Глава 8

В комнате было душно, но Федра не осмеливалась открыть балконные двери, чтобы впустить ночную прохладу. Эллиот все еще находился на балконе, и она опасалась, что он воспримет это как приглашение.

Впрочем, у него хватит наглости войти и без приглашения. Она сидела на постели, обхватив руками колени, наполовину страшась и наполовину надеясь, что двери распахнутся и он появится на пороге.

Она вовсе не испытывала того спокойствия, которое пыталась изобразить, когда уходила с балкона. Возбуждение не улеглось, тело оставалось чувствительным даже к прикосновению воздуха. Федра не понимала, что заставило ее остановить Эллиота. Это был инстинктивный порыв. Должно быть, вмешалась интуиция.

«Я хочу, чтобы вы молили о большем».

Разве можно иметь дело с таким человеком? Ему нужно, чтобы она была слабой, поглупевшей от страсти, послушной ему. Теперь понятно, что он не случайно объявился в Неаполе. У него была вполне определенная цель. Ни один из ее знакомых не стал бы требовать, чтобы она изъяла неугодные ему отрывки из мемуаров ее отца. Но мужчина, способный соблазнить женщину из корыстных соображений, не раздумывая воспользуется властью, которую получит над ней. И, что самое печальное, ему это почти удалось. Федра хотела его, и желание это было непреодолимым. Оно не согревало душу, не приносило покоя и ощущения безопасности. Не походило на симпатию, которую она питала своим друзьям. В этом желании не было слияния душ, без которого дальнейшая близость не имеет смысла.

Совсем наоборот. Чувственный призыв, исходивший от Эллиота, приводил ее в смятение, трепет и восторг, пугавший своей силой. Само его присутствие действовало на нее как колдовские чары. И он это отлично понимал.

Возбуждение постепенно улеглось, превратившись в легкую неудовлетворенность, томившую ее все последние дни. Из соседней комнаты не доносилось ни звука. Федра легла и повернулась на бок, по-прежнему глядя на застекленные двери.

Неужели именно это случилось с ее матерью? Неужели после многолетних отношений с Ричардом Друри, основанных на дружбе и взаимном уважении, в жизни Артемис помнился мужчина, который не захотел играть по ее правилам? Тот факт, что мать изменила отцу, явился для Федры настоящим ударом. Вера в свободную любовь не исключала веры и любовь, которая продлится всю жизнь. В юности Федра считала, что одно неразрывно связано с другим. Что только свободная любовь, не скованная условностями, религией и законом, позволяет распознать родственную душу, когда та появится.

Она представила себе свою мать, красивую, оживленную, уверенную в себе. Но более доверчивую, чем ее дочь. И менее практичную. За долгие годы Артемис окружила себя людьми, которые принимали ее образ жизни. Они знали о Ричарде и о том, какое место он занимал в ее жизни. И когда в этот тесный кружок проник мужчина, исповедующий совсем другие принципы, Артемис оказалась беззащитной перед ним из-за элементарного отсутствия опыта в общении с ему подобными.

Как ее дочь только что на балконе.

Федра обхватила руками подушку. Пожалуй, она начинает понимать, как возникла эта любовная связь, оказавшаяся роковой для ее матери.

В ее жизни появился соблазнитель, пробудивший примитивные женские инстинкты, которые дремлют в любой женщине. Он покорил ее, сделал уязвимой и в конечном итоге предал.

Вначале он притворялся, будто разделяет взгляды других мужчин в ее окружении, поэтому у Артемис не было ни единого шанса.

Поглощая на следующее утро завтрак на веранде, Эллиот мысленно осыпал Федру оскорблениями. Сучка! Учитывая ад, в котором пребывало его тело всю ночь, ему было не до джентльменских выражений.

Единственным утешением была мысль о неудобствах, которые она испытывает в душной комнате, пока он наслаждается прохладным ветерком с моря. Но каждый раз, когда он бросал взгляд на ее дверь, часть его существа молила, чтобы она распахнулась и Федра бросилась в его объятия.

Дверь, разумеется, не открылась. Волевая, независимая и гордая, Федра Блэр никогда бы не позволила ему одержать подобную победу.

В конечном итоге эта злополучная дверь превратилась в его представлении в некий символ непокорности. В обвинение. В декларацию самообладания, приводившую его в бешенство. «Ты полагал, что сможешь соблазнить меня? – словно бы вопрошала Федра. – Ты самонадеянно решил, что можешь подчинить меня? Меня, из всех женщин?»

Чертыхнувшись, Эллиот налил себе кофе. Ее эротические стоны все еще звучали в его ушах. Он все еще ощущал ее объятия и требовательные поцелуи. Одних воспоминаний хватило, чтобы он снова возбудился.

Господи, это было хорошо. Так хорошо, что даже не верится. Где, черт побери, она нашла силы, чтобы вообще что-то сказать, не говоря уже о том, чтобы остановить поток, уносивший их обоих?

Шорох одежды и легкие шаги потревожили тишину веранды. Эллиоту не нужно было поворачивать голову в сторону двери, чтобы посмотреть, кто вошел.

За те несколько секунд, что Федра шла к столу, ему удалось обуздать гнев, вызванный ночным бдением. Правда, это не помешало ему мстительно подумать: «В следующий раз ты не откажешь мне, потому что на самом деле хочешь того же, чего и я».

Успокоенная его невозмутимым приветствием, Федра несколько расслабилась и села за стол. Эллиот налил ей кофе.

– Спасибо, что поступили как цивилизованный человек, – сказала она, сделав глоток.

Эллиот не верил своим ушам. Неужели она решилась поднять эту тему? Он облокотился о стол, подперев подбородок ладонью.

– Вы имеете в виду тот факт, что я позволил вам вчера вечером ретироваться в вашу комнату, или то, что я налил вам кофе?

Слуга принес на блюде яичницу с ветчиной. Матиас, хоть и сделал Позитано своим домом, потчевал гостей настоящим английским завтраком.

Федра положила себе на тарелку немного яичницы.

– Пожалуй, и то и другое.

– Ну, на моем месте Марсилио или Пьетро устроили бы настоящий спектакль, протестуя и обвиняя, пока не разбудили бы всех домочадцев. Английские джентльмены, увы, приучены страдать молча.

Ее губы сжались. Не поднимая глаз от тарелки, она разломила рогалик.

– Прошу прощения, если заставила вас страдать. Это не входило в мои намерения. Учитывая, что вы английский джентльмен, мне, видимо, не следует развивать эту тему.

– Мудрое решение.

Федра промолчала, сосредоточившись на еде.

Эллиот понимал, что должен уйти, но продолжал сидеть. Наконец она отложила вилку и промокнула губы салфеткой.

– Лорд Эллиот, если вы намерены задержаться здесь еще на несколько дней, мы должны прийти к взаимопониманию насчет балкона.

Поразительная женщина! Неужели она не понимает, что он с трудом сдерживается, чтобы не подхватить ее на руки, перебросить через плечо, утащить в ближайшую рощу и закончить то, что они начали вчера? Сидит здесь, рассуждая бог знает о чем, когда ночные мучения сделали его совершенно неспособным к компромиссу.

– В каком смысле, мисс Блэр?

– Так уж вышло, что у нас один балкон на двоих. Несправедливо, если мне придется либо отказаться от него, либо опасаться, что каждое мое появление будет истолковано иначе, чем желание подышать свежим воздухом.

– Обещаю в следующий раз, когда вы выйдете на балкон посреди ночи, истолковать ваше появление правильно.

Истинный смысл этого обещания не остался незамеченным для Федры. Она была достаточно умна, чтобы видеть слабые стороны своей позиции.

– Может, мы хотя бы договоримся, что я имею право оставлять балконные двери открытыми, не опасаясь, что вам захочется войти внутрь?

– Нет.

– Видимо, я была о вас слишком хорошего мнения.

– Тут я с вами полностью согласен.

– Лорд Эллиот, я…

– Я предпочел бы, Федра, чтобы вы называли меня по имени, когда мы наедине. Надеюсь, вы не возражаете? Пора отбросить эти нелепые условности. В конце концов, я целовал вашу обнаженную грудь, а вы стонали от наслаждения.

Глядя на ее ошарашенное лицо, Эллиоту впервые за все утро захотелось улыбнуться. Но она быстро овладела собой и вновь приняла чопорный вид.

– А я бы предпочла, чтобы мы избегали друг друга, насколько это возможно, Эллиот. – Последнее слово она подчеркнула.

– Сегодня утром это будет несложно. Мы с Гринвудом собираемся уединиться в его кабинете.

Федра поднялась.

– Пожалуй, мне следует предпринять длительную прогулку и отдохнуть от здешнего общества. – Она повернулась и шагнула к двери.

– Федра.

Она помедлила, глядя на него через плечо.

– Обещайте, что не попытаетесь сбежать и будете здесь к обеду.

Она выгнула бровь.

– Из-за вашей клятвы Сансони?

– В том числе.

Судя по выражению лица Федры, она догадывалась, что это не единственная причина.

– А если я не стану ничего обещать?

– Тогда я снова привяжу вас к кровати.

Она покраснела и отвернулась.

– Так вы обещаете?

– Да, хотя в этом нет никакой необходимости. Это просто смешно! Я даже не представляю, как спуститься с этой скалы, не говоря уже о том, чтобы отправиться в плавание в одиночку.

Она вздернула подбородок и выплыла из комнаты в развевавшихся, словно паруса, черных одеждах.

Вернувшись в свою комнату, Федра распаковала вещи.

Как он догадался о ее планах? Она не считала себя предсказуемой женщиной, но лорд Эллиот, похоже, угадывает ее мысли раньше, чем они появляются в ее голове.

Она убрала пустой саквояж. Подготовка к побегу была порывом, порожденным бессонной ночью и размышлениями о том, как действует на нее лорд Эллиот. Если так пойдет дальше, ей грозит нешуточная опасность свалять дурака, уступив физическому желанию, которое возбуждает в ней этот мужчина. К рассвету мысль о том, чтобы сбежать от соблазна, начала казаться Федре вполне разумной.

Она переобулась, надев прочные ботинки. Затем вышла на балкон и облокотилась на балюстраду, глядя на селение. С веранды доносились голоса. Остальные гости, видимо, завтракали.

Федра глубоко вздохнула и призвала на помощь женщину, которую воспитала в ней мать.

Решение бежать было трусостью. Она приехала в эту страну в поисках ответов на вопросы, касавшиеся ее матери, и некоторые из этих ответов могут найтись прямо здесь, в этом доме. Куда разумнее остаться и следовать цели, которая привела ее сюда, забыв о своих страхах и слабостях, связанных с лордом Эллиотом.

Когда Федра вернулась на веранду, Матиас Гринвуд уже скрылся в своей студии с лордом Эллиотом. Однако Рэндел Уитмарш все еще сидел за столом со своей женой. Федра присоединилась к ним в надежде, что миссис Уитмарш не задержится надолго. Вчерашний разговор с Матиасом прошел весьма удачно, и ей не терпелось узнать, что мистер Уитмарш может добавить к этим сведениям.

К сожалению, он ушел первым, отправившись на свою обычную утреннюю прогулку.

– Вы прелестно выглядели прошлым вечером, – заметила миссис Уитмарш.

– Спасибо.

– Признаться, я не понимаю, что заставляет вас…

Ее взгляд скользнул по одеянию Федры.

Федра не сочла нужным пускаться в объяснения. Вряд ли миссис Уитмарш способна понять смесь соображений удобства и протеста, послужившую основанием для подобной эксцентричности.

– Я хочу сказать, что ваша мать не прибегала к столь явному выражению своих необычных взглядов.

Федра насторожилась.

– Вы общались с моей матерью?

– До того как мы перебрались в Рим, мой муж часто бывал на ее приемах. В отличие от других жен я не отказывалась составить ему компанию. Он был очарован ею. И я считала своим долгом проследить, чтобы и она не увлеклась им.

Федра сомневалась, что ее мать могла увлечься мистером Уитмаршем. Но ведь, пока она не прочитала мемуары, ей в голову не приходило, что у Артемис мог быть другой мужчина, помимо Ричарда Друри.

– Вам удалось предотвратить связь между ними? Если, конечно, моя мать выделяла вашего мужа среди других мужчин.

Этот смелый вопрос ничуть не шокировал миссис Уитмарш.

– Думаю, удалось. Впрочем, для нее никого не существовало, кроме мистера Друри – во всяком случае, до последнего времени.

– Вы намекаете, что в конечном итоге такой мужчина все же появился? Не нужно подбирать слова из соображений деликатности. Я ее дочь и так же, как она, считаю, что о подобных вещах нужно говорить откровенно.

Миссис Уитмарш пожала плечами:

– В последний год или около того между вашими родителями возникло охлаждение. Мой муж ничего не замечал, но я-то видела. Понимаете, за ней всегда увивались мужчины. Не для того, чтобы жениться, разумеется.

Осуждающий тон, которым была произнесена последняя фраза, резанул слух Федры, и она бросилась на защиту матери, пусть даже Артемис не нуждалась в оправданиях:

– Охлаждение могло быть следствием того, что пылкость чувств со временем угасла и сменилась привычкой. Это не значит, что моя мать перенесла свою привязанность на другого мужчину.

– Мисс Блэр, мы с мужем на протяжении пяти лет часто обедали у нашей матери. И мистер Друри обычно присутствовал. Привычка, о которой вы говорите, была очевидна с самого начала. Когда я появилась там впервые, мне не надо было объяснять, что они любовники, а вы их дочь. Но в последний год мистер Друри бывал там гораздо реже, а когда бывал, чувствовалась какая-то неловкость. Возможно, вы считаете меня недалекой, но я редко ошибаюсь, когда дело касается отношений между мужчиной и женщиной.

Можно было не сомневаться, что миссис Уитмарш, тщательно оберегавшая своего мужа от посягательств других женщин, научилась разбираться в этой стороне человеческой натуры. Но насколько она проницательна? Можно ли верить ее суждениям? Пожалуй, да. Женщина, охраняющая свое сокровище, наверняка заметит, что пиратское судно, которого она опасается, устремилось в погоню за другим кораблем.

– Кто был тот мужчина, который стал новым объектом внимания моей матери?

– Это что, проверка? Я должна назвать имя, чтобы вы отнеслись с уважением к моим словам?

– Это всего лишь искреннее желание дочери узнать больше о последних годах матери.

– Трудно сказать. Единственное, в чем я уверена – почти уверена, – это не был мой муж. Несколько месяцев она светилась, словно к ней вернулась молодость, но потом…

– Потом…

– Это выглядело так, будто кто-то задул лампу. В последнее время она выглядела печальной. Возможно, кто-то разочаровал ее.

Федра видела эту печаль. Она не понимала ее причины и глубины, но описание было верным. Ушел свет.

– Вы не единственная, кто задавался вопросом, не завела ли она нового любовника, – сказала она. – Мне даже называли имена. Мистера Нидли, например. Или мистера Торнтонa.

– Нидли? Что ж, в этом есть определенный смысл. Он был того же склада, что и мистер Друри, а его познания в римском искусстве давали им почву для общения. Впрочем, если бы вы спросили меня, я бы сказала, что они не слишком подходили друг другу. Он мог быть очень высокомерным, даже грубым.

Миссис Уитмарш оживилась, радуясь возможности посплетничать. Она так наслаждалась разговором, что Федра ощутила раздражение.

– Иногда противоположности тянутся друг к другу, – заметила она.

– Да, конечно. Что же касается второго, Торнтона… – Миссис Уитмарш задумалась. – Он был немного моложе ее. Загадочный тип, между прочим. Его трудно было не заметить. Красивый мужчина, в романтическом духе. Он производил сильное впечатление, но…

– «Но»?

– Это трудно объяснить. В нем было что-то… неуловимое. Мой муж однажды воспользовался этим словом, чтобы описать его, и я думаю, оно отражает суть. Да, он был неуловимым во многих отношениях.

Федра отложила эту характеристику в уголке сознания. Когда она вернется в Лондон, ей придется отыскать и высокомерного мистера Нидли, и неуловимого мистера Торнтона, а также узнать у близких друзей матери, не отдавала ли Артемис предпочтения одному из этих мужчин.

– Мне она нравилась, – сказала миссис Уитмарш. – Конечно, я не одобряла ее образ жизни, и она это знала. Но она принимала мои взгляды и никогда не позволяла своим гостям ставить меня в неловкое положение. Она была очень великодушна.

– Скорее, она смирилась с вашими взглядами. Ведь они отражают общественную мораль. А вот она, стоило ей выйти за порог собственного дома, воспринималась как отклонение от нормы. К сожалению, люди не столь великодушны по отношению к тем, кто имеет другие взгляды, и не готовы принять их в свою компанию.

Миссис Уитмарш покраснела. Ее румянец сказал Федр больше, чем она хотела бы знать. Уитмарши ни разу не пригласили ее мать к себе. Артемис Блэр не входила в их круг и не бывала на их вечеринках.

Внезапно эти утренние откровения показались Федре предательством по отношению к памяти матери. Она подозревала, что миссис Уитмарш точно так же сплетничает со своими приятельницами в гостиных, куда никогда бы не пригласили «синий чулок», попиравший своей жизнью общепринятые правила.

Кроме того, они дали ей представление о разговорах, которые велись о ней самой. Федра всегда знала, что есть женщины, которые смеются над ней и перемалывают ее косточки своими языками, как и то, что есть мужчины, неправильно истолковывающие ее свободу. Однако и тех, и других было легче игнорировать, не находясь в их компании.

Надежда Федры, что миссис Уитмарш прольет свет на имя мужчины, занявшего место Ричарда Друри, не оправдалась. И все же Федра не считала разговор напрасным. Наблюдения этой женщины могли оказаться полезными.

Извинившись, она поднялась из-за стола и, спустившись с веранды, направилась к крутой тропе, ведущей в селение.

Утром Позитано превращалось в женское царство. Все трудоспособные мужчины с восходом солнца выходили в море на своих рыбачьих лодках.

Федре потребовалось немало времени, чтобы добраться до центра городка по лабиринту узких улочек. Даже ступенчатое устройство не делало их более удобными и безопасными. Она пожалела, что не взяла с собой зонтик, чтобы опираться на него вместо трости или прикрыться от солнца, которое, перевалив через вершину горы, припекало все жарче.

Провожаемая взглядами женщин и детей, она неспешно шагала мимо прилавков с фруктами, овощами и мясом, тянувшихся вдоль улицы, служившей рынком. На стульях у таверны сидели несколько мужчин, наблюдавших за ней со смесью любопытства и подозрительности.

Самый молодой из них, темноволосый мужчина в модном коричневом сюртуке, прислонил к своему стулу массивную трость. Остальные были значительно старше, с морщинистыми, выдубленными на солнце лицами. Видимо, в силу преклонного возраста они уже не могли выходить в море и коротали время за разговорами.

Следуя за людским потоком, Федра вышла на главную улицу городка. Ее появление вызывало не меньший интерес, чем в первый день, когда они с лордом Эллиотом проследовали мимо верхом на осликах. Из окон высовывались любопытные, наблюдая за ней.

Улица привела ее к небольшой площади, примыкавшей к склону горы. Прямо в скале был вырублен колодец, увенчанный головой льва, из его разинутой пасти струилась вода. На каменных скамьях, установленных в тени деревьев, сидели женщины, дожидавшиеся очереди наполнить свои кувшины.

Заметив свободное место на одной из скамей, Федра присела отдохнуть в тени и тут же оказалась под обстрелом темных глаз. Молодая женщина шепнула что-то на ухо мальчику, и тот умчался вниз по улице. Женщины, набравшие воды, не спешили уходить, оживленно болтая друг с другом и поглядывая на незнакомку.

Вскоре на площади появилась еще одна женщина, направлявшаяся к источнику. Черные юбки развевались в такт ее широким шагам. Даже на расстоянии было видно, что она отличается от других.

Во-первых, она была блондинкой. Из-под широких полей черной соломенной шляпы виднелся тяжелый узел золотистых волос. Она была не такой белокожей, как Федра, но и не такой смуглой, как уроженки здешних мест. Загар лишь слегка позолотил ее лицо.

Федра предположила, что это иностранка, поселившаяся здесь подобно Матиасу. Но когда женщина подошла ближе, миндалевидные глаза, высокие скулы и овал лица выдали в ней местную жительницу, несмотря на цвет кожи и волос.

Усевшись на скамью рядом с Федрой, она обменялась приветствиями с другими женщинами. Федра пыталась понять, о чем они говорят, но не успевала за быстрым обменом репликами. К тому же диалект, на котором говорили в Позитано, отличался даже от того, что она слышала в Неаполе.

Внезапно женщина повернулась к Федре и окинула ее внимательным взглядом. Разговоры вокруг смолкли.

– Вы англичанка?

Федра кивнула.

– Они догадались об этом и послали за мной юного Паоло. Мы с кузиной Джулией здесь единственные, кто говорит по-английски. Вы встречались с ней. Она хозяйка виллы. Вы вдова? – Разговор велся на вполне приличном английском, хотя интонация и произношение отличались некоторым своеобразием.

– Нет, я не вдова.

Взгляд женщины прошелся по длинным волосам Федры.

– Я так и думала. – При виде мужчин, появившихся на площади, она лукаво улыбнулась. – А вот и синьор Тарпетта. Не обращайте на него внимания. Ему нравится изображать из себя начальника, но его власть и авторитет – всего лишь плод его воображения.

Это был тот самый мужчина, которого Федра видела у таверны. Он прихрамывал, опираясь на трость, но это не мешало ему держаться с исключительной важностью. Его сопровождали двое мужчин постарше. Вся троица расположилась по другую сторону площади.

– Меня зовут Кармелита Мессина. Я тоже не вдова, хотя и ношу черное.

– Меня зовут Федра Блэр, и я рада встрече с вами. Вы так хорошо говорите по-английски. Я пыталась овладеть вашим языком, но, к сожалению…

Кармелита взмахнула рукой, отметая ее попытку оправдаться.

– Я научилась английскому в Неаполе, когда жила там вместе с Джулией и ее покойным мужем. – Кармелита указала подбородком на синьора Тарпетту, который пристально наблюдал за ними, разговаривая со своими спутниками. – Он не любит, когда обитатели виллы спускаются в город. Опасается, как бы они не развратили подданных его крохотного королевства.

– Они часто бывают здесь?

– Нет. Для большинства из них мы всего лишь селяне, делающие местный пейзаж более колоритным.

– А синьор Гринвуд? Разве он не общается с местными жителями?

– Иногда. Правда, в прошлом году бывал здесь довольно часто. Однажды, вернувшись сюда, он привез с собой Джулию. – Кармелита бросила на Тарпетту презрительный взгляд. – Он хотел жениться на ней. И хотя притворяется, будто теперь ни за что ее не примет, все знают, что он приползет на карачках, стоит ей сделать вот так. – Она щелкнула пальцами.

Женщины захихикали, очевидно, догадываясь о предмете их разговора, и придвинулись ближе. Кармелита снова уставилась на Федру:

– Я ношу черное в знак скорби о карбонарии, который погиб, когда король уничтожил республику. Если вы не вдова, то почему носите траур?

– Вообще-то я скорблю о своем отце, но одежда здесь ни при чем. Просто черное не так быстро пачкается.

Кармелита перевела ее слова остальным женщинам. Те закивали.

– Вы ходите с распущенными волосами и непокрытой головой. Но я не думаю, что вы путана. Любовницы, которые приезжают сюда с мужчинами, всегда модно одеты.

Наверное, вы поступаете так, чтобы натянуть нос таким типам, как наш Тарпетта?

– Возможно. – Федра устремила взгляд на залив, видневшийся в отдалении. – К мистеру Гринвуду часто приезжают гости?

– Да. У мистера Гринвуда много друзей. Хотя он не один из нас, многие здесь богатеют за счет денег, которые он тратит.

– Как семья тех мальчишек, что нашли бронзовую статуэтку?

– Я не слышала ни о какой статуэтке. Такие находки обычно держат в секрете, чтобы ни с кем не делиться, если в том же месте обнаружится что-нибудь еще. Мистер Гринвуд любит старинные вещи.

Кармелита бросила взгляд на мужчин, наблюдавших за ними.

– Их бесит, что вы здесь так долго сидите. Надеюсь, вы посидите еще немного им назло. Расскажите нам о своей жизни в Англии. Видите, никто не уходит в надежде услышать от вас что-нибудь интересное.

Федра не заставила себя упрашивать. Кармелита переводила, женщины улыбались и хихикали, дивясь услышанному.

К ним нерешительно приблизилась девушка не старше восемнадцати лет. Осторожно протянув руку, она погладила рыжие волосы Федры.

Федра не возражала против подобной фамильярности, в отличие от мужчин, наблюдавших за ними с другой стороны площади. Раздался резкий окрик. Один из стариков покинул свой пост и шагнул вперед, сердито хмурясь и жестами призывая девушку к себе.

Понурив голову, та испуганно поспешила к нему навстречу. Он схватил ее за локоть и потащил вверх по улице, уводя прочь.

– Это ее свекор, – сообщила Кармелита. – Расскажет всему семейству, что она якшалась с любовницей иностранца, который гостит на вилле.

Федре не хотелось думать о том, что ждет молодую женщину, если эта история разгневает ее мужа. В глазах остальных женщин, собравшихся у фонтана, появилось настороженное выражение, опечалившее ее.

– Я не хочу создавать вам проблемы, – сказала она, поднимаясь.

Кармелита удержала ее за руку:

– Если бояться проблем, здесь никогда ничего не изменится. Эти женщины ничего не знают о мире, лежащем за пределами этого побережья, а мои рассказы о Неаполе давно приелись. Расскажите им о вашем доме и о том, как у вас хватило смелости путешествовать в одиночку по незнакомой стране. Вы ведь женщина!

Федра задержалась у фонтана на целый час, наслаждаясь женским обществом. Она рассказала благодарным слушательницам, как жила в Лондоне, одинокая и независимая. Постепенно поток иностранных слов стал обретать для нее смысл. Некоторые из обращенных к ней вопросов она понимала еще до того, как Кармелита успевала их перевести.

Все это время они находились под пристальным наблюдением синьора Тарпетты. Кто-то принес ему стул, чтобы он мог присесть и дать отдых больной ноге. Он не скрывал своего неодобрения, но веселая женская компания, собравшаяся напротив, не обращала на него внимания. Он мог считать себя хозяином селения, но Федре было очевидно, что женщины подчиняются другому авторитету – и зовут его Кармелита Мессина.

Постепенно женщины разошлись, унося кувшины с водой и оживленно переговариваясь.

– Скоро вернутся их мужья с рыбалки, и им нужно приготовить обед, – объяснила Кармелита.

Федра поднялась:

– Спасибо за перевод, иначе мне не удалось бы пообщаться с местными жительницами. Я собираюсь прогуляться к башне, прежде чем возвращаться на виллу.

– Я провожу вас, иначе заблудитесь. Если Тарпетта последует за нами, сделайте вид, будто не видите его. Надо быть дураком, чтобы с его ногой тащиться за нами, но он никогда не блистал умом.

В чем Федра вскоре убедилась. Она была уверена, что он не последует за ними, но когда они поднялись на скалистый выступ, служивший основанием башни, Федра заметила его на причале, откуда он мог за ними наблюдать.

– Где он повредил ногу? – спросила она.

Кармелита прошла через портал, который вел в башню.

– Он был среди солдат, которые пришли за мужем Джулии в наш дом в Неаполе. Он предал нас. Мы пытались сопротивляться, но безуспешно. Я ударила его чугунной сковородой вот сюда. – Она показала на колено. – Надо было стукнуть его по голове.

– И поэтому он теперь повсюду следует за вами?

– Его интересуете вы, а не я. Но меня он ненавидит, потому что это я познакомила мистера Гринвуда с Джулией. Она осталась без гроша, ее мужа казнили после падения республики.

– Если им движет ревность, ему следует ненавидеть Гринвуда, а не вас.

Кармелита стала подниматься по каменной лестнице.

– Он не осмеливается. Подобно многим из нас, он богатеет за счет его денег.

Они поднялись на верхний этаж башни, оказавшись в квадратном помещении с узкими окошками, пробитыми в стенах. Кармелита остановилась у западного окна, обращенного к морю.

– Отсюда можно было наблюдать за морем, чтобы не прозевать приближение арабских или пиратских кораблей, которые могли захватить порт, – пояснила она. – А отсюда, – она повернулась к восточному окну, из которого открывался вид на склон горы, – за неприятельскими войсками, которые могли напасть на город с суши.

Федра выглянула в западное окно. Из него видно было не только море, но и побережье по обе стороны от башни. Переместившись к восточному окну, она увидела вершину горы, над которой висел ослепительный диск солнца.

Хотя башня была построена в оборонительных целях, летом солнце светило прямо в это окно.

Помещение, где они находились, предназначалось, видимо, для стражи. Каменные стены закруглялись вверху, образуя своды, характерные для старинных норманнских церквей. Комната была пустой и на удивление чистой. На полу лежало одеяло. Под ним охапка соломы. Кармелита ткнула в одеяло ногой.

– Теперь здесь гнездышко влюбленных, – сообщила она. – А в древние времена сюда наведывались совсем другие гости.

Когда они снова вышли наружу, Тарпетта все еще маячил на пристани.

– Вы сказали, что он богатеет за счет мистера Гринвуда? Каким образом?

– Не знаю. Он неплохо живет, хотя и не имеет никаких доходов, кроме скромной военной пенсии. Но судя потому, как они приветствуют друг друга во время редких встреч, их что-то связывает. Возможно, Гринвуд платит ему за то, чтобы местные жители не беспокоили его важных гостей, или же за то, чтобы Тарпетта оставил в покое Джулию. – Кармелита пожала плечами. – А теперь давайте наймем ослика. Даже мне было бы тяжело пройти пешком весь путь до виллы.

Пока они спускались с утеса, на пристани появился Эллиот. Синьор Тарпетта указал в их сторону, и взгляды обоих мужчин устремились на тропинку, по которой они шагали.

Эллиот сошел с пристани и направился им навстречу.

– Кто это? – спросила Кармелита. – Ваш любовник?

– Нет.

Федра залилась румянцем. Кармелита рассмеялась:

– Но он был бы не против, верно? Не представляю, как вам удалось устоять перед таким красавчиком. Вы только посмотрите, как грозно он сверкает глазами. С таким мужчиной надо быть начеку.

Когда они поравнялись с Эллиотом, Федра представила их друг другу. Эллиот любезно поклонился, хотя и не скрывал своего недовольства.

– Вы заставили всех волноваться, мисс Блэр. Ходить одной в город не рекомендуется, – ворчливо заметил он.

– Не думаю, что мне угрожала какая-либо опасность.

Эллиот взглянул на Кармелиту:

– С вашей стороны было очень любезно предложить мисс Блэр помощь и компанию.

– Я не нуждаюсь ни в том, ни в другом, – заявила Федра. – Тем не менее рада, что мы подружились. Надеюсь, мы с вами снова увидимся, Кармелита.

Все еще хмурясь, Эллиот отошел, чтобы нанять осликов, которые должны были доставить их наверх.

– Пожалуй, я вас оставлю, чтобы вы могли разобраться с этим мужчиной, – сказала Кармелита. – Если вам понадобится чугунная сковорода, дайте мне знать.