Глава 23

Наступила мертвенная тишина. Все, включая Мередит, были потрясены картиной разрушения. Стены таверны видели немало драк, но такого здесь еще не случалось. И никто не знал, что будет дальше.

Но Беллами знал, как снять напряжение.

— Пойдем, Эшуорт, — мягко сказал он, хлопнув друга по плечу. — Давай выбираться отсюда.

Немного помедлив, Рис кивнул. Соскользнул со стойки и с грохотом приземлился на пол.

Беллами оглядел приятеля и наморщил нос.

— Сент-Мор, у вас есть чистый костюм?

— Наверху. В доме, — коротко ответил Рис, промокая рукавом кровоточившую губу.

— В таком случае идем туда. — Беллами повернулся к Мередит и склонил голову. — Миссис Мэддокс, рад вас видеть.

Мередит была так благодарна гостю за вмешательство, что едва не обняла его. Никто, кроме него, не смог бы остановить драку и уговорить Риса отступить.

Беллами одобрительно оглядел Кору:

— Все хорошо?

— Да, сэр.

— Смотри, никуда не убегай. Ты едешь с нами.

Мередит пыталась перехватить взгляд Риса, но тот упорно отводил глаза.

— Рис, — прошептала она, схватив его за руку, — посмотри на меня. Ты ранен?

— Что тебе до этого?

— Но ты мне небезразличен.

— Не стоит, Мерри. Я не хочу, чтобы ты обо мне думала, — процедил он, отбрасывая ее руку. — Сейчас я не могу быть рядом с тобой.

Мужчины ушли. Гончие последовали за ними. Мередит же осталась в таверне.

Осмотрелась и поняла: в руинах не только все помещение, но и ее сердце.

Кора подбежала к Гидеону. Тот уже пришел в себя и сыпал проклятиями, доказывая, что Рису не удалось бы его прикончить.

Правда, Мередит подумывала: а не закончить ли начатое Рисом? Но практичная натура взяла верх. Она не желала подобного кошмара в таверне и такого греха на своей душе. Гидеон просто этого не стоил. Но ей не хотелось, чтобы он залил кровью весь пол. Поэтому она принесла коробку с бинтами и лекарствами, но Кора перехватила коробку.

— Я позабочусь о нем, — сказала она. И теперь в ее голосе не было девичьих интонаций. Только женская решимость.

Хэролд и Лоренс тут же подошли к Коре, засучив рукава.

— Мы отнесем его в одну из гостевых спален, — объявила девушка.

Мередит утвердительно кивнула:

— Да, конечно. А я здесь приберу.

Выгнав всех из комнаты, она заперла дверь, после чего вымела разбитое стекло и щепки, стерла кровь со стойки и посыпала пол песком, а затем вернула мебель на свои места и поставила медный подсвечник на каминную доску.

В полдень Мередит поднялась наверх — вымыться и переодеться. А потом приготовила простой семейный обед. Хлеб, сыр, колбаски. Позвала отца и Деррила, которые возились на конюшне. Но ни Риса, ни Беллами нигде не было видно.

После обеда Мередит положила кое-что на поднос и отнесла наверх.

— Я принесла чай и бульон, — объявила она, открывая дверь ногой. — И твердую еду для тебя, Кора.

Гидеон лежал на кровати. Был по-прежнему в брюках и сапогах, но обнаженный до пояса. Кора сидела на стуле рядом с ним, держа компресс у него на щеке.

— Он спит, — пояснила она. — Я дала ему морфий, чтобы не так болело.

Мередит поставила поднос на столик и осторожно подняла компресс. О Боже!.. Щека и лоб Гидеона представляли собой один гигантский синяк. А глаз не откроется по меньшей мере с неделю!

— Что ж, Гидеон, — тихо сказала Мерри, хоть он не мог ее слышать, — ты это заслужил.

— Все было не так, как вы думаете, — прошептала Кора, откидывая волосы со лба молодого человека.

— Так или иначе, но он давно на это напрашивался. — С той ночи, когда Рис вернулся в гостиницу с разбитой головой.

Мередит сказала, что присмотрит за Гидеоном, а Кора пусть отдыхает. Потом она приготовила ужин и уселась за исцарапанную и помятую стойку. Налила себе бокал вина. Потом второй. На стойке лежала сложенная газета. Мередит не развернула ее. Там не было ответа на ее вопросы.

Около полуночи в дверь спальни постучали. Мередит накинула шаль на плечи, отодвинула засов и приоткрыла дверь.

У порога стоял Рис. В чистой сорочке и в бриджах. Небольшие порезы у него на лбу были обработаны мазью.

— Я уезжаю на рассвете, — сообщил он.

Она молча смотрела на него.

— Беллами считает, что нашел человека, бывшего с Лео в ночь убийства. Фамилия — Фаради. Скрывался в Корнуолле. Беллами сейчас говорит с Корой. Она поедет с нами, чтобы опознать его.

— Но почему тебе нужно ехать?

Его бровь дернулась.

— Разве не очевидно? Я — грубая сила. Если Фаради начнет отпираться, я должен выбить из него правду. А потом уж будем вершить правосудие.

— Понятно.

— Да, тебе, Мерри, понятно. Как и остальным сегодня утром. Только на это я и годен, — добавил он с отвращением к себе самому. — Как насчет Майлза? Что…

— Выживет. Сильно избит, но выживет.

Лицо Риса оставалось мрачным. Но во вздохе прозвучало облегчение.

— Он заслужил это за то, что сделал с Корой, — добавила Мередит.

При упоминании о девушке Рис поморщился:

— Она находилась под моей защитой. Я не должен был оставлять ее одну. — Вздохнув, он продолжал: — Я разгрузил доставленные из Бата товары, забрал вещи из коттеджа и привел гончих.

Мерри опустила голову. Две пары влажных карих глаз печально смотрели на нее. Из горла собак вырвался тонкий вой.

— Они будут скучать по тебе, — прошептала она.

— А я — по ним.

Мередит широко открыла дверь, собаки тотчас бросились к камину и устроились у огня. Но она продолжала держать дверь открытой. Словно приглашая гостя войти. И даже позволила шали соскользнуть с плеч.

— До рассвета еще далеко, Рис.

Она знала, что вела себя бесстыдно. Но черт возьми, какой смысл в гордости? Если он уезжает навсегда, то пусть проведет у нее последнюю ночь.

— Не стоит, — процедил Рис. — Не приглашай меня. Потому что я не смогу отказаться. И при этом буду бессовестно тебя использовать. Точно так же, как использовал Майлза сегодня утром. Я зол, как сам черт, а ты еще одна невинная жертва, на которой можно это зло сорвать. Я возьму тебя быстро и жестоко и тотчас забуду, кто ты такая. И кто я. Пойми, я буду тебя использовать.

Господи милостивый! Если он пытается обескуражить ее, то все делает неправильно. Мередит стиснула ноги, когда влажный жар разлился между ними. Она никогда еще не возбуждалась так быстро. Рис описывал именно то, чего она жаждала. В последний раз.

Храбро глядя ему в глаза, она открыла дверь еще шире.

— Тогда давай использовать друг друга, Рис.

И этих слов оказалось достаточно.

Не успела она перевести дух, как он схватил ее в объятия, захлопнул дверь и прижал ее к ней, так что Мередит оказалась между твердой дубовой дверью и стеной сплошных мускулов. И никогда в жизни она не была так полно, так оглушительно счастлива, пребывая в столь удивительном плену.

А он положил руки ей на бедра и приподнял, прижав к двери еще крепче. Уронив шаль на пол, Мерри лихорадочно дергала за подол своей ночной сорочки, чтобы поскорее обвить Риса ногами. Еще крепче прижавшись к нему, она ощутила, как тяжелый стержень его плоти трется о ее лоно. Оба застонали. Она уже истекала любовными соками, а он был невероятно тверд. Так что в любовных играх не было нужды.

Рис еще выше приподнял ее и тут же вошел в нее. А она самозабвенно царапала ногтями его шею. Он ответил грубым ругательством — такого она еще не слышала в этой спальне, но нашла его безумно возбуждающим. Наслаждение разгоралось в ее лоне с такой силой, что ноги совершенно ослабели. Рис же неустанно прижимал ее к двери — снова и снова, так что ей казалось, она вот-вот расплавится в жарком кипящем море похоти.

— О, Рис!.. — Она провела рукой по его коротко стриженным волосам. — Рис, да, да, да!

И тут он вдруг замер. Застыл, тяжело дыша в изгиб ее шеи. А она стонала и извивалась от неудовлетворенной потребности.

— Я не могу это сделать, — выдохнул Рис.

— Ты о чем?

Ее внутренние мышцы сжались, и он тоже застонал.

— Просто не могу. Проклятые псы грызут мои сапоги.

Мередит, ахнув, извернулась и выгнула шею. И точно, гончие сидели у ног Риса, пытаясь откусить кисточки с его ботфортов — там, где они перепутались с подолом ее рубашки.

Мерри, не сдержавшись, расхохоталась. Рис вторил ей, тихо усмехаясь. Потом поднял голову, и их взгляды скрестились. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, тяжело дыша, смеясь глазами и разговаривая без слов.

Непередаваемая радость расцвела в сердце Мередит, заполняя всю грудь. Они начали это в лихорадке гнева и отчаяния, но прошла минута, и все стало на свои места. Недаром Рис с самого начала говорил, что чувствует, «как это правильно и хорошо».

Мерри дрожащими руками гладила его по волосам. Глаза Риса сияли любовью, и она понимала, что это отражение ее взгляда.

— О, Рис! — воскликнула она, сжимая ладонями его лицо.

«Я люблю тебя, — думала она. — Я безнадежно влюблена, а ты уезжаешь на рассвете».

— Не говори. Я знаю, — сказал он неожиданно.

Все еще твердый и сильный, все еще оставаясь в ней, он сжал ягодицы Мерри и подхватил ее на руки. Повернулся, медленно похромал к кровати и осторожно уложил Мередит на спину. И тут же, не снимая сапог, подмял ее под себя. Гончие, лишившись забавы, улеглись на каминный коврик.

Она была под ним. Согретая его силой. Но сейчас вдруг почувствовала себя ужасно одинокой.

Он снова приподнял подол ее рубашки.

— Сними ее. Я хочу видеть тебя. Мне нужно видеть тебя…

«В последний раз», — промелькнуло у нее. И эти невысказанные слова вызвали неудержимый озноб.

Хотя Мередит сейчас тряслась от холода, она все-таки сняла рубашку и отбросила ее на пол. Потом потянула за сорочку Риса, когда он снова стал двигаться только теперь осторожно и медленно.

Переместив вес с одной руки на другую, он кое-как стянул с себя сорочку. И они оба оказались раздетыми, но так и не разъединились.

Балансируя на локте, Рис свободной рукой погладил ее груди.

— Ты чертовски прекрасна, — прерывисто пробормотал он. — Да, прекрасна…

Он скользнул в нее еще глубже.

— Как я мог воображать, что ты принадлежишь мне?

— Но я действительно принадлежу тебе. Я твоя. Телом, сердцем, душой. Я лю…

— Не нужно, Мерри. — Он припал губами к ее губам. — Я этого не вынесу.

Тут он вонзился в нее снова, и она, потеряв дар речи, стала целовать его губы, подбородок, горло, ухо — все, до чего могла дотянуться.

Он продолжал входить в нее снова и снова, и она хотела, чтобы это длилось вечно. «Пожалуйста, Боже, не дай, чтобы это было в последний раз»! — воскликнула она мысленно.

Мерри старалась сдержать волну наслаждения. Она знала: если он оставит ее неудовлетворенной, мужская гордость просто не позволит ему уйти.

Но устоять она не могла. Рис был слишком велик, слишком неукротим, слишком нежен, слишком неистов. Он быстро довел ее до ослепительного экстаза и с яростным рычанием излил в нее семя.

Когда он бессильно обмяк на ней, она обняла его и прижала к себе.

— Останься, — прошептала она, слизывая соль с его кожи. — Не уезжай.

— Я должен.

Он вышел из нее и сел на край кровати, застегивая бриджи.

— Я должен встретиться с этим Фаради. Это мой долг.

— Нет, Рис, — она села и завернулась в простыню, — тебе не обязательно ехать.

Он вздохнул и потянулся к рубашке.

— Ты же видела меня утром. Вся деревня видела меня утром. Именно так я провел большую часть жизни, Мередит. В драках. В битвах. Уничтожал все вокруг. И наконец оставил все это позади, но… — Он уставился на нее немигающим взглядом. — Ведь я бы убил его…

— Возможно. Но Гидеон пытался убить тебя. А этот Фаради… Ты его даже не знаешь.

— Но он убийца.

— И этого ты не знаешь. Судя по рассказу Коры, он мог быть невинной жертвой, как и твой друг Лео.

— Устанавливать невиновность или виновность — дело не мое. — Рис рывком натянул сорочку. — Я должен сначала ударить, а Беллами будет задавать вопросы потом.

— Ты не можешь сделать это. И не сделаешь. — Мерри расправила манжету на его рукаве. — Рис, все эти битвы и драки в твоей жизни имеют кое-что общее, они были справедливы. И твои противники заслуживали наказания. Ты никогда не был тупым громилой. Поэтому я так увлеклась тобой, когда была совсем девчонкой.

— Когда ты была девчонкой, я вообще не обращал на тебя внимания, — фыркнул он.

— Совершенно верно. — Она разгладила сорочку у него на спине. — Знаешь, как это было замечательно? Любой юноша в твоем положении, искал бы мишень вроде меня. Я ведь была маленькой, неуклюжей и противной. Меня было бы так легко изводить. Младшие конюхи всегда дразнили меня, когда отца не было рядом. Они так привыкли, что старшие их третируют, что хотели сами кого-то помучить. Это придавало им чувство собственной значимости. Они были главнее меня. А ты… Из всех молодых людей ты один имел веские причины сделать мою жизнь кошмаром. Но этого не произошло. Ты уважал моего отца. Был добр к конюхам. Любил лошадей. И оставлял меня в покое. — Мерри погладила его по волосам. — Рис, назови меня дурочкой, если хочешь… но я полюбила тебя именно за это.

Он с глухим проклятием схватился за голову.

— Рис, ты мне не веришь? Я все еще люблю тебя. Люблю еще больше, чем раньше.

— Я знаю. Знаю. И не пойму, что со мной не так. Ты говоришь, что любишь меня. Умом я понимаю, что это должно все исправить. Потому что это единственное, чего я ждал всю жизнь. Любви женщины. И вот теперь, когда ты шепчешь мне о любви, мой гнев должен бы рассеяться, боль уняться и радуги должны засиять сквозь тучи, а ангельский хор запеть в небесах. Потому что — вопреки всему! — прекрасная, сильная и умная женщина любит меня. И все в моей жизни должно наладиться.

— Но этого не происходит?

Рис покачал головой:

— Не происходит. Ты говоришь, что любишь меня. И каждый раз это ранит все сильнее. Мне больно, Мерри. Не могу понять почему, но мне чертовски больно. Эти слова… Мне хочется что-то разбить, наброситься на кого-то в ярости и гневе. Со мной что-то не так. Словно я серьезно болен.

— И во всем виновата я? Ты не можешь меня простить?

— Все это не имеет ничего общего с виной или прощением. Дело в том, что я человек сломленный. И боюсь причинить тебе боль. Этим рисковать я не могу. — Мрачно вздохнув, он встал. — Нужно идти, Мерри.

Все еще сидя в постели, она успела схватить его за руку:

— Останься еще ненадолго. До рассвета далеко. Если тебе так тяжело, нам лучше поговорить.

— Тут ты права.

Рис повернулся, сел на край кровати и в задумчивости пробормотал:

— Думаю, я все-таки успел сделать здесь немало добра. Коттедж принадлежит твоему отцу. Пусть делает с ним что хочет. Я позабочусь о том, чтобы ему продолжали выплачивать пенсию. Мужчины достроят гостиницу. И обещаю: у тебя будут почтовые лошади. И я заплачу за разгром таверны.

— Меня все это не тревожит, глупый ты человек. Я беспокоюсь за тебя. — Ее голос задрожал. — Рис, перестань вести себя так, словно всему настал конец. Ты не можешь так поступить со мной. Что случилось со всеми твоими разговорами о судьбе? Ведь я твоя судьба, а ты — моя. Сколько раз ты это твердил?

Он прижался губами к ее пальцам и прошептал:

— Клянусь, если на свете существует женщина, способная вернуть меня к жизни, сделать счастливым, то это ты. Но я сломлен, Мерри. Для меня все уже слишком поздно. Мне ужасно жаль, и я хотел бы, чтобы все было по-другому, но…

— Не говори так. Не надо, Рис.

Он вытер слезу с ее щеки.

— Некоторым вещам просто не суждено случиться, Мерри.