Глава 20
Беатрис вошла в переднюю Спрингделла и принялась расстегивать влажное пальто. Теперь нужно повесить его на кухне и проследить, чтобы оно не село от жара, идущего от печи.
Когда-нибудь у Калли будет горничная, которая и станет выполнять подобную работу, если Лоренс преодолеет свою дурацкую нелюбовь к слугам.
Нужно отдать должное Калли, давно заброшенный дом теперь выглядел уютным, по крайней мере те помещения, где жили эти двое. Калли так все выдраила, что особняк буквально сверкал.
До чего раздражает то обстоятельство, что Калли так трудно ненавидеть. Насколько было бы легче, окажись новая хозяйка Эмберделла избалованным тщеславным созданием!
Беатрис становилось плохо при мысли о том, что могло случиться в тот день. Пустоголовая кобылка могла убить Калли.
Она прогнала печальные мысли и изобразила улыбку. Ради Генри. Все еще не сняв пальто — да кто бы его взял у нее? — она отправилась в кабинет мужа.
— Добрый вечер, дорогой. Полагаю, Джейкс уведомил тебя, что миссис Портер благополучно добралась до дома.
Генри сидел в любимом кресле, глядя в огонь. Он не посмотрел на нее с обычной учтивой, но приветливой улыбкой.
— Беатрис.
Она застыла. Беатрис, не Бетти, имя, которое она ненавидела.
— Да? Я должна повесить сушиться пальто, прежде чем оно…
— Беатрис, когда Лоренс приехал узнать о жене, ты сказала ему, что Салли только что вернулась.
Черт бы побрал Джейкса!
Беатрис с невинным видом уставилась на него.
— Не помню. Я так волновалась, что сама не знала, что говорила.
Генри повернулся и взглянул на нее в упор. Она едва не попятилась, увидев в его глазах горькое разочарование.
— Беатрис, лошадь к тому времени уже простояла в конюшне несколько часов. У меня создалось впечатление, что ее с благодарностью вернули. Впечатление, которое создала ты.
Она широко раскрыла глаза:
— Я думала, что Салли оставили у конюшни, никого не предупредив.
Теперь взгляд Генри похолодел как зимний лед.
— Беатрис, я спрошу всего раз, и ты ответишь правду.
Она наклонила голову, глотая слезы.
— Конечно, Генри, как всегда.
— Это ты замышляла недоброе против жены Лоренса?
Облегчение охватило Беатрис. Она мило улыбнулась.
— Конечно, нет, дорогой. Что за глупый вопрос!
Она увидела, как волну гнева разбавило сомнение, и поняла, что снова победила. Подавшись вперед, она припала поцелуем к его лысеющей макушке.
— Наслаждайся трубкой, дорогой.
Выходя из кабинета, она снова облегченно вздохнула. Слава богу, что Генри задал вопрос именно в такой форме.
Рен метался по спальне. Новой, той, в которой он решил поселиться. Хозяйской спальне. Смежной с комнатой Каллиопы.
За окном занимался рассвет. Хотя все тело ныло, ему сейчас не до отдыха.
Вчера она едва не погибла. Похоже, кто-то хочет выжить его жену из Эмберделла.
Изгнать… или убить.
Но почему? Она здесь всего неделю. Но первая попытка состоялась уже на второй день. Даже Уортингтон не могла так быстро обзавестись врагами… разве что Дейд Уортингтон обладал подобными способностями. И все же Калли никому не причинила зла, ни с кем не поссорилась. Их обвенчали в деревне, в гостиной викария, и менее чем через сутки кто-то намеренно толкнул лестницу, чтобы Калли свалилась вниз. Она наверняка разбилась бы о булыжник двора.
Но, может, дело не в Каллиопе, и именно поэтому он так упорно старался не думать о покушениях. Именно по этой причине не желал слушать, когда она рассказывала о своих подозрениях.
Мужчина с прошлым должен понимать, что это прошлое может преследовать его, как гончая — добычу.
Гигант…
Когда-то Рен был частью того, что считал чудом. Компания братьев, товарищей по оружию, клуб, такой великолепный и восхитительно тайный, каким должен быть каждый мальчишеский клуб. Одна беда, он был не мальчиком, а мужчиной на службе короны.
Но даже корона при необходимости отречется от этого сборища. Воры, шпионы, саботажники… и наемные убийцы, вроде гиганта.
Человек жил в клубе. Или умирал в клубе. Но никогда его не покидал.
Кроме Рена. Он считал свой долг полностью выплаченным. Но, возможно, были те, кто считал эту плату недостаточной.
ОН УМЕР за этот клуб. Избитый до полусмерти на грязном причале, оставленный истекать кровью за свою честь и преданность короне. Если бы не корабль с ранеными солдатами, которых выносили на сушу, если бы не медики, хорошо знавшие, что делать, он не вернулся бы к жизни.
Много недель Рен лежал без сознания. Много месяцев. А очнулся полубезумным от боли. Таким изломанным, что едва мог ходить, едва мог говорить. И все же сполз с больничной койки, надел чистый костюм, с надеждой оставленный на стуле, и просто вышел.
Они все равно его нашли… или он их нашел. Движимый яростными мыслями о мести, о желании вернуть потерянное, он направил на них изломанное, горячечное тело, как оружие, полный решимости заставить увидеть то, что они сотворили своим предательством.
Ибо его предали, отдали в руки врага, и предал один из близких друзей за кошель с золотом и похвалу Наполеона.
Враг одного за другим находил тех, кого этот предатель выдал, атаковал, убивал, как пытались убить и Рена.
Теперь его бывшие собратья вернулись и послали самого опасного из них охотиться за хорошенькой, странной добросердечной молодой женщиной, никогда не слышавшей ни о них, ни об их миссии.
Нет, дело совсем не в Каллиопе. Дело в нем.
Но какова их цель? Заставить его замолчать? Какая теперь необходимость в его молчании? Война на полуострове завершилась, и Наполеону скоро придет конец.
Каллиопа… Калли…
Он остановился, положил руку на каминную доску и уставился в красные глаза тлеющих углей. Прошлой ночью она нанесла ему смертельный удар, когда поглотила его, взяла в теплый влажный рот и заставила выкрикнуть свое имя… а ведь этот акт должен знаменовать господство. Унижение.
Но получился почти священным: благословением, счастьем, даром.
В тот момент он был слишком поглощен собственными ощущениями, чтобы это осознать. Но Калли стала ласкать его: ее ладони были словно прохладный бальзам, успокаивающий и нежный, хотя она все это время сосала и соблазняла его. И тогда он проник в ее рот еще глубже, хотя чувствовал, будто вторгаются в него. Насилуют и лишают девственности.
Она что-то сделала с ним. Поймала, заколдовала своим волшебным ротиком. Он уже не тот, каким был неделю назад.
Но уже и не тот, каким был три года назад. Стал совсем другим. Юношеская самоуверенность исчезла. Но пылкое сердце романтика все еще билось. Он был мужчиной, чьи горечь и отчаянье ушли навек, оставив шрамы, благородные боевые шрамы. Она стала даром. Преподала урок смирения и великодушия. И он у нее учился.
Над восточными холмами выглянул краешек солнца. Рен постарался не думать о том, как маленькие руки касались его обнаженного изуродованного тела, и сосредоточился на сегодняшней миссии.
Он намеревался отыскать гиганта.
Калли было, приказано оставаться дома, и, честно говоря, она не возражала. Она решила было поработать над рисунками, но образцы растений завяли, а накануне она не смогла принести свежие.
Погода была пасмурной и холодной, так что сидеть на подоконнике не хотелось. Чтение тоже не привлекало, потому что голова болела по-прежнему. Шитье казалось бессмысленным, поскольку светлый муслин был непоправимо испорчен. Все, что у нее оставалось, — голубое платье, но Калли надеялась, что мистер Баттон выполнит свое обещание и через несколько дней пришлет новые.
Ну, а пока она испытывала совершенно непривычное для себя состояние — скуку.
А это было крайне опасно для Уортингтонов. Скука грозила взрывами или пожарами. В крайнем случае наводнением.
В углу библиотеки стоял изящный китайский шкафчик, не более чем маленький ящичек, покрытый красным лаком, на высоких резных ножках с позолотой. Он буквально сиял в строго обставленной комнате, чем и привлек внимание Калли, не находившей себе места.
Она подковыляла ближе. Нагнулась, чтобы рассмотреть дверцы, инкрустированные слоновой костью. Сначала изысканные изображения показались ей бессмысленными, но, приглядевшись, она поняла, что это люди… или животные? Да, определенно люди, но с головами животных, сплетенные в странных позах, поднимавшиеся все выше, по ломаной, угловатой спирали…
Калли тихо ахнула. О! Люди со звериными головами… э… совокуплялись!
Выпрямившись, она скрестила руки на груди и с сомнением глянула на шкафчик. Неужели? А она считала мистера Портера человеком респектабельным. Конечно, он увлекается эротическими забавами, но таких извращений она не ожидала! Типичная утеха скверных мальчишек! Калли точно это знала. Что ни говори, а пять братьев…
Она снова нагнулась, чтобы изучить инкрустацию, прослеживая историю крошечных оргий в рисунках кончиком пальца… на случай, если обнаружится что-то новое.
Не то чтобы она раньше не видела эротических изображений. У мамы была прекрасная коллекция иллюстраций из древнеиндийского эротического руководства. Можно было многому научиться.
Но тут она случайно надавила на что-то, и маленькая гнутая дверца распахнулась.
«О, вот это удача».
Калли неуклюже опустилась на колени, заглянула внутрь и стала вынимать один крошечный предмет за другим.
Первым был сверток из шелка. Она развернула его, но внутри ничего не было. И поняла, что это длинный палантин — тонкий как паутина, выкрашенный в цвета павлиньего пера. Калли всем своим девичьим сердцем возмечтала о таком палантине, но тщательно сложила его и отодвинула в сторону. Зато нашла маленький квадратный ящичек, в котором лежало потрясающее кольцо с сапфиром размером с подушечку большого пальца Калли. Вокруг камня шли другие, поменьше и зеленые. Вероятно, изумруды. Хотя Калли никогда раньше их не видела… разве что среди драгоценностей в шкатулке в знаменательную ночь.
Но кольцо явно не было антикварным. Огранка и высокая посадка камней присущи современным украшениям. Очень похоже на то, которое недавно подарил герцог Йоркский своей любовнице. Об этом сплетничали все бульварные газеты.
Должно быть, ему лет пять, не больше. Элли сказала бы точнее. Она следила за модами и последними увлечениями богатых и титулованных, на случай, если когда-нибудь сама войдет в их общество. Если кто-то и способен подняться так высоко, так это Электра Уортингтон.
Кольцо и экзотический палантин, вне всякого сомнения, были предназначены женщине… питавшей пристрастие ко всему яркому и необычному.
Мистер Портер был влюблен. В женщину, которая не оставалась с ним так надолго, чтобы принять кольцо, которое Калли сжимала в руке. Кольцо, которому пять лет. Шрамы, которым четыре года.
Дары, отвергнутые и ненужные? Какая-то легкомысленная особа отвергла мистера Портера?
Любил ли он ее?
Любит ли сейчас?
Представив, как неизвестная отказывает Портеру, Калли задохнулась от ярости. Бесчувственная дрянь, видевшая его страдания и шрамы и равнодушно отвернувшаяся…
Нет, она просто смешна, если выдумывает истории о том, чего не знает! А вдруг дама до сих пор ждет мистера Портера? Чахнет где-то, пока этот упрямец отказывается показать ей свое изуродованное лицо и молить о любви.
Теперь она злилась на самого мистера Портера!
Калли глянула на сокровище, которое держала в руках, и рассмеялась над собой. Она становится такой же сентиментальной и странной, как мама!
Решительно отложив кольцо, Калли снова потянулась к дверце. Извлекла письмо в конверте из прекрасной бумаги, с восковой печатью, разглядев которую, открыла рот. Но тут же напомнила себе, что нехорошо читать чужие письма, и снова сунула руку в шкафчик. Отделение было узким, но глубоким, похожим на длинный французский багет. Ближе к стенке лежала маленькая инкрустированная деревянная шкатулка, плоская и продолговатая. Единственным украшением была вырезанная на крышке эмблема, странно напоминавшая восковую печать на письме.
Калли медленно подняла крышку, не в силах отделаться от ощущения, что шпионит за мужем.
Медаль, отливающая золотом, лежала на бархатном ложе. По краю вьется затейливая латинская надпись, в середине литой профиль не кого иного, как…
Глаза Калли остановились на письме, адресованном «Р». Одна буква. Ничего больше.
Мистер Лоренс хранил письмо, адресованное кому-то другому. Следуя логике Уортингтонов, это означало, что Кадли имела полное право его прочитать.
Да и печать все равно была сломана, и конверт легко открылся. Калли заглянула внутрь, нахмурилась, вытащила лист и развернула:
«Дражайший Рен!
Я все равно послал тебе чертову медаль, хотя знаю, как ты все это ненавидишь. Кроме того, несмотря на все твои протесты, я даровал тебе рыцарское звание.
Ад и проклятье! Рен, когда ты, наконец, перестанешь задирать нос и простишь нас? Я бы приказал тебе приехать, но ведь ты ослушаешься, и тогда мне придется повесить тебя за государственную измену, упрямый ты ублюдок! Надеюсь, тебе понравится китайский шкафчик. Хотя знаю, что не понравится. Но когда-то ты наверняка громко хохотал бы над ним!
Возвращайся к нам поскорее. Наше терпение на исходе. Можно сказать, заканчивается. Гео».
Чуть ниже размашистым почерком были дописаны три буквы, от вида которых у Калли перехватило дыхание.
«Е.К.В.».
Его королевское высочество. Гео. Георг. Принц Георг. Принц-регент.
«Я читаю королевское послание».
Рука Калли дрогнула, и листок затрепетал в пальцах.
«А теперь я кладу королевское послание в королевский конверт и запираю в королевском непристойном шкафчике».
Калли закрыла дверцу и отпрянула от шкафчика, как от огня.
И тут до нее дошло. Лоренс. Рен.
— Рен, — выдохнула Калли. Мистер Портер внезапно стал ближе, роднее, более понятным. Словом, стал Реном.
«Уверена, что это не просто дружеское письмо от принца-регента?»
Колени Калли подогнулись. Она почти рухнула на ковер, недоуменно глядя на неприличные фигурки слоновой кости и рассеянно потирая щиколотку. Медаль. Рыцарское звание. Друг по имени Георг.
«Кто вы, мистер Портер?»
«И когда я познакомлюсь с Реном?»
