Глава 7
– Как видите, коллекция действительно скромная. – Матиас сиял от гордости. – Я держу ее здесь, чтобы создать некое подобие ренессансной студии, где хранятся дорогие моему сердцу вещи.
Студия представляла собой просторное помещение квадратной формы, на стенах фрески с изображением древних урн и листвы. Помимо массивного письменного стола, заваленного книгами и бумагами, в комнате находились различные артефакты. В углу стола высилась капитель коринфской колонны. На высоком книжном шкафу стоял древний бюст. Застекленные стеллажи на ножках, подобные тем, что Федра видела в книжных магазинах в Англии, содержали разнообразные предметы античной культуры.
Федра прошлась вдоль полок, рассматривая экспонаты. Рэндел Уитмарш составил ей компанию, указывая на монеты с профилями римских императоров и плоские стеклянные бутылочки.
– Вот она, выдающаяся находка, – сообщил Матиас. Выдвинув ящик, он вытащил завернутый во фланель предмет и принялся разматывать ткань.
Это оказалась бронзовая статуэтка обнаженной богини в расслабленной позе.
– Местные мальчишки ныряли в пещере здесь неподалеку и обнаружили ее, погребенную в песке. Должно быть, она пролежала там полторы тысячи лет. Насколько я могу судить, это образчик греческого искусства античного периода. Вероятно, часть добычи, награбленной у греков ради пополнения сокровищниц имперского Рима.
Уитмарш взял статуэтку и поднес к глазам.
– Наверняка где-то здесь затонул корабль. Вполне возможно, что там найдется что-нибудь еще, если поискать.
– Дно там резко понижается, – отозвался Матиас. – Если оно таит еще какие-нибудь сюрпризы, они не появятся, пока прилив не сделает свою работу. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы удалить наслоения, которые образовались на ней, и отполировать поверхность. Но результат говорит сам за себя.
Эллиот взял статуэтку в руки.
– Красивая вещица. Вы намерены продать ее?
– Еще не решил. Если я надумаю, Уитмарш мог бы предложить ее любителям древностей в Риме. Что скажете, Уитмарш?
– Я мог бы продать ее в Лондоне, – сказал Эллиот. – Там дадут большую цену.
Матиас снисходительно улыбнулся, забрав у него статуэтку:
– И замарать вашу кровь причастностью к торговле? Я не могу этого допустить.
– Я не собираюсь ничем торговать. Просто поговорю с коллекционерами. Даже Истербрук мог бы заинтересоваться.
Мужчины затеяли спор о времени создания и ценности статуэтки, а Федра двинулась дальше, чтобы продолжить осмотр застекленных витрин.
Коллекция Матиаса была весьма пестрой, как у подростка, который тащит домой все, что ему приглянулось. Один стеллаж содержал осколки керамики. Они не представляли особой ценности, но очаровывали незамысловатой росписью. По красноватой поверхности вился орнамент из спиралей и геометрических фигур. В другом стеллаже была выставлена прекрасно сохранившаяся греческая скульптура, изображавшая бога Диониса с чашей вина.
От полки со старинными кинжалами и другими образчиками римского оружия Федра перешла к стеллажу, содержавшему изделия из драгоценных металлов. Стеллаж был заперт, и неудивительно. Внутри лежали золотые и серебряные предметы, украшенные эмалью. Некоторые относились к античным временам, другие к более поздним периодам, когда в здешних краях владычествовали норманны или сарацины. Крохотные изображения римских богов соседствовали с орнаментом из линий и арабесок.
Стеллаж сверкал от обилия филигранных пряжек, ушных подвесок и стеклянных бус.
– Я решил оставить у себя мою маленькую богиню, – объявил Матиас. – Куда посоветуете ее поставить, мисс Блэр?
Федра указала несколько мест, где могла бы храниться бронзовая фигурка. Коллекция Матиаса поразила воображение Федры. Интересно, разбирается ли он в древних камеях?
Во второй половине дня мистеру Уитмаршу захотелось порыбачить, и мужчины отправились вниз по склону горы, чтобы нанять лодку. Федра осталась в обществе синьоры Ровиале и миссис Уитмарш.
Дамы расположились в гостиной. Когда миссис Уитмарш ушла, сославшись на то, что ей нужно написать письмо, синьора Ровиале заговорила на тему, которая, как ей казалось, объединяла ее с оставшейся гостьей.
– Он производит сильное впечатление, этот ваш лорд Эллиот. Мне нравятся далеко не все английские друзья синьора Гринвуда. Зачастую они слишком бледны и сдержанны, а их жены и любовницы – бесцветные и скучные. Но лорд Эллиот красив и умен. Великолепный мужчина.
– Лорд Эллиот – деверь моей хорошей подруги и по ее просьбе сопровождает меня. Но это вовсе не означает, что я его любовница.
– Неужели? – Она окинула Федру внимательным взглядом. – Возможно, если бы вы одевались более нарядно… Матиас сказал, что вы в трауре, а здесь черное носят только старухи. И ваши волосы… Моя горничная могла бы сделать вам прическу, чтобы вы не выглядели как ребенок или putana.
Именно так называл ее Сансони во время допросов: putana, что означало шлюха. Учитывая, что синьора Ровиале не была замужем за Матиасом, ситуация складывалась пикантная.
– Я сознательно выбрала этот стиль, синьора. Он позволяет мне обходиться без слуг и не тратить утренние часы на туалет, прежде чем заняться делами.
– О, понимаю. Но ведь здесь вы ничем не заняты, не так ли? Вы будете томиться от скуки, пока мужчины рыбачат, как простые крестьяне. Почему бы вам не воспользоваться услугами моей горничной?
– Спасибо, но меня вполне устраивает мой вид. А что касается скуки, я могу подняться к себе в комнату и почитать, если вы извините меня.
– Вы можете почитать в другой раз. Мне кажется, вы и так слишком много работаете. – Она поднялась, поманив Федру за собой. – Даже если вы всем довольны, этого не скажешь о синьоре Уитмарш. По-моему, она считает вас колдуньей, которая пытается очаровать ее мужа. Вы настолько не укладываетесь в ее представления, что она не знает, как с вами бороться. Конечно, надо быть безумной, чтобы так думать, но это написано на ее постной физиономии. Мы постараемся придать вам презентабельный вид, чтобы она не хмурилась за обедом, подобно грозовой туче.
Не в силах противостоять подобному нажиму, Федра поднялась. Синьора Ровиале взяла ее под руку и повела вверх по лестнице.
Эллиот снял рубашку, намокшую от морских брызг, и отдал служанке, чтобы постирала, затем привел себя в порядок. Рыбалка оказалась азартным делом, а благодаря кожаным мехам с вином, которые бросил в лодку Матиас, время прошло весело.
Эллиот вышел на балкон и прислушался. Из комнаты Федры не доносилось ни звука. Предположив, что она уже спустилась вниз, Эллиот направился в гостиную. Вся компания была в сборе, за исключением женщины, которую ему не терпелось увидеть.
Не воспользовалась ли она его отсутствием, чтобы сбежать? Эллиот проклял собственную беспечность. Расслабляющее воздействие солнца и моря, легкое возбуждение, не оставлявшее его ни на минуту, заставили его забыть о причине, по которой она оказалась в его обществе.
Разговаривая с Уитмаршем и Гринвудом, он то и дело поглядывал в сторону двери. С каждой минутой его подозрения усиливались. Он уже собирался спросить у синьоры Ровиале, чем занималась Федра днем, когда Уитмарш внезапно замолчал и уставился на что-то через плечо Гринвуда. Выражение его лица заставило Эллиота взглянуть в том же направлении.
Гринвуд тоже обернулся:
– О Боже! Неужели это наша мисс Блэр?
Очевидно, так оно и было, но эта мисс Блэр выглядела совсем иначе, чем та, которую знал Эллиот. Черные одежды исчезли, сменившись лазурным платьем с короткими пышными рукавами и отделкой из кремового кружева. Атласный пояс подчеркивал талию, в глубоком вырезе виднелись белоснежные плечи и упругие округлости груди.
Волосы больше не струились свободно, а были уложены в модную прическу из кос и локонов. Она слегка подкрасилась, а может, это был румянец смущения, вызванный всеобщим вниманием.
– Она даже красивее своей матери, – пробормотал Уитмарш. – Остается лишь удивляться, почему она прячется за этим монашеским балахоном.
Эллиот знал почему. В наступившей тишине мужчины пожирали ее глазами, женщины оценивали соперницу. Эллиот шагнул вперед, чтобы избавить ее от неловкой ситуации:
– Вы необычайно красивы сегодня, мисс Блэр. Позволь те предложить вам вина.
Взяв Федру под руку, Эллиот направился к серванту, где стоял поднос с бокалами и напитками. Остальная компания возобновила прерванные разговоры.
– Все это дело рук синьоры Ровиале, – призналась Федра. – Противостоять ей просто невозможно.
Эллиот вручил ей бокал вина.
– Вы поступили очень мило, уступив ей, – сказал он, стараясь не пялиться на ее декольте. Ему хотелось пройтись языком по кремовой плоти вдоль всего выреза ее платья.
– Это заняло несколько часов. А корсет? Вы представить себе не можете, что ощущало мое бедное тело.
Отчего же? Он мог представить ее себе в сорочке и чулках, прежде чем она облачилась в корсет и платье.
– Это вопрос практики. Думаю, со временем вы привыкнете.
– Не будет никакой практики. Этот эксперимент закончится вместе с обедом, если только я не упаду в обморок раньше. Не могу дождаться конца этой пытки. Мне невыносимо жарко. Кстати, арабы, живущие в странах с жарким климатом, носят свободные одежды. Более того…
Внезапно она оборвала свою пылкую речь и залилась румянцем, словно увидела в его глазах то, что рисовало его воображение. Платье давало лучшее представление о ее фигуре, чем ее обычное одеяние, и Эллиот ясно представлял себе ее обнаженное тело.
Подошел Уитмарш, излучая обаяние. Гринвуд, беседовавший с другими гостями, не спускал с нее глаз. Федра тяжело вздохнула, смирившись с тем, что придется до конца вечера поражать всех своей красотой.
Как только обед закончился, Федра поспешила к себе в комнату, чтобы избавиться от неудобной одежды, но, увидев Матиаса Гринвуда, направлявшегося в свою студию, помедлила и последовала за ним.
– Мистер Гринвуд, могу я поговорить с вами наедине? – обратилась она к Матиасу.
– Конечно, мисс Блэр. Прошу вас, входите. Здесь нас никто не побеспокоит.
Она вошла внутрь и села на предложенный ей стул рядом с письменным столом. Под его внимательным взглядом она чувствовала себя как ученик, явившийся к преподавателю.
– Мистер Гринвуд, я разговаривала с людьми, знавшими мою мать. У меня есть несколько вопросов относительно событий, имевших место в конце ее жизни. Вы тоже знали ее, и ваше имя неоднократно упоминалось. Есть люди, которые считают, что вы могли бы мне помочь.
– Люди?
– Ее друзья. Женщины, которые помогли мне составить список тех, кто посещал ее салон.
– Я сделаю все, что в моих силах, но мы не были близки ми друзьями с вашей матерью. Мои обязанности в университете не оставляли мне времени на посещение ее салона.
– Я понимаю. Но возможно, ваша относительная удаленность позволяла вам видеть вещи более ясно, чем ее ближайшему окружению.
– Что вас интересует?
– Боюсь, вы сочтете мои вопросы слишком смелыми.
Он рассмеялся:
– Вы разочаровали бы меня, не будь они таковыми. Вы не стали бы проявлять подобную настойчивость, если бы вас интересовали какие-нибудь пустяки.
Его хорошее настроение упростило дело. Федра решила начать с самого дерзкого вопроса:
– У вас не возникало подозрений, что у моей матери появился новый любовник в последние годы ее жизни?
Несмотря на апломб Гринвуда, вопрос несколько смутил его. Резкие черты его лица смягчились, выразив нечто похожее на смущение.
– У меня не было оснований для этого. Правда, когда я впервые встретил вашу мать, Друри постоянно находился рядом, но в последний год я его почти не видел.
– Вы не знаете, кем был тот, другой мужчина?
Матиас сочувственно улыбнулся, глядя на нее, как добрый дядюшка на любимую племянницу.
– А с чего вы взяли, что у нее был любовник? Я в этом не уверен.
– Мой отец так считал.
– Мужчины часто ошибаются в подобных вещах. Страсть остывает, растет отчуждение – он мог неверно истолковать эти перемены.
Что ж, вполне возможно. Матиас был не единственным, кто высказал подобное предположение. Некоторые из друзей ее матери рассуждали так же. Федра предпочла бы, чтобы это было правдой.
– Был в ее окружении кто-нибудь, на кого бы могло пасть подозрение?
Он покачал головой:
– А если и был, неужели так важно знать его имя?
– Едва ли, будь это обычная связь.
Он терпеливо ждал, пока она продолжит, не поощряя и не пресекая дальнейших откровений. Глядя на его доброжелательное лицо, Федра поняла, почему Элиоту так нравится этот человек. В Матиасе Гринвуде было нечто, что вызывало доверие. Его открытость и прямота исключали даже малейшую неискренность.
– Моя мать оставила мне камею, – сказала она. – В ее завещании сказано, что камея найдена на раскопках Помпеи. Таким образом она рассчитывала обеспечить мне финансовую независимость, и до определенного времени я тоже на это рассчитывала. Однако перед смертью мой отец заявил, что это подделка, проданная моей матери ее любовником.
Матиас нахмурился, устремив на нее обеспокоенный взгляд:
– Вы зависите от стоимости этой камеи?
– В последнее время мое финансовое положение осложнилось. Возможно, мне придется ее продать. Но если это подделка…
– Она стоит сотую долю от той суммы, которую имела в виду ваша мать и которую она, возможно, заплатила. Более того, вы не сможете продать камею, пока не выясните ее истинную цену, иначе сами станете жертвой мошенников.
– Вот именно.
– Я понимаю вашу проблему. Неприятно сознавать, что твое наследство оказалось под вопросом. Если поклонник вашей матери воспользовался ее доверчивостью, его следует вздернуть на первом же дереве. Артемис отличалась исключительной щедростью по отношению ко всем, кого встречала на своем пути, но была слишком доверчива и не сразу распознавала тех, кто пытался ее использовать.
Матиас, казалось, извинялся за ту мягкую критику, которую позволил себе.
– Видимо, она и вправду была чрезмерно доверчива, мистер Гринвуд. А ее щедрость привела к тому, что после нее практически ничего не осталось, кроме этой камеи. Я постаралась бы сохранить ее в память о матери, но если она символизирует двойную кражу – ее чувств и средств, – едва ли эта камея будет представлять для меня ценность.
– Конечно, я мог бы взглянуть на камею и избавить вас от сомнений, но, к сожалению, я не являюсь экспертом в подобных вопросах. Можно показать ее Уитмаршу. Он разбирается в украшениях лучше, чем я. Но куда разумнее обратиться к экспертам в Помпеях. – Лицо Матиаса прояснилось, и он понимающе хмыкнул. – Теперь я понимаю, почему вы приехали в Италию.
– Как по-вашему, я могу получить там ответ, заслуживающий доверия?
– Насколько это возможно. Вы, видимо, знаете, что мнения экспертов иногда расходятся. Я напишу тамошнему управляющему, чтобы расчистить вам путь. Он лет двадцать занимается раскопками и может судить как о происхождении, так и о древности находки.
– Очень благодарна вам за желание помочь, мистер Гринвуд. И, с вашего разрешения, позволю себе еще немного злоупотребить вашей добротой. Боюсь, мой следующий вопрос потребует от вас предположений, которые вы, возможно, не захотите делать.
– Я не любитель перемывать чьи-либо косточки, мисс Блэр.
– Если допустить, что эта камея, настоящая или поддельная, была подарена или продана моей матери неким мужчиной в последние годы ее жизни, как по-вашему, кто из ее окружения мог иметь доступ к подобным вещам?
Его острый взгляд затуманился, обратившись внутрь. Матиас надолго задумался, очевидно, перебирая в памяти салоны и обеды, которые посещал.
– Даже не представляю, – произнес он наконец.
Федра ощутила укол разочарования, но не слишком болезненный. Она и не надеялась, что все тайны раскроются так быстро. Это было бы слишком хорошо.
– Хотя… – Его ястребиные глаза вспыхнули. – Я вспомнил об одном украшении, будто бы найденном в Помпеях. Оно не имело отношения к вашей матери. Просто возможность его приобретения обсуждалась на одном из приемов, которые она любила устраивать. Это могла быть та самая камея, которая принадлежит теперь вам, либо какой-нибудь другой предмет.
– Вы не помните, о чем конкретно шла речь?
– Смутно. Меня это не заинтересовало. Я даже не могу определить, когда это было.
Федра бросила взгляд на застекленные витрины за его спиной.
– Мне кажется, вы должны были очень даже заинтересоваться.
– Не в данном случае. Я сразу понял, что происхождение у этой вещицы весьма сомнительное. Все вывезенное из Помпей считается украденным. – Он пожал плечами. – Однако всегда находятся люди, которых не волнуют подобные тонкости. Есть и такие, кто слепо верит любой сказке, которую им расскажут. Иначе нечистоплотный делец от искусства не мог бы нажить состояние.
– А вы не слышали, откуда взялась эта камея? Может, ее кто-нибудь продавал?
Матиас задумался, постукивая пальцами по столу.
– Прошло немало времени. Не хотелось бы бросать тень…
– Едва ли это возможно. Я не намерена предпринимать какие-либо действия, пока не проверю факты. Не говоря уже о том, чтобы распускать сплетни или бросаться обвинениями. Просто мне хотелось бы знать, в каком направлении двигаться.
– Ничего конкретного не припомню. Несколько дельцов вились вокруг Артемис Блэр. В последние годы у нее часто бывали двое. Один из них, Хорас Нидли, имел неплохую репутацию, но когда дело касается торговли, ни в чем нельзя быть уверенным. Второй внушал мне меньше доверия в основном потому, что избегал разговоров с учеными, такими как я. Это заставляло сомневаться в его собственной компетентности.
– Как его звали?
– Торнтон. Найджел Торнтон. Красивый парень. Очень успешный, насколько я помню, хотя среди раритетов, которые он предлагал, не было ничего особенного.
– Спасибо. По возвращении в Англию постараюсь навести о них справки. Вы оказали мне неоценимую помощь, и я ним очень благодарна. – Федра поднялась, собираясь уйти.
Матиас тепло улыбнулся, явно довольный, что был ей полезен.
– Мистер Гринвуд, прошу извинить меня, но… не было ли в ее окружении еще кого-нибудь, кто занимался торговлей древностями? Вчера вы сказали, что мистер Уитмарш может продать вашу статуэтку в Риме…
– Это была всего лишь дружеская шутка, мисс Блэр. Насколько мне известно, с тех пор как Уитмарш перебрался в Италию, он продал пару-другую вещиц, которые попали ему в руки, но не заинтересовали его настолько, чтобы оставить их у себя. Не более того. Мне тоже приходилось кое-что продавать. Едва ли это можно назвать торговлей, – снисходительно пояснил он, провожая ее до двери. – И конечно, он не занимался ничем подобным в Англии. Его бы просто не поняли.
– Скорее. Я не могу больше ждать. – Из горла мисс Блэр вырвался низкий стон. – О да! Наконец-то.
Эллиот рассмеялся про себя, прислушиваясь к стонам, доносившимся из соседней комнаты. Он стоял на балконе, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди. Восторги Федры по поводу избавления от корсета звучали примерно так же, как восторги женщины, получившей удовлетворение совсем в других обстоятельствах.
Он слышал, как она отпустила служанку и принялась расхаживать по комнате, бормоча себе под нос:
– Какой кошмар! Чтобы я еще хоть раз… Женщины, должно быть, сошли с ума, раз одеваются подобным образом.
Эллиот переместился к ее двери и принял прежнюю позу.
– Вы живы, мисс Блэр? Надеюсь, ваша фигура осталась прежней? Не деформировалась?
Федра высунулась наружу и отпрянула, увидев его так близко.
– Вам это кажется забавным, не так ли?
– Ничуть. – Он издал смешок, заставлявший усомниться в его искренности.
Она сердито нахмурилась:
– Оставайтесь здесь. Мне нужно обсудить с вами один вопрос.
Федра исчезла внутри.
Спустя несколько минут она вышла на балкон, облаченная в черное. Она не успела распустить волосы, так что еще не полностью вернулась к своему прежнему облику.
– Сколько времени вы намерены держать меня здесь? – поинтересовалась она недовольным тоном.
– Несколько дней. Но, если хотите, мы можем задержаться. Вы должны признать, что это отличное место для отдыха.
– Я приплыла сюда из Англии не для того, чтобы отдыхать.
– Мы можем уехать через три дня, если пожелаете. Но мне казалось, вам приятно находиться в обществе людей, знавших вашу мать.
Федра подошла к балюстраде и облокотилась на нее, глядя на черную гладь моря. Эллиот смотрел на ее спину и представлял себе ее обнаженное тело.
– Признаюсь, пребывание здесь доставило мне больше удовольствия, чем я ожидала, за исключением сегодняшнего маскарада. Эта поездка, хоть и вынужденная, оказалась удачной. Мне следовало догадаться, что она будет полезной, что у меня будет больше шансов встретиться с людьми из окружения моей матери, если я поеду с вами.
Эллиот непременно выяснил бы, почему она назвала поездку полезной, если бы ночь не была такой тихой и ясной и если бы Федра не казалась такой красивой в лунном свете.
– Мистер Гринвуд давно здесь живет? – спросила она.
– Он приобрел эту собственность шесть-семь лет назад. Но поселился здесь гораздо позже. Когда я был у него в прошлый раз, он только начал перестраивать дом.
– Полагаю, он знает всех экспертов по античности от Милана до Сицилии.
– Весьма вероятно. Их не так уж много, и они постоянно общаются друг с другом.
– Не каждый университетский профессор может купить здесь виллу, перестроить ее по своему вкусу и переехать сюда жить. Должно быть, он из богатой семьи.
Эллиоту, терзавшемуся желанием, было не до светских разговоров, но он не стал торопить события. Оттолкнувшись от стены, он присоединился к ней у балюстрады.
– В Кембридже он жил скромно. Но потом унаследовал какие-то деньги. Эта вилла, вероятно, стоит меньше, чем небольшой дом в Лондоне.
Он придвинулся ближе, восхищаясь ее замысловатой прической. Понадобится много времени, чтобы избавиться от этой части ее вечернего наряда. Слишком много. Лучше оставить все как есть.
Не считая брошенного искоса взгляда, Федра никак не отреагировала на его близость.
– Судя по его словам, он часто бывает на раскопках и знаком с археологами, которые там работают.
– Наверное. А почему он вас так интересует?
По возрасту Матиас годился ей в отцы, а Уитмарш был немногим моложе. Но они так восхищались ее красотой, что возбудили в Эллиоте ревнивые подозрения, возможно, неоправданные.
– В мемуарах моего отца есть несколько страниц, которые вызвали у меня вопросы, касающиеся последних лет жизни моей матери. Я задала их Матиасу и теперь хочу понять, насколько можно доверять его ответам.
Так вот почему она вышла на балкон, несмотря на вчерашнее предостережение. Не для того, чтобы дразнить его или бросать вызов. Ей нужна информация, которую она считает «полезной».
Кристиан оказался прав, предположив, что мемуары Друри могут содержать откровения, которые не понравятся его дочери. Федра фактически признала это, но сейчас Эллиота больше волновала близость красивой женщины, которая верила в свободную любовь и не была скована светскими условностями.
В лунном свете ее белая кожа казалась почти прозрачной. Черный балахон доходил до горла, но мысленным взором Эллиот видел округлости ее груди, выступавшие над вырезом лазурного платья.
– Бывают вопросы, которые лучше оставить без ответа.
Федра повернулась к нему, не подозревая, что в любой момент он может овладеть ею.
– Не думаю, что вы действительно так считаете. Точнее, что вы последовали бы собственному совету. Я видела ваше лицо, когда мы говорили о ссылках на вашу семью в мемуарах. Вы не хотите, чтобы их напечатали, но желаете знать, правда ли это.
Своей позой и словами она снова бросала ему перчатку. Эллиот не стал ее поднимать, предпочитая разобраться с другими, уже лежавшими между ними. Этой он займется позже.
– Я и так знаю, что это неправда. Но вы чересчур серьезны. Надеюсь, вы не станете возражать, если мы отложим этот увлекательный спор на другое время. Когда ночь, луна и ваша красота не будут пробуждать во мне совсем другие мысли.
Федра замерла, устремив на него пристальный взгляд. В ее глазах зажглись тревожные искорки.
Круто повернувшись, она шагнула к своей двери.
– В таком случае я оставлю вас с вашими мыслями. Эллиот поймал ее за локоть.
– Не на этот раз, Федра.
Он привлек ее к себе, обхватил ладонью лицо и приник к ее губам в поцелуе, о котором мечтал все последние дни.
Что он себе позволяет… Как он смеет…
Поцелуй заглушил протесты, вызванные подобной бесцеремонностью, а затем возмущение уступило место другим эмоциям. Федра испытала настоящий шок, осознав, с каким восторгом ее сердце откликнулось на его действия.
И все это сделал один поцелуй. Страстный и настойчивый, он, казалось, содержал его вчерашнее предупреждение: «Я хочу, чтобы вы молили о большем. Вас возбуждает опасность».
Федра и в самом деле испытывала возбуждение. По телу побежали предательские мурашки, и какая-то часть ее существа молила, желая большего, надеясь, что он не остановится.
Мысли беспорядочно метались у нее в голове. Он даже не поинтересовался ее согласием. Неужели он думает…
Поцелуи переместились на шею, лишая ее воли, туманя сознание. Тепло его губ проникло в ее кровь и устремилось по жилам, разжигая пламя. Ее груди, касавшиеся его груди, отяжелели и напряглись, и Федра выгнулась, инстинктивно стремясь к более полному контакту.
Он снова приник к ее губам. Поцелуй был не таким крепким, как в первый раз, но таким же настойчивым, словно он был уверен, что она даст ему все, чего он пожелает. Это было так волнующе и восхитительно, что Федра не могла противиться. Она чувствовала опасность, но разум отступал перед потребностями тела.
Его руки, сильные и уверенные, скользили по ее спине и бедрам, касаясь ее тела так, словно на ней не было никакой одежды, заставляя ее томиться в предвкушении. К его губам присоединился язык, ласки становились все более дерзкими, вызывая трепет в самых сокровенных частях ее тела. Федру больше не волновало, что она капитулирует перед врагом и уступает территорию, которую не сможет вернуть.
«Я хочу, чтобы вы молили о большем». О да, она почти созрела для этого.
Словно в ответ на ее безмолвную мольбу, Эллиот провел ладонью по ее груди, и Федра вздрогнула от острой вспышки наслаждения. Вторая его рука скользила по ее спине, расстегивая крючки платья.
Она не должна… не должна позволять ему…
Сокрушительный поцелуй подавил протесты, зревшие в ее голове, а неспешные поглаживания соска развеяли их в ночном воздухе.
Эллиот отступил на шаг, разъединив их сплетенные тела. Лунное сияние омывало обоих, из гостиной струился золотистый свет, обрисовывая контуры его фигуры. Не дав ей опомниться и привести в порядок разрозненные мысли, Эллиот потянулся к лифу ее платья и начал спускать его вниз.
Ни один мужчина не раздевал ее прежде. Федра просто не позволяла этого. Теперь же она молчала, завороженная его уверенными движениями. Медленный спуск платья казался самой эротической лаской из всех, что она испытала сегодня. Она могла лишь смотреть на его лицо в холодном лунном свете, скорее чувствуя, чем видя, сдержанное желание, заряжавшее воздух мужской мощью.
Платье соскользнуло вниз, спустившись на бедра, и Эллиот потянулся к бретелькам ее сорочки. У Федры перехватило дыхание. Соски ее еще больше напряглись в ожидании очередного этапа этого медленного дразнящего раздевания.
Но Эллиот снова поразил ее, резко рванув сорочку вниз. Это не был жест нетерпения или страсти, а демонстративное утверждение своих прав, прав покорителя.
В душе Федры вспыхнул протест, но он не смог укорениться, сметенный мощной волной наслаждения. То, как он созерцал ее наготу, настолько поглотило ее внимание, что она не сделала ни малейшей попытки высвободить руки, связанные полуспущенной сорочкой.
«Это всего лишь игра, – говорила она себе, – обычный ритуал покорения и подчинения. Это ничего не значит. На самом деле я не уступила».
Она смотрела на его руки, скользившие по ее груди, дразня и возбуждая. Наслаждение нарастало, наполняя ее сознание сладким безумием. Ей хотелось, чтобы это не кончалось. Чтобы он подавил последние очаги сопротивления, грозившие разрушить блаженство, в котором она пребывала.
Эллиот снова обвил рукой ее талию и осыпал обжигающими поцелуями шею и грудь. Его губы и зубы играли с ее сосками, вызывая мучительный отклик где-то глубоко внизу и исторгая из ее горла тихие стоны.
Федра попыталась высвободить одну руку, чтобы обнять его и прижать к себе.
– Нет, – пробормотал Эллиот. – Не двигайтесь.
Наслаждение было слишком острым и изысканным, чтобы противиться ему. Ее тело жаждало большего, стремясь к завершению того, что он начал. Остановиться сейчас казалось невозможным, противоестественным.
Однако…
Несмотря на наслаждение, столь сильное, что казалось мучительным, она не могла не восставать против собственной покорности и его уверенности в своей власти. Каким-то чудом ей удалось освободиться от цепей. Заранее терзаясь от сожаления и досады, Федра обрела голос:
– Хватит. Я хочу, чтобы вы остановились.
Эллиот замер. В течение нескольких ужасных мгновений он не двигался. Затем выпрямился и посмотрел на нее:
– А если я не остановлюсь?
Поскольку большая часть ее существа именно этого хотела, едва ли это было угрозой. Но его уверенность, что она не устоит перед его натиском, придала Федре сил.
– Остановитесь, – заявила она.
– Вы настолько доверяете моей чести?
– Я доверяю вашей гордости. Женщина, которой навязываются, не станет умолять.
Он отпустил ее и отступил на шаг. Все в его позе и лице говорило, что он может повторить попытку.
Федра быстро подтянула вверх платье, прикрыв грудь, и направилась к своей двери. Сердце ее колотилось, тело все еще пребывало в возбужденном состоянии.
– В следующий раз я не остановлюсь, Федра.
Она перешагнула через порог, прежде чем ответить:
– Следующего раза не будет.
– Посмотрим.
Она схватилась за ручки дверей и принялась закрывать их.
– В любом случае это не будет соблазнением. Я решу, что это должно случиться, еще до первого поцелуя, иначе никаких поцелуев вообще не будет.
