Глава 18

Перед их отъездом миссис Норристон подала им легкий ужин. Саутуэйт извинился и поднялся из-за стола первым, сославшись на необходимость убедиться в том, что карета готова.

Усаживаясь в экипаж, Эмма заметила, что лошадь графа привязана к задку. Это означало, что он доедет с ней до места трагедии, но домой она вернется одна.

Хватило десяти минут, чтобы добраться до высоких береговых утесов. Саутуэйт помог ей выйти из кареты, и они молча прошли по тропинке ярдов сто до того места, где тропка начинала змеиться, круто взбираясь к вершине утеса и к обрыву.

— Мне сказали, что он пришел сюда из дома пешком. Здесь не было ни лошади, ни экипажа, — сказала Эмма, нарушив молчание.

— Должно быть, он ходил по этой тропинке нередко. Она тянется вдоль всего берега, и он мог ступить на нее где-то недалеко от дома.

Через несколько минут Эмма осторожно сошла с тропинки и остановилась. Тихонько вздохнув, она сказала:

— Думаю, он стоял именно здесь, когда это случилось.

Граф утвердительно кивнул:

— Да, мне так и говорили.

Эмма подняла голову и посмотрела на море. Отсюда, с высоты утеса, открывался прекрасный вид на все побережье. Далеко на севере она разглядела массу каких-то линий и форм; это был флот, охранявший подступы к Лондону со стороны моря.

— Мне сказали, что он упал вечером, но нашли его только утром. Это так?

— Мировой судья на дознании выяснил, что его видели на этой тропинке около восьми часов вечера.

— Да, говорят, почти в сумерках. А вы были на дознании?

Сама она там не была. Тогда ей не хотелось узнавать подробности, да и позже не хотелось — до настоящего момента.

Граф кивнул, однако промолчал. Сейчас он казался слишком уж сдержанным, хотя недавно весьма бурно проявлял свои чувства.

Эмма снова оглядела побережье.

— Он был здесь довольно поздно, — сказала она. — Когда же собрался домой, должно быть, уже совсем стемнело. Возможно, он упал на обратном пути, потому что не смог разглядеть тропинку.

— Да, возможно.

— Интересно, почему он пошел по такой опасной тропинке в столь позднее время? У вас есть на сей счет какие-то соображения?

Саутуэйт пожал плечами:

— Можно найти множество объяснений.

Но ей в голову пришло всего несколько. И одно из них казалось весьма убедительным. Обдумывая его, Эмма взглянула на Саутуэйта и решила, что и он думал о том же. Вероятно, ее отец оглядывал побережье, потому что кого-то ждал. Ведь у контрабандистов наверняка имелись наблюдатели, подающие сигнал, — мол, берег свободен и можно причаливать. Она не знала, считал ли Саутуэйт, что ее отец занимался именно этим, но, должно быть, граф не исключал такую возможность. А сейчас он стоял спиной к морю и терпеливо ожидал, когда она закончит свою прогулку по утесу.

Тут граф чуть повернулся, и она залюбовалась его профилем — сейчас, на фоне заходящего солнца, он выглядел столь же аристократично, как и вся его фигура.

Что же касается его отношения ко всему этому, то Эмма почти не сомневалась: Саутуэйт догадывался о незаконной деятельности ее отца еще до того, как она хоть что-то заподозрила. Ей хотелось сказать ему, что он не совсем прав, хотелось объяснить ему, что ее отец лишь принимал кое-какие контрабандные товары, но никогда не помогал контрабандистам во всем остальном. Но увы, Эмма и сама уже не была ни в чем уверена… очень может быть, что из-за Роберта отец оказывал контрабандистам услуги, дежуря ночью на берегу. Конечно, эта версия требовала тщательной проверки, но, к сожалению, в данный момент она казалась самой убедительной.

Наконец они вернулись к карете, и Эмма, как ни странно, почувствовала некоторое облегчение, — возможно, из-за того, что теперь рассеялась неопределенность и она смогла принять то, что и так уже знала в глубине души.

— Куда мы едем? — спросила Эмма с беспокойством. Она была погружена в свои мысли и не сразу заметила, куда движется карета, — вообще ничего вокруг не замечала. Теперь же, выглянув в окно экипажа, она не узнала мест, по которым они проезжали. — Мы ведь едем на юг, а не в сторону моего дома.

— Сегодня вам небезопасно оставаться там на ночь.

— Вы опасаетесь, что Таррингтон убьет меня во сне?

— Не только он знает, что вы задавали вопросы и искали встречи с контрабандистами.

Вопросы? Какие же вопросы граф имел в виду? Он ведь не знал, что Роберт жив, поэтому не мог знать, о чем она расспрашивала на самом деле. Скорее он сам мог навлечь на нее опасность своими подозрениями.

— Думаю, что неподалеку можно найти какую-нибудь приличную гостиницу, — сказала Эмма. — Я бы хотела, чтобы вы сообщили мне о своем плане — чтобы я могла по крайней мере упаковать в саквояж кое-какие вещи.

— Миссис Норристон уже упаковала ваши вещи. Они у кучера.

— Очень предусмотрительно с вашей стороны, что вы позаботились об этом. И очень любезно.

— Не стоит благодарности. К несчастью, в этих местах нет ни одной приличной гостиницы. Да если бы и имелась, вы не были бы там в безопасности. Поэтому этой ночью вы будете моей гостьей в Краунхилл-Холле.

Он говорил так вежливо и спокойно, будто сообщал, что этим вечером они идут в театр.

— Думаю, сэр, вам бы следовало поделиться со мной вашей идеей до того, как мы выехали.

— Вы были очень расстроены, и мое решение могло еще больше вас расстроить.

— Да, конечно. Но я сама должна была бы принять решение, а не вы за меня.

— Но случилось так, что решение принял я.

— Это похоже на похищение…

— Не стоит воспринимать все так драматично. Я делаю это, чтобы защитить вас. И если вы подумаете об этом спокойно, то согласитесь, что в Краунхилл-Холле вам будет гораздо безопаснее и что это — единственно правильный выбор.

«Ох, неужели я там буду с ним одна?» — подумала Эмма.

— А там есть какая-нибудь ваша родственница или другая леди? — спросила она.

— Есть экономка. Она же домоправительница.

— Но едва ли она обладает должным авторитетом. И если узнают о…

— Не узнают. Можете этого не опасаться. — Несмотря на обаятельную улыбку, граф, казалось, был несколько уязвлен ее опасениями. — Ведь я только хочу обеспечить вашу безопасность. Это мой долг джентльмена.

Да, он действительно был джентльменом. И если верить Кассандре, умел соблюдать внешние приличия. То есть был джентльменом, нарушающим приличия тайно, дабы предстать перед обществом вполне добропорядочным человеком; при этом граф требовал от других строжайшего соблюдения всех законов морали и нравственности. Общаясь с ней, Эммой, он почти никогда никаких законов и правил не соблюдал. Правда, вот сейчас изливал на нее свой шарм, как если бы она была герцогиней. Вероятно, пытался убедить ее в благородстве своих намерений.

На самом же деле хотел подчинить своей воле.

— А если я буду настаивать на том, сэр, чтобы вы не требовали моей покорности столь самонадеянно, чтобы не требовали моей готовности принять ваше покровительство, в котором я вовсе не нуждаюсь, — что тогда?

— Пока мы поблизости от побережья, Эмма, вы будете находиться там, где я смогу приглядывать за вами. Я не потерплю, чтобы Таррингтон или кто-нибудь вроде него снова оказался рядом с вами.

Так вот в чем дело! Он не выразил этого прямо, но все равно все было ясно. Конечно же, он полагал, что она ищет новых сделок с контрабандистами, чтобы получать товары для аукциона. Наверное, вообразил, что сумеет помешать этому, не спуская с нее глаз. Но если так… Выходит, она никогда не сможет вернуться к себе?

Эмма уже придумала, как разубедить его, но тут вдруг осознала, что на самом деле не хотела возвращаться в отцовский дом — боялась снова оказаться лицом к лицу с воспоминаниями о нем и о брате. Да, она не хотела снова терзаться всю ночь, думая о Роберте и о том, сможет ли изыскать деньги на выкуп.

К тому времени, когда карета повернула на подъездную дорожку Краунхилл-Холла, она уже успокоилась и была почти уверена, что будет там в безопасности. Даже с ним.