Глава 10

На следующее утро Октавия проснулась с головной болью и не отдохнувшей. Несмотря на обещание, Норт вчера так и не вернулся. Остаток дня она провела, вспоминая, что они наговорили друг другу. Даже в полудреме в голове крутились его слова и картины из прошлой жизни, отгоняя сон. Так что выспаться не удалось.

Кофе не улучшил настроения. Не помог и плотный завтрак, который прошел в компании Беатрис. Все разговоры кузины сводились к тому, как мило она провела время со Спинтоном. Упоминание о будущем женихе вдруг почему-то резануло Октавию. Непонятно – почему?

– О, Октавия, – щебетала Беатрис, – ты никогда не говорила, что лорд Спинтон может быть таким обворожительным.

Обворожительным? Спинтон? От сочетания этих двух слов стало даже как-то не по себе.

Октавия намазала клубничный джем на булочку с изюмом.

– Должно быть, я просто забыла об этом упомянуть.

Ее сарказм не дошел до кузины. Все так же восторженно улыбаясь, Беатрис осторожно поставила тонкую фарфоровую чашку на блюдце.

– Должно быть, так. У тебя слишком много забот.

Ну вот! Теперь Октавия испытала угрызения совести. Если бы она сидела молча, Беатрис наверняка поняла бы намек и тоже замолчала.

И та замолчала. Правда, ненадолго. После нескольких минут блаженной тишины Беатрис заговорила снова:

– Ты ведь собираешься завтра присутствовать на благотворительном вечере в Воксхолле.

Вздохнув, Октавия опять принялась за джем. Одно из двух: либо джем, либо она засунет булку в тарахтящий рот Беатрис.

– По правде говоря, я еще не решила. Кузина вытаращила глаза от удивления.

– Но лорд Спинтон будет там! Это будет прекрасная возможность встретиться, и мистер Шеффилд не вмешается со своим расследованием.

Октавия уложила толстый слой джема на очередную булочку.

– Что ж, это уже сам по себе достаточный повод поехать туда. – Она сунула булку в рот.

На этот раз Беатрис обратила внимание на ее тон:

– Что-то ты сегодня раздражительна. Продолжая жевать, Октавия лишь лицемерно улыбнулась.

– Что-нибудь случилось? Тебя что-нибудь раздражает?

Не могла же она сказать кузине, что ее мучает ревность. Не из-за того, что кузина провела обворожительный вечер со Спинтоном. Она ревновала к тому, что Беатрис пообщалась с представителем противоположного пола и не стала читать себе моралей по поводу распутного поведения.

– Норт хочет узнать имена покровителей матери. Он считает, что это может дать ключ к разгадке.

Беатрис кивнула так, словно все поняла. Хотя навряд ли.

– Представляю, как тяжело открыть грустные факты из своей жизни, о которых лучше забыть.

Октавия насупилась:

– Я не стыжусь ни своей матери, ни своего прошлого.

– Конечно, нет! Я ни в коем случае этого не подразумевала.

Однако тон кузины говорил другое – она подразумевала именно это. Октавия решила оставить ее слова без внимания. Если начать спорить, Беатрис поймет, что иногда Октавия завидует тому, как мать обращалась с мужчинами. Мать была очень щепетильна при выборе любовников, в какой-то момент отдавая предпочтение только одному мужчине из толпы поклонников, которые пытались добиться ее благосклонности. Любила ли она кого-нибудь из них, так и осталось загадкой, но, насколько было известно Октавии, они были добры к матери. Да, было стыдно оттого, что мужчины «поддерживали». Но зато не приходилось голодать. До сих пор она завидовала почти «нормальному» дому Норта. Тот знал своего отца, чего Октавия была лишена. И еще он безраздельно владел вниманием своей матери. Октавии тоже хотелось этого.

Нет, ей не было стыдно. Причина, по которой она ощущала стыд, заключалась в ней самой. Как можно судить собственную мать, когда она сама ведет себя со Спинтоном как продажная женщина? Он получит ее тело, а она станет графиней – супругой богатого человека. Это будет обмен товарами и услугами, а не замужество. Не настоящее замужество.

– Ладно, – сказала она, не желая больше копаться в собственных мыслях. – Пора приниматься задело. День пропал.

Беатрис вскинула брови.

– Тебе помочь? «О Господи, нет!»

– Спасибо, но лучше я займусь сама. – Беатрис заметно успокоилась. – Кстати, а ты чем собираешься заниматься?

Беатрис смутилась:

– О! Э… Меня пригласили на чай во второй половине дня.

Это Спинтон, вне всякого сомнения. Наверное, Беатрис отправляется на встречу с его мамашей. Остается надеяться, что старая клюшка будет с кузиной любезнее, чем с Октавией. Может, даже попытается уговорить своего сына жениться на Беатрис.

Пожелав кузине приятно провести вечер, Октавия развернулась и вышла из столовой.

Когда в последний раз Спинтон приглашал свою невесту выпить чаю с ним и с мамочкой? Наверное, неделю назад. Каждый раз у Октавии находилась какая-нибудь уважительная причина избегать таких встреч. Старушенция была настоящей гадюкой, упакованной в шелка.

Приподняв юбки, Октавия двинулась вверх по лестнице. Ей вдруг пришла в голову мысль, что Беатрис, вероятно, единственный человек, который сможет ужиться с матерью Спинтона. Кузина мила и очаровательна. Никто, включая будущую свекровь Октавии, не обнаружил бы в Беатрис никакого изъяна.

Октавия совершенно точно знала, где хранится сундук, оставшийся от матери. Поэтому не потребовалось много времени, чтобы найти дневники, – прекрасное средство избавиться от мыслей о Норте.

Октавия быстро листала страницы, пока не наткнулась на место, в котором мать описывала свой приход в театр. Имя каждого мужчины, который упоминался в романтическом контексте, Октавия выписывала отдельно. Слава Богу, таких набралось немного. Чтение дневников затянулось. Ее внимание привлекали то мысли, которые высказывала мать, то какие-то впечатления, и вскоре чтение превратилось не в поиск сведений, а в попытку ощутить свою близость к ней.

Бедная, любимая мамочка! Она торговала собой, чтобы обеспечить себе с дочерью достойную жизнь. Гордость мешала ей попросить свекра – деда Октавии – о помощи? А согласился бы старый граф оказать помощь, если бы она попросила? Хотя Октавия и любила старика, он отнюдь не был святым. Возможно, мать боялась, что он заберет у нее Октавию. Тем более что, будучи пэром, он мог такое устроить.

На лестнице послышались шаги. Потом раздался стук, и служанка просунула голову в приоткрытую дверь.

– Прошу прощения, миледи, приехал лорд Спинтон.

Ага, наверное, чтобы забрать Беатрис. Неужели прошло так много времени? Значит, она пробыла здесь по меньшей мере два часа.

– Спасибо, передай ему, что я сейчас спущусь. Октавия положила материнские дневники в сундук и опустила тяжелую крышку.

Спинтон ждал в гостиной то ли ее, то ли Беатрис. Или их обеих. Он выглядел безупречно в светло-коричневых бриджах и утреннем сюртуке темно-синего цвета. Его рыжеватые волосы были тщательно завиты, галстук повязан безукоризненно, подбородок идеально выбрит. У него никогда не торчала щетина. Борода ведь сущее варварство!

А у нее-то какой видок сегодня!

– Доброе утро, Спинтон.

Он обернулся. Приветливое выражение сменилось неудовольствием.

– Ты выглядишь как поломойка. Октавия пожала плечами:

– Я делала уборку. – Правду говорить не хотелось. Может, она все-таки стесняется своей матери.

Или, может, просто не хочется заступаться за мать перед человеком, который совершенно не знал ее и не имел права судить.

Он очень удивился:

– У тебя же есть слуги.

– Иногда мне нравится все делать самой. – Сможет он понять ее? – А тебе, Спинтон, неужели это не нравится?

Он посмотрел на Октавию так, как будто у нее выросла вторая голова.

– Ты не говорила, что любишь копаться в грязи. Что тут скажешь? Да, ей нравилось обливаться потом, нравилось, как тело пышет жаром от физических нагрузок.

– Когда мы будем заниматься любовью, ты станешь настаивать, чтобы мы Делали это в темноте и чтобы я оставалась в ночной сорочке, задрав ее до пупа, а ты будешь с головой накрываться простыней, да?

Бедный Спинтон чуть не рухнул. Он зашипел и забрызгал слюной.

– Господи, что за вопросы такие! Октавия пожала плечами:

– Очень честные.

– Это влияние Шеффилда? – Его лицо пылало. – Он бывает грубым и бесцеремонным.

– Нет, мистер Шеффилд не имеет к нашему браку никакого отношения, Фицуильям. Ты, кстати, знаешь, что приставка «фиц» имеет значение «незаконнорожденный»?

Он выглядел страшно комично в своем недоумении.

– Какое это имеет значение? Еще одно пожатие плечами.

– Никакого. Мне просто интересно. Это же фамилия, да?

– Девичья фамилия моей матери. – Он оправил сюртук. – Ты ведь знаешь.

– Ах да. Значит, кто-то в роду твоей матери был ублюдком. – Она покачала головой.

– Октавия!

Скривившись, Октавия замахала на него рукой:

– Ой, помолчи! Я не собиралась тебя оскорблять. – Или все-таки собиралась? Если нет, тогда зачем нужно было говорить такие вещи человеку, который не приемлет от леди подобных выражений?

Спинтон стоял красный и растревоженный.

– Клянусь, иногда я не узнаю тебя. «И никогда не узнаешь!»

– Не думала, что ты такой ханжа, Фицуильям. – Вот это была ложь, наверное, первая в жизни Октавии.

Он заиграл желваками.

– А я не думал, что ты можешь так говорить, Октавия.

Да уж, потрясти его ей удалось. И полностью обезоружить. Что еще ему устроить?

– Я способна не только на разговоры, мой дорогой. У него на горле подпрыгнуло адамово яблоко. Ей показалось, или он на самом деле отступил назад?

– Что будешь делать? – спросил он, когда Октавия подошла ближе.

– Я вдруг поняла, что мы с тобой целую вечность не целовались. Не будешь возражать, если я тебя поцелую?

Ему потребовалось время, чтобы ответить.

– Э… п-почему бы нет.

Она заставила его занервничать. В глазах появились неуверенность и ожидание. В конце концов, несмотря на всю свою зажатость, Спинтон все-таки был мужчиной. Он находил Октавию привлекательной. Ему нравилось предъявлять на нее права, хотя он, как, впрочем, и она, понимал их иллюзорность.

Хотелось ли ей затащить его в постель? Пожалуй, нет. Могла бы, но не хотела. Вдобавок у Норта имелось невольное преимущество перед Спинтоном. Норт уже был любовником Октавии, и она желала его снова.

Но главное, ей хотелось сравнить, как они целуются. Ее подмывало узнать – нет, ей крайне необходимо было узнать! – сумеет ли он распалить ее так, чтобы стало жарче, чем в битком набитом театре во время августовской грозы. Именно это Октавия ощущала с Нортом.

И еще. Ей захотелось заставить Спинтона пожалеть о том, что он обозвал ее поломойкой.

У нее были грязные, пыльные руки. Поэтому она не стала дотрагиваться до него. Октавия просто встала на цыпочки, сокращая расстояние между ними, и прикоснулась к его губам.

Спинтон сам схватил ее и прижал к себе. Он поразил ее до глубины души, когда раздвинул ей губы и проник языком в рот. Он поцеловал ее так, как еще никогда не целовал. Со страстью, какой она в нем не подозревала.

Но все равно это было не то. Он целовал ее с отчаянием, о причинах которого" Октавия могла только догадываться. Словно хотел что-то доказать ей. Какая бы причина ни стояла за этим, язык делал свое дело.

– Простите, что заставила… О!

Октавия вырвалась из объятий Спинтона и почему-то с облегчением сообразила, что их застала Беатрис, а не Норт. Учитывая, каким пиететом кузина окружила Спинтона, это, разумеется, было совсем ни к чему.

Бедняжка Спинтон послал Беатрис извиняющийся взгляд. А та в замешательстве смотрела на парочку.

И с ревностью. И с болью.

– Извините меня, – хрипло произнесла Беатрис. – Дверь была открыта.

– Ничего страшного, Беатрис, – примирительно сказала Октавия. Почему она чувствует такую вину за то, что целовала собственного жениха? Из-за того, что кузина испытывает к Спинтону не просто дружеские чувства? Господи, а что она будет испытывать во время их брачной ночи?

Как, однако, прекрасно, что ее глупая попытка ощутить к своему нареченному что-нибудь – хоть что-то! – нанесла такой удар кузине! Это будет еще одним чудовищным и одновременно восхитительным делом, которое провернула сегодня Октавия.

– Не буду больше вас задерживать. – Она специально произнесла это легкомысленным тоном. – Если вы не против, пойду переоденусь.

Гордо вскинув голову, Октавия выплыла из комнаты. Но несмотря на браваду, оставалось странное чувство, что она незваный гость в собственном доме. Октавию не оставляло ощущение, она совершила предательство, поцеловав Спинтона. Только вот предательство самой себя или кого-нибудь еще?

Это походило на поиск теней в чане со смолой. Норт изучал список, который накануне вечером прислала с посыльным Октавия. Все прекрасно, но пока он не получит список от хозяина лавки и не сравнит его с лежащим перед ним, толку будет мало. Существовала возможность, что обожатель Октавии – слово-то какое дурацкое для подобного мерзавца! – это тот, кто знает о ее прошлом и о прошлом самого Норта больше, чем им обоим хотелось бы.

Во всяком случае, больше, чем хотелось бы Спинтону.

Конечно, Норту не было дела до того, что нравится или не нравится Спинтону. На самом деле Норт считал, что даже к лучшему, если тот что-нибудь обнаружит. Браки, основанные на обмане, были в свете не редкостью, однако они не предвещали ничего хорошего тем, кто рассчитывал на счастливый союз.

Норт мог позволить Октавии выйти замуж за человека, которому она не доверяла, которого не любила. Но никогда никому не позволил бы причинить ей боль.

Норт даже не стал обращать внимания на информацию о том, что Харкер готовит против него настоящую войну. Харкер явно не испытывал радости оттого, что Норт дал ему передышку. Он посчитал, что убийство Салли и Харриса заставило Норта отступить. Глупее этого трудно было придумать. Каждый сыщик Норта трудился над тем, чтобы найти доказательства против Харкера и попортить ему кровь.

В дверь офиса постучали. Услышав приглашение, миссис Бантинг просунула голову в дверь.

– Пардон, мистер Шеффилд. Вас хочет увидеть граф Спинтон.

Подумай про черта… Спинтон знал – он не должен появляться у Норта, только в самом крайнем случае.

– Просите.

Несколько мгновений спустя лорд Спинтон, прекрасно одетый, причесанный по последней моде, вступил в комнату. Норт провел рукой по небритому подбородку, прекрасно сознавая, что его собственный галстук потерял форму, а волосы растрепаны. Можно не сомневаться, Норт смотрелся рядом с чистокровным Спинтоном как беспризорная дворняга.

Но разве это что-нибудь значило?

«Зато я спал с твоей невестой, чопорный индюк. Что скажешь на это?»

Но одного взгляда на застывшее лицо Спинтона было достаточно, чтобы победное ощущение мигом исчезло.

– Что случилось?

– Я требую, чтобы вы сообщили мне о своих намерениях в отношении леди Октавии.

Норт не потрудился скрыть изумление.

– Требуете?

– Да.

Норт остался предельно вежливым.

– Я намереваюсь найти того, кто посылает ей письма, и, если потребуется, обеспечить ее безопасность. Именно за это вы платите мне деньги. – Деньги прямиком отправлялись в ближайший приют для незамужних матерей и их детей. Но Спинтону ни к чему знать об этом. И о том, что Норт согласился на это дело ради Октавии, а не из-за денег.

– Я о ваших истинных намерениях.

Ну разумеется. Неужели Спинтон считает Норта простаком, который не услышит в его голосе ревности? Другой, более искусный лгун, стал бы уверять графа в своих самых благородных намерениях. Норт не смог.

– А что вы о них думаете? – Зачем изводить человека? Почему бы просто не соврать и не сказать, что у него нет никаких намерений?

Граф выпрямился.

– Полагаю, они не благородны.

Не важно, что Спинтон был близок к правде. Норту не понравился его тон.

– Вы задеваете мою честь.

Граф не походил на уличных задир, однако в одном они с Нортом были едины – в своем намерении заставить считаться с собой.

К сожалению, у каждого из них были свои претензии на Октавию. Может, Норт ошибается, считая, что у него в этом смысле есть какие-то преимущества?

– Прошу прощения, мистер Шеффилд, но, за исключением нескольких случаев, ваша семья не особенно считается со своей честью.

Если Спинтон хочет раздразнить его, то он выбрал самый верный путь.

– Вы не заслужили права обсуждать мою семью, Спинтон, граф вы или не граф.

Граф покраснел, но не отступил.

– Даже ваш младший брат – герой войны, и то привлекает к себе всеобщее внимание, а уж о деяниях вашего отца и братьев всем хорошо известно.

– Когда я соглашался провести это расследование, мне удалось немного порыться в делах вашей семьи, милорд. Хотите узнать, что мне открылось?

Спинтон пожал плечами:

– Уверен, ничего бесчестного.

Норт насмешливо хмыкнул:

– Мне открылась целая подборка интересных фактов. Например, история про страсть, которую ваш дядюшка Теодор испытывал к некоей двенадцатилетней девочке из Йоркшира.

На этот раз Спинтон побледнел как полотно. Вряд ли ему хотелось, чтобы эту историю начали обсуждать в обществе.

– Вы пытаетесь шантажировать меня?

Норт хмуро посмотрел на него:

– Не будьте идиотом. Конечно, нет.

Видно было, что Спинтон не поверил.

– Тогда при чем здесь мой дядя?

– При том, что не нужно судить других по их родственникам. – Ничего удивительного, что Октавии не хотелось, чтобы он узнал про ее мать. Спинтона хватит кондрашка, когда он узнает, что его дорогая покойная теща была актрисой.

– Значит, у вас нет видов на леди Октавию?

– Клянусь, я не позволял никаких вольностей по отношению к ней. – К счастью, Спинтон не догадался спросить, позволяла ли Октавия вольности по отношению к нему.

Облегчение, которое испытал граф, бросалось в глаза, но тут было что-то еще. Чувство вины? Беспокойство? Возможно, он не поверил Норту. Или, может, надеялся скрыть какой-нибудь собственный опрометчивый поступок. Но какой? Вообще-то было даже немного странно, что Спинтон не завел себе содержанку.

– Вы ее любите?

Спинтон дернулся.

– Что, простите?

– Леди Октавию. Вы любите ее? – А какой ответ больше понравится Норту: да или нет?

Граф оскорбился.

– Не ваше дело!

Пришлось повернуть кинжал в ране.

– Как вы собираетесь заявить об этом перед Господом и свидетелями, если даже мне сказать не можете?

Спинтон засуетился под его взглядом.

– Я высоко ценю и уважаю Октавию.

Норт обратил внимание, что Спинтон пренебрег ее титулом.

– Я высоко ценю и уважаю мою экономку, но не собираюсь на ней жениться.

– Это не одно и то же! – Наверное, застегнутого на все пуговицы Спинтона кинуло в жар, потому что у него порозовели белки.

Норт почесал подбородок.

– Вы так думаете?

– Мое чувство к Октавии намного глубже, чем у вас к вашей экономке! – Спинтон разозлился так, что, казалось, выплевывал каждое слово.

– Ах, так вы действительно любите ее? – Будет легче потерять Ви, зная, что Спинтон даст ей любовь, которой она достойна.

– Любовь – это прекрасно, но, она не единственная основа для брака.

Значит, этот кретин-недомерок вообще не любит ее.

– Но важная.

Спинтон выпрямился. Приготовился к обороне, что ли?

– Только не в обществе.

Пожав плечами, Норт смирил свой норов.

– Большинство в обществе гоняется только за деньгами.

– Как, извините?

Он еще раз пожал плечами:

– Вероятно, вы высоко цените состояние Октавии. Возможно, уважаете ее земли и лошадей, которые возят ее карету.

– Мистер Шеффилд! – Граф побагровел от возмущения.

– Позвольте мне кое-что рассказать вам про женщин, Спинтон. – Норт заговорил так, словно делился мудростью с задушевным другом. – Им всем до единой хочется любви, как и нам. Можете дурить ей голову, что любовь совсем не обязательна. Но в конце концов Октавия возмутится. И я не пожелал бы никому, мой друг, столкнуться с яростью разочарованной женщины.

Спинтон ухмыльнулся. Норт даже не предполагал, что он умеет так ухмыляться.

– Делитесь личным опытом?

– Нуда, – с гордостью признался Норт. – В моей жизни было несколько женщин.

– Кто бы сомневался.

Норт засмеялся. Для него это не было оскорблением.

– Такая женщина, как Октавия – отважная, умная и решительная, – достойна любви. Она достойна страсти и преданности.

– Откуда вы знаете, чего она достойна? Норт пронзил его взглядом:

– Оттуда. Любви достойна каждая женщина.

– Никогда бы не подумал, что вы романтик. – Граф не скрывал своей снисходительности.

Норт не остался в долгу:

– Никогда бы не подумал, что вы идиот.

Явно обидевшись, Спинтон насупился:

– Если бы не моя забота о леди Октавии, я отставил бы вас от дела.

Норт пожал плечами:

– Если бы не моя забота о леди Октавии, я позволил бы вам это сделать.

Все точки над i были расставлены. Спинтон лишь кивнул.

– Тогда, может быть, вы сделаете все, на что способны, и наконец закончите это задание.

– Можете быть уверены.

Уходя, Спинтон не снизошел до обычных любезностей, за что Норт даже почувствовал к нему благодарность.

Не прошло и пяти минут после ухода Спинтона, как в доме Норта появилась Октавия.

– Какого черта ты здесь делаешь? – Господи, как роскошно она выглядит! В своем красно-коричневом жакете и белой юбке она смотрелась веточкой корицы, которую окунули в сахар. Попробуешь – и захочешь еще.

В ответ Октавия лишь приподняла медовые брови.

– Мне тоже очень приятно увидеться с тобой. Он не обратил внимания на сарказм.

– Ты видела Спинтона?

– Да. – Октавия принялась стягивать перчатки. – Я подождала и уверилась, что он не вернется.

– Он тоже видел тебя?

Октавия сунула перчатки в дурацкую маленькую сумочку, свисавшую с запястья.

– Нет.

– Ты одна, без провожатых?

– Да. – Специально ничего не говорит. – В эту часть города?

Октавия усмехнулась:

– Ну я же здесь.

– Самоуверенная нахалка! Вот ты кто. Октавия сдвинула брови.

– Осмелюсь предположить, что у вас трудности с пищеварением. В этом и есть причина вашей грубости.

– У меня все в порядке с пищеварением. Можешь не беспокоиться. Кстати, после визита твоего жениха появилось желание опорожнить кишечник. – Грубо, в особенности для разговора с дамой. Но друзья могли позволить себе такое.

Она, заметно успокоившись, кивнула:

– Ага, значит, ты злишься не на меня, а на Спинтона. Что ему понадобилось?

Норт тоже успокоился.

– Хотел убедиться, что мы не занимаемся амурами у него под носом.

– Нет! – Она по-настоящему испугалась.

– Да. – Норт скрестил на груди руки. – Он очень заботится о твоем целомудрии. Даже был готов драться из-за этого на дуэли.

Она сверкнула глазами.

– Вот идиот!

– Он просто беспокоится о тебе. – С чего бы ему защищать Спинтона?

– Мне до смерти надоели все, кто указывает, как я должна жить и как не должна.

– У него все-таки есть на это право, – напомнил ей Норт. – Он твой жених.

– Нет, пока еще не жених.

– Но скоро будет.

Октавия раздраженно сверкнула глазами.

– Скорее содержанка станет его женой. Сердце у Норта замерло.

– Ты хочешь сказать, что не собираешься выходить за него?

Она вздохнула, опуская руки:

– Собираюсь. Я пообещала матери и деду. У него на языке вертелось проклятие.

– А что ты обещала себе?

– Спинтон – хороший и благородный человек. Он станет отличным мужем. – Кого она пытается убедить?

– С такой же легкостью он может стать отличной охотничьей собакой.

Октавия даже не улыбнулась.

– Все было решено давным-давно. Мы с ним поженимся, и я сдержу слово.

– Значит, ты не согласна, чтобы тебе указывали, как жить, но согласна, чтобы указывали, за кого идти замуж? – Нужно оставить ее в покое. Норт понимал, что это не его дело, но ничего не мог поделать со своим чувством.

– Ты говоришь о разных вещах. Замужество Приведет к слиянию капиталов и обеспечит продолжение рода. Я уверена, мы со Спинтоном поладим. Браки, построенные на менее серьезном фундаменте, длятся десятилетиями.

– Породистые производители, – пробормотал он, потерев глаза рукой.

– Как?

– Не важно. – Он пожал плечами. – Меня не касается, за кого ты выйдешь замуж.

Брови у Октавии снова взлетели вверх.

– Разве?

– Мне только хочется, чтобы ты была счастлива. – По крайней мере это была правда. – Если доверяешь Спинтону, делай что хочешь, а я пожелаю тебе удачи.

Ее ясные синие глаза пытливо рассматривали его. Что ей хотелось увидеть, он не знал. Но искренне надеялся, что она этого не увидит.

– С чем пожаловала, Ви? – После вчерашних эксцентричных метаний от жара к холоду Норт думал, что она отряхнет его прах со своих ног.

– Я кое-что привезла тебе. – Она вытащила из своего ридикюля сложенный лист бумаги.

– Что это?

– Еще одно письмо. Оно пришло сегодня утром. Норт быстро просмотрел письмо, «Шеффилд тоже недостаточно хорош. Разве не понятно, ты заслуживаешь самого лучшего?» От этих слов – не важно, насколько они были правдивы, – привычно сжало грудь. Он недостаточно хорош. Он это знал. Это знали все. Наверное, даже Октавия знала, правда, иногда казалось, что ей до этого нет дела. Норт сложил листок.

– Он нас видел.

– Что будем делать?

– Ткнем его носом в это дерьмо, – решительно заявил он. – Выставим себя напоказ еще разок.

– Где и когда?

– Завтра на благотворительном вечере в Воксхолле. Поедем туда вместе. Достаточно для начала.

Норт ее не убедил.

– Думаешь, он там будет?

– Туда собирается весь свет. Сам принц-регент запланировал там выступление своих любимых артистов. Если твоего воздыхателя там не будет, он из разговоров узнает о нашем появлении.

Слушая его, она кивала головой.

– Знаешь, у тебя глаза сияют, когда ты что-нибудь придумываешь и замышляешь.

Он удивленно заморгал.

– Правда? Октавия улыбнулась:

– Правда. Как два бриллианта на бледно-голубом бархате.

Норт поморщился:

– Ах, как поэтично!

Она шлепнула его по руке:

– Не издевайся. Возьмем мою карету, или ты предпочтешь идти пешком?

– А теперь кто издевается? – Он засмеялся над ее замечанием. – Попрошу какую-нибудь карету у Брама.

Октавия усмехнулась:

– Ну конечно, мужская гордость.

– Есть немного, ты же знаешь. – Они снова почувствовали, что им легко друг с другом.

– Знаю. – Она пристально смотрела на него. – Спин-тон тоже уже знает?

– Наверняка. – Норту не хотелось пересказывать ей подробности. Это было ни к чему. – Ты перекусишь со мной?

– Это зависит от того, что у тебя есть. Норт позвонил, вызывая миссис Бантинг.

– С каких пор это стало важно? Раньше ты ела все подряд.

Снимая с руки ридикюль, Октавия захихикала:

– Какая наглость вспоминать про это.

Норт улыбнулся, когда сумочка глухо брякнула о стол. Бог знает, что Октавия в ней носит.

– Я помню все, что касается тебя.

Октавия замерла, потом повернулась к Норту и взяла его за руку:

– Не важно, что происходит, Норри. Ты всегда знал меня лучше, чем остальные. Ты ведь понимаешь это, правда?

Норт кивнул, чувствуя, как в горле встал ком:

– Да, понимаю.

– Вот и отлично, – сказала Октавия и вздохнула. С явным облегчением.

Но какой толк от того, что Норт прекрасно понимает ее, если всю оставшуюся жизнь ему придется делать вид, что они вообще незнакомы.