Глава 17

Похищение было исполнено без сучка без задоринки.

Впрочем, от Меррипена трудно было ожидать иного. Уин полагала, что он отнесет ее к себе в комнату, но он удивил ее тем, что вынес из дома. У дома его уже поджидал конь. Завернув Уин в свое пальто, Кев сел вместе с ней на коня и ускакал прочь. Не к сторожке, но вдоль леса, сквозь ночной туман и густую тьму, которую вскоре должны были рассеять первые рассветные лучи.

Уин расслабилась в объятиях Кева. Она доверяла ему, и в то же время ее била нервная дрожь.

Меррипен умело правил конем, направляя его сквозь заросли дубов и вязов. Уин увидела маленький белый домик, призрачно светящийся в темноте. Интересно, чей он, подумала Уин. Домик был опрятным. Из трубы на крыше вился дымок. В окнах приветливо горел свет, словно тут ждали гостей.

Кев спрыгнул, снял Уин с коня и понес ко входу.

– Не шевелись, – сказал он, и она послушно стояла, ожидая, пока он стреножит коня.

Меррипен положил руку на ее связанные запястья и повел внутрь. Уин шла за ним охотно, словно и не была пленницей. Мебели в коттедже было не много и там пахло свежеструганой древесиной и краской. Похоже, до них в этом домике никто не жил.

Меррипен привел Уин в спальню и уложил на кровать, покрытую стеганым одеялом и застеленную белоснежным постельным бельем.

Меррипен стоял перед Уин, и свет из очага освещал одну сторону его лица. Взгляд его был прикован к ее лицу. Он медленно снял с нее пальто и небрежно бросил на пол, не жалея дорогую вещь. Когда он стащил с себя рубашку, Уин была поражена могучим разворотом его плеч, красотой смуглого, налитого мышцами торса. На груди у него не было волос, и кожа блестела как атлас. Уин почувствовала, как зачесались подушечки пальцев от желания прикоснуться к его коже. Она ощутила, что краснеет от предвкушения, что к лицу прихлынул жар.

Меррипен заметил ее реакцию. По его темным глазам она увидела, что он понял, чего она хочет, что ей необходимо. Он понимал это даже лучше, чем она сама. Он снял сапоги, отбросил их в сторону и подошел к Уин. Теперь она могла вдыхать его возбуждающий солоноватый запах. Он прикоснулся к кружевной оборке, обрамлявшей ворот ее ночной рубашки. Рука его скользнула по ее груди, накрыла ее. Она почувствовала горячую дрожь. Ощущения концентрировались в твердеющем соске. Она хотела, чтобы он поцеловал ее. Она хотела этого так сильно, что непроизвольно заерзала. Губы раскрылись в немом стоне.

К облегчению Уин, Меррипен снял повязку с ее рта.

Раскрасневшаяся и дрожащая, Уин, задыхаясь, прошептала:

– Ты… ты мог бы без этого обойтись. Я бы не шумела.

Тон Меррипена был предельно серьезным, но во взгляде темных глаз проблескивала чертовщинка.

– Если я решил что-то сделать, я делаю это как положено.

– Да. – Горло ее сжалось. Она сдавленно всхлипнула от наслаждения, когда пальцы его погрузились в ее волосы и прикоснулись к коже ее головы. – Я знаю.

Ласково сжимая ее голову руками, он наклонился и нежно ее поцеловал. Она немедленно откликнулась на поцелуй, и тогда его поцелуй стал более требовательным, более глубоким. Он все целовал ее и целовал, напряжение в ней нарастало, требовало выхода, и тогда ее маленький язычок жадно проскользнул между его зубами. Уин так увлеклась, пробуя Меррипена на вкус, возбуждение так сильно туманило голову, в ушах стоял такой шум, что она не сразу осознала, что лежит на спине с закинутыми за голову связанными руками.

Губы его скользнули к ее горлу. Он покрывал ее шею влажными медленными поцелуями.

– Где мы? – все же сумела спросить она, вздрогнув, когда его губы прикоснулись к особенно чувствительному месту.

– В коттедже егеря. – Меррипен задержался на этом чувствительном месте, и она заметалась, извиваясь под ним.

– Где егерь?

Голос у Кева был чуть хрипловатым от страсти.

– У нас пока нет егеря.

Уин потерлась щекой и подбородком о его черные густые волосы, наслаждаясь ощущениями.

– Отчего я никогда раньше не видела этот дом?

Он поднял голову.

– Этот дом в глубине леса, – прошептал он. – Вдали от шума. – Он играл с ее грудью, нежно разминая сосок. – Егерю нужны тишина и покой, чтобы заботиться о зверье.

Уин могла бы описать свои ощущения как угодно, но тихими и спокойными они не были. Она умирала от желания прикоснуться к нему, обнять его.

– Кев, развяжи мне руки.

Кев лишь покачал головой. Он лениво провел рукой по ее груди, и она прогнулась ему навстречу.

– О, пожалуйста, – задыхаясь, говорила она. – Кев…

– Тсс, – пробормотал он. – Еще не время. – Он жадно прижался губами к ее губам. – Я так долго тебя хотел. Ты мне слишком сильно нужна. – Он прикусил ее нижнюю губу с возбуждающей нежностью. – Одно прикосновение твоих рук, и я не продержусь и секунды.

– Но я хочу обнимать тебя, – жалобно сказала она.

При взгляде на его лицо Уин пробила дрожь.

– Подожди. Скоро ты будешь обнимать меня всем своим телом, и снаружи и изнутри. – Он осторожно накрыл ладонью ее грудь, в которой бешено билось сердце. Опустив голову, он поцеловал ее горячую щеку и прошептал: – Ты понимаешь, что я собираюсь сделать, Уин?

Она судорожно вздохнула.

– Я думаю, что понимаю. Амелия как-то рассказывала мне. И конечно же, каждый видит овец с баранами и коров с быками весной.

В ответ на это он усмехнулся, что бывало с ним редко.

– Если меня будут оценивать по этим стандартам, то проблем у меня не будет совсем.

Она захватила его в кольцо своих рук, по-прежнему связанных на запястьях, и приподнялась, чтобы дотянуться губами до его губ. Он поцеловал ее, толкнул обратно на кровать и коленом развел ей бедра. Сначала чуть-чуть, потом еще и еще шире, пока она не почувствовала давление там, где сосредоточился жар. Несильное ритмичное трение заставляло ее извиваться, вздрагивать от наслаждения. Каждый толчок вызывал в ней новую волну восторга. У нее кружилась голова. Словно в тумане она подумала о том, что, делая это с человеком, которого так давно знаешь, пожалуй, чувствуешь куда больше стыда, чем если делать это с тем, кого не знаешь совсем.

Ночь уступила место утру. Серебристый солнечный свет проник в комнату. Лес ожил – проснулись птицы: горихвостки, ласточки. Уин подумала о тех, кто остался в доме. Скоро они узнают, что ее нет. По телу ее прокатилась дрожь страха при мысли о том, что ее могут начать искать. Если она вернется домой девственницей, то их совместное с Меррипеном будущее окажется под большим вопросом.

– Кев, – с волнением в голосе прошептала она, – может, тебе лучше поторопиться?

– Зачем? – спросил он, уткнувшись губами ей в шею.

– Я боюсь, что кто-нибудь нас остановит.

Он поднял голову.

– Никто нас не остановит, пусть этот домик хоть целая армия возьмет в кольцо. Пусть грохочут взрывы. Пусть сверкает молния. Это все равно произойдет.

– И все же я думаю, что тебе стоит немного поторопиться.

– Ты так думаешь? – Меррипен улыбнулся так, что у нее от счастья перестало биться сердце. Когда Меррипен расслаблялся и чувствовал себя счастливым, он превращался в самого красивого мужчину на земле.

Он умело отвлек ее жаркими поцелуями. Одновременно он схватился обеими руками за ворот ее ночной сорочки и потянул в разные стороны. Ткань затрещала. Он разорвал сорочку напополам с такой легкостью, словно она била сшита из папиросной бумаги. Уин вскрикнула, но продолжала лежать смирно.

Меррипен приподнялся. Схватив ее за связанные запястья, он еще раз закинул ей руки за голову, любуясь ее обнаженным телом. Он смотрел на ее бледно-розовые соски. Тихий стон, что сорвался с его губ, заставил ее вздрогнуть. Он наклонился и сомкнул губы вокруг ее соска. Лизнул его языком. Он был таким жарким, что Уин вздрогнула словно от ожога. Когда Меррипен поднял голову, сосок ее был краснее и туже, чем когда бы то ни было.

Глаза его заволокло страстью, когда он принялся за другую грудь. Язык его превратил мягкий сосок в набухшую почку, затем успокоил его, несколько раз ласково лизнув. Уин прижималась грудью к его губам и тихо всхлипывала. Сильные руки Меррипена скользили по ее телу, вызывая ощущения почти невыносимой остроты.

Положив руки ей на бедра, он попытался их развести, но Уин крепко сжала их.

– Я думал, ты сказала, надо поторопиться? – прошептал Меррипен у самого ее уха.

– Развяжи мне руки, – смущенно взмолилась Уин. – Мне нужно… ну, мне нужно помыть…

– Помыть? – Озадаченно на нее посмотрев, Меррипен развязал шелковый шарф, удерживающий ее запястья. – Что помыть? Комнату?

– Нет. Я имею в виду… себя.

Между его темными бровями пролегла складка недоумения. Он погладил ее тесно сжатые ноги, и Уин рефлекторно сжала их еще сильнее. Осознав проблему, он едва заметно улыбнулся. Волной его захлестнула нежность.

– Это тебя беспокоит? – Он осторожно раздвинул ей ноги, провел пальцами по влажному следу. – То, что ты влажная тут?

Уин закрыла глаза и кивнула, сдавленно сглотнув.

– Не надо переживать, – успокоил ее Меррипен, – это хорошо, так и должно быть. Это поможет мне войти в тебя, и… – Дыхание его стало сбивчивым. – О, Уин, ты такая чудная. Позволь мне…

Сгорая от стыда, Уин позволила ему еще шире развести ее бедра. Она пыталась лежать смирно, но бедра ее вздрогнули, когда он погладил место, которое стало почти болезненно чувствительным. Он с нежностью принялся ласкать ее мягкую женскую плоть.

Еще больше влаги, еще больше жара. Палец его скользнул внутрь. Уин напряглась, замерла и вскрикнула, и он тут же убрал руку.

– Я сделал тебе больно?

Она подняла ресницы.

– Нет, – изумленно сказала она. – На самом деле я никакой боли не почувствовала. – Она приподнялась и посмотрела на себя там. – Там есть кровь? Может, мне надо…

– Нет, Уин. – На лице его было почти комичное выражение смятения. – То, что я только что сделал, не может причинить боль, и крови от этого тоже не будет. – Короткая пауза. – Однако когда я войду в тебя… тебе, наверное, будет очень больно.

– Вот как. – Пару секунд она обдумывала сказанное, а затем бросила опасливый взгляд на солидную выпуклость, натянувшую его брюки.

– Как вы его называете?

– Кори. То есть шип.

– Он слишком большой для шипа, – покачала головой Уин. – Могли бы придумать более подходящее слово. Но я думаю… – Она сделала глубокий вдох и опустила руку вниз. – Полагаю, если любишь розы, то должна… – Палец Меррипена снова оказался у нее внутри… – То должна терпеть и шипы время от времени.

– Очень философично. – Он нежно ласкал ее там, внутри.

Сладостно-греховное напряжение внизу живота нарастало.

– Кев, что я должна делать?

– Ничего. Просто позволь мне доставить тебе удовольствие.

Всю свою жизнь Уин так жадно хотела этого, даже не вполне понимая, что это такое – медленное восхитительное слияние с ним, сладостное растворение себя в нем. Эта полная капитуляция друг перед другом. Не было ни тени сомнений в том, что он полностью владеет ситуацией, и в то же время он смотрел на нее как на чудо. Она впитывала новые ощущения, и тело ее горело от жара.

Меррипен ни за что не позволит ей скрыть хотя бы малую часть себя от него… Он брал то, что хотел, поворачивая и приподнимая ее тело, перекатывая ее то так, то эдак, осторожно, бережно и в то же время страстно. Он целовал ее под мышками, язык его прослеживал каждый изгиб ее тела, проникал в каждую влажную ложбинку. Постепенно копившееся наслаждение приняло форму чего-то темного и первозданного, и Уин застонала от невыносимого желания.

Стук ее сердца отдавался во всем ее теле, в груди, в конечностях, в животе, даже на кончиках пальцев рук и ног. Меррипен довел ее до безумия, и это безумие переполняло Уин. Она умоляла его о передышке.

– Еще рано, – сообщил он ей, хрипло дыша. В голосе его она услышала триумф, природу которого еще не понимала.

– Прошу тебя, Кев…

– Ты так близко, я это чувствую. О Боже… – Он взял ее голову в ладони, крепко поцеловал в губы и сказал: – Ты еще не хочешь, чтобы я перестал. Дай покажу почему.

Она всхлипнула, когда он скользнул ниже между ее ног и голова его склонилась к тому набухшему месту, которое он мучил своими пальцами. Он прижался к ней губами, лаская языком солоноватую плоть, разводя ее бедра большими пальцами. Уин попыталась сесть и выпрямиться, но упала на спину, когда он нашел то, что хотел. Язык его был сильным и влажным.

Уин лежала перед ним, распростертая, как дева, приносимая в жертву языческим богам, освещенная утренним светом, который уже щедро лился из окна. Меррипен пестовал ее, ласкал жарким влажным языком, вбирая вкус ее возбужденной плоти. Он пировал над ней. Он наслаждался пиром.

Уин в отчаянии цеплялась за его волосы. Потеряв стыд, она направляла его. Тело ее прогибалось ему навстречу. Оно требовало еще и еще. Она стонала под его ласками, принявшими все убыстряющийся четкий ритм. Наслаждение охватило ее, скрутило, и тогда удивленный крик сорвался с ее губ. Она замерла на несколько мучительных секунд. Вселенная замерла, планеты перестали вращаться, время перестало отсчитывать секунды, пульс жизни замер на Земле и в космосе. Все растворилось в этом всепоглощающем жаре, все сосредоточилось на этой крохотном скользком пятачке, и затем невидимые огненные обручи, что держали в плену ее и весь мир, раскололись на мелкие осколки; все чувства, сама жизнь вырвалась на свободу, оставив ее трепетать в благоговейном восторге.

Уин безвольно раскинулась. Дрожь постепенно стихала. Она чувствовала какое-то светлое изнеможение, она не могла и не хотела шевелиться – так хотелось насладиться этим состоянием полного умиротворения. Меррипен оставил ее, чтоб снять с себя остальную одежду. Нагой и возбужденный, он вернулся к ней. Он навис над ней – изголодавшийся, мужественный.

Она протянула к нему руки и что-то сонно пробормотала. Спина его была жесткой и скользкой под ее ладонью, мускулы жадно вздрагивали под ее пальцами. Голова его опустилась, его выбритая щека скользнула по ее щеке. Уин принимала его власть с совершенной покорностью, согнув колени и приподняв бедра ему навстречу.

Вначале он толкнулся в нее с нежной осторожностью. Невинная плоть сопротивлялась, откликнувшись на вторжение острой болью. Он толкнулся сильнее, и Уин закусила губу от обжигающей боли. Шип Меррипена был слишком большой, слишком твердый. Уин заметалась, рефлекторно стремясь избежать боли, но Меррипен придавил ее своим весом, заклиная Уин лежать смирно. Он ласковым шепотом просил ее потерпеть немного, обещал, что не будет двигаться, что сейчас ей станет лучше. Они оба замерли, тяжело дыша.

– Мне прекратить? – хрипло пробормотал Кев. Лицо его свело от напряжения.

Даже сейчас, в момент острейшего желания, он беспокоился о ней. Понимая, чего ему стоило задать ей этот вопрос, понимая, как сильно он хочет ее, Уин чувствовала, как ее переполняет нежность.

– Даже не думай останавливаться, – прошептала она в ответ, опустила руки и стыдливо погладила его по ягодицам, желая приободрить. Он застонал и начал движение. Он дрожал, с каждым толчком впечатывая себя в нее.

Несмотря на то что каждый его толчок отзывался в ней острой болью, Уин старалась сделать так, чтобы он входил в нее все глубже. Речь не шла об удовольствии или боли – она испытывала острейшую потребность в том, чтобы он был в ней.

Меррипен смотрел на нее сверху вниз, и глаза его ярко горели на разгоряченном лице. В чертах его была ярость и желание, но и еще что-то, словно он не вполне понимал, где он и что с ним, словно он испытывал нечто из ряда вон выходящее. Только сейчас Уин начала понимать невероятную силу его страсти, копившуюся год от года, несмотря на все его усилия задушить в себе эту страсть. Как упорно боролся он с судьбой по причинам, которые она до сих пор не вполне понимала! Но сейчас он овладел ее телом с почтением и любовью, которые превосходили все прочие чувства.

И при этом он любил ее как женщину, а не как какое-то бесплотное существо. Его чувства к ней были вполне земными, вполне плотскими. Он вожделел ее. Все было именно так, как хотела она.

Уин принимала его раз за разом, обхватив своими стройными ногами, уткнувшись лицом в его шею. Ей нравились те звуки, что он издавал, его тихое рычание, его тяжелое дыхание. Ей нравилась его мощь. Сила, с которой он обнимал ее, и сила, с которой он входил в нее. Нежно она погладила его спину и бока и покрыла поцелуями шею. Казалось, ее ласки напитывают его новой силой, движения его ускорились, глаза закрылись. И затем он толкнулся еще раз снизу вверх и задрожал всем телом, словно умирая.

– Уин, – застонал он, уткнувшись лицом в ее шею. – Уин. – И это слово из одного слога несло в себе больше веры и страсти, чем тысяча молитв.

Прошли минуты до того, как они нашли в себе силы говорить. Они лежали обнявшись, влажные от испарины, соединившись телами и не желая разъединяться.

Уин улыбнулась, почувствовав, как губы Меррипена скользнули по ее лицу. Прикоснувшись к ее подбородку, он нежно ущипнул ее.

– Не на пьедестал, – ворчливо сказал он.

– Хм? – Она пошевелилась, подняв руку к начинавшей покрываться щетиной щеке. – Что ты имеешь в виду?

– Ты сказала, что я возвел тебя на пьедестал, помнишь?

– Да.

– Так не было никогда. Я всегда носил тебя в своем сердце. Всегда. Я думал, что этого будет достаточно.

Тронутая его признанием, Уин нежно его поцеловала.

– Что произошло, Кев? Почему ты изменил свое решение?