Глава 7
Элинор краем глаза заметила его приближение. Харт походил сейчас на разъяренного быка или по меньшей мере на разъяренного горца в килте. Волосы герцога были взъерошены, глаза пылали, и все, кто пытался заговорить с ним, тотчас исчезали с его дороги.
«Должно быть, дела с мистером Нили пошли не слишком удачно», — подумала Элинор.
Харт шел к ней с таким видом, словно намеревался перекинуть через плечо, как недавно в Хай-Холборне, и унести прочь. Но, остановившись перед ней, герцог не сделал ничего предосудительного. Пристально взглянув на нее, он протянул ей руку и проговорил:
— Потанцуй со мной, Эл.
Причем сказано это было так, что стало ясно: на самом деле он не хотел танцевать с ней — просто не мог на балу, в окружении множества гостей, сказать о том, чего действительно хотел.
Взглянув на его протянутую руку, Элинор заметила:
— Но ведь Харт Маккензи никогда не танцует на балах. Этим ты и известен.
— Что ж, я готов всех шокировать. — Он криво усмехнулся, и Элинор почувствовала, что если откажет ему сейчас, то порвет те тонкие нити взаимопонимания, что недавно протянулись между ними.
— Очень хорошо, — произнесла она, подавая ему руку. — Давай шокируем весь свет.
Харт сверкнул улыбкой.
— Замечательно! Тогда покружимся в вальсе, леди Эл.
— Но ведь это шотландский рил, — возразила она.
— Рил сейчас закончится, — заявил герцог.
Вместе с Элинор он направился прямиком к дирижеру и щелкнул пальцами. Скрипки тотчас умолкли, и Харт тихо заговорил с дирижером. Тот сразу же кивнул и снова поднял свою дирижерскую палочку. Зазвучали вступительные аккорды вальса Штрауса, и все танцоры в замешательстве переглянулись. Герцог же, придерживая Элинор за талию, вывел ее на середину зала. Озадаченные дамы и кавалеры переглянулись, и некоторые из них последовали за хозяином бала.
— Какого черта, Харт? Что ты задумал? — проворчал вдогонку брату Мак.
— Помалкивай и танцуй со своей женой, — отозвался Харт.
— С радостью! — Мак улыбнулся и, заключив Изабеллу в объятия, закружил ее в танце.
— Ты заставляешь о себе говорить, Харт, — заметила Элинор.
Он с улыбкой кивнул:
— Да, совершенно верно. Мне нужно, чтобы обо мне говорили. Не смотри на меня так, словно боишься, что я отдавлю тебе ноги. Думаешь, я не танцую, потому что забыл, как это делается?
— Уверена, что на все у тебя есть свои причины, Харт Маккензи.
Нет, герцог не забыл, как танцевать. Хотя на площадке было довольно много гостей, Харт вел свою партнершу среди других танцующих, ни с кем не сталкиваясь. Гости же таращились на них в удивлении. Всем было известно, что Харт Маккензи никогда не танцевал, но теперь он вальсировал с леди Элинор Рамзи, когда-то, много лет назад, отказавшейся выходить за него замуж и засидевшейся в старых девах. Причем танцевал он с ней не с вежливой скукой, а с огнем и страстью!
Но Харту было все равно, что о нем подумают. Он решил, что сегодня будет танцевать с Элинор — и плевать ему на всех остальных! Элинор же порхала с легкостью бабочки, и на сердце у нее было легко и весело; ей хотелось броситься в объятия Харта — и смеяться, смеяться, смеяться…
— Помнишь, как мы вальсировали в тот первый вечер, когда познакомились? — спросила она. — О нас в те дни болтали повсюду — мол, лорд Харт очарован юной Элинор Рамзи. Как было восхитительно!
Герцог улыбнулся и возразил:
— Я был очарован гораздо раньше. Тебе было тогда девять, а мне — шестнадцать. Ты находилась у нас в Килморгане и пыталась сыграть какую-то мелодию на нашем рояле.
— А ты сел рядом, чтобы показать, как ее играть. — Элинор улыбнулась при этом воспоминании. Высокий и уже очень красивый молодой человек из Харроу, соблаговоливший заметить ребенка…
— Ты была ужасная проказница, Эл. И вы с Маком подбросили мне в карманы мышей.
Элинор громко рассмеялась.
— Да-да, было очень весело! Не припомню, чтобы когда-нибудь так быстро бегала, как тогда.
Герцог тоже засмеялся. Он тогда сам хотел проучить Мака за мышей, но их отец, узнав о проказе, решил избить Мака, а Харт, заступившийся за него, понес наказание вместо брата.
— Но все же мы замечательно вальсировали в тот вечер, когда нас официально познакомили, — с улыбкой заметила Элинор.
— У тебя тогда волосы были все в завитушках, — проговорил Харт. — Я увидел тебя, когда ты сидела среди матрон. Ты казалась такой чопорной и респектабельной… А я ужасно тебя хотел.
Харт чувствовал под рукой податливый изгиб ее талии и видел, как румянец окрасил ее лицо. Казалось, ничего с тех пор не изменилось… Ведь он по-прежнему ее хотел.
А Элинор вдруг улыбнулась. Улыбнулась так, как много лет назад — безбоязненно и вызывающе.
— Но ты тогда не сделал ничего предосудительного. Признаюсь, я была разочарована.
— Потому что предосудительными делами я занимаюсь вдали от посторонних глаз. Как, например, тогда на террасе, а также в сарае для лодок и в летнем домике.
Щеки Элинор еще гуще покраснели и приобрели восхитительный розовый цвет.
— Слава Богу, что здесь полно гостей, — прошептала она.
Харт внезапно остановился, а другие пары, с трудом избегая столкновения с ним, проносились в танце дальше, не говоря ни слова. Всем было известно, что герцог Килморган отличался эксцентричностью, к тому же все остальные были здесь всего лишь гостями.
Тут герцог вдруг увел Элинор с середины зала.
— Эл, я принимаю твои слова как вызов, — заявил он. — Встречаемся на террасе через десять минут.
Элинор ничего не успела спросить, так как Харт тут же поклонился и отошел.
Через десять мучительно долгих минут герцог прошагал по дальнему коридору своего огромного дома, спугнув по пути слугу и горничную — те также воспользовались моментом уединения, — и вышел через боковую дверь на террасу.
Терраса была пустынной, и Харт, остановившись, осмотрелся. «Но где же она!» — подумал он.
— Я здесь, Харт, — донесся из тени шепот, и из-за колонны вышла Элинор. — Если ты хотел тайно встретиться, то почему не выбрал гостиную? Здесь чертовски холодно.
От нахлынувшего на него чувства облегчения герцог едва не задохнулся. Он привлек Элинор к себе, страстно поцеловал, затем потащил за собой вниз по ступенькам и вышел в сад. Обогнув угол дома, они вошли в калитку, за которой начинались ступеньки; спустившись по ним, вошли в длинный выкрашенный белой краской холл. Слуг здесь не было; все находились наверху и обслуживали бал на триста персон.
Харт затащил Элинор в ближайшую дверь, и их тотчас обволокло теплым паром прачечной. Фонари здесь не горели, но было достаточно светло от света, проникавшего в окна от газовых фонарей снаружи.
Один из углов комнаты занимала огромная раковина с кранами для горячей воды, гладильные доски стояли у стен, утюги же лежали на полках, над ними. А в самой середине комнаты, на длинном столе, находились аккуратные стопки белоснежного постельного белья, готового к отправке в спальни наверху.
Харт закрыл дверь, запер ее на щеколду и провел ладонями по обнаженным плечам Элинор. Она зябко поежилась — было ясно, что совсем замерзла.
— О чем же, Харт, ты хотел поговорить со мной в столь уединенной обстановке? Судя по твоему настроению… Напрашивается вывод, что тебе не удалось привлечь на свою сторону мистера Нили.
— Нет, напротив. Нили капитулировал, — ответил Харт. — Дэвид сейчас им занимается.
— Поздравляю. А победы всегда делают тебя таким злым?
— Нет. — Харт улыбнулся. — Просто я не хочу говорить о Нили.
— Тогда о чем же ты хотел поговорить? — Она взглянула на него с лукавой улыбкой. — Может, о цветочном убранстве бального зала? Или о нехватке волованов на ужин?
Вместо ответа Харт поддел пальцем верх ее длинной, почти до локтя, перчатки и потянул вниз, «стреляя» пуговками. Затем поцеловал обнажившееся запястье и мысленно воскликнул: «О, милая Элинор, как же я хочу тебя!»
Ему хотелось соединиться с ней и очистить себя от той скверны, которой замарал себя и еще замарает на пути к посту премьер-министра. Он затеял этот бал с ужином, чтобы завоевать доверие тех, кто поможет ему заполучить власть. Он превратился в человека, готового заключить сделку хоть с самим дьяволом — лишь бы это помогло выиграть выборы.
Но ему больше не хотелось быть таким. В этот миг он хотел только одного — Элинор. И ужасно хотел забыть о существовании всего остального мира.
В следующее мгновение Харт привлек ее к себе и поцеловал в полуоткрытые губы. И тотчас же между ними словно что-то вспыхнуло. Вернее — не «что-то», а пламя страсти, конечно же. На мгновение отстранившись, Харт снова привлек ее к себе и принялся покрывать поцелуями ее шею и плечи. Затем подхватил на руки и уложил на стол со стопками белья. Прежде чем она успела опомниться, Харт навис над ней, придавив ладонями к столу.
— Ты испортишь белье, — пробормотала Элинор. — А ведь они так старались…
— Я плачу своим слугам самое высокое жалованье в Лондоне.
— Чтобы они мирились с тобой!
— Чтобы позволили овладеть любимой на стопке чистого белья.
Харт выудил из-под ее плеча пару дамских штанишек из тонкого полотна, отделанного кружевом.
— Твои, полагаю…
Элинор попыталась выхватить их.
— Харт, ради Бога!.. Не смей размахивать моим исподним!
Герцог отстранил руку, чтобы Элинор тянулась до штанишек. И, нахмурившись, спросил:
— Почему они протерты почти до дыр? — Ткань и впрямь истончилась донельзя, а кружева были многократно штопаны. Харт нашел среди белья такой же лифчик. И он тоже был аккуратно заштопан. — Изабелле придется позаботиться о твоем туалете, Эл.
— Я и сама могу это сделать, — заявила Элинор с гордостью. — Куплю себе белье после первого же жалованья.
— Вот и хорошо. А это выкинь.
— Придется, если ты его порвешь.
— Так и сделаю. — Харт провел лифчиком по ее щеке. — Ведь это — полотно… А я хочу видеть тебя в шелках.
— Шелк дорогой. Батист более практичный. Впрочем, ты не должен видеть меня ни в том ни в другом.
Харт снова взял ее штанишки.
— Когда наденешь их завтра, подумай обо мне. — С этими словами он прижался к штанишкам губами.
Элинор покраснела.
— Какая наглость! — воскликнула она.
Герцог взглянул на нее с удивлением:
— Наглость?
— Ты ужасный, Харт…
— А я никогда и не претендовал ни на что другое. — Он уронил штанишки на кучу белья и добавил: — Ты делаешь меня порочным, Эл. Когда я вхожу в комнату, в которой находишься ты, мне плевать на всех и вся.
— В таком случае не заходи туда, где нахожусь я. Ведь на тебе теперь слишком большая ответственность.
— И ты снова ворвалась в мою жизнь в тот самый момент, когда я понял, что вот-вот добьюсь своего самого большого успеха. Эл, почему?
— Чтобы помочь тебе. Я ведь уже говорила…
Харт наклонился, чтобы заглянуть в голубизну ее глаз.
— А мне кажется, что это Господь решил на мне отыграться. И теперь мстит.
Элинор нахмурилась:
— Не уверена, что Господь на такое способен.
— Со мной, — способен. Потому что во мне всегда жил дьявол. Или, может быть, ты послана, чтобы спасти меня?
— Очень в этом сомневаюсь. Никто не сможет спасти тебя, Харт Маккензи.
— Вот и хорошо. Я не хочу, чтобы ты спасала меня. По крайней мере сейчас.
— Тогда чего же ты хочешь?
— Хочу, чтобы ты поцеловала меня, Эл.
Едва заметно улыбнувшись, она обвила его шею руками, и Харт тотчас же забыл обо всех своих проблемах — забыл обо всем, кроме Элинор.
Их губы встретились, и белье под ними заскользило, когда он, уложив ее поудобнее, поставил колено меж ее ног. Ему не терпелось сорвать с нее юбки и панталончики, не терпелось овладеть ею, слиться с ней воедино — ведь именно эту женщину он всегда желал, жаждал все эти годы.
Но Харт знал: если он вежливо попросит — она ответит отказом. Значит, придется быть невежливым.
Харт окончательно стащил с нее перчатку и прижался страстным поцелуем к ее ладони. Перчаткой же обвил ее запястье и свое.
Элинор наблюдала за ним настороженно, не понимая, что он под этим подразумевал. Харт тоже не вполне это понимал — ему лишь хотелось находиться как можно ближе к Эл.
И это странное перевязывание перчаткой словно обдало жаром ее. Она вдруг осознала, что перчатка вокруг их запястий привязала его к ней, а ее — к нему.
Много лет назад Харт научил ее целоваться. А затем этот же мужчина соблазнил ее и лишил невинности. И вот сейчас он, лежа на ней, тихо прошептал:
— Эл, я хочу тебя.
Точно так же Харт произнес ее имя в тот день в летнем домике в Шотландии. Он сказал ей, что хочет ее, и объяснил, как именно хочет. Она тогда засмеялась, довольная своей властью над ним. Элинор Рамзи поставила великого Харта Маккензи на колени!
Глупая, глупая Элинор… Никогда она не обладала властью над Хартом, и в тот самый день он это доказал. А сейчас доказывал снова, целуя ее.
Элинор чувствовала, как его дыхание обжигало ее, а потом она вдруг поймала себя на том, что поглаживает Харта по волосам.
Но ведь он уничтожит ее! Снова уничтожит!
«Харт, нет! Отпусти меня!» — воскликнула она мысленно.
А он по-прежнему покрывал поцелуями ее шею и плечи. От танцев она разогрелась, потом замерзла на террасе — теперь же вся пылала.
Тут Харт прижался к ней всем телом, и она, сама того не желая, обняла его.
Но он вдруг чуть отстранился, поднял голову и, заглянув ей в глаза, прошептал:
— Я скучал по тебе, Эл.
«А я скучала по тебе, так скучала, что это разбило мне сердце», — подумала она со вздохом.
Но Элинор знала, что сдастся. Да, сегодня она позволит ему овладеть ею, чего бы это потом ни стоило. И все же ее испугало то, что она с такой легкостью согласилась подчиниться.
Тут Харт, поцеловав ее руку, снова прошептал:
— Эл, я хочу тебя…
Она тихонько вздохнула.
— Знаю, Харт.
— Нет, не знаешь. Не можешь знать. — Он покачал головой. — Ты сама невинность, а я — воплощение порока.
Элинор улыбнулась. Ее сердце застучало громче.
— Должна признать, что в тебе и впрямь есть что-то от дьявола.
— Ты не имеешь ни малейшего представления о том, чего может захотеть мужчина вроде меня.
— Нет, имею. Я помню летний домик. И помню твою спальню — здесь, наверху, а также в Килморгане.
Трижды она спала с Хартом Маккензи. И трижды в жизни думала, что умрет от счастья.
— О, все это — совсем не то, Эл. Я тогда сдерживал себя, потому что не хотел сделать тебе больно.
Казалось, Харт и сейчас сдерживал себя. При этом в его глазах было отчаяние, которое Элинор никак не могла объяснить.
— Эл, ты бесценная… и хрупкая, — пробормотал он. — Но в тебе есть огонь, к которому мне хочется прикоснуться. Я хочу показать тебе свои порочные игры и выпустить этот огонь наружу, хочу научить тебя обращаться с таким огнем.
— Звучит интригующе…
— Возможно, Эл. Но я бываю… очень скверным.
— Я тебя не боюсь, — ответила она с улыбкой.
Харт рассмеялся, и в его смехе прозвучали хрипловатые нотки.
— Потому что ты в действительности не знаешь меня.
— Знаю лучше, чем ты думаешь.
— Ты искушаешь меня, когда так смотришь, Эл. Искушаешь… и этим своим веером. — Харт взял его со стола и запустил через комнату.
Элинор всплеснула руками:
— Боже милостивый! Харт. Если ты сломал его… Веер очень дорого стоит.
— Куплю новый. Я куплю тебе целую гору вееров, если пообещаешь никогда не использовать их так, как использовала сегодня этот, сообщая мне и всем остальным мужчинам, что хочешь, чтобы тебя поцеловали.
Глаза Элинор расширились.
— Но я ничего подобного не делала!
— Ты то и дело постукивала этой проклятой штуковиной по губам и бросала поверх нее лукавые взгляды.
— Ничего подобного.
— Меня так и подмывало овладеть тобой прямо там, в бальном зале. Я и сейчас хочу тебя. Хочу раздеть на этом столе и… — Он внезапно умолк.
Элинор, судорожно сглотнув, пробормотала:
— И что?..
Харт пристально посмотрел на нее.
— Я хочу всего. Хочу приходить к тебе в комнату каждую ночь и делать с тобой все, что пожелаю. Так что лучше запирай на ночь свою дверь, Эл. Потому что я не знаю, как долго смогу сдерживаться.
Тут на губах его промелькнула лукавая улыбка, и перед Элинор возник тот самый Харт, которого она знала раньше. Но он был прав; даже тогда, много лет назад, Харт вел себя сдержанно — Элинор прекрасно это понимала.
Снова улыбнувшись, она заявила:
— Я уже говорила тебе, что не боюсь. Ведь я не девственница, нуждающаяся в защите. Между прочим, именно я посоветовала Эйнсли бежать с Камероном.
— Правда, плутовка?
Она кивнула:
— Да, Харт. Эйнсли пришла ко мне за советом, поскольку я имела опыт общения с Маккензи.
Он погладил ее по волосам и с нежностью прошептал:
— Эл, милая, я всегда тебя хотел. И сейчас, разумеется, тоже. Именно поэтому ты немедленно слезешь с этого стола и уйдешь от меня.
— Но… — Элинор уставилась на него с удивлением.
Харт снова ее поцеловал, потом резко отстранился и проговорил:
— Тебе нужно держаться от меня подальше, Элинор Рамзи. Говоришь, что тебе не нужна защита? Нет, именно это тебе и требуется. Защита от меня.
Харт опять ее поцеловал, и в тот же миг Элинор ощутила, как он освободил ее запястье и положил перчатку ей на грудь. В следующее мгновение, оторвавшись от нее, герцог поднялся на ноги.
Элинор села. Сжав в руках перчатку, она пыталась отдышаться. А Харт провел ладонью по ее локонам и наклонился к ней, чтобы вновь поцеловать, — казалось, он никак не мог от нее оторваться. Элинор подумала, что ей следовало бы испугаться, но она нисколько не испугалась. Харт хотел ее даже по прошествии стольких лет, и от этой мысли ей стало тепло и радостно.
Она видела, как он боролся с желанием, видела, как подавлял его своей железной волей.
Дрожащими пальцами Харт коснулся одной из ее изумрудных сережек.
— Оставь их себе, — сказал он. — Они очень идут тебе.
Резко развернувшись, он ушел. И даже не попрощался — просто вышел в ярко освещенный коридор, оставив Элинор одну на столе с помятым бельем.
Утром следующего дня, когда мрачный герцог вошел в свою личную столовую, он с изумлением обнаружил, что там полно людей.
После бала он пытался вздремнуть, но во все его сны неизменно вторгалась Элинор. Во сне они с ней танцевали и танцевали, и с каждым поворотом ее зеленое платье все ниже сползало с плеч. Но в то же время она каким-то образом уносилась от него все дальше и дальше. При этом Элинор улыбалась ему так, словно знала о его желании и о том, что он не сможет ее заполучить.
Харт с раздражением оглядел комнату и, направившись к буфету, проворчал:
— У вас что, ни у кого нет своего дома?
Мак оторвал взгляд от кусочка хлеба, на который намазывал повидло. Изабелла же, сидевшая с ним рядом, не обращала на Харта никакого внимания и продолжала что-то писать в блокнотике, который всегда носила с собой. Мак тяжко вздохнул. Он обвинял брата в том, что тот помешался на своей политике, но Изабелла со своими списками могла и его заткнуть за пояс.
Йен сидел за столом, разложив перед собой газету; он мог читать с поразительной быстротой, если никто не мешал ему. Пока Харт накладывал себе на тарелку яйца и колбасу, Йен успел перевернуть две страницы.
Лорд Рамзи, сидевший напротив Йена, тоже читал газету, но гораздо медленнее, тщательно обдумывая прочитанное.
Одна лишь Элинор отсутствовала, и ее отсутствие раздосадовало Харта еще больше.
— У меня есть дом, — ответил лорд Рамзи, не поднимая головы. — Но я думал, что являюсь вашим гостем.
— Я имел в виду не вас, Рамзи. Я говорил о своих братьях. У каждого из них превосходный дом и собственные слуги.
Изабелла бросила на Харта взгляд и с невозмутимым видом заявила:
— Я, кажется, уже говорила, что декораторы ободрали обои в наших спальнях.
Да, он, Харт, это знал. Знал и о том, что Йен имел большой дом на Белгрейв-сквер, унаследованный Бет от суетливой старой дамы, чьей компаньонкой она когда-то являлась. Супруги содержали этот дом в идеальном порядке — на случай если вдруг сорвутся в Лондон.
Йен, как водится, промолчал и перевернул очередную страницу. Казалось даже, что он не слышал, что говорили присутствующие.
Харт с громким стуком поставил тарелку и уселся на свое место во главе стола.
— Где Элинор?
— Спит, бедняжка, — сказала Изабелла. — Она трудилась как проклятая почти всю ночь, выпроваживая последних гостей. И еще, возможно, она утомилась от того, что ты кружил ее по залу. Знаешь, Харт, все только и говорят об этом. Что же ты намерен теперь делать?
