Глава 8

Когда немного позже, уже под вечер, Норт приехал, чтобы забрать ее с собой, Октавия с трудом поверила своим глазам.

Он стоял в гостиной, одетый в простой темно-серый сюртук и такого же цвета панталоны. Одежда не элегантная, но превосходно на нем сидевшая. В глаза бросился контраст между светло-серым жилетом и белоснежной сорочкой. Расстегнутый ворот открывал загорелую шею. На Норте не было ни ленты, стягивающей воротник, ни галстука, который так любят некоторые джентльмены.

Сейчас Октавию поразил вид мужчины без галстука, хотя в Ковент-Гардене это было привычным делом.

Она уже сообразила, что, куда бы Норт ее ни повез, там не будет аристократов и никто их не узнает. Значит, они поедут в какое-нибудь мрачное и опасное место, где она окажется в полной его власти. Глупости! Это пусть Беатрис выдумывает подобные сказки. Октавия полностью доверяла ему.

– Ты просто вылитый негодяй.

Он усмехнулся:

– А ты выглядишь как торговка сыром.

Действительно. Октавия скрутила волосы в незамысловатый узел. Несколько вьющихся прядок спускались на уши. Простое платье из голубого муслина, аккуратное и без фокусов. Никаких украшений. На ногах старые туфли, которые нужно было выбросить пару лет назад, но все рука не поднималась – такие они удобные. На всякий случай при себе имелась шаль – вдруг ночью похолодает. И никаких перчаток.

Ей снова было шестнадцать, и они с Норри отправляются пошататься.

Да, именно по этой причине дрожь возбуждения бежала вниз по спине, от предвкушения сжимало грудь. Это было забытое чувство юности и свободы.

– Готова? – спросил он.

Октавия кивнула. Под ложечкой засосало.

– Готова.

Еще одна усмешка, и он протянул ей руку:

– Ну, тогда тронулись.

Не в силах удержаться, Октавия засмеялась, ухватилась за него и позволила этой теплой сильной руке вывести ее из гостиной, провести по коридору, миновать фойе и вывести на улицу, в тихий вечер.

Их ожидала пыльная черная карета.

– Я нанял экипаж, чтобы никто не смог опознать твой.

– А где твоя карета? – Октавия залезла внутрь. Там воняло табаком и плесенью.

Норт насмешливо фыркнул:

– У меня нет своей. – И стукнул в потолок, чтобы кучер трогал.

Карета двинулась, а Октавия удивленно захлопала глазами. У него нет собственного экипажа?

– Почему, интересно? Он скорчил гримасу.

– А зачем? Туда, куда нужно, я добираюсь пешком. Если не пешком, то верхом. Карета будет только пылиться.

Что-то он не похож на охотника за приданым, с удовольствием подумала она. Надо будет потом передать его слова Беатрис.

– Куда мы едем?

– Это сюрприз. Ты ведь все еще любишь сюрпризы?

– Да, люблю! Я изменилась не так сильно, как ты думаешь, Норри Шеффилд.

Свет время от времени падал ему на лицо, когда в окне проплывали уличные фонари. Он улыбался. Глаза светились радостью и чем-то еще. Может, предвкушением?

– Немного погодя мы все узнаем. Через какой-нибудь час, надеюсь, станет понятно – ты по-прежнему моя любимая девочка или нет?

Октавия вскинула брови. Экий нахал!

– Девочка? Все девочки выросли, дружок. – И кем они стали, женщинами или леди? Она нахмурилась.

Так кто же она теперь – леди или женщина? Или и то и другое? Ему не терпелось получить ответ на этот вопрос.

Девочка, которую он знал когда-то – и любил! – должна была вырасти в прекрасную женщину. Такую, какая сейчас сидела напротив него. Но была и другая Октавия, которая за двенадцать лет стала леди. Возможно, что женщина и леди в ней полностью сочетаются, но ему такого еще не встречалось. Когда-то Норт сам изо всех сил старался превратиться в джентльмена. В конце концов он понял, каким человеком ему хочется стать. И вовсе не джентльменом. Так кем же на самом деле является Октавия? Леди, которую пытается из себя изобразить, или просто женщиной, которую ему хотелось в ней увидеть?

А вдруг она вообще ни то ни другое, а что-то третье?

Этот вечер он задумал из чисто эгоистических соображений. Ему захотелось провести время с Октавией, со своей Октавией. Ему нужно было вновь узнать ее – ее настоящую. Норту показалось, что она по-прежнему считает его романтичным, наивным мальчишкой, а он уже давно не был таким. И никогда не будет. Получать то, что ему хотелось, стало привычкой. Теперь с привычкой пришлось распрощаться. Иначе Черная Салли была бы сейчас жива, а Харкера заперли в Ньюгейтской тюрьме.

Сегодня Харкер отошел на второй план. Сейчас самой главной была Ви и эти несколько украденных часов. Норт вел себя неправильно, но этой ночью он забудет о чувстве вины. Слишком скоро Октавия снова оставит его, и на этот раз навсегда. Лорд Спинтон ни за что не позволит своей жене общаться с человеком другого сословия.

Если бы только Спинтон знал… Но он никогда не узнает.

– Ты скажешь мне наконец, куда мы едем? – Пять минут прошло, как они уселись в карету, а она уже задает вопросы, словно ребенок, которому обязательно нужно узнать, где закончится долгое путешествие.

Норт рассмеялся в ответ. Она казалась такой юной.

– Не сейчас. Позже.

Вечеринка проходила на Хафмун-стрит, в доме старого друга. Норт все организовал бы у себя, если бы не знал, как трудно будет избавиться от гостей, когда это вдруг потребуется. А так, если Октавии захочется уехать или они решат отправиться куда-нибудь еще, об остальных можно будет не беспокоиться.

Сверкая глазами, полными любопытства, Октавия повернулась к нему:

– Там будут танцы?

Он утвердительно кивнул:

– Полагаю, будут.

– А выпивка?

– Можешь не сомневаться.

– А музыка, смех, разговоры о чем-нибудь интересном? Норт погладил подбородок. Нужно было побриться загодя.

– Да, да и да. Теперь довольна?

– О да! – Она настолько разошлась, что даже захлопала в ладоши, милое создание. – Ты не можешь представить, как давно я по-настоящему не веселилась. Мы повеселимся сегодня, как ты думаешь, Норри?

Боже праведный, что за жизнь у нее в этой башне из слоновой кости? В выражении лица и в голосе было столько надежды, что сердце оборвалось.

– Постараюсь, чтобы все получилось как надо.

Она одарила его улыбкой, от которой стало светло вокруг.

– У тебя это получится. Как нам с тобой было хорошо! Помнишь то время?

– Да. – До боли ярко. Он помнил, что значит быть молодым, счастливым, свободным. Помнил состояние влюбленности. И хотя минуло много лети он стал опытным и циничным, в тишине словно прозвучал отголосок того времени. И хотя в карете висел табачный дух, она знавала лучшие дни и была недостойной графини, они с Октавией были одеты совсем не по моде, но для Норта это был самый лучший вечер за последние, одиннадцать или двенадцать лет.

Вздохнув, Октавия откинулась на пыльные подушки.

– Я скучаю по тем временам. А ты когда-нибудь вспоминаешь о них?

– Я скучаю о хорошем.

– А я не помню ничего плохого, – живо откликнулась она.

Он удивленно поднял брови:

– А как насчет Джонси, который пытался приударить за тобой?

Она расхохоталась:

– Он зажег так много свечей в гостиной, что чуть не спалил себе панталоны. – Смех стих, сменившись грустной улыбкой. – Бедный Джонси, если бы я не знала, что он уже умер, я бы подумала, что это он пишет мне письма.

Норт тоже засмеялся, вспомнив старика, который вообразил себя ловеласом.

– Он был хорошим человеком. – Не то что большинство из тех, кто околачивался вокруг Ковент-Гардена. Но Норт ничего не стал ей говорить. Октавия и сама знала. Она видела, как мать меняет любовников, как некоторые из них издеваются над ней. Кое-кто подкатывался с предложениями и к Октавии, но ей как-то удавалось отвертеться. Мать всегда вставала на ее защиту, но потом она умерла.

В ту ночь Октавия примчалась к нему, зная наперед, куда повернет ее жизнь. Она сама сообщила, что отказалась пойти в содержанки, но он видел страх и неуверенность в ее глазах. Октавии нужно было, чтобы Норт стал первым ее мужчиной, потому что она не хотела доставить этого удовольствия какому-то грязному аристократишке.

Грязный аристократишка. Это были ее собственные слова. А теперь она одна из них.

Они еще поговорили о прошлом, о людях, которых оба знали. Она удивила Норта своими познаниями. Значит, по-прежнему общается кое с кем. Странно. Ему-то казалось, что она вычеркнула из жизни и тот период, и всех людей, связанных с ним.

Карета стала замедлять ход. Не дожидаясь остановки, Октавия прильнула к грязному окну и вгляделась в темноту.

– Мы в Ковент-Гардене. – Октавия удивленно повернулась к Норту. – На Хафмун-стрит.

Распахнув дверцу, Норт спустился и протянул ей руку:

– Пошли.

Октавия оглядела знакомую улицу.

– Это же дом Маргарет. Значит, помнит.

– Верно. Зайдем?

– Сто лет не видела Маргарет. – Господи, Октавия собирается расплакаться? Вид у нее был именно такой.

– Если не хочешь, тогда…

– Нет! – Она крепко стиснула его руку. – Мне очень хочется!

Норт поднялся по низким ступеням к двери и постучал. Возможно, он сделал ошибку, приведя Октавию сюда. Возможно, прошло слишком много времени. Возможно, у них нет ничего, кроме прошлого.

Может, не так уж много осталось от его прежней Октавии.

Она была изумительна!

Прислонясь к стене, Норт наблюдал, как Октавия под звуки оркестрика крутила рил с очередным кавалером.

В какой-то момент вечеринки – после нескольких стаканов пунша – волосы у Октавии растрепались, несколько прядей упало на лицо. В конце концов пучок развалился, и она выдернула шпильки, закинув за спину роскошную гриву волос.

На щеках заиграл яркий румянец. Вот теперь Октавия была довольна. Нет, теперь она была счастлива. От этого и Норт чувствовал себя счастливым, счастливее, чем когда-либо.

Что скажет обо всем этом Уин? А Девлин? Уин – наверняка что-нибудь ядовитое. Девлин, который недавно женился, пока верит, что добрая женщина – лучший источник счастья для любого мужчины.

Октавия – добрая женщина, в этом не было никакого сомнения. Она лихо отплясывала, а Норт пытался найти хоть какой-нибудь намек на то, что она леди. И не находил. Она была так похожа на ту Ви, которая осталась у него в памяти.

Но Октавия уже не та девочка, да и он уже не мальчик. Ее сущность не изменилась, несмотря на то что она выросла, расцвела и вполне созрела. Тело налилось, как персик в середине лета, но осталось гибким и грациозным.

Октавия стала еще красивее, чем была. Красивее, чем в ту ночь, когда он отдал ей свое сердце, свою душу, свою невинность. Отдал в обмен на нее. И сейчас на сердце было так легко, так мирно, что можно было спокойно представить, что в нем сохранилась какая-то капелька той невинности. Всего лишь капелька, которой было недостаточно, чтобы испытывать беспокойство, недостаточно, чтобы испытывать боль.

Стоять и наблюдать за Октавией было настоящим удовольствием, но – черт возьми! – ночь неизбежно кончится, и ее придется везти назад в Мейфэр. Норт не сомневался, что рано или поздно найдет того, кто пишет проклятые письма, и тогда у них не будет повода встречаться.

Почему же он подпирает стену, а какие-то ушлые парни танцуют с ней?

Опустошив стакан с пуншем, Норт оставил его на ближнем столе и вышел на середину, где Октавия отплясывала со своим молодым ухажером.

– Моя очередь, Позенби, – сообщил он молодому человеку. Улыбнувшись, Позенби поклонился Октавии и отправился искать другую партнершу.

– Норри! – Октавия обняла Норта.

– Все, больше никакого пунша, – предупредил он, высвобождаясь из ее рук.

Она усмехнулась:

– Думаешь, я перебрала? Ты не прав. Я выпила ровно столько, сколько нужно.

– Нужно для чего?

– Чтобы было весело и чтобы не думать о завтрашнем дне! – Она схватила его за руки. – Давай потанцуем.

– С удовольствием.

Музыканты играли стройно и с деревенским усердием. Некоторые мелодии оказались шотландскими. Норт вспомнил, как их пела ему мать. Последний раз он танцевал под такую музыку ужасно давно.

– Тебе здесь нравится? – спросил он и закружил Октавию на месте.

Октавия ахнула и расхохоталась:

– Безумно, спасибо тебе!

Ответ обрадовал его больше, чем он ожидал.

– Не за что.

– Нет, есть за что. – Ее улыбка померкла. – Это все благодаря тебе. Если бы не ты, я сейчас мучилась бы на каком-нибудь балу, слушая, как дамы сплетничают друг о друге.

Подхватив Ви за талию, он понесся с ней по кругу, набирая темп.

– Какие ужасы ты говоришь.

– Да, да, так и есть. Не то что здесь. Спинтону тут не понравилось бы.

– Наверное.

– А я обожаю такие вечера. И тебя обожаю. Уже целую жизнь.

– И я. – Интересно, поняла ли она, как глубоко тронула его этими словами? Вряд ли, иначе поостереглась бы так говорить.

– Я увидела столько старых друзей. Даже не верится. Это ты устроил для меня такой праздник?

Можно было соврать, но какой смысл? Ему ничего не нужно, только увидеть ее улыбку.

– Да, я.

Ее улыбка блеснула, как путеводная звезда в ночи.

– Спасибо! – Освободившись из его рук, Октавия кинулась ему на шею. Норт засмеялся и, подхватив ее за талию, поднял в воздух и закружил, словно Октавия была не тяжелее ребенка.

Она взвизгнула и еще теснее прижалась к нему, а в ее смехе звенело настоящее удовольствие.

Музыка стихла, и Норт опустил Октавию на пол. Ее немного покачивало. Потом их взгляды встретились.

– Нам пора, Норри. Так скоро?

– Тебя отвезти назад, в Мейфэр?

– Нет. Не сразу. – Взгляд был темным и напряженным. – Отвези меня к себе. Отвези меня домой.

Октавия понимала: ехать к Норту – это ошибка, но ничего не могла с собой поделать. Когда она узнала, что он устроил эту вечеринку для нее, ей захотелось остаться с ним наедине. Еще немного побыть вдвоем, прежде чем она вернется в мир реальности.

– О, ты устроил офис из гостиной. Норт кинул пальто на стул.

– Гостиная мне совсем ни к чему.

– Мне нравится. – Она закружилась в центре комнаты. – Ты здесь держишь вино?

– Нет, не здесь, – ответил он с терпеливой улыбкой. – Мне кажется, тебе достаточно.

Кружение остановилось. Он думает, что перехитрит ее?

– Нет, недостаточно. Недостаточно, пока не выпьем еще по бокалу.

Он улыбнулся:

– Согласен. Будешь кларет?

– Да, пожалуйста.

Октавия смотрела, как он идет по ковру к шкафу у дальней стены. Широкие плечи чуть покачивались. Панталоны плотно облегали ягодицы и бедра. От него невозможно было оторвать глаз. О, впрочем, Норт всегда производил на нее такое впечатление. Он был самым лучшим, самым красивым, просто идеальным мужчиной. Октавия такого еще не встречала.

Подумать только, она стала его первой любовницей! Первой женщиной, которая дотронулась до этой груди, до этой роскошной спины. Не важно, сколько потом у него было женщин, Октавии все равно приятно осознавать, что он втайне сравнивает их с ней.

Господи, помоги, она надеялась, что не уступила никакой и ни в чем.

Норт вернулся и протянул ей бокал. Вина в нем было на донышке.

– Я не пьяная, Норри. – Будь она пьяной, она бы сейчас тупо сидела и не чувствовала этого пламени, растекающегося внутри. Будь она пьяной, эти мысли ей можно было бы простить. Но в том-то и дело, Октавия чувствовала себя вполне трезвой и понимала, что так думать нехорошо.

Одним глотком он покончил со своим кларетом, запрокинув голову. Она смотрела, как у него на горле задвигалось адамово яблоко. Какое очаровательное горло! Какая прекрасная шея!

– Может, чего-нибудь еще? – спросил он.

– О да. – Тут Октавия поняла, что он имел в виду выпивку. – О нет, спасибо. Наверное, ты прав. Мне достаточно.

Норт нахмурился:

– Тебе плохо?

Хотелось попросить, чтобы он подошел поближе, но язык не поворачивался.

– Н-нет. Все прекрасно. – «Особенно прекрасен ты».

– Уверена? – Норт потер подбородок. Октавии нравилось, что он небрит.

– Ты сегодня красивый.

Он усмехнулся, глаза вспыхнули от удивления.

– Обычно это мужчины льстят женщинам.

Она пожала плечами. Тело уже плохо слушалось, язык – тоже.

– Когда-нибудь ты станешь ангельски красив, Норри.

– Ты побледнела, Ви.

– Возможно. Возможно, я неблагоразумна, но ничего не могу поделать: мне хочется поцеловать тебя, мой дорогой друг.

– Октавия, – отпрянул Норт, – это глупо.

– Слишком поспешно и чересчур категорично. Да, я знаю. Поцелуй меня, Норт. Я хочу вспомнить, какой ты на вкус. Мне не хватало тебя все это время.

Если бы не стол, Норт отодвинулся бы от нее. Никогда в жизни она не испытывала такой благодарности к обычному предмету мебели.

Ну разве еще к кровати Норта двенадцать лет назад.

Обхватив Норта за шею, Октавия потянулась всем телом, приподнялась на цыпочки и припечатала его губы поцелуем.

Он стоял не двигаясь, как статуя, как скала, и все равно Октавии стало намного легче. Неужели она безразлична ему? Нет, не может быть. Он желал ее, но сопротивлялся. Зачем?

Наконец она отстранилась.

– Все стало другим. На вкус ты теперь совсем не такой, каким был в ту ночь.

– Не хватает горечи слез.

– Ах да. – Теперь она вспомнила. – Мы ведь тогда оба разревелись.

Он кивнул:

– Помню.

– Ты был таким нежным, таким ласковым.

– Я был глупым, неумелым и выставил себя полным идиотом.

– Ты был прекрасен. Только это и вспоминай.

Не дожидаясь, пока он начнет спорить, она прижалась к этому большому теплому телу, слушая, как его сердце стучит ей в грудь, чувствуя, как сквозь тонкую ткань платья согревает его тепло. Поднявшись на цыпочки, Октавия, не испытывая ни сомнений, ни сожалений, снова прижалась к нему губами.

Настоящий мужчина – и такой сладкий. Октавия не могла от него оторваться, лаская его языком, покусывая зубами. Она была готова съесть его. И когда у него напряглись руки, Октавия застонала, осознав свою победу. Он откликнулся на ее призыв!

Только, вместо того чтобы еще сильнее прижать ее к себе, Норт вдруг отодвинулся.

Дыхание сбилось, глаза заблестели.

– Не искушай меня, Ви.

Она умышленно прижалась к нему бедрами.

– А тебя можно соблазнить, Норри?

Норт издал горлом какой-то звук. Ей показалось, что он зарычал.

– О черт! Да!

– А что тебя привлекает больше? – Она повела пальцем по его руке. – Возможность переспать или я?

– Ты. Только ты.

Вдруг онемевшими пальцами она принялась расстегивать на нем жилет, а потом резкими движениями стала срывать одежду. Покончив с жилетом, Октавия наткнулась на тонкое полотно рубашки. Выдернув ее из брюк, погладила шелковистую кожу на спине. Норт не остановил, напротив, поднял руки, потянул рубашку и кинул ее на пол.

Он был потрясающе красив. Красив переполнявшей мужественностью. Чувственностью, которая исходила от него. От его вида Октавию заколотила нервная дрожь.

– Вот и прекрасно. – Октавия прижалась губами к его плечу и лизнула солоноватую кожу. – Господи Боже, кто бы мог подумать, что мужчина может быть таким вкусным? – Она руками и губами ощущала его пронзительную сладость, тепло и мягкость. Вместо худого подростка – кожа да кости – перед ней стоял мужчина в полном соку, как сказала бы мать. Но он все равно был ее мальчиком, ее Норри, и голова от него шла кругом сильнее, чем от выпивки и опия.

– Ах, – выдохнула Октавия, прижавшись губами к его горлу, там, где бился пульс, и зашептала с шотландским выговором:

– Какой ты большой и красивый, Норри Шеффилд.

Он выпрямился.

– Не передразнивай меня, Ви.

– Я передразниваю тебя? – Ее тянуло к нему. Она не могла отпустить его от себя. – Я люблю твой шотландский акцент.

На его жестком лице пронзительно выделялись светлые глаза. Любой мог подумать, что это проявление гнева, но только не Октавия. Норт пытался побороть свое влечение к ней. Пытался одолеть ее.

– Я обожаю в тебе все. – Она погладила его выпуклую мускулистую грудь. Жесткие волосы защекотали ладони. – Я обожаю тебя, Норт. И всегда обожала. Ты есть и будешь моим самым дорогим…

– …воспоминанием, – прервал он. – Пообещай мне, что после того, как мы найдем твоего поклонника, ты сделаешь все, чтобы я стал всего лишь твоим воспоминанием. Это необходимо, Ви. И мы оба это знаем.

– Почему? – Октавия поморщилась, услышав свой жалобный голос. – Мы не сможем остаться друзьями, потому что мне повезло уродиться законнорожденной? Это глупо!

Норт отстранил ее на расстояние вытянутой руки, хотя Октавия сопротивлялась изо всех сил.

– Может быть. Но мне так хочется. Ничего хорошего из нашей близости не получится. Во всяком случае, для тебя.

– Норри, ты очень хороший. Помимо всего прочего, ты единственный, кто по-настоящему знает, кто я такая, кому я могу доверить все мои тайны. Единственный, кто никогда от меня не отвернется.

Он был непоколебим, хотя ослабил хватку. Октавия воспользовалась моментом, чтобы придвинуться поближе.

– Да. Но как только все закончится, я уйду.

Норт говорил то, что думал. Ей было больно и от этих слов, и оттого, что он понимал, что причиняет ей боль.

Октавия заглянула ему в лицо. Помяла пальцами его массивное плечо.

– Тогда дай мне то, что я смогу удержать. Что будет напоминать мне 6 Тебе. – Она не могла, не хотела отпускать Норта. Не сейчас. Не сейчас, когда вновь нашла его. Было ли это вожделением или отчаянием, она не знала. Но ей нужно было чувствовать свою зависимость от него, от чего-то доброго, чистого и принадлежавшего только ей. Это была какая-то всепоглощающая жажда.

Октавия погладила его шею, провела рукой по подбородку, дотронулась до лица. Накрутила на пальцы вьющиеся пряди. Прижалась к Норту всем телом.

– Поцелуй меня. Поцелуй, и я отпущу тебя. – Она умоляла. Она шантажировала. Она принуждала. Плевать! У нее не осталось гордости, не осталось стыда – всего того, о чем переживал Норри. Ее это никогда не волновало.

Норт не заставил просить себя дважды, Он поцеловал ее. И стоило ему дотронуться до нее, она приоткрыла губы навстречу его языку, отвечая на каждое движение. Если бы она могла утянуть Норта ввысь, она бы взлетела. Если бы могла утянуть в преисподнюю, пошла бы в ад. Так отчаянно она желала его. Контроль над ситуацией уходил из рук, но ее это нимало не беспокоило.

Октавии хотелось отключиться от всего. Она желала только Норри – своего Норри. Желала неистово. Она хотела, чтобы он овладел ею.

Он снова отстранил ее от себя. Почему бы ему тоже не потерять голову? Раньше его ничего не стоило соблазнить.

– Господи, Ви, давай остановимся на этом.

– Нет, рано. – Октавия посмотрела ему в глаза. – Мне уже давно не было так хорошо. Ни разу с той самой ночи.

Его глаза словно превратились в пылающий лед. Норт сдерживал себя изо всех сил.

– Значит, у тебя никого было?

– Никого. – Стены комнаты, казалось, сдвинулись, когда она снова погладила его по щеке. – Только ты, мой любимый друг.

Что-то сразу изменилось. Как будто воздух сгустился. Стало трудно дышать. Навалилась духота. На лбу бисером выступил пот. Окружающие предметы размыло. Только суровая красота Норта оставалась в фокусе. Он смотрел на Октавию, словно чувствуя, о чем она думает, вызывая внутреннюю дрожь. И ей стало понятно: этой ночью он уже не будет глупым и неловким.

В отчаянии Норт попытался сосредоточиться. Безрезультатно! Он резко притянул Октавию к себе, впиваясь в губы. Он желал ее, желал с безрассудством, какого никогда не замечал за собой раньше. Ему нужно было погрузиться в ее влажное тепло, почувствовать, как она обволакивает его со всех сторон, чтобы освободиться от внутренней муки. Напрасно он привел Октавию сюда. Он понял это еще до того, как они ушли с вечеринки. Но он не испытывал сожаления, даже зная, что она невеста другого.

Нет, она еще не невеста. Октавия согласилась обсудить замужество после окончания расследования. Она не носит кольца. Во всяком случае, пока.

Ее стоило привезти сюда хотя бы ради того, чтобы увидеть, как она раздирала на нем одежду, словно кошка, которая пытается добраться до мышки. К счастью, Норту нравилось играть в кошки-мышки.

Только вот не хотелось, чтобы у них складывались такие отношения. Вероятно, Октавия прекрасно понимает, что делает, но он не позволит ей вернуться и спрятаться от того, что произойдет, за пьяной забывчивостью.

Застонав, он оторвался от Октавии, перехватив ее настойчивые руки, и ласково отодвинул от себя. Господи, пошли ему силы! Он не сможет еще раз отказаться от нее. Выдержка изменяла ему.

– Октавия! Не надо.

Губы пунцовые. Глаза широко открыты.

– Почему?

– Потому что я не собираюсь пользоваться своим преимуществом с женщиной в подпитии.

Октавия топнула ногой.

– Я не в подпитии!

Норт чуть не расхохотался в ответ.

– Но очень близка к тому.

– Мне все равно.

– Утром, когда ты проснешься в моей постели, все равно уже не будет. – От одной мысли об этом сердце неистово застучало. – Ты же знаешь: я прав.

Темные глаза вдруг вспыхнули.

– Нет, не прав. Я и так всегда старалась поступать правильно. А теперь я хочу идти своим путем. Дай мне сделать то, что хочется!

Норт не собирался уступать. И не мог не посмеяться над ее обидчивостью. Вот это ирония судьбы! Единственный раз, когда Октавия была готова не переживать из-за того, что подумают другие, он не мог воспользоваться своим шансом.

– Нет, потому что знаю, потом ты будешь жалеть. Она сильнее стиснула его руки.

– Я же не пожалела, что занималась с тобой любовью двенадцать лет назад, Норт. И не пожалею, если сегодня случится то же самое.

У него пересохло во рту. Он ей поверил. Пьяная или нет, она не станет раскаиваться, что легла с ним. Теплое, пьянящее дыхание коснулось его лица.

– Ты знаешь, почему я пообещала матери превратиться в леди?

Норт не был уверен, что ему хочется услышать об этом.

– Нет, не знаю.

Ее глаза вдруг стали абсолютно ясными.

– Я знала, как тебе хочется пробиться в общество. И я подумала: если мне удастся сделаться дамой, тогда ты сможешь… Но ты и не попытался.

Он молчал. Октавия могла намекать на многое, но в душе он совершенно точно знал, что она имела в виду.

– Я пытался. – Освободив одну руку, он дотронулся до ее щеки. – Ох, Ви. Я пытался и хотел, но…

– Но ты знал, что дед не подпустит тебя ко мне.

– Да. – Конечно, знал. Старикан предупредил его весьма недвусмысленно.

– Тебя это вполне устраивало.

Как объяснить, чтобы она поняла? Это был лучший выход. Что за жизнь была бы у них?

– То были мечты, Ви.

– Нет, Норри. – Октавия отстранилась. – То, чем мы занимаемся теперь, то, как мы живем, – вот это и есть обман. Наша дружба была правдой, как и все, что мы с тобой пережили. Остальное – ложь, в которой мы преуспели.

Нужно было сказать ей, чтобы она не обманывала сама себя. Но язык не поворачивался.

– И самое печальное… – продолжала Октавия. Голос охрип, и Норт испугался, что она сейчас расплачется. – Самое печальное то, что мы лгали так долго, что уже не знаем, как стать самими собой.

– Ви…

– Благодарю за прелестный вечер, Норт, но, по-моему, мне пора возвращаться в Мейфэр.

На улице их ждал извозчик, которому было уплачено заранее. Норт проследил, как она вошла в дом, а потом повернулся и зашагал к Уину.