Книга: Невинное развлечение
Назад: Глава 21
Дальше: Глава 23

Глава 22

— Где она?
Это все, что мог выдавить Гарри, прежде чем он набросился на князя.
Он вошел вслед за Владимиром в какую-то комнату в задней части дома. Паника росла с каждым шагом. Он понимал, что ведет себя глупо. Это могла быть ловушка. Кто-то, по-видимому, знал, что он работает на военное министерство. Иначе откуда Владимир узнал, что он говорит по-русски?
Может статься, что он идет на собственную казнь.
Но он должен был воспользоваться этим шансом.
Когда Гарри увидел князя в этой комнате, освещенной единственной свечой на голом столе, он не дал ему вымолвить ни слова и набросился на него. Страх сделал его сильным, и когда оба они грохнулись на пол, он зарычал:
— Где она? Что вы с ней сделали?
— Прекратите! — Владимир вклинился между ними и стал их разнимать. Только когда Гарри уже стоял на ногах, а Владимир удерживал его на расстоянии вытянутой руки от князя, до него дошло, что князь не сопротивлялся.
Князь был бледен и напуган.
— Что происходит? — шепотом спросил Гарри.
Алексей протянул ему листок бумаги. Гарри поднес его к свече. Записка была написана на кириллице. Гарри промолчал. Сейчас не время притворятся, что он не может прочесть записку.
«Если вы согласитесь сотрудничать, леди будет жива. Но стоить она будет дорого. Никому ничего не говорите».

 

Гарри поднял глаза.
— Откуда нам знать, что речь о ней? Они не назвали ее имени.
Алексей молча протянул руку. В кулаке у него была зажата прядь волос. Гарри хотел было сказать, что это могут быть и не ее волосы, что это могла быть другая женщина с таким цветом волос — того невероятного оттенка солнца и сливочного масла.
Но он узнал.
— Кто это написал? — спросил он. По-русски.
Первым заговорил Владимир:
— Мы думаем…
— Выдумаете? — взревел Гарри. — Выдумаете? Вам следует это узнать, и чем скорее, тем лучше, черт побери! Если с ней что-нибудь случится…
— Если с ней что-нибудь случится, — вмешался князь ледяным тоном, — я собственноручно перережу им горло. Справедливость восторжествует.
Гарри медленно повернулся к князю, стараясь унять поднимавшуюся к горлу тошноту.
— Мне не нужна справедливость, — низким, напряженным от ярости голосом сказал он. — Мне нужна она.
— Мы ее найдем, — сказал Владимир, бросив на князя предостерегающий взгляд. — Она не пострадает.
— Кто вы?
— Не имеет значения.
— Я полагаю, что имеет.
— Я тоже работаю на военное министерство. — Он чуть пожат плечами. — Иногда.
— Простите меня, но вы не сумели завоевать мое доверие, — отрезал Гарри.
Владимир посмотрел на Гарри так же, как в бальном зале — тем же прямым пристальным взглядом, который лишил его спокойствия. Было ясно, что он гораздо более важный человек, чем просто телохранитель при князе.
— Я знаком с Фицуильямом, — тихо сказал он.
Гарри похолодел. Никто не знал Фицуильяма — если только тот сам этого не хотел. У Гарри голова пошла кругом. Зачем было Фицуильяму приказывать ему наблюдать за князем Алексеем, если этим должен был заниматься Владимир?
— Ваш человек Уинтроп ничего не знает про меня, — сказал Владимир, предвидя следующий вопрос Гарри. — Его положение не настолько высоко, чтобы знать обо мне.
Насколько было известно Гарри, единственным человеком, который был выше по положению, чем Уинтроп, был сам Фицуильям.
— Так что же происходит? — снова спросил Гарри, стараясь говорить спокойно.
— Я не поклонник Наполеона, — сказал князь Алексей. — Им был мой отец, но я нет.
Гарри посмотрел на Владимира.
— Он не работает со мной, — кивнул Владимир на князя. — Но он… помогает. Он дал деньги. И разрешил использовать свою страну.
— Какое это имеет отношение… — спросил Гарри.
— Есть люди, которые попытаются его использовать, — прервал его Владимир. — Он неоценим, будь то живой или мертвый. Я его защищаю.
Поразительно. Владимир действительно телохранитель князя Алексея. Одна крошечная правда в паутине лжи.
— Он приехал, как и сказал, чтобы навестить своего кузена, — продолжал Владимир. — Это удобный случай для моей встречи с моими сотрудниками в Лондоне. К сожалению, интерес князя к леди Оливии не остался незамеченным.
— Кто за ней следил?
Владимир на мгновение отвел взгляд, и Гарри понял, что это плохо. Если Владимир не может смотреть ему прямо в глаза, значит, Оливия в серьезной опасности.
— Я не уверен, — сказал наконец Владимир. — Я пока не знаю, замешана ли здесь политика или просто деньги. Князь очень богатый человек.
— Мне говорили, что его финансовое положение в последнее время пошатнулось, — заметил Гарри.
— Это правда, — подтвердил Владимир, подняв руку, чтобы князь не начал оправдываться. — Но у него еще очень много всего. Земля. Драгоценности. Более чем достаточно, чтобы преступник потребовал выкуп.
— Но она не…
— Кто-то думает, что я планировал сделать ей предложение, — вмешался князь.
— А это не так?
— Я сначала хотел. Но она… Она влюблена в вас. Мне в принципе не нужна женщина, которая будет меня любить. Но я не потерплю рядом с собой женщину, которая любит другого.
Гарри скрестил руки на груди.
— Вашим врагам, по-видимому, не разъяснили ваших намерений.
— Меня не следует винить за это. — Алексей сглотнул, а Гарри в первый раз с тех пор, как узнал князя, увидел, что он чувствует себя неловко. — Я не могу контролировать то, что обо мне думают другие.
— Что мы будем делать сейчас? — спросил Гарри у Владимира.
Владимир посмотрел на него так, что Гарри понял, что ему не понравится то, что он услышит.
— Ждать. На нас снова выйдут.
— Я не собираюсь ждать…
— А что вы предлагаете? Опросить каждого гостя, всех до единого? В записке сказано, что мы не должны никому ничего говорить. Мы уже не послушались — рассказали вам. Если это такие люди, какими я себе их представляю, мне не хотелось бы, чтобы мы их рассердили.
— Но…
— Вы хотите дать им повод причинить ей боль? — нетерпеливо отрезал Владимир.
Гарри почувствовал, будто кто-то его душит. Он понимал, что Владимир прав, а у него самого нет никаких идей.
Это его убивало. Тревога. Беспомощность.
— Кто-то должен был что-то видеть, — сказал он.
— Я собираюсь это расследовать, — ответил Владимир.
— Я пойду с вами.
— Нет, — остановил его Владимир. — Вы слишком взволнованны и не сможете принять правильное решение.
— Я не могу ничего не делать. — Гарри снова почувствовал себя юным и беспомощным перед лицом проблемы, решить которую он не может.
— Вы еще успеете много сделать. Но позже.
Гарри смотрел, как Владимир идет к двери, но прежде, чем тот успел выйти, он крикнул:
— Подождите!
Владимир обернулся.
— Она пошла в дамскую комнату. Она пошла туда после… — Гарри откашлялся. — Я знаю, что она пошла в дамскую комнату.
Владимир кивнул:
— Это может помочь.
Когда Владимир ушел, Гарри посмотрел на Алексея.
— Вы говорите по-русски, — сказал князь.
— Моя бабушка отказывалась говорить с нами по-английски, — признался Гарри.
— Моя бабушка была из Финляндии. Она была такая же.
Гарри опустился на стул и обхватил голову руками.
— Это хорошо, что вы говорите на нашем языке. Не многие наши соотечественники говорят по-русски.
Гарри попытался не слушать князя. Ему надо было подумать. Он не знал, с чего начать. Может ли он что-либо знать, что помогло бы определить, где находится Оливия? Для этого ему было необходимо сосредоточиться.
Но Алексей не унимался:
— Меня всегда удивляет, когда…
— Помолчите! — вырвалось у Гарри. — Просто помолчите. Ничего не говорите, если только это не касается Оливии. Вы меня поняли?
Алексей немного помолчал, а потом подошел к книжному шкафу, извлек из него бутылку и два стакана. Он напил что-то — скорее всего водку — в оба стакана и молча поставил один стакан перед Гарри.
— Я не пью, — не поднимая головы, сказал Гарри.
— Это вам поможет расслабиться.
— Нет.
— Вы говорите, что вы русский? И вы не пьете водку?
— Я не пью вообще ничего, — отрезал Гарри.
Алексей посмотрел на Гарри с любопытством, а потом сел в дальнем углу комнаты.
Стакан оставался нетронутым почти час. Когда Алексей наконец понял, что Гарри сказал правду, он взял стакан и осушил его.

 

Минут через десять Оливии наконец удалось настолько утихомирить свое тело, чтобы ее мозг начал работать. У нее не было абсолютно ни одной мысли по поводу того, что она могла бы сделать, чтобы спастись, но ей показалось разумным собрать как можно больше информации.
Вычислить, где она находится, было совершенно невозможно. Или? Она с трудом села и начала изучать комнату, хотя в полумраке мало что можно было разглядеть. Свечу забрал тот стриженый.
Комнатка была небольшой и скудно обставленной, но не убогой. Оливия придвинулась ближе к стене и скосила глаза на штукатурку. Потом потерлась об нее щекой. Стена была гладкой. Никаких изъянов или осыпающейся побелки. Подняв глаза, она увидела на стыке стен и потолка лепнину в форме короны. С того места, где она сидела, было трудно разглядеть дверь, но ручка в виде шара была явно высокого качества.
Неужели она все еще в резиденции посла? Вполне возможно. Она наклонилась и дотронулась щекой до своей голой руки. Кожа была теплой. Разве она не почувствовала бы, если бы ее несли по улице? Правда, она не знает, как долго она была без сознания. Возможно, она здесь уже несколько часов. Все же она не чувствовала, будто была где-то вне дома.
Она чуть было не рассмеялась нервным смехом.
О чем она только думает? Она не чувствовала? Что это означает? Неужели она собирается принимать какие-то решения, основанные на том, что она якобы чувствовала? Или на том, что могло или не могло произойти, когда она была без сознания?
Она заставила себя перестать что-то придумывать. Надо успокоиться. Она ничего не добьется, если начнет впадать в истерику каждые пять минут. Она умна и способна сохранять хладнокровие.
Она должна сохранять самообладание и не терять голову.
Что ей известно о резиденции посла? Она была здесь дважды — в первый раз, когда ее представляли князю Алексею, и сегодня вечером на балу.
Здание было огромным — настоящий дворец в самом центре Лондона. Здесь наверняка множество комнат, где можно было бы спрятать человека. Возможно, эта комната в числе помещений для прислуги. Она попыталась представить себе, как выглядят комнаты для прислуги в ее доме. В них тоже есть лепнина? И такие же дверные ручки?
К сожалению, она понятия не имела.
Черт. Почему она этого не знает? Разве она не должна была это знать?
У дальней стены было окно, но оно было задрапировано тяжелыми бархатными шторами. Их цвет — красные? синие? — было невозможно определить. В комнате было слишком темно. Единственным светом, проникавшим через полукруглую часть закрытого шторами окна, был свет луны.
Она задумалась.
Интересно, подумала она, если ей удастся каким-то образом сползти с кровати, сможет ли она выглянуть в окно? Но как сползти? Ноги связаны так туго, что невозможно сделать даже шажок. А с завязанными за спиной руками как она сможет удержать равновесие?
Не говоря уж о том, что она должна все это проделать в полной тишине. Что будет, если похититель не найдет ее на кровати — там, где он ее оставил? Осторожно и очень медленно она спустила ноги с кровати и стала двигаться к краю, пока ее ступни не коснулись пола. Двигаясь с той же осторожностью, она смогла встать, а потом мелкими шажками подошла к окну.
Окно. Почему оно показалось ей таким знакомым?
Потому что это окно, напомнила она себе нетерпеливо. Окна редко отличаются какими-либо вычурными архитектурными деталями.
Когда она уже была у цели, она осторожно наклонилась и попыталась отодвинуть штору лицом. Сначала она прислонила щеку, а потом попыталась зацепить край шторы носом. Ей пришлось предпринять четыре попытки, прежде чем удалось немного отодвинуть штору, а плечом заблокировать ее, чтобы она не соскользнула обратно.
Она уперлась лбом в стекло и… ничего не увидела. Стекло запотело от ее дыхания. Она повернула голову, чтобы щекой очистить запотевшее место, и снова выглянула.
Она по-прежнему почти ничего не видела, но была уверена, что находится высоко — на пятом или шестом этаже, — ей были видны крыши многих соседних домов.
А еще она увидела луну.
Ей была видна луна и из другой комнаты — той, где они с Гарри занимались любовью. Она видела ее через верхнюю полукруглую часть окна.
У этого окна был точно такой же верх с таким же рисунком переплетов — в виде раскрытого веера.
Значит, она все еще в резиденции посла. Ее, конечно, могли перевезти и в другое здание с таким же рисунком окон, но это все же маловероятно, не так ли? Резиденция посла была огромной. Это был практически дворец. В этой части Лондона было достаточно места для таких великолепных зданий.
Вытянув шею, она заглянула за край шторы. Потом приложила к стеклу ухо, пытаясь уловить какие-нибудь звуки. Музыку? Человеческие голоса? Неужели нет никаких признаков того, что в этом здании происходит грандиозный бал?
Но может быть, она вовсе не в резиденции посла? Нет. Здание такое большое, что сюда могут и не доноситься какие-либо звуки.
Поэтому она ничего и не слышит.
Но шаги она все же услышала. Сердце подскочило у нее в груди, и она мелкими прыжками сумела добраться до кровати и повалиться на нее как раз в тот момент, когда она услышала щелчки открываемого замка.
Когда дверь отворилась, она начала отчаянно биться. Это был единственный способ скрыть свое тяжелое дыхание.
— Я велел тебе не дергаться, — отругал ее похититель. В руках у него был поднос с чайником и двумя чашками.
Оливия почувствовала запах горячего чая. Запах был божественным.
— Видите, какой я вежливый? — Он поставил поднос на стол. — Мне тоже однажды завязали рот. От этого пересыхает в горле.
Оливия не знала, как ей реагировать на такое заявление. Именно — как. Он же знал, что она не может говорить.
— Я развяжу тебе рот, чтобы ты могла выпить чаю. Но ты должна вести себя тихо. Если ты произнесешь хотя бы звук, кроме тихого, шепотом, «спасибо», мне придется опять тебя вырубить.
Она посмотрела на него в испуге.
Он пожал плечами:
— Это сделать очень просто. Мне уже раз приходилось, и у меня неплохо получилось. Думаю, что после этого у тебя даже не будет болеть голова.
Оливия заморгала. Голова у нее действительно не болела. Что он с ней сделал?
— Так ты будешь вести себя тихо?
Она кивнула. Надо было, чтобы он развязал ей рот. Если ей удастся поговорить с ним, может быть, она сможет убедить его, что это ошибка.
— Не пытайся совершить что-нибудь героическое, — предостерег он ее веселым тоном, словно не мог себе представить, что она на это решится.
Она покачала головой, стараясь, чтобы ее взгляд был серьезным. Это был единственный способ общения до того, как он развяжет ей рот.
— Я думаю, чай готов, — сказал он. — Мы же не хотим, чтобы он… как это говорится?
Он был русский. По одной этой фразе — «Как это говорится?» — Оливия узнала акцент и определила его национальность. Он говорил точно так же, как князь Алексей.
— Какой же я глупец, — сказал он, разливая чай по чашкам. — Ты же не можешь ничего сказать.
Он развязал ей рот. Оливия закашлялась, и ей понадобилось несколько секунд, прежде чем она смогла заговорить. Глядя прямо ему в глаза, она сказала:
— Перестоял.
— Не понял.
— Чай. Вы не хотели бы, чтобы он перестоял.
— Перестоял. — Он повторил слово, будто пробуя его на вкус и закрепляя его в своей памяти. Он удовлетворенно кивнул и протянул ей чашку.
Она состроила гримасу и чуть пожала плечами. Как она должна держать чашку? Или он забыл, что у нее связаны руки?
Он улыбнулся. Однако его улыбка не была жестокой. И не снисходительной. Она была почти… печальной.
Это дало Оливии надежду. Небольшую, но все же.
— Боюсь, что я не настолько тебе доверяю, чтобы развязать тебе руки.
— Я обещаю, что не буду…
— Не давайте обещаний, которые не можете выполнить, леди Оливия.
Она хотела было запротестовать, но он не дал ей говорить.
— Я не думаю, что ты понимаешь, что даешь ложные обещания. Но тебе может показаться, что у тебя есть возможность, и ты захочешь ею воспользоваться и сделаешь какую-нибудь глупость, а мне придется сделать тебе больно.
Это был эффективный способ прекратить дискуссию.
— Я думал, что ты со мной согласишься, — добавил он. — Ты достаточно мне доверяешь, чтобы! позволить мне подержать твою чашку?
Она медленно покачала головой. Он засмеялся:
— Ты умная женщина. Очень умная. Глупость выводит меня из себя.
— Один человек, которого я очень уважаю, советовал мне никогда не доверять тому, кто просит ему доверять, — тихо сказала Оливия.
— Этот человек — мужчина? — со смешком спросил похититель.
Оливия кивнула.
— Он хороший друг.
— Я знаю.
— Пей. — Он поднес чашку к ее губам. — В данном случае у тебя нет другого выбора, как только довериться мне.
Она сделала глоток. Выбора у нее действительно не было, а горло страшно пересохло.
Он поставил на стол ее чашку и взял свою.
— Обе чашки налиты из одного чайника, — сказал он, сделав несколько глотков. — Но тебе необязательно мне доверять.
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза:
— Между мной и князем Алексеем нет никакой связи.
— Вы думаете, что я дурак, леди Оливия?
Она покачала головой:
— Он ухаживал за мной, это правда. Но я его больше не интересую.
Похититель немного подался вперед.
— Вы исчезли почти на час сегодня вечером, леди Оливия.
Оливия почувствовала, что краска начинает заливать ее щеки, но понадеялась на то, что в темноте он этого не заметит.
— В это же время исчез князь Алексей.
— Он был не со мной.
Похититель отпил из чашки.
— Я не знаю, как это сказать и при этом не оскорбить тебя, — пробормотал он, — но от тебя пахнет… как это говорится?
У Оливии было такое чувство, что он знает совершенно точно, как это выразить. И как бы это ни было унизительно, у нее не было другого выбора.
— Я была с мужчиной. Но с другим. Не с князем Алексеем.
Он явно заинтересовался.
— Вот как?
Она кивнула, но коротко, чтобы показать ему, что она не собирается развивать эту тему.
— А князь об этом знает?
— Это его не касается.
Он отпил еще глоток.
— А он согласится с этим?
— Простите?
— Может, князь Алексей подумает, что это как раз его касается? Он рассердится?
— Не знаю, — ответила Оливия, стараясь быть честной. — Он не был у меня с визитом уже больше недели.
— Неделя не такой уж большой срок.
— Он знаком с джентльменом, с которым я была, и я полагаю, он знает о моих чувствах к нему.
Он откинулся на спинку стула, оценивая новую информацию.
— Можно мне еще чаю? — спросила Оливия. Чай был отличный. А ей очень хотелось пить.
— Разумеется, — пробормотал он и опять поднес чашку к ее тубам.
— Вы мне верите? — спросила Оливия.
— Не знаю.
Она ждала, что он спросит про Гарри. Но он не спросил, и ей показалось это любопытным.
— Что вы со мной сделаете? — спросила она, надеясь, что не сморозила глупость, задавая этот вопрос.
— Это зависит…
— От чего?
— Мы посмотрим, относится л и князь к тебе по- прежнему. Я не думаю, что мы расскажем ему о твоем неблагоразумном поступке. Просто на тот случай, если он все еще надеется сделать тебя своей женой…
— Я не думаю, что он…
— Не прерывайте меня, леди Оливия, — предупредил он ее тоном, напомнившим ей, что он враг, а не друг, и что это не светский файв-о-клок.
— Извините.
— Если он все еще тебя желает, в твоих интересах, чтобы он думал, что ты девственница. Ты с этим согласна?
Оливия молчала, пока не стало очевидным, что это не просто риторический вопрос. Она кивнула.
— После того как он заплатит за тебя выкуп, ты можешь поступать, как тебе угодно. Мне это будет неинтересно. — Он понаблюдал за ней в течение нескольких секунд и сказал: — Выпей еще немного чаю, прежде чем я снова завяжу тебе рот.
— Это обязательно?
— Боюсь, что да. Ты гораздо умнее, чем я предполагал. Я не могу оставить в твоем распоряжении какое-либо оружие против меня — включая твой голос.
Оливия выпила последний глоток и закрыла глаза, пока похититель завязывал ей рот. Потом она легла на спину и стала смотреть в потолок.
— Я бы посоветовал вам отдохнуть, леди Оливия, — сказал он с порога. — Проведите это время с пользой для себя.
Оливия не повернула головы. Да он и не ожидал ответа, даже сделанного одними глазами.
Он закрыл дверь. Оливия услышала щелчок замка, и в первый раз за все время своего заточения ей захотелось заплакать. Не бороться, не беситься от злости, а просто заплакать.
Она чувствовала, как ручейки горячих слез текут по ее вискам на подушку у нее под головой. Она не могла вытереть лицо. Это почему-то показалось ей верхом унижения.
Что ей теперь делать? Лежать и ждать? Отдыхать, как посоветовал похититель? Это было невозможно. Бездействие было убийственно.
Гарри, наверное, уже понял, что она куда-то исчезла. Даже если она была без сознания всего несколько минут, он должен был заметить, что ее нигде нет. А она заперта в этой комнате уже по крайней мере час.
Но будет ли он знать, что делать? Он солдат, офицер, но сейчас это не поле боя, где четко виден враг. А если она все еще находится в резиденции посла, как он сможет кого-то опрашивать? Более половины прислуги говорят только по-русски. Гарри знает, как по-португальски будет «пожалуйста» и «спасибо», но это ему сейчас не поможет.
Ей придется спасаться самой или в крайнем случае сделать все для того, чтобы ее спас еще кто-то.
Она спустила ноги с кровати и села. Хватит себя жалеть, сказала она себе. Нельзя просто сидеть и ничего не делать.
Может быть, ей удастся что-то сделать с веревками? Они были завязаны, но не так крепко, чтобы впиваться в кожу. Надо попробовать достать руками до щиколоток.
Это будет очень сложно — ей придется отклониться назад. Но попробовать стоит.
Она легла на бок и согнула ноги за спиной.
Получилось. Это была не веревка, а, скорее, полоска материи, затянутая очень крепким узлом. Она застонала. Такой узел можно лишь разрезать ножом, а руками…
У нее никогда не хватало терпения на такие вещи. Она всегда ненавидела всякое рукоделие и старалась пропускать уроки.
Если она сумеет развязать этот узел, поклялась она себе, она выучит французский. Нет, русский. Это будет еще труднее.
Если она развяжет этот проклятый узел, она закончит читать этот дурацкий роман «Мисс Баттеруорт и безумный барон». Она даже найдет книгу о загадочном полковнике и тоже ее прочтет.
Она будет писать письма. Не только Миранде. Она будет разносить по домам благотворительные посылки, а не только укладывать вещи в картонные коробки и перевязывать их лентами. Она закончит все, что начала.
Все.
А раз уж она влюбилась в сэра Гарри Валентайна, она обязательно выйдет за него замуж.
Непременно.

 

Назад: Глава 21
Дальше: Глава 23