Глава 26
Кейт очень тихо и неподвижно сидела на железнодорожной станции, скрестив лодыжки и спрятав их под скамейку. До следующего поезда в Халл было еще четыре часа, а уже начинало темнеть. Но ей ничуть не было страшно. Она чувствовала себя как будто закутанной в кокон. Защищенной каким-то покровом, который висит над ней. Он делает ее невидимой — она знала это по опыту. Люди могут проходить мимо, не замечая ее. Они могут смотреть прямо на нее и ничего не видеть.
Она научилась этому на Цейлоне. Но теперь ей не хотелось прожить жизнь без чувств и без мыслей. На Востоке это было спасением, но здесь — нет. Она больше не семнадцатилетняя глупая девушка, не имеющая выбора. И если бы кто-то попытался посадить ее сейчас на корабль, она стала бы кусаться и царапаться, приложила все силы, чтобы остаться в Англии.
В этом Эйдан был прав. Она позволила отослать себя из слабости и обиды. Сделала то, что ей велели, а потом родители объявили ее умершей. Отец получил свое вожделенное богатство. Муж добился назначения нового губернатора Цейлона. Эйдан — щедрое сочувствие страждущих женщин.
А что получила она? Только осознание того, какой дурой тогда была.
Именно это сейчас так мучило ее. Как же наивна была Кейт, думая, что Эйдан без нее подавлен и одинок. Он не сидел, съежившись в комок от горя, желая умереть. А сколотил состояние и жил полноценной жизнью, окруженный красотками.
Прикасался к ним, овладевал ими, целовал точно так же, как проделывал это с Кейт.
Она потрогала губы пальцем в перчатке, вспоминая их последний поцелуй. Трудно было поверить, что она наслаждалась им всего несколько часов назад. Ею ртом, прекрасным и чувственным. Сколько женщин страстно целовали Эйдана, бесконечно мечтали о нем и во сне, и наяву, так же, как она?
И Эйдан тоже страстно желал их, гораздо больше, чем когда-то ее. Ненасытный, назвала его та красавица. Неутомимый. А ее он бросил, предал, отдал в руки нелюбимого мужа. Нет, такое простить нельзя!
…Поезд зашипел и запыхтел, приближаясь к вокзалу. Он направлялся не в Халл, но Кейт все равно пристально наблюдала за ним. Поезд вновь тронется через полчаса, умчится далеко-далеко и остановится в Дерби — на станции, которая находится всего в двух милях от родительского дома.
Конечно же, это совпадение, но Кейт не могла оторвать взгляда от огромного черного чудища, пыхтевшего перед ней. Поезд отвезет ее туда, где все началось. К семье, которая насильно отправила ее на Цейлон. К людям, которые предпочли, чтобы она умерла и не причиняла им лишнего беспокойства.
Кейт переполняло непреодолимое желание сказать им, что она вопреки их чаяниям жива.
А что, собственно, они могут ей сделать? Если выдадут ее, им придется объяснять всему свету, как она умудрилась вернуться из своей могилы в океане. В любом случае это уже не имеет значения. Она была теперь уверена, что пасынок нашел ее.
Покинув дом Эйдана, она села в наемный экипаж и отправилась прямиком в контору поверенного. Он отказался принять ее. Какой агент плантатора откажется увидеться с продавцом кофе? Она прождала несколько часов, стоя на улице в надежде, что тот выйдет. Он так и не появился, зато она заметила кое-кого знакомого и все ее подозрения подтвердились: седовласый возница, который работал на мистера Фоста. Не увидев ее, он закрыл за собой дверь и спустился по лестнице. У него был вид человека, которому все безразлично. Как будто шпионить за ней — обычное дело. А разрушить ее жизнь — просто пустяк.
Так оно, в сущности, и есть. Он устроился на работу к мистеру Фосту с единственной целью — докладывать ему все о ней, и теперь Кейт в этом нисколько не сомневалась. Жизни, которую она построила для себя с таким трудом, скоро придет конец. Джерард нашел ее. Ей придется уехать. Так какая разница, если она сделает небольшой крюк? Лишний день, лишние несколько часов. Это не имеет никакого значения, когда весь мир обрушится вокруг нее как песочный замок.
Кейт поднялась, купила билет и села на поезд до дома.
Все было таким знакомым. Даже полосы света, когда она шла по подъездной дороге. Посаженные на равном расстоянии ореховые деревья давали благодатную тень. Она проходила по этой дороге, должно быть, тысячу раз. Каждое воскресное утро, после службы в церкви. По вечерам каждого вторника после их еженедельных обедов с ее вдовой тетушкой. Каждый яркий солнечный день после визита к друзьям или вылазки в лес.
На минуту Кейт позабыла прошлое и ощутила себя такой свободной, почти парящей. Наконец-то она дома! Ей сейчас было наплевать на то, что родители когда-то сделали с ее жизнью.
Кейт скучала по матери. Она мягкая, слабая женщина. Раньше это качество не имело значения, она очень любила ее. Так почему же мать не вступилась, когда ее дочь насильно отправляли на Восток?
С братом они никогда не были близки. Тот всегда находился в школе или уезжал в Лондон. Потом у него обнаружилась страсть к путешествиям по Италии. В сущности, сейчас он скорее всего там. Он любил проводить зиму в этой теплой стране, а отец только увещевал его не привезти домой жену из этих мест.
Мысль, что она может застать мать одну, побудила Кейт ускорить шаг, пока она не дошла до широкой зеленой лужайки перед передним крыльцом. Она молнией пронеслась через лужайку и взлетела по ступенькам. Но тут пыл покинул ее.
Что-то в том, как она стояла перед входной дверью, переминаясь с ноги на ногу в нерешительности, не вязалось с ее представлением о счастливом возвращении. В конце концов, когда это она так трусила? Это был ее родной дом, и она никогда не стояла на его крыльце как бедная родственница.
Кейт решительно повернула ручку двери и проскользнула внутрь.
В переднем холле было темно и тихо. Шторы были раздвинуты, но солнце не светило в окна в это время дня. Где-то в глубине дома она услышала приглушенные разговоры слуг.
Хватите нее самокопания. Вместо того чтобы разглядывать все вокруг и отмечать перемены, она тихо направилась к лестнице и поднялась на второй этаж, где располагалась гостиная матери. Еще не дойдя до двери, она уже представляла ее — маленькую и пухленькую, уютно устроившуюся в кресле с вышиванием.
Так оно и оказалось. Только теперь она стала старше. Волосы того же темно-каштанового цвета, что и у Кейт, но уже щедро посеребренные сединой, светились на солнце, и мама щурилась на свое рукоделие сквозь стекла маленьких очков.
Эмоции накатили с такой силой, что стало трудно дышать. Мама продолжала делать аккуратные стежки, не замечая ее. Кейт наблюдала до тех пор, пока уже невозможно было терпеть.
— Мама, — прошептала она.
Хмурая складка на материнском лбу углубилась, потом она подняла глаза. И в первую минуту не узнала собственную дочь. Кейт оставалось лишь уповать на то, что виной этому ее ухудшившееся зрение. Наконец морщины на лбу разгладились; а глаза удивленно расширились.
— Кейти? — выдохнула она, уронив рукоделие на колени.
— Да, это я.
— Кейти? — повторила мать. — Это правда ты?
Та кивнула. Горло ее сдавило, не позволяя сказать что-то еще. Когда мама улыбнулась и раскрыла объятия, Кейт кинулась вперед и обняла ее.
От нее пахло все так же. Душистым мылом и крахмалом, и казалось совершенно невозможным, что спустя десять лет многое может оставаться таким же, как в юности.
— Ох, как же я скучала по тебе, моя милая Кейти. Я думала, что больше никогда тебя не увижу! — Мама отстранилась и нахмурилась. — Но что ты делаешь в Англии?
Дочь оставила вопрос без внимания.
— Я здесь ненадолго, мама. Только проездом.
— И куда ты направляешься?
— Я… — Она покачала головой. — Мне просто хотелось увидеть тебя и сказать, что у меня все хорошо. А ты как?
— Замечательно, дорогая.
Кейт кивнула и заставила себя продолжить:
— И мне хотелось узнать…
Мама смотрела на нее ясным, бесхитростным взглядом.
— После того как меня отослали, отец сказал всем, что я умерла. — В ответ мать только медленно моргнула. — Это правда?
— Ну да. Боюсь, что так и было. Не могу утверждать, что мне это нравилось. Все было как-то ужасно неловко. Но твой отец посчитал, что так будет лучше.
Всегдашний мамин ответ. Сколько раз Кейт слышала это, когда упаковывали ее вещи для отправки па Цейлон? Когда она умоляла маму вмешаться? Она попыталась укротить бессильную ярость.
— Я просто хотела знать, зачем вы так поступили? Почему отец сказал, что я умерла? И почему ты позволила ему?
— Он сделал так, как считал правильным…
— Ты всегда это говоришь! — вспылила Кейт. — Всегда!
— Он был главой семьи, Кейти. А я — просто покорной женой.
— Ты и в самом деле веришь, что лучше было отправить меня на край света, чтобы жить с человеком, совершенно чужим мне?
— Ну, он же не знал, не так ли? Отец думал, что мистер Гэллоу — настоящий джентльмен. У него были такие прекрасные рекомендации. К тому времени, когда он услышал о его неприятностях…
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Отец был крайне удручен, что мистер Гэллоу представился уважаемым членом английского сообщества на Цейлоне, когда на самом деле был… не более чем…
— Он просто перенял местный образ жизни, мама. Так это называется, когда белый мужчина живет с туземкой. Я ему была совсем не нужна. Просто надо было только создать видимость, что у него есть белая жена, потому что губернатор грозился арестовать его.
Щеки матери сделались ярко-красными.
— Если б твой отец знал…
— О, разумеется! Нет совершенно ничего дурного в том, чтобы отправить свою единственную дочь за тридевять земель и отдать замуж неизвестно за кого! Это же так естественно, не правда ли? У мистера Гэллоу были большие деньги. Все дело в этом.
— Кейти, пожалуйста, не говори о своем отце в таком тоне, прошу тебя!
— Он сказал всем, что я умерла!
Мать так сильно затрясла головой, что задрожали щеки.
— Он считал, что так будет лучше, дорогая.
— Ты тоже так считаешь? — вскричала Кейт. — Ты сама-то себя слышишь?
— Как только отец осознал, что обстоятельства… э… менее чем респектабельные… в общем, было уже слишком поздно воспрепятствовать браку. Ты уже две недели как уплыла на Цейлон, и он только боялся, что мотивы будут выглядеть корыстными…
Кейт была в таком замешательстве, что обессилено плюхнулась на стул.
— Если станет известно, что отец просватал тебя за человека с такими низкими моральными устоями, это вызовет ненужные разговоры. Титул, фамильная гордость, и все такое… Он был ужасно возмущен бесчестностью мистера Гэллоу, написал ему и запретил использовать твое имя. Не разрешил ему обнародовать семейную связь. Это выглядело… таким грязным.
— Так и было, мама.
— Да, — наконец согласилась та, опустив глаза в пол. — Уверена, что ты права, моя милая девочка.
И она смеет называть ее так!
— Поэтому отец умыл руки, как будто выбросил меня в мусорную кучу. Он получил свои деньги…
— Кейти! — ахнула мать, придя в ужас от упоминания чего-то настолько низменного.
— И немалые! Тридцать тысяч фунтов и еще по пять за каждый год брака, не так ли? Подозрительно высокая цена за такой подержанный товар, как я.
Еще один потрясенный возглас. Конечно, надо соблюдать хотя бы видимость приличий!
— А когда до отца дошло, каким корыстным это будет выглядеть — продать свою дочь человеку, опустившемуся так низко, что даже друзья чураются его, когда он понял, что сделал, то поспешил спрятать, что называется, концы в воду. Но не попросил меня вернуться.
— Как он мог? — прошептала мать. — Ведь дело уже было сделано.
— Да, — тихо отозвалась Кейт. — Ты права. Но я бы все равно с радостью вернулась домой.
— Я очень сожалею, Кейти, — сказала мать. Слова были искренними, но все равно беспомощными, как будто она не могла взять в толк, почему Кейт не может понять ее. — Но мистер Гэллоу никогда бы не отпустил тебя.
Кейт кивнула, нехотя соглашаясь. Даже с назначением нового губернатора она нужна была Дэвиду только как прикрытие. Отговорка для людей, чтобы сделать вид, что они ничего не видят.
— Мне пора, — прошептала она.
— Но ты же только что вернулась! И ты не рассказала мне, что произошло!
— Что ты имеешь в виду?
Ее мать покосилась в сторону, нервничая, как будто в комнате было полно людей, которые могли их подслушать. Потом подалась вперед, широко распахнув глаза:
— Мы получили письмо от сына твоего мужа. И нам нанес визит его поверенный.
По коже Кейт поползли ледяные мурашки. В сущности, все так, как она и подозревала, но все равно обобщение потрясло ее.
— Что бы он вам ни сказал, это ложь.
Голос матери понизился до заговорщического шепота, глаза стали точно блюдца.
— Он намекал, что ты… способствовала… смерти своего мужа.
— И вы ему поверили, — еле вымолвила Кейт.
— Нет! Я не поверила! И твой брат не поверил. Он сказал, что ты на такое не способна.
Вот и ошибся. Она стукнула Джерарда по голове и оставила истекать кровью. Она способна на убийство, но Дэвида убить не могла. Они достигли перемирия, она и ее муж. После несчастного случая, когда ноги его почти отказали, Иния перебралась в большой дом, чтобы помогать ухаживать за ним. И Кейт наконец начала видеть в нем человека, а не бессердечное чудовище.
Дэвид оказался почти в таком же безвыходном положении, как и она, потому что по-настоящему любил Инйю. Он бы женился на ней, но это было не в его силах. Он сделал для нее и детей все, что мог, но это было его ошибкой. Его избегали, над ним насмехались, его порицали. А когда ее муж наскучил английскому сообществу на Цейлоне, Дэвиду пригрозили тюремным заключением. Губернатор воспринял его поступок как личное оскорбление и задался целью приструнить его. А тот в отместку поставил себе целью сменить его, используя для этого семью Кейт. Вот и все.
Во время того несчастного случая, который оставил шрам у нее на щеке, Дэвид сломал позвоночник. И хотя со временем ему стало лучше, полностью он так и не поправился, и Иния осталась в доме. Кейт не могла заставить себя негодовать или возмущаться, ибо видела, как искренне и глубоко они любят друг друга, но это не спасло ее от одиночества. Не помогало и негодование Джерарда.
— Я должна идти, мама.
— Но где же ты была? Где ты живешь?
— Не имеет значения. Долго я там не пробуду. Но быть может, я когда-нибудь еще приеду. Ты хорошо выглядишь, и я этому рада.
— Спасибо. Будь осторожна, дорогая.
Она явно не знала, куда деть руки, что еще сказать.
Кейт поднялась и перед уходом поцеловала мать в щеку. Знакомый аромат окутал ее, но она повернулась и вышла, не обращая внимания на ужасную тяжесть на сердце. Ей следовало бы остаться на ночь, но она не смогла бы этого вынести. Необходимо вернуться в Халл и покинуть его, пока еще есть такая возможность.
Дэвид Гэллоу был отравлен, а Кейт не может доказать, что не делала этого. Ей ничего не остается, как только бежать куда глаза глядят. Ведь ничто больше ее здесь не держит.