тебя опыт в составлении купчей?

Она заколебалась, а затем со вздохом призналась:

– Никакого. Но я же умею читать. Никто меня не обманет.

Гришем поднял брови:

– Надеюсь, ты взяла с собой очки.

– Вот они, здесь. – Она похлопала рукой по ридикюлю, а затем сделала жест, словно отгоняя его. – Так что можешь уезжать со спокойной совестью. Отправляйся туда, где проводишь целые дни.

Его огромный конь шел голова в голову с ее пони.

– Овцы, – услышала она сквозь грохот колес телеги.

– Что?

Кэтрин посмотрела на Берка и тут же пожалела об этом. Боже, когда он улыбался, ее сердце было готово выскочить из груди! Сегодня он, казалось, решил очаровать ее. Она же решила, что не позволит ему это сделать.

– Последние две недели я выбирал баранов, чтобы улучшить свое стадо, – сказал он. – В особенности среди хаслингденов, одной их старейших пород в этих местах.

Она с возрастающим любопытством посмотрела на Гришема:

– Ты действительно разводишь овец?

– Трудно в это поверить, не так ли? Последнее время я довольно сильно заинтересовался этими животными. Однако не говорите об этом кому-либо из моих лондонских друзей. Это может оказаться временным увлечением.

– Не скажу. – Она говорила небрежно, чтобы он не догадался, как она изумлена. Не смеется ли он над нею? – Тебя всегда интересовали дела?

– Только начиная с прошлого года. – Усмехнувшись, он поднял брови. – Это помогает мне не попадать в беду.

Берк рассказал Кэтрин услышанные истории о том, как откапывали овец, засыпанных снегом во время неожиданно налетевшей снежной бури, об овце, которую обманом заставили усыновить осиротевшего ягненка, о том, как важно бережно относиться к баранам перед стрижкой… Кэтрин обнаружила, что полностью увлечена его выразительной мимикой и красноречивыми описаниями. Перед ней раскрылась еще одна сторона личности. Берка Гришема, и именно она сделала его для нее еще дороже.

Но он сам признался, что его интерес к овцам всего лишь каприз. Ему это надоест, и он вернется к своей распутной жизни в Лондоне.

Но и зная это, Кэтрин не могла не восхищаться графом. Ночью не в силах уснуть, она мечтала о нем, перебирала в памяти все интимные моменты своей супружеской жизни, в которые он мог вторгнуться без позволения.

Но сейчас, при ярком свете дня, ее тревога развеялась, словно унесённая ветром. Утро этого одного из последних августовских дней дышало целительной свежестью, полевые цветы и пение птиц оживляли живые изгороди и холмы. Зеленеющие пастбища и скошенные луга смотрелись как лоскутное одеяло. Сладкий аромат трав и чистый воздух обостряли чувства Кэтрин. Сидя в трясущейся тележке, она подняла голову и подставила лицо солнцу, согревавшему ее тело.

В такое чудное утро казалось глупым беспокоиться о возможных неприятностях. Позволив Берку сопровождать ее, она, возможно, поступила мудро – вдали от Сноу-Мэнор у него меньше шансов вспомнить что-то значительное из ее жизни. И чем скорее она уедет, тем скорее он разочаруется в ней.

Кэтрин не думала о сожалении. Несмотря на то что ей было хорошо с ним, время девичьих мечтаний прошло. Ей исполнилось двадцать три года, она стала старше и мудрее и наконец осуществляла свою давнюю мечту. В некотором отношении Кэтрин должна быть благодарна Берку. Он пробудил ее от долгого сна. Благодаря ему Кэтрин могла купить дом, приобрести все необходимое и открыть школу. Если она поспешит, то сможет все подготовить к концу жатвы, когда деревенские ребятишки освободятся от работы и смогут посещать уроки.

Через час путешественники добрались до Уэст-Скрафтона, прелестного оазиса в виде деревушки, расположившейся среди каменных утесов и пустынных болот. Деревья бросали тени на зеленые лужайки, а в садах у домиков цвели розы. Кэтрин направила своего пони к двухэтажному домику, стоявшему в центре городка. На фасаде жилища небольшая табличка с золотыми буквами извещала:

«Саймон Л. Харвуд, эсквайр, поверенный и агент по продаже земельных участков».

Берк постучал, и дверь открыл сам мистер Харвуд. Агент оказался суетливым маленьким человечком, примерно равным по толщине своему росту, одетым в твидовый сюртук и с цилиндром на голове.

– Могу быть вам чем-либо полезным?

Берк представился.

– Миссис Сноу хотела бы купить дом.

– О, как жаль! Я должен быть у леди Седвик по юридическому делу точно в одиннадцать часов. – Харвуд щелкнул крышкой карманных часов и с важным видом взглянул на циферблат. – Если вы не торопитесь, моя экономка даст вам чего-нибудь освежающего. Я уверен, что вернусь к часу.

Кэтрин была разочарована.

– Благодарю вас, было бы очень любезно…

– Но мы уже договорились о завтраке, – спокойно вмешался Берк. – Мы заедем к вам позднее.

Гришем взял свою спутницу под локоть и вывел из дома. Она подождала, пока закроется дверь, и затем с подозрением посмотрела на него:

– Договорились, милорд?

Он улыбнулся:.

– Почему мы должны сидеть в мрачном доме в такой великолепный день?

Она могла бы найти десяток причин. Прежде всего Кэтрин чувствовала бы себя в большей безопасности в присутствии слуг. Не надеялся ли Берк на романтическое свидание? Впрочем, беззаботное настроение графа заразило ее.

– И правда, почему? – прошептала она.

Берк привязал свою лошадь к забору в тени и забрался в тележку к Кэтрин. Сиденье было так мало, что их бедра невольно соприкоснулись. На выезде из деревни Гришем забежал в трактир и вскоре вышел оттуда с корзиной, которую привязал сзади к тележке. Затем направил пони по изрытой колеями дороге, обсаженной деревьями.

Они говорили о незначительных вещах – о местах, которые проезжали, природе, погоде, – но каждая минута доставляла Кэтрин радость. Каждый раз, когда Берк улыбался, она вспоминала сладость его поцелуев; каждое движение его рук напоминало о прикосновениях к ее коже; каждая фраза вызывала в памяти нежные искушающие слова восхищения в минуты их близости.

В глубине души она была рада, что надела самое красивое платье – из зеленого муслина с голубоватыми кружевами – и такую же шляпку. Больше года она неизменно носила черное, и ей было приятно снять траур, ибо наступило время новой жизни.

Они нашли прекрасное место для пикника у ручья. По каменистым берегам росли камыши. Сверкающая голубая стрекоза почти касалась поверхности воды. Пятнистая форель, блеснув в солнечных лучах серебряной дугой, в погоне за насекомым выскочила из воды, затем шлепнулась обратно.

Берк опустил корзину на землю, подошел к берегу и посмотрел на воду.

– Вот черт! Подходящее местечко забросить удочку, а у меня ее нет.

– А ты рыболов? – спросила Кэтрин, все еще пытаясь совместить в одном человеке деревенского джентльмена и лондонского повесу.

– Как только бывает свободная минутка. – Он опустился возле нее на колени и, взяв ее руку, нежно погладил. – Ты еще многого не знаешь обо мне, Кэтрин. И я подозреваю, что многого не знаю о тебе.

Его теплые пальцы чуть сжали ее руку, и она едва не выронила кусок сыра. С соседнего каштана слышалось воркование лесной горлинки. Непроизвольно взгляд Кэтрин остановился на губах Берка, и она ощутила совсем другой голод.

– Все, что следует тебе знать, – это какой злой я становлюсь, когда кто-нибудь не дает мне поесть.

– Провизия только предлог, чтобы привезти тебя сюда, – Берк отпустил ее и расстелил на земле белоснежную льняную скатерть. – Мне нужно поговорить с тобой об очень важном деле.

Кэтрин испугалась.

– Ты вспомнил что-то еще.

Он заглянул в корзину и вынул из нее бутылку вина, которую тут же принялся открывать.

– Не совсем так.

– Не совсем? Так что же это значит?

– Это не имеет значения. – Гришем протянул ей бокал. – Давай выпьем. За то, чтобы ты нашла подходящий дом.

Он действительно что-то узнал. Она поняла это по тому, как пристально Берк смотрел на нее. Но он отказывался отвечать на вопросы.

Они пообедали жареным цыпленком, сыром и хлебом, еще сохранявшим тепло печи. Закончив еду, Берк растянулся на траве, подложив под голову сложенные руки.

Он выглядел таким умиротворенным, что Кэтрин захотелось лечь рядом. Хотелось убрать со лба прядь черных волос. Хотелось поцеловать в словно вылепленные скульптором губы и почувствовать, как его тело откликается на ее ласку.

Это от вина у нее закружилась голова. Нет, признавалась она себе, это лишь предлог. Ее тело просило любви, жаждало со всей страстью влюбленной женщины. Как и ее ум жаждал узнать тайные стороны души этого мужчины.

Кэтрин решительно уперлась руками в бедра.

– А теперь ты мне скажешь?

Не открывая глаз, Берк потянулся к карману сюртука, вытащил обрывок бумаги и протянул ей.

– Что это? – спросила она, разворачивая бумажку.

– То, о чем я хотел поговорить с тобой.

На оторванном уголке пожелтевшей бумаги, она увидела непонятную запись: «ЭН – пятница». Озадаченно сведя брови, она посмотрела на Берка:

– Это, по-моему, почерк Альфреда. И его бумага. Где ты нашел ее?

– В его секретере.

Теплое чувство к нему исчезало.

– Ты обыскивал спальню моего мужа?

Берк, прищурившись, наблюдал за Кэтрин.

– Я искал объяснений…

– Существует всего два ключа от этой комнаты. Поскольку ты не брал моего, то, должно быть, стащил второй у управляющего.

– Одолжил. Но не в этом дело…

– Дело в том, что ты пытался вызвать новые видения. – Вспомнив, что Берк мог видеть ее прошлое, Кэтрин, почувствовала себя голой, выставленной напоказ. Она швырнула в Гришема клочок бумаги. – Ты врываешься в мою личную жизнь, когда я так просила тебя не делать этого.

Граф приподнялся на локте и поймал бумажку, уносимую ветром.

– Перестань перебивать меня. Я пошел в эту спальню, потому что хотел тебя защитить, а не обидеть.

– Я не понимаю.

– Вспомни, я говорил тебе, что Альфред был знаком с Эзикиелем Ньюберри. В моей памяти сохранились слова, сказанные им: «Не забывай о своем обещании, иначе все высшее общество узнает правду». – Берк сорвал травинку. – Я думаю, что Ньюберри обладал властью над Альфредом и мог погубить его.

Кэтрин вцепилась пальцами в складки зеленой муслиновой юбки.

– Погубить? – растерянно повторила она. – Но как?

– Вот это я и хочу выяснить. Эта запись указывает, что у них была назначена встреча. Альфред никогда не упоминал об их договоренности?

Кэтрин собралась покачать головой, но вдруг вспомнила об их последней тяжелой ссоре, когда она умоляла Альфреда о ребенке.

«В пятницу у меня назначена встреча».

Берк лежал растянувшись на траве, сжав в руке бумажку, ветерок шевелил его волосы. Его пристальный взгляд возбудил в Кэтрин неприятное подозрение. Не видел ли он ее стоящей на коленях, жаждавшей иметь ребенка так сильно, что в отчаянии она молила мужа разделить с ней постель?

Нет. Берк бы обязательно сказал об этом, если бы видел.

– Я не помню, – солгала она. – Но «ЭН» могли быть инициалами другого человека. Или это связано с лошадью, на которую собирался сделать ставку Альфред. Или десяток других объяснений.

– Согласен, – сказал Берк, но его бровь оставалась вопросительно поднятой. – А не мог это быть карточный долг Ньюберри?

Альфред всегда прятал от нее извещения кредиторов. Или хотя бы пытался.

– Он был джентльменом. А джентльмены не говорят своим женам о долгах.

Если Берк и заметил горечь в ее словах, то промолчал.

– Что сказала Лорена, когда ты рассказала ей, как Ньюберри напал на тебя?

Кэтрин раскрошила кусочек сыра в остатки от их пикника.

– Я ей не рассказала.

В тишине было слышно щебетание дрозда.

– Не рассказала? – Берк сел и пронзительным взглядом посмотрел на девушку. – Почему же, черт побери?

– Потому что мне казалось, что он хочет, чтобы я рассказала ей. Я подумала, что лучше не вмешиваться в их ссору. И не позволить использовать меня как пешку, какую бы игру ни затевал Ньюберри.

Берк кивнул.

– Правильная мысль, – одобрил он. – Но остается вопрос, в какую игру он играет. Шантаж? Или есть какая-то семейная тайна, которую случайно мог узнать Ньюберри?

– Насколько мне известно, нет.

– Подумай, Кэтрин. Это может быть связано с Лореной. Уж очень необычный интерес он к ней проявляет.

Кэтрин прикусила губу.

– Что-то есть. Когда мы говорили с ним на пустоши, мистер Ньюберри заявил, что в давние времена у него был роман с Лореной. И как я поняла, он быстро закончился.

Берк подался вперед.

– А он не сказал, когда именно?

– Нет. Я предположила, что он был слугой в доме ее родителей.

– Но ты точно не знаешь.

– Я только знаю, что это вполне вероятно. Молодой девушке так легко вскружить голову лестью.

– А взрослой женщине?

Черная бровь Гришема все еще была вопросительно поднята. Кэтрин не могла поверить, что он может дразнить ее в такую важную минуту.

– Сейчас не время для лести.

Легкая улыбка мелькнула на его губах и исчезла.

– Ты не поняла меня. Я хотел спросить – а что, если Лорена была уже не девушкой, а женщиной, когда увлеклась Ньюберри? Не до замужества, а после?

Кэтрин задумалась.

– Не могу представить. Она просто одержима правилами приличия. Если у нее и был роман, то я бы, конечно, никогда не узнала об этом.

– Ты и не должна была. Я имею в виду давние времена, когда ты еще не знала эту семью. – Странное выражение появилось на лице Берка, затем его губы брезгливо скривились, как будто он вспомнил какой-то отвратительный секрет. – Еще раньше, до рождения Альфреда.

Тайная интрижка, закончившаяся много лет назад, не могла вызвать большого скандала. И была слишком незначительна, чтобы шантажировать сына Лорены.

Ее сына.

– Не может быть. – Потрясенная ужасной мыслью, Кэтрин зажала рот рукой, но потом проговорила: – Ты думаешь, Ньюберри – отец Альфреда?