Глава 7
Как! Иль должен я присутствовать при сем позоре?

— Беседуешь со своей кошкой? — раздался с порога веселый, пьяный голос. — Или ты обращаешься к этой жалкой пародии на возбужденную плоть, страдая от неудовлетворения?

Кэм почувствовал себя окончательно униженным, когда Бентли вошел в комнату. На его лице блуждала широкая полупьяная ухмылка, в руке он держал наполовину пустой бокал.

Невзирая на явно нетрезвое состояние, Бентли грациозно наклонился, подобрал что-то с ковра и взмахнул кружевной косынкой Хелен. Чуть слышно выругавшись, Кэм неуклюже поднялся, чувствуя себя так, словно Бентли ударил его в пах. И пока брат продолжал свои пьяные издевки, он яростно запихивал в брюки рубашку и старался привести мысли в порядок.

Парень, конечно, видел, как Хелен выбежала из его кабинета, будто за ней по пятам гнались псы дьявола. Никто, даже совершенно пьяный бездельник, не смог бы ошибиться в причине ее расстроенного состояния. Проклятие, он ведь не хотел оскорбить ее, тем более открыто унизить. Но каким-то образом умудрился сделать и то и другое. Боже милостивый, неужели жизнь может стать еще хуже?

— Так-так, святой Кэм! — фыркнул Бентли, размахивая кружевом у него под носом. — Значит, прекрасная дама отвергла твое предложение! Какая жалость! Почему бы тебе и дальше не хранить свою драгоценную добродетель, пока я наверху буду показывать ей, как это делаемся по-настоящему?

После изнурительной бессонной ночи слова Бентли переполнили чашу терпения Кэма, и он сильным ударом свалил брата на пол. Бокал ударился о мраморный камин и рассыпался вокруг них дождем хрустальных осколков. Братья, сцепившись, покатились по ковру, в ход шли локти и колени.

В пылу драки Кэму удалось обмотать шею Бентли косынкой Хелен, и он чуть не задушил его, но кружево лопнуло с противным треском. Бентли отреагировал мгновенно, резко подняв колено с явным намерением уничтожить то, что еще осталось от униженной плоти брата. Но Кэм был трезв и быстр.

Он почти без усилий перевернул Бентли на живот и, схватив его за волосы, начал бить головой об пол. Однако юноша не чувствовал боли. Изловчившись, он сумел вывернуться и опять навалился на брата. После этого они вяло катались по полу, ударялись о мебель, пугали кошку, каждый пытался одержать над другим верх, но без особого успеха. Младший был слишком пьян, чтобы оказать достойное сопротивление, а у старшего просто не было желания.

Но ему так хотелось придушить кого-нибудь! Лучше себя.

После нескольких хороших ударов, когда у каждого оказалась разбитой губа, Кэм поднялся с ковра, стряхнул осколки стекла и в грустном размышлении отправился наверх. Ему почему-то совсем не хотелось устраивать Бентли настоящую взбучку, которую он заслуживал. Ради чего? Даже будучи пьяным, брат сразу понял, что произошло, и к обиде Кэма примешалось еще унижение.

Хелен удалось хранить самообладание ровно столько времени, сколько она бежала по лестнице в свою комнату. Захлопнув дверь, она привалилась к ней спиной, влажные ладони прижались к холодному, гладкому дереву, а тяжелое дыхание превратилось в судорожные всхлипы.

Зажав ладонью рот, она сквозь полумрак комнаты увидела свое отражение в зеркале в позолоченной раме, висевшем напротив. Раскрасневшееся лицо, растрепанные волосы, почти обнаженная грудь, еще вздымавшаяся от возбуждения… да, все напоминало ей о том, что она едва не совершила. Кем чуть не стала.

Шлюхой Ратледжа.

В свое время она слышала, как эти слова кто-то прошептал за спиной ее матери. И тут наконец прорвались горькие слезы. Они катились у нее по щекам, но Хелен все глядела на себя в зеркало. Господи, она ведь так старалась! Она пыталась чего-то достичь в жизни, но совсем не того, что, похоже, определила ей судьба.

После ее просчета много лет назад она старалась получить образование, завоевать и упрочить профессиональную репутацию, подавить, насколько это в человеческих силах, свою импульсивность. До сих пор ей это очень неплохо удавалось.

Пока она по глупости не вернулась в Халкот-Корт. К Кэмдену Ратледжу. Но ведь она приехала работать с его ребенком, который нуждается в ее помощи и которому она так стремилась помочь. А возможно, она сама нуждается в Ариане.

И вот она позволила себе ослабить многолетнюю выдержку. О чем она думала? О чем думал он, это ясно. Его отвратительное предложение стало еще одним болезненным напоминанием о пропасти, которая их теперь разделяла.

Но ведь так было не всегда. Во времена Рэнди Ратледжа английское общество относилось к их семьям примерно одинаково. Их принимали, морща нос. Они славились безрассудством, что было тогда в моде, кроме того, обе семьи находились на грани разорения. Их не принимали в лучших домах, но редко кто давал им прямой отпор. А теперь их пути окончательно разошлись: его путь обусловлен подарком судьбы, женитьбой на деньгах и получением титула, она же сама выбрала свой путь, решив не идти по стопам матери.

В душе Хелен пыталась смеяться над тем, как наивно они планировали их совместную жизнь. А когда случилось худшее, ее мать поняла, что не стоит добиваться от Рэндольфа Ратледжа разрешения на их брак. Когда мужчина столь эгоистичен, что отказывается от самой большой своей любви, то с какой стати ему утруждать себя из-за ее дочери? Да, это во всех отношениях была удачная сделка. Драгоценный наследник Рэндольфа спасен от брака и унизительной шумихи, а ее маман, отправив дочь на континент, уменьшила свой возраст еще лет на пять.

Хелен не испытала никакого облегчения, поняв, что Кэм по-прежнему хочет ее, ведь он видел в ней только любовницу. Свою любовницу! Она похолодела от такого предложения, хотя уже не в первый раз слышала подобное от мужчин. Когда женщина нанимается на работу, мужчины склонны делать из этого самые разные выводы. Но предложение Кэма показалось ей особенно вульгарным и гораздо более жестоким, чем все прежние.

А чего она ожидала? О чем думала, когда он целовал ее обнаженную грудь? Когда ласкал ее в таких сокровенных местах, что она едва не лишилась рассудка от желания? Если бы не те отвратительные слова, произнесенные в тот момент, когда ее не покинули еще остатки разума, Кэм сейчас уже овладел бы ею, и она бы провалилась сквозь землю от стыда.

Ей потребовалась внушительная доля паники и негодования, чтобы встать полуобнаженной с его пола, не потеряв самообладания. Да, она похожа на свою мать и унаследовала ее склонности. Но она не была — и никогда не будет — такой, как Мэри Мидлтон.

Не сумев отыскать носовой платок, Хелен вытерла мокрые щеки ладонью. Завтра она поговорит с Кэмом об отъезде, потребует, чтобы ей позволили разорвать договор и вернуться в Хэмпстед.

Но тут она вспомнила о ребенке. Ариана! О, как же она хотела помочь ей!

Потом она вспомнила еще кое-что. Жесткие, холодные глаза Кэма. Сегодня она одержала над ним верх, но это ненадолго. Он стал требовательным и неуступчивым. Сильным. И отчаянно хотел, чтобы его ребенок поправился. Вдруг он просто не разрешит ей уехать?

Хелен верила, что, несмотря на свою трудную молодость, Кэм остался порядочным человеком. Но ее тело помнило его обжигающие прикосновения, требовательные руки. Неужели она всерьез думает, что ей удастся победить в борьбе с Кэмом-Ратледжем?

Внезапно она услышала какой-то странный, едва различимый звук. Тихий, шуршащий, он явно доносился из-под ее кровати. К счастью, служанка не погасила лампу, и в комнате не было кромешной тьмы.

Опять что-то зашуршало. Хелен резко оттолкнулась от двери и подошла поближе. Вот снова раздался шорох, тихий, но отчетливый.

— Боже мой! — прошептала она. — Кто здесь?

После долгой паузы две маленькие ручки показались из-под края покрывала, а затем перед Хелен предстала хрупкая фигурка Арианы Ратледж.

— Ох, Ариана! — с явным облегчением вздохнула Хелен, садясь на кровать. — Дорогая, ты меня до смерти напугала!

Бледная и безмолвная, словно призрак, Ариана неуверенно переминалась с ноги на ногу, потом, как будто что-то для себя решив, сунула руку в карман. Словно испуганная белочка, она бросилась вперед, положила носовой платок на колени Хелен, снова отскочила и встала, сжав руки за спиной и не сводя с нее глаз.

Хелен решила не шевелиться, понимая, что одно резкое движение, и Ариана тут же юркнет под кровать, в чулан или даже, не приведи Господи, выпрыгнет в окно. Заставив себя улыбнуться, Хелен стала вытирать слезы.

— Спасибо, Ариана, — тихо сказала она.

Внезапный сквозняк зашевелил подол ночной рубашки Арианы. Она казалась Хелен видением, которое может испариться при малейшем ее вздохе. Личико Арианы обрамлял золотисто-белый нимб волос, которые водопадом спадали у нее по плечам до самой талии. Ее огромные глаза даже в сумраке поражали своей голубизной.

— Наверное, я тоскую по дому, Ариана, — мягко объяснила Хелен. — Ты угадала мой секрет? — Девочка не ответила, и она предприняла следующую попытку: — Ариана, ты ведь наблюдала за мной, правда?

Малышка покраснела, взгляд скользнул вверх, потом ее голова дернулась в каком-то неуверенном, едва заметном жесте, смутно напоминающем кивок. Да, Ариана Ратледж понимала все, что ей говорили, и все, что ей удавалось подслушать. Учитывая склонность девочки прятаться и тот факт, что некоторые вели себя при ней так, словно она глухая и недалекая, одному Богу известно, что она могла услышать.

К ее изумлению, Ариана вдруг сделала шаг, потом еще, но остановилась, не дойдя до кровати. Изящным движением подняв руку, девочка прикоснулась двумя пальчиками к своей щеке. На ее лице был написан вопрос.

Хелен без слов поняла ее.

— Да, — тихо сказала она. — Мне было грустно. Но теперь уже лучше. Это ты помогла мне.

Ариана едва заметно улыбнулась и через мгновение исчезла, бесшумно выскользнув через гардеробную в классную комнату.

Проснувшись в сером рассветном сумраке, Кэм обнаружил, что чувство вины камнем давит ему на грудь, не давая свободно дышать; Если бы он еще заметил, что проспал значительно дольше обычного, то безысходность, охватившая все его существо, только бы усилилась.

Но он этого не заметил, ибо почти не спал, а в те редкие моменты, когда ему удавалось задремать, он сразу же об этом жалел. Эротические сны о его Цирцее, страстно извивающейся под ним, обнаженной и ненасытной, терзали его до самого рассвета.

Да, именно этого он и заслуживает, признал Кэм. Пошатываясь, он направился к умывальнику и уставился в зеркало.

— Сэр, вы свинья, — сообщил он помятому отражению с разбитой губой, сердито взиравшему на него. — К тому же идиот. А еще распутник.

Вкратце это полностью характеризует его, согласился граф теперь, когда похоть уже не затмевала разум. Только идиот, свинья и распутник попытался бы совратить гувернантку собственной дочери, тем более что Ариане так нужна именно она. А про эмоциональное потрясение, к которому непременно привела бы его связь с Хелен, и говорить нечего.

Господи, что случилось с его рассудком? Неужели он действительно предложил Хелен устроить любовное гнездышко? Как он мог так низко пасть, заговорив об этом? Ему было стыдно и очень больно, что Хелен отказала ему. Жаль, она не выбила ему зубы, когда давала отпор. Да и сейчас ему не помешала бы хорошая пощечина.

Ну и ну! Еще одна причудливая идея. В последнее время он развил какую-то склонность испытывать боль, а сейчас прямо жаждал ее. Внезапно эротическое видение Хелен в откровенном черном платье, с нетерпением щелкавшей кожаным хлыстом о бедро, предстало перед его мысленным взором, и Кэм почувствовал, как сразу с готовностью зашевелилась его плоть.

О Боже! Кэм закрыл руками лицо. Неужели он настолько спятил? Подавшись вперед и подняв волосы со лба, он начал пристально разглядывать свое отражение в зеркале. А как выглядит извращенец? Он громко фыркнул. Скоре всего сильно напоминает Рэндольфа Ратледжа.

Но, вглядываясь в свое отражение, Кэм не увидел ничего такого. Он выглядел почти как всегда по утрам. Густая черная щетина покрывала загорелую кожу, глаза были сощурены и злы. Правда, сегодня его несколько диковатый вид подчеркивался желтоватым синяком и запекшейся струйкой крови — свидетельствами удачного выпада Бентли. Граф выпрямился и задумчиво почесал голый живот. Господи, просто чудо, что Хелен вообще когда-то хотела его. Со вздохом отвернувшись от зеркала, Кэм вызвал звонком Крейна. Пора заняться делами. Что бы раньше ни говорила ему Хелен и кем бы она ни предпочитала быть для других мужчин, сейчас она работает у него. Ее страстная натура совершенно не извиняет его неучтивого поведения. Разве он не усвоил этот урок давным-давно?

Он злился на Хелен. Злился, что она искушала его, и злился, что отвергла. Но его гнев столь же неразумен, как и его поведение, и у него хватило мужества это признать. Словно искупая грехи, Кэм вылил себе на голову кувшин холодной воды.

Стряхнув оставшиеся капли, он даже подумал, нет ли какого-нибудь физического закона, который заставляет его терять способность здраво мыслить, когда в комнате появляется Хелен. Он бы не удивился, если бы такой закон существовал. Ведь он действительно решил держаться от нее подальше, а потом, буквально через несколько минут, уже обнимал ее и лез под юбку, словно она какая-то шлюха из таверны.

Это было почти смешно. Правда, он сохранил кодекс чести. Теперь пришло время загладить вину, и для этого потребуется все его самообладание. Но он извинится перед Хелен и вопреки всему будет надеяться, что она не оставит его… и Ариану. Пожалуйста, Господи! Только не это.

Ариана уже заинтересовалась новой гувернанткой. Это ведь хороший признак. Он заметил, что девочка подглядывает за Хелен из-за дверей, занавесок. Более того, во время игры в триктрак она выглядела почти непринужденно. Значит, есть надежда. Если он не уничтожил ее.

В этот момент дверь напротив него распахнулась.

— Доброе утро, милорд, — сказал Крейн, держа медный тазик с водой. Чистое полотенце было аккуратно перекинуто через одну руку.

— Доброе, — неохотно буркнул граф, устраиваясь в кресле в ожидании бритья.

Старый слуга наклонился, с кряхтением поставил тазик и начал рассматривать лицо хозяина.

— Неприятный синяк, милорд, если позволите мне заметить.

— Не позволю.

Крейн пожал плечами и стал наливать воду в фаянсовую чашу.

— Чертовски трудно брить вокруг губы, — предупредил он.

— Я полностью отдаюсь в твои руки, — проворчал Кэм.

Улыбнувшись, Крейн умелым движением кисти встряхнул полотенце.

— А молодой Бентли выглядит похуже? — поинтересовался он, раскрывая бритву.

— Да, немного. — Граф довольно хмыкнул, потом, сдвинув брови, сказал: — Когда закончим, выложи, пожалуйста, мои старые коричневые брюки и шерстяной сюртук.

— Хорошо, милорд. — Крейн покрывал его лицо мыльной пеной. — Хотите сегодня помочь в расчистке южных полей, да?

— Возможно. А почему ты спрашиваешь?

Крейн снова пожал плечами.

— У вас это на лице написано, милорд, — сказал он, аккуратно ведя лезвием по щеке Кэма.

Кэм пристально разглядывал камердинера.

— Проклятие, что там написано? Ничего там не написано.

Слуга успокаивающе поцокал языком.

— У вас на лице довольно задумчивое выражение, милорд, — пояснил Крейн, продолжая искусно работать бритвой. — Что неизбежно свидетельствует о вашем намерении заняться самой грязной, самой изматывающей работой. Неподобающе для человека вашего положения, но сегодня намечено расчищать поля, и я знаю…

— Черт возьми, Крейн, занимайся бритьем, и все. Если мне понадобится гадалка, я сам найду цыганку.

Только Спустившись к завтраку, граф понял, как поздно встал, и это лишь усилило его раздражение. А Бентли не мог бы выбрать более неудачного дня, чтобы встать раньше обычного. Чем бы Кэм ни планировал заняться, всегда можно было быть уверенными, что он позавтракает задолго до того, как Бентли соизволит пробудиться.

Именно поэтому его так поразило и несказанно огорчило, когда, войдя в столовую, Кэм обнаружил там младшего брата, уплетавшего толстый кусок ветчины. И похоже, до этого он уже проглотил целый ломоть хлеба.

Тем не менее граф решил, что из всех ужасных событий предыдущего вечера Бентли представлял наименьшую проблему. Если не считать неизбежных издевок, он не станет болтать о Хелен, ибо парень являл собой невероятное сочетание, будучи одновременно негодяем и джентльменом. Что касается самого Кэма, то его, конечно, унижали насмешки юнца, но он уже почти осознавал, что унижение полезно, когда оно заслужено. Более того, он часто видел Бентли в худшие моменты его жизни, когда тот выглядел весьма неприглядно.

И Кэм решил не обращать внимания на брата. Если парень станет докучать ему, он просто заберет его с собой таскать камни до конца дня, а может, и до конца недели, поскольку он еще не мог сказать с уверенностью, как долго им обоим придется раскаиваться.

Сжав зубы, Кэм решительно направился к длинному столу красного дерева. Синяки Бентли невозможно было не заметить.

— Ну и ну, — проворчал граф. — Теперь мы встаем с петухами, да?

Щедро намазывая маслом огромный кусок хлеба, Бентли выразительно приподнял брови.

— А может, не стоит предполагать, что я ложился.

— Бентли, прекрати, — вкрадчивым голосом ответил Кэм. — Или я отправлю тебя до конца недели на южные пастбища. И сейчас ты достаточно трезв, чтобы прочувствовать хорошую порку.

Бентли лишь ухмыльнулся и вонзил зубы в кусок хлеба, что еще больше рассердило Кэма. Его всегда раздражала способность брата провести вечер в загуле, а утром встать свежим и бодрым. Сегодня это раздражение было особенно сильным, поскольку желудок графа без всяких на то причин взбунтовался при одном виде еды, тогда как его брат поглощал завтрак, словно изголодавшийся пес.

Кэм продолжал сердито смотреть на него через стол, и Бентли, убрав с лица ухмылку, со стуком отложил нож.

— Пришлось встать раньше обычного, — наконец пояснил он. — Я должен сопровождать тетю Белмонт в Челтенхэм.

— В Челтенхэм? Зачем? — Граф с содроганием взглянул на тарелку Бентли, до краев наполненную едой. Господи, неужели парень совсем не мучается похмельем?

— Лошади, — пробормотал тот, жуя следующий кусок ветчины. — У Доусона есть пара серых, которых он надеется продать, так что я решил посмотреть. — Он подмигнул Кэму. — Да и дамам нужна защита, верно?

В этот момент на стол упала тень, и, подняв голову, Кэм увидел замеревшую на пороге Хелен.

— О! — произнесла она. — Я думала, что буду первой.

Мужчины одновременно встали, но только Бентли склонился перед ней в подчеркнуто глубоком поклоне.

— А, луч утреннего солнца! — воскликнул он. — Прошу, осветите наш стол, мисс де Северз.

Хелен медлила в дверях.

— О нет! Я… не хочу мешать вам, — с заминкой сказала она. — Я обычно завтракаю одна.

— И для нас это ужасное огорчение, так, Кэм? — Юноша бесстыдно ухмыльнулся брату.

В ответ Кэм с грохотом выдвинул стоявший рядом стул.

— Разумеется. Присоединяйтесь, мисс де Северз.

— Да, разумеется, — подхватил Бентли, снова усаживаясь, когда она неохотно приняла их приглашение. Не дожидаясь указаний, слуга подал кофе, а Бентли с насмешкой посмотрел на брата.

Четверть часа прошли в пустых разговорах. Говорил в основном Бентли, который наконец сдернул с колен салфетку и встал.

— Что ж, это было невероятно приятно, мисс де Северз. Послушайте, у меня отличная идея. Почему бы вам не ужинать с нами каждый вечер?

— Я… ну…

Бентли ослепительно улыбнулся ей.

— Я думаю, вы непременно должны ужинать с нами, ведь нам, холостякам, очень тоскливо друг с другом. — В его голосе звучали нотки отчаянной мольбы, когда он прижал руку ко лбу. — Право, вы должны пожалеть мою молодость и живость, мэм! Брат невозможно скучен. Я просто вяну в его обществе.

Хелен, и без того сгоравшая от смущения, почувствовала, что краснеет. Она терпеливо ждала, когда граф разразится какой-нибудь тирадой. Ей самой не пристало сообщать Бентли, что его старший брат не приглашал ее ужинать за семейным столом. Более того, она бы предпочла ужинать в своей комнате, чем давиться едой под холодным взором Кэма. И она действительно чуть не поперхнулась кофе, услышав слова Кэма.

— Отличное предложение, — спокойно произнес он. — Мы обедаем в семь, мисс де Северз, если это вам удобно.

Кэм заметил на ее лице тревогу, когда Бентли, схватив яблоко и вытирая его о рукав сюртука, направился к выходу из столовой. Она сейчас походила на мышь, которую оставили трапезничать с голодным котом. Да и Кэму ситуация нравилась не больше. Мысль о том, что придется сейчас завтракать с Хелен, а потом еще и ужинать каждый вечер, угнетала его.

Однако предложение Бентли расстроило его не так сильно, как рассчитывал Бентли. Подумав, Кэм решил, что ему нужно приглядывать за братом, когда тот рядом с Хелен. Поначалу он не воспринял серьезно угрозу Бентли соблазнить ее, но теперь у него появились сомнения на этот счет. Минувшим вечером он явно почувствовал, что за его насмешками и пьяной болтовней скрывается нечто вроде ревности. Но с чего Бентли ревновать его? Значит, это как-то связано с Хелен, поскольку она единственная женщина, которую Кэм… которой он увлекся.

Да, нужно приглядывать за обоими. Ведь это его обязанность, разве нет? Больше никаких игр в триктрак украдкой, никаких прогулок в саду для молодого повесы.

Взгляда Кэма оказалось достаточно, чтобы слуга покинул столовую.

— Успокойтесь, мисс де Северз, — сказал граф, когда она настороженно проводила взглядом удалившегося слугу. Глаза у нее гневно сверкнули, но она промолчала. — Тогда простите. Я оставлю вас завтракать в одиночестве. Но позже я поговорю с вами. — Проглотив комок в горле, Кэм добавил: — Мне, полагаю, следует извиниться перед вами.

Холодно взглянув на него, Хелен поднесла чашку к губам.

— Прекрасно.

Кэм на мгновение остановился, разглядывая ее. Хелен сидела с абсолютно прямой спиной, гордо вздернув подбородок. Обычно теплые глаза стали колюче-холодными.

Сегодня Хелен опять надела лиловое платье, но теперь в ней уже не чувствовалось прежней утонченной элегантности, и Кэм с болью подумал, что причиной скорее всего является он. Хелен рождена искриться красотой и весельем, а вместо этого сейчас бледна, грустна. Ему показалось или ее рука и правда дрожала, когда она подняла чашку?

— Мисс де Северз, вы по-прежнему ездите верхом? — неожиданно спросил он.

Хелен опешила.

— Да, но очень плохо.

— Тогда, может быть, вы согласитесь прогуляться со мной верхом после завтрака. Я хочу поговорить с вами наедине.

Она густо покраснела, и Кэм подавил вспышку гнева. Ведь он пытался соблазнить нанятую им для работы гувернантку, женщину, которая в известной степени зависела от него. Но Хелен не из тех, кто согласился бы долго зависеть от мужчины. Кэм был совершенно уверен в этом.

— Хелен, мои намерения благородны, — тихо сказал он.

— Сегодня у меня по плану занятия с Арианой, милорд. Позвольте напомнить вам, что это моя работа… если я остаюсь здесь.

Ее слова были излишними. Кэм все отлично помнил, и снова на мгновение им овладел страх потерять Хелен.

— Прекрасно. Тогда мы возьмем коляску, и Ариана поедет с нами. Вы знаете арочный мост через Кольн?

Хелен смахнула с лица непослушную прядь волос. Она все еще не могла успокоиться.

— Я… да, кажется, я помню его.

— Мы с Арианой часто ездим туда. Она любит играть возле водопада. Там мы сможем спокойно поговорить. — Кэм торопливо встал.

— Не думаю, — нервно сказала Хелен. — Я готовилась к занятиям в классной комнате, милорд. Кроме того, утро слишком холодное, чтобы кататься в коляске.

Только сейчас Кэм понял, что она права. Ариана, несомненно, продрогла бы, да и они тоже. Тем не менее день обещал быть теплым.

— Да, вы, конечно, правы, — согласился он. — Тогда мы поедем после ленча.

Хелен резко опустила чашку, пристально глядя на него.

— Прошу прощения, милорд, Но я не могу сопровождать вас. У меня планы на вторую половину дня.

— Планы? — Вопрос прозвучал более резко, чем хотел Кэм.

Она вздернула подбородок.

— Вторая половина дня принадлежит мне, не так ли? У нас была договоренность. И потом, сегодня я ничего уже не могу изменить, потому что должен зайти преподобный мистер Лоу.

— Лоу? — опешил граф. — Вы имеете в виду Томаса Лоу?

— Да, если только меня не разыграли, — сказала Хелен столь беззаботно, что ему захотелось сдернуть ее со стула и зацеловать до бесчувствия. — Ведь так зовут вашего настоятеля?

— Д…да, — согласился Кэм, снова подавляя гнев. — Но это странно! Лоу обычно не столь усерден в отношении новых прихожан.

— Нет? — Брови Хелен изящно изогнулись, и в животе у Кэма разлился жар. Проклятие, как может женщина настолько распалять его малейшим движением бровей?

— Наверное, мне следует объяснить, что мы с мистером Лоу встретились вчера, — продолжала Хелен. — Он был очень любезен и показал мне храм. Кажется, он думал, что я слишком устала после моего путешествия, и сейчас проявляет заботу.

— Да, конечно. Заботу… — произнес Кэм. Он пересек комнату, но у двери остановился, сердито посмотрев на нее. — Ладно, я вскоре приду с Арианой в классную комнату. И я ожидаю вас обеих в холле в полпервого. Завтра.

Не давая ей возможности отказаться, граф быстро покинул столовую, устремившись в благословенную тишину своего кабинета.

Эта новая дама — мисс Хелен — совсем другая, решила Ариана, наблюдая, как та ходит по классной комнате, приводя ее в порядок после утренних занятий. Мисс Хелен ничего не царапала на доске, не смотрела потом на нее, приподняв брови, словно ожидая чего-то очень умного. Вместо этого мисс Хелен привезла с собой… игры.

Да, игры, решила Ариана. Не такие, как игра Бентли, которую он называл триктрак. Это была ее любимая игра. Не потому, что она умела играть в нее. Просто ей нравилось произносить про себя ее название.

Триктрак, триктрак. Нравилось почти так же, как имя мамы. Кассандра. Да, так ее звали.

В общем, мисс Хелен привезла игры: маленькие кружочки, кубики и другие фигуры, названия которых она пока не знала. Они вставлялись в отверстия на доске. Мисс Хелен разложила их на большом столе, а потом смотрела, кто из них с папой быстрее положит кружочки и кубики в предназначенные для них отверстия.

Через некоторое время папа погладил ее по голове и оставил играть с мисс Хелен. Мисс Хелен была очень-очень быстрой. Она не давала ей выиграть, но один раз, когда мисс Хелен уронила кружок на пол и он закатился под шкаф, выиграла Ариана. Мисс Хелен рассмеялась, она смеялась и смеялась, хлопая в ладоши. Папа оказался прав. Она хорошая дама.

А потом они рисовали! Ариана понимала рисование. Ей нравилось гулять по длинной галерее и рассматривать рисунки. Картины, так давным-давно объяснил папа, показывая на них и улыбаясь ей.

Иногда папа ходил вместе с ней, взяв ее за руку, и называл имя каждого человека, нарисованного на картине. Там был дедушка Кэмден, двоюродная бабушка… как там ее, и чей-то троюродный кузен… Она не могла вспомнить чей. Но это не важно. Ариана просто разглядывала картины.

А на прошлую Пасху они ездили с папой в Солсбери. Там она увидела человека, который сидел и рисовал церковь. Папа называл ее собором. Это слово означает большую церковь. Больше всего на свете она любила ездить в Солсбери. Конечно, в других местах она не бывала, но все равно это ее самое любимое место.

Мужчина с картиной тогда улыбнулся ей, и папа разрешил стоять и глядеть, сколько ей хотелось. И она поняла, что такое рисование.

Ее рисунки — и мисс Хелен тоже — совсем не похожи на те картины, что она видела. Но это было весело. И мисс Хелен сказала, что им не нужно быть великими художниками, чтобы наслаждаться рисованием. Она сказала, что они должны рисовать то, что чувствуют, а не то, что видят. И потом мисс Хелен нарисовала большой красный круг, перечеркнутый, как молнией, только черными линиями.

— Вот так я себя чувствую, когда сержусь, — объяснила мисс Хелен.

Ариана очень хорошо поняла чувства мисс Хелен, но удивилась, кто мог ее рассердить. Ариана подумала, что она тоже иногда сердится. Но сегодня нет. Сегодня она была… нет, она не знает, как это называется. Поэтому она нарисовала голубые, белые и желтые очертания.

Мисс Хелен сказала, что это облака, но это были не просто облака. Это были очертания ее мамы, улетавшей в рай, вверх, через облака, выше и выше, даже выше собора в Солсбери. Там, как сказал папа, и находится рай.

Ариана решила, что ей нравится играть в игры и рисовать с мисс Хелен. Ничего плохого в этом нет. Ведь она не делает ничего такого, что нельзя делать. Она не говорит слов, не рассказывает секретов. Она только… немного повеселилась, как сказал бы дядя Бентли.

Увидев, что Ариана трет курносый нос ладонью, Хелен встала и дернула шнурок звонка, вызывая Марту, а когда та появилась, отправила ее за кувшином горячей воды, потому что Ариана от подбородка до локтей была в желтой краске. Но девочка улыбалась и ритмично постукивала туфелькой по ножке стула, будто в такт внутренней музыке, слышной только ей, а ее пальчики тем временем быстро разворачивали бумажных кукол, вырезанных Хелен.

Прибираясь в классной комнате, Хелен решила, что в целом они хорошо позанимались. Она со вздохом выпрямилась и посмотрела на свою новую ученицу. У нее просто в голове не укладывалось, как мог кто-то предположить, что Ариана Ратледж недалекая или умственно отсталая.

Поначалу малышке явно было не по себе, когда Кэм оставил ее одну с Хелен. Она заметно встревожилась. Но спустя полчаса внешние признаки страха почти все исчезли. Потом девочка увлеклась играми, понимая каждую новую игру не хуже остальных детей, с которыми занималась Хелен. Но на сегодня уроки закончены. После ленча они выйдут в сад поиграть, и у Хелен появится еще одна возможность понаблюдать за двигательными рефлексами Арианы. Хотя и так ясно, что с этим никаких проблем нет. А завтра она попробует определить, различает ли Ариана цвета и может ли считать. Девочка, конечно, не умеет читать или писать, но редко какой ребенок ее возраста способен делать это достаточно умело.

Если бы Ариана научилась говорить — и даже если нет, — ее можно научить читать и писать, только необходимо терпение. Но эти навыки, разумеется, не главные. А именно в этом потерпела неудачу ее предшественница.

Сейчас важно оценить способность Арианы усваивать информацию и выражать свои чувства. Хелен решила, что снова прибегнет к музыке, рисованию и играм, большую часть которых она придумала сама. Когда дело касается детей, многое можно узнать о них, поначалу только наблюдая за ними. Сегодня, например, ей удалось развеять многие свои худшие опасения. Хелен увидела, что девочка готова следовать простым указаниям, что у нее острый ум и в достаточной мере присутствует честолюбие. Но главным успехом этого дня была улыбка малышки.

Пока Марта умывала ее, Хелен разглядывала Ариану. Сегодня девочка была одета по всем правилам, включая чулочки и туфельки, облако непокорных белокурых волос собрано в аккуратную косичку. Но никакое строгое облачение не могло скрыть пронзительную синеву ее глаз. И снова Хелен поразилась тому, как мало девочка похожа на Кэма. Она также не видела в ней ничего от Бентли, Кэтрин или от других членов семьи, которых ей приходилось встречать раньше.

По слухам, жена Кэма была изумительно красива, поэтому Хелен решила, что Ариана — ее полная копия, и не могла не гадать, как к этому относится Кэм.