Глава 9

Норт был либо самым благородным человеком в Англии, либо самым глупым. Но одно не вызывало никакого сомнения – Фицуильям Маркем лорд Спинтон был самым большим счастливчиком. Норт надеялся, что удачи графа хватит надолго и Октавия не прикончит его в первую брачную ночь.

Лежа посреди кровати на смятых простынях в солнечных пятнах, Норт провел ладонью по небритым щекам. Видит Бог, Октавия наверняка хочет его смерти. Еще одной такой интерлюдии, как сегодня ночью, он не переживет. Ему больше не выдержать, если она снова прижмется к нему. Слава Богу, она была не вполне трезвой!

Но даже трезвой она оставалась соблазнительной, как какая-нибудь вакханка из древних мифов.

И о чем только Спинтон думает? Его благовоспитанная невеста ни за что не станет вести себя в спальне как истинная леди. Она будет настоящей женщиной со всеми Желаниями и требованиями, соответствующими этой нежной роскошной плоти, а ей придется тратить себя на такого олуха, как Спинтон.

Господи, прошлой ночью не осталось никаких сомнений: они оба помнили все, что с ними случилось когда-то. Тяга к ней… Нет, потребность в ней была так велика и так настойчива, что это даже пугало. Еще никогда Норт не испытывал подобного наваждения. Ему даже показалось, что он умрет, если не заполучит ее. Пришлось напрячь все силы, чтобы отказаться от нее.

Плохо то, что он не находил радости в своем благородном жесте. Нужно было поддаться на ее уговоры. Не будет сбивать с толку и соблазнять бедных беззащитных мужчин. Слабых и похотливых самцов.

Нет, риск был слишком велик. Вновь отдать ей свое сердце, а потом позволить уйти. Поступить так один раз – проявить благородство. Но повторить то же самое – верх глупости.

У нее, кроме Норта, никого не было. Новость ошеломила его. Двенадцать лет! И единственный мужчина, который дотронулся до Октавии, был он! Чем он заслужил такую честь? У него не было ответа. Он только знал, что Спинтон скоро лишит его этого преимущества, и был готов отдать руку на отсечение, чтобы не видеть, как все произойдет.

Норт откинул простыни. Ему было слишком жарко. Немного поздно было ревновать. Спинтон будет добр с Октавией. Хорошим доказательством тому была настойчивость, с какой он уговаривал Норта заняться таинственными письмами. Даже не побоялся гнева Октавии, только бы обеспечить ей безопасность. Спинтон богат и могуществен. Его любят в обществе. У него имелся полный набор достоинств, и дед Октавии остановил на нем свой выбор. Норт, конечно, был фигурой нежелательной, если речь шла о женитьбе.

Не было никаких сомнений, что старый скряга ни слова не сказал Октавии, что Норт приходил с визитом. Он появился у них утром того дня, когда дед забрал ее к себе. Можно было биться об заклад, старикан даже не намекнул, что Норт приходил сделать предложение. Так все время и держал язык за зубами.

Дед тогда засмеялся, сказал Норту, что он хороший мальчик, а потом попросил держаться от его внучки подальше.

«Она заслуживает лучшей участи. Надеюсь, ты понимаешь это».

Он понимал. На свою беду.

Да, Спинтон будет Октавии хорошим мужем. Еще важнее то, что они принадлежат к одному кругу. Спинтон никогда не приведет в свой дом какое-нибудь отребье или криминальных типов.

Наверняка Спинтон не будет заводить с ней дурацкие игры. Не станет строить из себя идиота, только чтобы она улыбнулась.

У нее не хватило бы духу сказать Спинтону, что тот живет во лжи. Что они оба живут во лжи. Норт не сомневался, что ее жизнь – это сплошное актерство и нескончаемый спектакль. Но его жизнь – настоящая. Могилка Черной Салли – красноречивое тому подтверждение.

Норт всегда будет поклоняться Октавии, желать ее. Но никогда и ни за что не совершит ошибку и не станет ее домогаться. Потому что, если они окажутся в одной постели, он будет не в силах отпустить ее. А отпустить придется. В его мире она не будет в безопасности, а в ее мире он умрет со скуки.

– К чертям собачьим! – Норт рывком спустил ноги на пол и встал. Он ничего не добьется, если будет лежать и вспоминать про свою первую любовь. Наверное, от этого у него такое странное ощущение. Октавия была его первой женщиной, как и, он – ее первым мужчиной. Этим можно объяснить его одержимость. И ничем другим.

Дверь грохнула, открывшись, как раз когда он взялся за халат. В комнату стремительно вошел Уин, так, словно это была его собственная спальня.

– Что-то ты раненько. На тебя это не похоже.

– Не спалось, и меня надоумило отправиться навестить любезного братца.

Уин всегда был легкомысленным и ядовитым.

– Миссис Бантинг передала для тебя кофе. И письмо. Норт обернулся. Уин протянул письмо. По закорючкам Норт узнал почерк Фрэнсиса.

Брат разглядывал его с нескрываемой скукой.

– Наверное, от кого-нибудь из твоих помощников? Норт кивнул:

– От Фрэнсиса. Я дал ему одно письмо к Октавии. Он нашел лавку, которая изготовляет такую бумагу.

– Вот и отлично. Давай позавтракаем, а потом отправимся туда.

Норт глянул на брата:

– Ты собираешься поехать со мной? Уинтроп нахмурился и холодно ответил:

– Да. Ты против?

Пожав плечами, Норт взял чашку и глотнул остывший кофе.

– Да нет. Просто раньше ты не интересовался моими делами.

– Неправда.

Норт сделал еще один глоток.

– С трудом представляю, как ты вместе со мной будешь расследовать какое-нибудь дело.

– Вполне возможно. Мне кажется, это расследование для тебя сейчас самое важное.

Уинтроп говорил лениво, но Норт отлично знал его. Брат не мог простить себе собственной глупости, из-за которой оказался втянутым в преступные махинации. И еще не мог простить себя за то, что Норту пришлось оставить работу на Боу-стрит, чтобы не выдавать его полиции. Все равно Норт был рад, что ему удалось увести брата с опасного пути.

Разве Харкер не схватился бы за такой осколок информации? Это была еще одна причина, почему Норт так осторожно продвигался к своей цели. Конечно, никто бы не поверил человеку с такой репутацией, как у Харкера, но если тот шепнет пару слов в нужное ушко…

Сейчас, впрочем, можно не беспокоиться на этот счет.

– Должен быть еще какой-то повод, чтобы ты захотел позавтракать со мной, а потом заняться моими делами. Так ведь?

Уин лениво пожал плечами:

– У меня должен быть повод?

– Иначе ты ничего не делаешь.

Типичная улыбка Райлендов на лице Уина превратилась в ухмылку.

– Потом узнаешь.

– Хорошо. – Норт уже привык к таинственности брата. – Дай только одеться. – Поставив чашку на блюдце, Норт подошел к гардеробу.

Через пятнадцать минут, умытый и переодетый в светло-коричневые бриджи, темно-серый сюртуки черные высокие сапоги, Норт встретился с братом у себя в кабинете. Уин сидел за столом, попивал кофе и смотрел за окно, в солнечное утро.

– В каком интересном месте ты живешь, любезный брат. Я только что видел, как какую-то важную шишку освободили от кошелька.

Так и надо, пусть не щелкает клювом, когда заявляется в Ковент-Гарден.

– Только не начинай по новой. – Усевшись по другую сторону стола, Норт глянул за окно, чтобы увидеть, что так привлекло брата. – У меня очень правильная жизнь.

На этот раз на лице Уинтропа отразилась буря эмоций. Но на Норта это не произвело никакого впечатления.

– Очень правильная с точки зрения удобства: ты живешь среди тех, за кем охотишься.

Норт не стал обижаться. Брат ухватил самую суть.

– Не все, кто здесь живет, – преступники. И не забывай, что я тут вырос. Это мой дом.

– Тогда почему он выглядит как мавзолей? Норт осмотрелся. Мавзолей?

– Не похоже.

– Позволь мне дать тебе совет. – Развернувшись вместе со стулом в его сторону, Уин небрежно закинул ногу на ногу. – Что это за бесчисленное количество простыней в каждой комнате? Под ними ведь стоит мебель. Почему ты не уберешь их?

В дверях появилась миссис Бантинг.

– Ваш завтрак, мистер Шеффилд. Мистер Райленд, вам я сварила яйца в пароварке.

Лицо Уинтропа осветила улыбка, милая и неожиданно искренняя.

– Бантинг, моя дорогая. Я вас обожаю. Старушка очаровательно смутилась:

– Вы только так говорите.

Норт сидел и удивлялся. Только брату могло прийти в голову воспользоваться едой как предлогом для флирта. Обаяние Уина служило ему так же, как грубое полотно, в которое Норт упаковал мебель в своем доме. За ним пряталось все, чего брат не хотел замечать.

Уин не понимал, а может, и понимал, что если распаковать мебель, то Норт должен будет распрощаться со своими детскими мечтами вырваться отсюда.

Возможно, когда с Октавией все будет кончено, тогда он и распакует мебель. Возможно.

Где-то в середине завтрака Норт оторвал глаза от тарелки и увидел, что брат наблюдает за ним.

Уин прищурился:

– Ты не побрился.

Какой сообразительный. Только что заметил?

– А зачем?

Теперь брат нахмурился:

– Ты не собираешься выходить на люди?

Норт позволил себе ответить с некоторой долей сарказма:

– Собираюсь, и что? – Несмотря на то что дело Октавии занимало у него большую часть времени, он не намеревался отказываться и от слежки за Харкером. Днем он поговорит кое с кем из своих информаторов, чтобы узнать о последних шагах Харкера. Вдруг станет известно что-нибудь интересное. Потом встретится с Фрэнсисом, и тот расскажет, что накопал насчет почтовой бумаги, которой воспользовался воздыхатель Октавии. Водяные знаки могут дать ниточку.

– Тебе наплевать, как ты выглядишь, да?

– Именно. – Норту плевать на свою внешность. Хотя нет, это неправда! Иногда, когда рядом оказывалась Октавия, его очень заботила собственная внешность. Ему хотелось нравиться.

Уинтроп покачал головой:

– Итак, что это за слухи ходят по городу о твоих прогулках с леди Октавией Во-Давентри?

Норту нужно было предвидеть, что такой момент настанет. Уинтроп, единственный из братьев, знал все о его отношениях с Октавией.

– Это правда.

Уин по-настоящему заинтересовался и неожиданно забеспокоился:

– Ты же не потащил ее в постель?

Помимо обаяния, Уинтроп отличался присущей ему грубой бесцеремонностью. Норт отложил вилку.

– С чего ты решил, что тебя это касается?

– Я твой брат, – сказал Уин так, как будто это объясняло все.

– Чересчур любопытный.

– Конечно. – Его взгляд стал жестким. – Потому что мне не хочется, чтобы ты снова мучился.

– Я не мучился.

– Ложь!

– Неужели? – Уинтроп вскинул темные брови. – Тогда, значит, это из-за печеночных колик у тебя начинались приступы депрессии, когда ты валялся и рыдал как белуга.

О Господи, откуда ему известно про рыдания? Утерев рот салфеткой, Норт швырнул ее на стол.

– Не твое дело.

Уин мрачно разглядывал его.

– Не глупи. Меня касается все, что происходит с тобой. Ты мой брат.

Их взгляды скрестились. Норт не собирался первым отводить глаза.

– Тогда позаботься о чем-нибудь еще.

Уин снова надел свою обычную маску. И неожиданно снова стал беззаботным.

– Не хочешь о ней говорить? Звучит жутко серьезно. Но возможно, это вновь заговорила твоя печень.

– Уин!

Пожав плечами, Уин откинулся на спинку стула.

– Ну и прекрасно! Больше не скажу ни слова. – Уин отвернулся к окну, но потом снова посмотрел на Норта:

– А что насчет предложения его высочества стать членом парламента? Ты хоть подумал над ним?

Боже правый, неужели у дорогого братца нет другой цели в жизни?

– Под высочеством ты подразумеваешь Брама? Уинтроп налил себе еще одну чашку кофе.

– Разве я могу подразумевать кого-то еще? Норт захохотал:

– Нет, я пока не думал над предложением Брама.

Норт покривил душой. Он много думал над предложением пройти в парламент от округа Крид в Хьюбери, в Суррее. И пока не пришел ни к какому решению. Сама идея заниматься законами и законодательством на таком уровне казалась Норту соблазнительной, но еще нужно было много сделать на своем нынешнем месте. В первую очередь поймать Харкера. Возможно, потом он подумает над словами брата и Дункана и направит свою энергию в другое русло.

Он – член парламента! Люди подумают, что Норт пытается прыгнуть выше своей головы.

Однако так ли это важно? Октавия недавно напомнила, что он хоть и незаконнорожденный, но все равно сын виконта. У него наполовину дворянская кровь, и Норт в глубине души понимал, что ничем не хуже любого аристократа. Просто он не любил вращаться в их обществе. А карьера политика означала, что ему придется большую часть времени проводить в свете.

И встречаться с Октавией. Появлялась возможность подняться до ее социального уровня. Он будет видеться с ней, возможно, даже танцевать. И при этом никто ничего не подумает.

Ему представится возможность видеть ее в качестве графини Спинтон.

– Мне кажется, я не гожусь в политики.

– Неужели?

– Да. По-моему, нынешнее место для меня в самый раз.

«Не соблазняй меня».

Так прошлой ночью сказал Норт. Неужели при всем своем самообладании он испытал соблазн? Если да, что тогда он подумает о ней?

Полная безысходность. Хорошенькое же начало!

Ладно бы она напилась до беспамятства. Так ведь нет же, оставалась трезвой как стеклышко. Конечно, слегка потеряла над собой контроль, но не до такой же степени.

Она практически висела у Норта на шее, и тот отверг ее. Ей нужно бы сейчас ощущать стыд, а не просто какое-то неопределенное чувство отверженности.

Но ничего этого она не испытывала.

Норт отнюдь не дурак и считает ее привлекательной. Это вполне очевидно. Все получилось так, потому что они друзья. Собственно, только это и удержало ее от шага, который она сама рассматривала бы как чудовищную ошибку.

Жаль только, что все никак не удается заставить себя поверить в то, что это была бы жуткая ошибка. Вот если бы люди узнали, тогда это действительно была бы ошибка. Если бы Спинтон вдруг узнал.

Да, тут еще и Спинтон! Человек, который вот-вот станет ее женихом. Будущий муж. Но почему-то никак не удавалось заставить себя ощутить что-нибудь похожее на вину. На самом деле гораздо больше угрызений совести она испытала бы, если бы попыталась соблазнить Спинтона.

В дверь тихо постучали. Заложив ленту между страниц, Октавия захлопнула книгу и крикнула, чтобы входили.

Дверь открылась, и на пороге появилась Беатрис, очаровательная в бледно-зеленом, в крапинку, платье из муслина.

Настроение у Октавии сразу поднялось.

– Выглядишь просто очаровательно! Беатрис зарделась и застенчиво опустила глазки.

– Спасибо. Лорд Спинтон предложил отвезти меня к Гюнтеру и угостить мороженым. Поедешь с нами?

Мороженое – это прекрасно, но у Октавии не было желания портить Беатрис ее выход на люди. А это обязательно случится, потому что Спинтон начнет выспрашивать, как у Норта идет следствие, а Октавии нечего рассказать и они начнут пререкаться.

Потом появятся сомнения, не отдаляются ли они друг от друга.

– Нет, моя дорогая, спасибо. Порадуй себя и передай привет Фицуильяму, договорились?

Ей показалось или Беатрис на самом деле вздохнула с облегчением?

– Договорились. Ох, кстати, здесь мистер Шеффилд. Сказать ему, чтобы вошел?

Октавия чуть не заорала, что сначала нужно было сообщить про Норта, а потом уже про приглашение к Понтеру, но вовремя остановилась.

– Да, пожалуй.

Кузина кивнула и вышла. Октавия обрадовалась, что впервые одета в тон с отделкой гостиной. Если бы еще можно было унять внутреннюю дрожь!

Через пару минут перед ней возник Норт, в темно-сером сюртуке и в бриджах светло-коричневого цвета, которые плотно обтягивали бедра. Галстук был завязан простым, но элегантным узлом, а начищенные туфли сияли. Этим утром он наверняка потратил много времени, чтобы тщательно одеться. Впрочем, нет, не потратил. Норт все так же небрит, и волосы в беспорядке.

Она улыбнулась:

– Доброе утро, Норри.

Ее улыбка, казалось, успокоила его.

– Привет, Ви.

– Прикрой дверь.

Каждый шаг приближал его к ней. Каждый шаг увеличивал это новое – нет, какое уж там новое! – чувство тревожного ожидания. Нервы натянулись до предела, лицо застыло как маска.

Октавия набралась смелости.

– Ты, наверное, хочешь поговорить о прошлой ночи?

Он остановился в середине голубого ковра с бледно-желтым орнаментом.

– А нам нужно о ней поговорить?

– Мне очень жаль, что я поставила тебя в неловкое положение.

У него были ясные, чистые глаза, и они смотрели на нее не отрываясь.

Норт стоял прямо перед ней. Нужно было всего-то вытянуть руку, чтобы коснуться его, схватиться за него. За своего Норри. Своего друга.

Друзья не ведут себя подобным образом. Но если они не друзья, кто же они тогда?

– Какая глупость, – прошептала она.

Он кивнул, сверкнув глазами:

– Я знаю.

Казалось, они целую вечность смотрели друг на друга. Добровольно он не отпустит ее. Октавия это понимала. Только она могла положить конец тому, что началось прошлой ночью. Независимо от того, почему Норт остановился, он поступил так против своей воли. У Октавии не осталось сомнений. Он хотел заняться с ней любовью. На данный момент этого было достаточно.

– Так что же обнаружил мистер Фрэнсис?

Норт мгновенно переключился на дела и отступил.

– Бумага, которой пользуется твой парнишка, дорогая и довольно необычная.

– Мы это уже знали.

Он сложил руки на груди. Рукава сюртука натянулись, обозначая литые мышцы.

– Верно, теперь нам стало известно, где ее продают. Только в магазинчике на Бонд-стрит.

– Прекрасно! – Что относилось и к его мускулистым рукам.

– Вряд ли это много даст, – предостерег он. – Хоть никто больше в городе не торгует бумагой такого сорта, магазин очень популярен.

Значит, они не приблизились к мерзавцу. По какой-то причине это не очень расстроило Октавию.

– Что будем теперь делать?

– Я попросил хозяина составить список тех, кто покупал у него такую бумагу за последние полгода.

– Он согласился?

Норт холодно улыбнулся:

– Пришлось его уговорить.

Каким безжалостным Норт может стать, когда захочет!

– Ты напомнил ему, что можешь сильно осложнить ему жизнь?

Улыбка пропала.

– Что-то в этом роде.

Октавии хотелось сказать что-нибудь осуждающее. И она сказала:

– Это безнравственно, Норри. Он пожал плечами:

– Зато эффективно. Он сказал, что это займет какое-то время, но он подготовит все как можно скорее.

– Ты всегда добиваешься того, что хочешь? – Разве ей заранее не был известен ответ на этот вопрос?

Норт так посмотрел на нее, будто разглядывал все самое сокровенное под шелухой лжи и притворства.

– Обычно – да, но не всегда.

Невольно покраснев, Октавия покачала головой. Подумал ли он про нее, отвечая на вопрос?

– Какой вы все-таки испорченный человек, мистер Шеффилд.

– Вам это хорошо известно, леди Октавия. – Норт уже не скрывал усмешки.

– Что бы это значило?

Его глаза вспыхнули весельем.

– Это означает, что не стоит критиковать меня за настойчивость. Вы настойчивы ничуть не меньше.

– Да ну? – фыркнула она.

– Кто кого соблазнил двенадцать лет назад? Октавия задохнулась от неожиданности и чуть не закашлялась.

– Поверить не могу! Зачем вытаскивать это на свет? Он пожал плечами:

– Вы единственный человек, кому все время хочется говорить на эту тему.

Очко в его пользу.

– Но не так!

– То есть вы не хотите обсуждать причины? А просто кто что делал, кто что говорил?

– Нет! – Ох, ему, кажется, нравится мучить ее. Только она успокоилась, а он снова хочет смутить ее. – Помнишь, о чем мы говорили?

– Каждое слово.

Их глаза встретились, и она почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Во рТу пересохло. – О!

– Тогда о чем мы будем говорить, если не о том, что случилось той ночью?

Октавия с трудом проглотила комок.

– О том, что это значило… Для нас обоих. – Та ночь изменила ее. Изменила ее чувство к Норту. А он? Он тоже изменился? Вот что ей хотелось узнать. Значила ли для него та ночь так же много, как для нее?

– Говорить о том, как все происходило, мне кажется, намного интереснее.

Октавия была слишком взволнована, поэтому не сдержалась, когда поняла, что он дразнит ее.

– Осел!

Он тихо засмеялся. И веселье на его лице сменилось нежностью.

– Это была самая запоминающаяся ночь в моей жизни. И я не забуду ее, не забуду тебя до конца моих дней.

Не забудет? До конца дней? О, как долго она ждала, чтобы услышать это. Но откуда такая грусть? Почему нет радости?

– Я тоже.

Норт криво усмехнулся:

– Тогда, значит, и обсуждать нечего. Нет, есть.

– Норри, я о прошлой ночи…

– Считай, что это вино виновато. Сделай вид, что была немного не в себе, я сделаю вид, что поверил, и мы оба обо всем забудем.

Звучало разумно. И как-то бесчувственно. – Но…

Он остановил ее. У него было такое лицо, что она и сама бы замолчала.

– Ты мой самый лучший друг, и я готов для тебя на все. Но если мы будем продолжать так и дальше, я наплюю на все, кроме того, что ты женщина, а я мужчина. Ты же не хочешь, чтобы это случилось. Не здесь. И не сейчас.

Даже простое глотательное движение потребовало немыслимых усилий.

– Согласна.

Он вздохнул. С явным облегчением.

– Хорошо бы мне получить список любовников твоей матери. Как ты думаешь, сумеешь составить?

– Вполне. – Она нахмурила брови. – Только зачем? Норт поскреб подбородок.

– Мне хочется сравнить его со списком клиентов, который подготовит хозяин лавки. Если твоему обожателю действительно известна правда о твоем прошлом, тогда существует шанс, что он либо один из ее покровителей, либо как-то связан с ними.

Ей захотелось защитить свою мать.

– Вообще-то никакого списка не будет. Мать была очень разборчива, если не сказать осторожна.

– Я знаю. – Он это сказал с сочувствием? Ему было известно, что Октавия терпеть не могла материнских «приятелей». Он знал, как она завидовала, что у его матери только один мужчина. – Хотя большинство не догадывается.

– Но ты-то знаешь? – Октавия не могла не спросить. Необходимость отплатить за его чертово понимание была слишком велика.

Норт слегка наклонил голову, внимательно глядя на Октавию. Его глаза замечали все и ничего не выдавали в ответ.

– О чем думаешь?

Ей не нужно было ни о чем думать. Октавия отвела глаза.

– Всю жизнь мама вела дневник. Я покопаюсь в нем и как можно скорее подготовлю список.

– Спасибо.

Не смотреть на него было еще невыносимее, чем встречаться с его ледяными глазами. Она повернулась к нему спиной.

– Очень сожалею, что пришлось вызвать тебя на откровенность, Норри.

– Я знаю. – Он дотронулся до ее щеки. Ощущение от прикосновения было острым, чуть ли не болезненным. – Мне понятно, о чем ты думаешь, Ви.

– Неужели? – Октавия и сама не понимала. Норт опустил руку.

– Я сам думаю о том же. То, что нас тянет друг к другу, – это память о той пленительной ночи, стремление повторить ее или что-то совсем другое?

Он все знал. Он все понимал.

– Не знаю.

– Вот и я тоже. – В его улыбке была печаль. – Но это ничего не меняет. Ты по-прежнему моя дорогая Ви, и, даже если ты ни с кем не свяжешь себя, я никогда не потребую от тебя ничего, что может вызвать непредсказуемые последствия.

Последствия! О да, Октавии хорошо известно, что это такое. Вся ее жизнь состоит из сплошных последствий.

Последствием было, что Октавия влюбилась в него. Последствием было и то, что ей не нужен был никто другой. И то, что хотелось большего. Одного раза было слишком мало. Это лишь разожгло в ней аппетит.

– Мне нужно идти, – вдруг объявил Норт, отрывая ее от греховных мыслей. – Увидимся позже.

Куда он собрался? И почему уходит так скоро?

– Хорошо.

Уже пройдя половину комнаты, Норт обернулся. Лицо было задумчивым.

– Почитай что-нибудь другое. – Он кивнул на книгу на столе.

Октавия покачала головой:

– Почему? Я думала, тебе нравится Шекспир.

– Нравится. Но тебе, наверное, нужно что-нибудь со счастливым концом.

Почему со счастливым? Если на, то пошло, он больше склонен страдать от угрызений совести, чем она. Что он вообще знает о счастье?

– Я верю, что Ромео и Джульетта в конце концов соединятся.

Его сочувственная улыбка все-таки была полна превосходства.

– Люди из разных миров никогда не соединятся, Ви. Даже на небесах.

Сердце ухнуло вниз.

– А если сначала они были в одном и том же мире?

Ответа не последовало. Норт уже исчез.