Прозрачная серебристая дымка легким туманом висела над обширными вересковыми пустошами, окружавшими Ньюмаркет. В спокойном воздухе разливался слабый запах зеленеющих полей. Сквозь траву бесшумно крался лис, пытавшийся добыть себе завтрак. Небо сияло безмятежной голубизной. Над горизонтом в красно-золотом сиянии поднимался огромный шар солнца, и дружный птичий хор приветствовал появление могучего светила.

Синара сидела на своем огромном вороном жеребце в маленькой рощице, венчающей вершину холма. Ждала и наблюдала. Он проезжал здесь каждое утро, это она узнала от конюха из отцовских конюшен. Что же, ему хорошо заплатили за сделанную работу. Сегодня Гарри от нее не ускользнет.

И тут она услышала мерный конский топот и поспешно обуздала Пушинку, который тут же навострил уши и принялся приплясывать на месте.

– Еще рано, красавец мой, – унимала она. – Подожди. И как только граф Саммерсфилд почти поравнялся с ней, Синара пришпорила жеребца и вылетела из рощицы, словно подначивая ее догнать.

Жеребец графа поднялся на задние ноги, и Гарри, громко выругавшись, помчался следом. Сейчас он накажет нахала!

Вороной неизвестного словно пожирал милю за милей, в то время как его гнедой трудился изо всех сил, пытаясь догнать соперника. И тут Гарри вдруг узнал и коня, и наездницу и, громко рассмеявшись, стал понукать жеребца, поскольку не собирался вновь проигрывать маленькой ведьме. Расстояние между ними постепенно сокращалось. Теперь уже он был впереди и проскакал по пустоши еще несколько минут, прежде чем резко натянуть поводья и развернуть животное, оказавшись лицом к лицу с дерзкой плутовкой.

– Мадам, – объявил он, широко улыбаясь, – по-моему, вы совершенно безумны. Откуда вы знали, что я поеду по этой дороге и именно в этот час?

– Мой конюх сказал, – честно призналась она. – Я приказала ему подкупить одного из твоих людей. Вы, милорд, разумеется, знаете, что слуги, особенно самого низкого ранга, готовы за золото продать кого угодно?

Он снова расхохотался. Одна из самых привлекательных черт Синары – ее полнейшая откровенность. Она никогда не притворяется перед ним, не лжет и не кокетничает.

– Неужели ты никогда не подкупал слуг? – удивилась она.

– У меня просто не было в этом необходимости.

– В таком случае твой кошелек набит туже моего, – искренне вздохнула она. – У меня нет времени вынюхивать и следить, выуживая обрывки сведений, которые требуется получить. Куда легче задобрить челядь солидной мздой.

– Вот как? Вижу, терпение не является вашей сильной стороной, мадам. Вы, сами того не сознавая, обличаете себя на каждом шагу, обнажая передо мной душу.

– Я готова обнажить перед вами все, милорд! – воскликнула Синара.

– Веди себя прилично, дерзкое отродье! – упрекнул он.

– А я-то думала, тебе нравятся женщины откровенные и не скрывающие своих желаний. Говорят же, что ты водишься со шлюхами, потому что они не строят из себя добродетельных особ. Пойми, я всего лишь женщина, которая тебя желает.

– Ты не женщина, если верить твоим же утверждениям, – процедил он сквозь стиснутые зубы. Вот она, рядом, всего лишь в нескольких дюймах, а он жаждет ее с таким вожделением, что сам себе не верит.

– Да, я еще не женщина, милорд, но кто в этом повинен? – парировала она.

Ведьма!!!

– Я не женюсь! – проорал он, напугав несчастного коня. Тот рванулся в сторону, и граф едва успел его удержать.

– Я не просила тебя жениться, – взорвалась Синара, – хотя верю, что это произойдет! Но только тогда, когда ты поймешь, что любишь меня, дорогой Уикиднесс. Я не выйду за человека, который не любит меня или не имеет мужества признать, что любит. Но сейчас мы не говорим ни о любви, ни о женитьбе. Только о постели, а это уже совершенно иное дело, не так ли? – Она зазывно улыбнулась. – Ты хочешь взять меня, дорогой? Многие мужчины хотят и убили бы за возможность, которую я дарую тебе.

– То есть предлагаете быть моей шлюхой, мадам? – уничтожающе уточнил он.

– Я предлагаю вам свою добродетель, милорд, – спокойно ответила Синара.

– Почему? – процедил он, глядя на нее в упор.

– Потому что люблю тебя. Я никогда не говорила таких слов ни одному мужчине до тебя. Даже в шутку.

Она так же прямо смотрела на него, не отводя глаз.

– Ты не знаешь меня, глупышка! Как же можно любить человека, о котором ничего не знаешь?!

Он снова кричал, и его жеребец стал нервно приплясывать.

– Я знаю все, что нужно знать о вас, милорд! – отрезала она. – Вы что же, воображаете, будто моя семья позволила бы мне преследовать вас, не разведав предварительно все, что можно?! Но еще до этого, еще до того, как мне все рассказали, я любила тебя! И видела в твоих глазах печаль и безнадежность. О, мне знакомо это выражение. Я хотела прогнать его, в точности как мой отец прогнал его из глаз матери. Когда-нибудь ты поймешь, насколько я искренна, и женишься на мне. Поверь, лучшей жены тебе не найти. Я хорошо понимаю, какие демоны осаждают тебя, и способна их укротить. Но пока этот день не настал, не вижу причины, почему бы нам не насладиться друг другом. Я не хочу никого, кроме тебя! Думаю, что к этому времени даже такой упрямец, как ты, успел усвоить столь простую истину!

Ее голос постепенно повышался, и к концу тирады она уже почти визжала, с бешенством взирая на графа.

– Господи! Господи! – изумленно выдохнул он, прежде чем подстегнуть коня и умчаться. Как ни странно, она не последовала за ним. Граф потрясенно осознал, что она действительно хорошо его знает. По крайней мере лучше, чем он предполагал. Какая девушка так откровенно предложит себя мужчине?! Женщинам, даже самым лучшим, доверять опасно! Разве его мать не доказала это собственным примером? И разве на смертном одре не предостерегала его от женитьбы?

Но он хотел Синару Стюарт всеми фибрами своего существа. Она искушала его. Завлекала. Дразнила. Населяла его сны так, что он не смел спать слишком долго, боясь, что она придет к нему, соблазняя своей невинностью. И все же она дочь герцога и родственница самого короля. И если он не собирается официально просить руки Синары у ее отца, значит, просто не получит ее. А что, если он все же осмелится сделать предложение и будет отвергнут? Синара может говорить все, что угодно, но она всего лишь женщина и обязана подчиняться родительской воле. Ему следует выбросить девчонку из головы!

Она смотрела ему вслед, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не броситься за ним. Ему нужно время, чтобы осознать собственную любовь. Значит, придется обольстить его. А если он из чувства вины, терзаемый угрызениями совести, все же захочет жениться – немедленно отказать и продолжать отказывать, пока он не признается, что любит. Именно тогда он будет готов жениться, и ни секундой раньше. И тогда их ждет божественное, ничем не замутненное счастье.

Синара сознавала, что этот отчаянный, дерзкий, рискб-ванный план, вполне возможно, обречен на неудачу. Но разве у нее есть выход? Ну почему мужчины не могут прислушаться к своим сердцам? У него ведь есть сердце, и оно тревожится, иначе он никогда бы не уехал. Будь он таким повесой и развратником, каким считал себя, снял бы ее с седла, уложил на траву и взял бы, ни о чем не задумываясь. Разве не сама она дала ему на это разрешение? Но он не воспользовался им, а просто сбежал.

Менее проницательная девушка решила бы, что граф Саммерсфилд не хочет ее. Но он хотел. Это желание горело в его зеленых глазах каждый раз, когда он смотрел на нее. Она уважала силу его воли. Такой, как он, не уступит своим желаниям так легко! Значит, он человек разумный, хотя Гарри Саммерс скорее всего посмеялся бы над таким заключением.

Синара осторожно тронула бока Пушинки и отправилась домой, обдумывая следующий шаг.

Она нашла Жасмин в столовой и удивилась: не в обычае бабушки было вставать так рано, не говоря уже о том, чтобы завтракать на людях! Значит, она хочет знать, что произошло, и не желает ждать, пока Синара придет к ней сама.

– Я встретила его на холме, и мы катались вместе, – сообщила она бабке и, положив себе яиц и ветчины, села за стол.

– Ты узнала его маршрут и подождала? – спросила Жасмин.

– Да, – кивнула Синара, энергично жуя.

– И?.. – допытывалась Жасмин.

– Еще не знаю.

Жасмин кивнула.

– С твоей стороны неплохо бы обдумать, что делать дальше. Ты уверена?

– Я ненавижу каждую минуту, проведенную без него! И мучаюсь оттого, что его сердце так изранено! Я исцелила бы его, если бы он позволил, но он еще не готов принять мою нежность. Что же, – горько пошутила над собой Синара, – придется набраться терпения!

– Стюартам эта черта не присуща, – хмыкнула Жасмин. – В твоем возрасте я тоже была такой. Ты очень напоминаешь меня... но и своего деда принца Генри Стюарта тоже. Хэл не терпел отказов. И когда хотел чего-то, просто подходил и брал, никогда не жалея о своих поступках.

– Папа не такой, – заметила Синара.

– Твой дед умер, не дожив до девятнадцати лет, дитя мое. Кто знает, каким бы он стал, доживи до преклонных лет. Но в девятнадцать он еще был полон юношеской энергии и некоторого легкомыслия. Твоему же отцу за пятьдесят. Нельзя их сравнивать. И все же подозреваю, что твой отец больше походит на моего. Он всегда рассчитывает наперед последствия своих действий. Так делал мой родитель, а вот принц Генри – никогда.

Она улыбнулась и взяла руку внучки.

– Хорошенько поразмысли о том, к чему приведет битва между тобой и графом Саммерсфилдом и какое влияние возымеет на вас обоих, когда все будет кончено, дорогое дитя. Что, если его душа слишком искалечена, чтобы возродиться вновь?

– Нет, бабушка, этого не может быть, – заверила Синара. – Он уже поступил со мной по совести.

– Так ты его соблазняла, негодная девчонка? – притворно вознегодовала Жасмин. – Только постарайся не вызвать скандал. Вряд ли твой бедный отец это перенесет. Что же до матери... боюсь, она уже истратила все свои силы за те годы, что вы жили одни на вершине холма. Она стала крайне чувствительной и хрупкой. И тебе нужно ее пожалеть.

– Я не обещаю быть хорошей, – запротестовала Синара.

– Что бы ни случилось, дитя, я с тобой, – объявила Жасмин и, переменив тему, продолжала: – Через две недели король устраивает особые скачки, где предложит победителю золотой флакон стоимостью тридцать два фунта. Конечно, важна не цена, а честь.

– Жокеи так не посчитают, бабушка. Для них тридцать два фунта – это маленькое состояние. Папа, конечно, выставит лошадь.

– Естественно, – ответила Жасмин. – Наверняка на ней поскачет Том Дженкиис. Он лучший жокей в Англии, и нам повезло заполучить его услуги.

– Хм-м... – задумчиво протянула Синара, вытирая тарелку кусочком хлеба. – Гарри, конечно, тоже выставит лошадей... Я должна узнать больше. Когда состоятся скачки?

– Тридцатого марта. Какую проделку ты задумала? Помни, никаких скандалов!

– Ни за что, бабушка, – покорно ответила Синара. – Лучше скажи, как поживает Фэнси? Сирена в самом деле ожидает ребенка? Не могу представить ее матерью! Вот дядя Патрик обрадуется!

– Маленькая леди Кристина растет день ото дня, и, говорят, первый зубок вот-вот прорежется. А Дайана действительно носит ребенка. Вроде бы он родится ровно через девять месяцев после свадьбы. Думаю, даже Патрик останется доволен и не потребует большего! Кстати, они не будут летом в Куинз-Молверне. В середине августа Фланна отправится в Роксли, чтобы побыть рядом с дочерью, но ты же знаешь Патрика. Он не оставит своих тетеревов даже ради первого внука. Обещал явиться позже. Я увижусь с ними после того, как Дайана родит.

– Не знаю, соберусь ли домой летом, – промямлила Синара.

– Но почему?!

– Боюсь оставить его.

– Мы пригласим его в Куинз-Молверп, – предложила Жасмин.

– Скорее всего он не согласится, разве что в наших отношениях наметится сдвиг к лучшему. Он не похож на мальчишек Роксли, служивших Дайане по-собачьи и бегавших за ее юбками.

– Не похож, – со вздохом согласилась Жасмин. – Может, лучше уехать и оставить его в одиночестве? Пусть поймет, как сильно нуждается в тебе.

– Не знаю, – медленно выговорила Синара.

– И не узнаешь, пока не настанет время возвращаться в Куинз-Молверн. Родители не позволят тебе остаться при дворе одной, а твой отец уже поговаривает о скором отъезде. Тебе повезет, если уговоришь его вернуться в мае в Гринвич, а потом в Уайтхолл, прежде чем король переберется на лето в Виндзор.

– Я не могу ехать домой из Ньюмаркета! – отчаянно прошептала Синара. – Не могу!

– Я попробую уговорить отца, чтобы позволил тебе пожить при дворе до июня. Но больше ничего не обещаю.

– Этого должно быть достаточно, – с трудом выговорила Синара, но тут же улыбнулась Жасмин. – Ты поедешь на сегодняшние скачки?

– Разумеется. Не собираюсь пропускать ни одного дня. А если удача окажется на моей стороне, еще и выиграю.

– А вдруг проиграешь? – остерегла внучка.

– Никогда! – уверенно воскликнула Жасмин.

– Совсем как я, – усмехнулась Синара.

Скаковой круг в Ньюмаркете был устроен на поросшем травой лугу и имел в длину четыре мили. Король велел разметить его высокими выбеленными столбами, глубоко вогнанными в землю с равными промежутками. По обычаю его величество и придворные сидели на конях по обе стороны круга, на половине пути, и как только первый всадник пролетал мимо столбика, зрители провожали его до финишной черты.

Карл Стюарт держал на службе четырех жокеев и имел в Ньюмаркете большую конюшню. Все знали, что иногда он сам любил участвовать в скачках и старался выигрывать честно. Как человек справедливый, он всегда поздравлял тех, кто обгонял его, и не таил обид. Многим придворным было не по карману содержать скаковых коней или заключать пари, но они все равно приезжали в Ньюмаркет, жили в шатрах и палатках, установленных вокруг города, и терпели всяческие неудобства. Тех, кто выставлял на скачках коней, можно было по праву назвать счастливчиками.

После той утренней прогулки она больше не видела графа Саммерсфилда. Он словно исчез, хотя она точно знала, что это не так. Очевидно, ему понравилось играть в прятки! Зато Синара с пользой провела время, разузнав, что собирается предпринять граф в отношении скачки на специальный приз короля. Пришлось потратить больше денег, чем предполагалось, поскольку Гарри, очевидно, выругал слуг за склонность брать взятки. И все же ее конюх сумел вытянуть из какого-то особенно алчного собрата нужные сведения. Саммерсфилд намеревался скакать на собственном жеребце. Если он выиграет, завоюет приз и почести, если же проиграет, что же: для него это только хорошая разминка, которая к тому же не будет стоить ни гроша.

Том Дженкинс, жокей герцога Ланди, собирался скакать на нынешнем любимце и чемпионе Сумеречном Ветре. Дженкинс – человек неподкупный и не соблазнится даже горой золота. Все же, если граф Саммерсфилд собирается участвовать в скачках, Синара Стюарт последует его примеру.

Вряд ли еще какая-то женщина до нее осмелилась появиться на скаковом кругу в Ньюмаркете. Когда маскарад раскроется, будет ужасный шум. Но Синара только смеялась про себя. Она твердо вознамерилась побить Гарри Саммерса и сделать все, чтобы он это узнал.

– Что-то неладное ты задумала, – тревожилась Жасмин, заметив, как притихла Синара в последнее время.

– Никаких скандалов, бабушка, – еще раз пообещала Синара, – но, может, я дам придворным хорошую возможность посплетничать вволю.

Наконец настал день скачек, солнечный, но ветреный. Двор собрался на поле, чтобы полюбоваться лошадьми. Приз разыгрывался в третьем заезде. Зрители громко переговаривались. Мужчины большей частью сидели в седлах, женщины – в каретах. Были и такие, которые пришли пешком. Жасмин на своей арабской кобыле оказалась рядом с очаровательным маленьким экипажем, в котором сидела любовница короля Нелл Гвин.

– Похоже, вы кого-то потеряли, – тихо заметила Нелл, блестящие зеленовато-карие глаза которой искали Синару. Ее не услышал никто, кроме Жасмин.

– Вы, случайно, не знаете, что она затеяла, мистрис Гвин? – осведомилась вдовствующая герцогиня.

Нелли тряхнула каштаново-рыжими локонами.

– С тех пор как мы приехали в Ньюмаркет, мадам, я почти ее не вижу.

– Она поклялась, что найдет придворным тему для сплетен. Это все ее несчастная страсть, – пробормотала Жасмин, но тут же рассмеялась: – В ее годы я была так же упряма. Но при этом в моих жилах не текла кровь Стюартов.

– И кто же держал вас в узде, мадам? – полюбопытствовала Нелли.

– Моя бабушка. Я пытаюсь стать таким же другом Синаре, каким была мне мадам Скай, но все же я тогда не была такой сорвиголовой. По крайней мере не постоянно, – поправилась Жасмин.

– О, смотрите! – вскричала Нелли. – Едут первые всадники!

Она даже привстала, чтобы получше рассмотреть жокеев, но тут же охнула и прикрыла рот ладонью.

– Господи Боже! О-о! Этого просто быть не может! Никак не может!

– Что там? – удивилась Жасмин. – Что вы там увидели? Да говорите же!

– Вон те три всадника впереди. Идут голова в голову, – выпалила Нелл. – Первый – жокей вашего сына. Второй – граф Саммерсфилд. Но взгляните хорошенько на третьего! Того, что в черном и черно-белой шапочке! Я готова голову прозакладывать, что это сама Син на своем вороном жеребце! Вот, мадам, вот они скачут мимо!

Гром копыт почти заглушил ее слова. Жасмин последовала совету Нелл, и с ее губ сорвалось громкое ругательство.

– Будь все проклято! Никогда бы не подумала...

Потому что Нелл оказалась права. Мимо них только сейчас промчалась Синара на Пушинке, яростно подгонявшая коня в своем стремлении поскорее достичь финиша. Жасмин увидела, как жокей герцога замахнулся хлыстом на хозяйку вороного, но девушка вовремя заметила маневр и успела отбить удар собственным стеком, да так ловко, что шапочка слетела с головы Тома. Толпа одобрительно заревела. Кто-то вопил: «Молодец»! – в защиту неизвестного наездника, предупредившего нечестный выпад Дженкинса.

Синара низко нагнулась над холкой жеребца, шепотом понукая его бежать быстрее. Она всегда знала, что Пушинка – на удивление резвое животное. Он и конь, выставленный на скачки отцом, были братьями, правда, рожденными от разных кобыл, но имевшими одного отца. Сумеречный Ветер начал слегка отставать, а гнедой графа по-прежнему держался рядом. Синара еще больше подалась вперед, с силой сжав бока коня.

– Давай, мальчик! Еще чуть-чуть, – взмолилась она и в самом деле ощутила, как он немного убыстрил ход. Но и гнедой сделал рывок, ибо граф Саммерсфилд был так же тверд в своем намерении выиграть.

Впереди замаячили финишные столбы. Кому-то нужно еще прибавить скорости, но Пушинка уже начал уставать. Тогда Синара подняла хлыст, не затем, чтобы ударить животное, но чтобы привлечь внимание соперника. Граф краем глаза уловил движение и, повернув голову, изумленно округлил глаза. Именно этого и добивалась Синара. Пришпорив скакуна, она пересекла финишную черту и при этом обогнала графа всего лишь на голову. Но, не довольствуясь победой, она со смехом стащила с головы шапочку, так что длинные темные локоны рассыпались по плечам.

Удивленный рев пронесся по толпе. Синара отошла в сторону, боясь быть растоптанной: к финишу мчались остальные наездники. Судя по выражению лица Гарри, он не знал, то ли злиться, то ли смеяться. И выбрал последнее. Ну что за девчонка! Только она способна выкинуть подобную штуку!

Наконец, к собравшимся медленно подъехал король и, поняв, из-за чего вся эта суматоха, вопросительно поднял смоляную бровь.

– Так-так, кузина Синара, похоже, ты одурачила всех нас и натянула нос отцовскому жокею, который, как я полагаю, опротестует твою победу.

– Я не знаю правила, запрещающего женщине участвовать в скачках, ваше величество, – задорно ответила Синара. – Том Дженкинс был всего третьим и отстал на целый корпус. Если кому и полагается протестовать, так это графу Саммерсфилду.

– И вы это сделаете, Саммерсфилд? – поинтересовался король, которому не терпелось услышать ответ.

– Вовсе нет, ваше величество. Скачка была справедливой, честно проведенной и честно выигранной. Приз должна получить леди Стюарт, – великодушно признала Синара.

– Что же, кузина, похоже, сегодня ты поразила всех, – заметил король.

– По-видимому, да, ваше величество, – лукаво хихикнула Синара, и Карл от души рассмеялся.

– Ты истинная Стюарт, кузина. Истинная Стюарт! Но должна обещать мне, что больше не станешь выкидывать таких трюков. Это была опасная затея. Твоя бедная мама, кажется, вот-вот упадет в обморок из-за твоего дурного поведения. Правда, бабушка, похоже, больше забавляется, чем сердится, а вот папа... папа – дело другое, моя хорошенькая Син. Я вручу тебе приз и оставлю вас вдвоем. Попытайся умилостивить его.

И Карл Стюарт, король, вручил кузине золотой флакон, тогда как стоявший неподалеку Чарлз Стюарт, герцог Ланди, сверлил дочь разъяренным взглядом.

Синара учтиво поблагодарила короля и, повернувшись, сказала отцу:

– Вот, папа, это награда твоим конюшням, поскольку Пушинка – один из твоих коней. Прости, что обогнала Сумеречного Ветра, но ты все равно должен пожурить Тома Дженкинса за попытку напасть на соперника.

– Немедленно домой! – процедил герцог Ланди тоном, доселе Синарой не слыханным. Отец никогда не был так с ней холоден!

– Да, папа, – покорно пролепетала она, потому что при взгляде на его лицо становилось, ясно: сейчас не время и не место спорить. Поэтому она повернулась и отошла подальше от разгневанного родителя.

– Осторожнее, Чарли! – предупредила мать. – Она не сделала ничего дурного. Всего лишь смелая выходка, не более того. Король не сердится, и тебе тоже не стоит.

– Но ее могли убить! Искалечить! Растоптать! – закричал герцог.

– Пока что она жива, цела и невредима, – спокойно парировала Жасмин.

– Думаю, – едва слышно вставила все еще не оправившаяся от испуга герцогиня Ланди, – что нам немедленно нужно найти ей мужа! Она должна остепениться и стать примерной женой и матерью, прежде чем окончательно погубит свою репутацию! Я всегда считала себя женщиной сильной. Но больше не могу вынести ее безобразного поведения.

– Полностью согласен! – заявил Чарли.

– А я – нет! – резко бросила Жасмин. – Худшее, что ты можешь сделать сейчас, – попытаться принудить Синару к браку, которого она не желает. По-моему, она достаточно ясно дала понять, кого именно предпочитает.

Она бросила многозначительный взгляд на графа Саммерсфилда и смело спросила:

– Неужели вы позволите этому произойти, милорд, и только потому, что не имеете мужества признать правду?

Гарри пристыженно опустил глаза, но тут же с тихим стоном отчаяния повернулся и отошел.

– О чем это вы? – поинтересовался король.

– Он влюблен в Синару, но не желает ни сознаться в этом, ни жениться на ней. И все потому, что опасается такого же несчастья в браке, как у его покойных родителей, – раздраженно объяснила Жасмин.

– Говорят, он убил своего отца, – заметил король.

– Ваше величество! – воскликнула Жасмин, окончательно раздосадованная сложившейся ситуацией. – Неужели вы считаете, что я стала бы поощрять собственную внучку в ее погоне за Гарри Саммерсфилдом, будь в этом хоть капля правды? Я провела целое расследование в отношении его и всей семьи, и, поверьте, у меня надежные источники. Я всегда делала все возможное, чтобы защитить и уберечь от бед своих родственников! История слишком долгая и сложная, чтобы рассказывать ее здесь, но уверяю, граф не убивал отца. Хотя, учитывая то, что я узнала об этом человеке, удивительно, как это он дожил до своего возраста!

– Ваша суждение всегда было безупречным, мадам, – кивнул король. – Надеюсь, что когда-нибудь вы поведаете мне все, от начала до конца.

– Ее суждение неизменно безупречно, кроме тех случаев, где речь идет о Синаре! – взорвался герцог. – Моя жена совершенно права. Синару следует выдать замуж за респектабельного, уважаемого человека, если я сумею такового найти, учитывая ее поведение. Не знаю, кто вообще способен ею соблазниться!

– А вот об этом не беспокойся, – уничтожающе усмехнулась мать. – Уверена, что ты легко отыщешь охотника за приданым, который с радостью женится на ней из-за положения и богатства. Напыщенного фата, который станет ее третировать и сделает несчастной, но ведь тогда, Чарли, это будет уже не твоей проблемой. Ты успеешь сбыть ее с рук и умыть эти самые руки! Вот не думала, что доживу до того дня, когда ты забудешь о долге перед собственным ребенком!

Герцог Ланди, потрясенный резкими упреками, хотел что-то ответить, но, прежде чем успел окончательно вбить клин между собой и матерью, вмешался король:

– Кузен, не позволишь ли мне рассудить вас, ибо разве мы не одна семья? Если хочешь, оглядись, поразмысли, кого бы ты хотел видеть зятем, но не веди никаких переговоров. Я согласен с твоей матушкой. Сначала Синара должна до конца испить чашу страсти к Саммерсфилду, каким бы этот конец ни был. Если она не сумеет довести его до алтаря, тогда ты должен подумать о ее будущем. Но может, ей удастся прорвать оборону графа и стать его женой. Знаю, ты не хотел бы видеть ее несчастной, и вы, дорогая Барбара, лучше других понимаете, что чаще всего несчастье проистекает из истинной любви.

Он посмотрел в глаза прекрасной герцогини Ланди и погладил мягкую белую ручку, затем обратил взор на кузена.

– Надеюсь, мы договорились, Чарли?

Герцог кивнул.

– Так и быть, кузен, попытаюсь взять себя в руки. Но Господь один знает, что никогда и никто не испытывал моего терпения так, как самое младшее дитя.

– Стюарты, как тебе известно, кузен, люди неуживчивые. И с ними нелегко, – хмыкнул король.

– Зато неотразимо обаятельные, – мягко заметила Жасмин, одарив короля улыбкой.

«Кровь Христова, – подумал он, – она же совсем старуха, но на какой-то момент я увидел живую легенду. Все, что о ней рассказывают, – чистейшая правда, и я готов в этом поклясться!»

Он взял топкую руку Жасмин и почтительно поцеловал. – Доброго вам дня, мадам. Их глаза на мгновение встретились.

– По-моему, на сегодня с меня довольно треволнений, – объявила Жасмин, – как, впрочем, и с вас. Не поехать ли нам домой?

Герцог кивнул и, проводив жену и мать к карете, велел кучеру ехать домой. По прибытии женщины немедленно поспешили наверх. Герцог медленно направился к библиотеке и закрыл за собой дверь. В очаге горел огонь. В большом кресле свернулась клубочком Синара с бокалом шерри в руках. Заслышав шаги, она подняла голову и улыбнулась отцу.

– Я люблю эту комнату, папа. Надеюсь, ты не станешь возражать против моего общества, – заметила она.

Граф налил себе виски и сел напротив дочери, катая рюмку в ладонях.

– Мне жаль, что мы потеряли столько лет в разлуке, – начал он, – и ты достаточно умна, чтобы понимать, как я люблю тебя, Синара.

– Но?.. – продолжила она. Легкая улыбка играла в уголках ее губ.

– Так больше продолжаться не может. В июне тебе будет семнадцать. Давно пора выйти замуж. Я обещал королю, что дам тебе время завоевать сердце Гарри Саммерса, но если к концу года у тебя ничего не выйдет, я найду тебе жениха и ты пойдешь под венец.

К его величайшему изумлению, она ничего не возразила.

– Как? – шутливо посетовал он. – Неужели не будет ни слез, ни воплей протеста?!

– Нет смысла спорить, папа. Ты уже все решил, впрочем, как и я. В этом мы похожи. Еще одна типичная черта Стюартов.

– Значит, ты ослушаешься меня?

– Давай не будем ссориться, папа. До конца года еще далеко, не так ли? – рассудительно ответила Синара. – Кстати, что сказала бабушка?

– О, она твоя всегдашняя верная защитница!

– Поразительная женщина! – засмеялась Синара – Что за жизнь она прожила!

– Тогда были иные времена. И она родилась принцессой. Ты не принцесса. Ты моя дочь.

– Будь терпелив со мной, папа, – нежно попросила Синара. – И тогда мы оба добьемся своего. Ты увидишь меня у алтаря, а я получу Гарри в мужья.

Немного подавшись вперед, он осторожно коснулся ее бокала своей рюмкой.

– Твои слова да Богу в уши, дочь моя.

– Я люблю тебя, папа, – выдохнула Синара.

– И я люблю тебя, Синара Мэри Стюарт, – со вздохом ответил он.

– Даже когда я довожу тебя едва не до безумия? – поддразнила она.

– Даже тогда, – признался он ухмыляясь.

Между отцом и дочерью снова воцарился мир, и было решено, что, несмотря на возмутительное поведение, Синаре позволят ехать вечером в Одли-Энд, и притом одной. И родители, и бабушка жаждали немного отдохнуть после утренних происшествий. Кроме того, Жасмин объявила сыну, что Синаре давно пора стать немного самостоятельнее.

– Попасть в беду можно при любых обстоятельствах, независимо от того, останешься ты дома или будешь играть в карты в соседней комнате. Пусть едет и принимает похвалы и комплименты за сегодняшнюю отвагу.

– Барбара расстроится, – возразил Чарли.

– Барбара приняла успокаивающее снадобье в бокале вина и сейчас спит в своей комнате. Она и не узнает, что Синары нет дома.

– Интересно, чьей идеей было это успокаивающее? – пробормотал герцог.

Жасмин хитро усмехнулась:

– Барбара утешится, увидев дочь замужем. Она страшится страстной натуры девочки, унаследованной не только от тебя, но и от нее. В твоей дочери бурлит хмель юности.

– Ты действительно веришь, будто она сумеет добиться предложения от Гарри Саммерса? – спросил герцог.

– Кроме нее, на это не способен никто.

Синара, обеспокоенная отцовским ультиматумом, все же помнила о необходимости хорошо выглядеть и попросила Эстер сделать ей ванну. Пока служанка трещала о том, как все слуги сплетничают насчет сегодняшней бесшабашной скачки, Синара потянулась за пузырьком масла, налила немного в ладонь и стала растирать по рукам, плечам и груди, пытаясь придумать, как лучше поступить. До сих пор она старалась не привлекать внимания посторонних, но, наверное, придется припереть графа к стенке и добиться признания в любви. Как только он скажет вслух заветные слова, ему ничего не останется делать, кроме как жениться.

Она даже налила немного масла на мокрые волосы, массируя голову, а потом опрокинула на себя кувшин с горячей водой. Масло смылось, но запах гардении остался витать в воздухе.

– Какое из ваших вороньих платьев собираетесь надеть сегодня, миледи? – спросила Эстер. Вороньими она называла черные платья госпожи.

– Ничего черного сегодня, – удивила Синара служанку. – Подай светло-желтое шелковое платье. То, что с глубоким круглым вырезом, пышными рукавами и кружевными манжетами. У которого верхняя юбка приподнята, а нижняя – полосатая, чуть темнее оттенком.

– А украшения? – пробормотала пришедшая в себя Эстер.

– У бабушки есть желтый алмаз на цепочке червонного золота и такие же серьги. Пойди к Оран и попроси для меня, – велела Синара.

– Вот как? – рассмеялась служанка. – Видать, хотите всех заткнуть за пояс, миледи? Или собрались на рыбалку?

– Последнее, – честно ответила Синара. – Давно пора графу признать ту страсть, которую он ко мне питает. Отец пригрозил найти мне мужа, если к концу года граф не попросит меня стать его женой. Думаю, куда менее хлопотно привести графа в чувство, чем отбиваться от нежеланных поклонников.

Эстер со смехом поспешила за драгоценностями, а когда вернулась, Синара, завернутая в простыню, уже сидела у огня и расчесывала волосы. Через час она была одета и готова к отъезду. Платье очень ей шло, а отец и бабушка одобрили цвет. Волосы были уложены в элегантный узел, с единственной буклей, спадавшей палевое плечо. Прическа была куда изящнее, чем модные мелкие локончики по обе стороны пробора.

Синара поцеловала родственников, пожелала спокойной ночи и села в карету. Вытянув ножки, она полюбовалась узенькими желтыми атласными туфельками, украшенными жемчужными ромашками. Потом плотнее закуталась в подбитый норкой желтый шелковый плащ, чтобы прогнать вечерний холод.

Карета двигалась в направлении Одли-Энд. Синара задумчиво покачала головой. Впервые в жизни с ней обращаются как со взрослой! Никто не сопровождает ее сегодня, никто не опекает, тайно или открыто. Бабушка успокоила отца и напомнила, что дочери уже почти семнадцать и что она достаточно выросла, чтобы ехать ко двору без него. Разумеется, особой разницы все равно нет, разве что не придется постоянно оглядываться, проверяя, наблюдают ли за ней. Что же, тем лучше! Сегодня она всерьез возьмется за обольщение графа Саммерсфилда.

Послезавтра первое апреля. У нее остается девять месяцев, чтобы его завоевать.

По приезде в Одли-Энд ее немедленно окружили придворные. Всем хотелось поговорить о сегодняшних скачках. Кое-кто восхищался ее искусством. Некоторые открыто осуждали столь не подобающее леди поведение. Остальные неожиданно увидели Синару в новом свете и наперебой стремились поухаживать за ней. Она достойно принимала комплименты почитателей и высокомерно игнорировала хулителей. С теми же, кого посчитала поклонниками, была учтива и приветлива. Но нигде не увидела графа Саммерсфилда.

– Черт! – пробормотала Синара себе под нос, убедившись, что он не приехал.

Она выиграла пригоршню монет в карты и кости, поболтала с королевой, которая, по слухам, ждала ребенка, потанцевала с наиболее настойчивыми ухажерами. И наконец решила, что если он не пришел к ней, значит, она явится к нему.

– Вели подать мою карету, – бросила она проходившему лакею и медленно вышла из зала под предлогом того, что сегодняшнее приключение ее утомило и пора домой.

Лошади уже ждали, и Синара, садясь, приказала кучеру:

– Вези меня в дом графа Саммерсфилда.

В подкрепление своих слов она многозначительно позвенела золотом в кошельке.

– Да, миледи, – последовал немедленный ответ: очевидно, кучер посчитал, что не его дело оспаривать приказания дочери герцога.

Колеса покатились по усыпанной гравием дороге. Синара лихорадочно размышляла о том, что скажет ему, вломившись в его дом без приглашения.

На улице стоял беспросветный мрак. В воздухе пахло дождем. Когда карета остановилась, Синара вышла и направилась к крыльцу, сказав перед этим кучеру:

– Подожди меня здесь, Гринлиф.

– Да, миледи, – послушно пробормотал тот.

Синара постучала. Кучер, увидев, что слуга открыл дверь, поднял воротник плаща и вынул трубку.

– Можете сказать его сиятельству, что приехала леди Синара Стюарт, – объявила она мажордому в ливрее, входя в круглый вестибюль.

– Немедленно, миледи, – учтиво ответил тот, перед тем как исчезнуть.

Синара огляделась. Для обиталища холостяка все было на удивление современно и обставлено с большим вкусом. Полы были выложены черно-белыми мраморными плитками. С потолка свисала большая хрустальная люстра. Слева поднималась широкая лестница.

– Его сиятельство говорит, что не ожидал вас, миледи, – неловко пролепетал крайне смущенный мажордом, появляясь в дверях.

– Где он? – осведомилась Синара, не повышая голоса. – И имейте в виду, что когда-нибудь я стану вашей хозяйкой. Как вас зовут?

– Статлер, миледи. И вы найдете его сиятельство в столовой. Позвольте мне проводить вас.

– Спасибо, Статлер, – сладко пропела Синара, прежде чем последовать за ним в столовую.

Тот поклонился и закрыл за ней дверь.

– Ты настойчива, – заметил граф.

– Ты не приехал в Одли, чтобы поздравить меня, поэтому я тут, чтобы исправить твой недосмотр! – смело выпалила Синара. Господи, до чего же он сегодня красив!

Очевидно, дома он предпочитал одеваться проще, потому что сейчас на нем были только коричневые бархатные панталоны и рубашка, распахнутая до ворота и открывающая грудь, покрытую легкой порослью темных волос.

– Если ты останешься здесь, сама знаешь, что будет! – прорычал он, жадно припав к чаше вина.

– Да, – мягко согласилась Синара. – Я знаю, что будет, но это рано или поздно все равно должно было случиться, не так ли?

Она подошла к столу, за которым сидел граф, и, взяв из его рук чашу, тоже выпила.

– Я никогда не женюсь, – упрямо повторил он.

– Разумеется, Гарри, рано или поздно мы поженимся. Я не твоя бедная мама, а ты, уж конечно, не твой кошмарный папа. Мы Син и Уикиднесс, Грех и Порок, и предназначены друг для друга. Если тебе необходимо взять меня, чтобы поверить в мою любовь, да будет так.

– Если ты не девственна, я тебя убью, – пообещал он.

– Но почему? – удивилась Синара.

– Потому что мысль о том, что другой мужчина касался или любил тебя, сводит меня с ума, – признался он, глядя ей в глаза.

Синара не отвела взора.

– Надеюсь, ваши ласки тоже доведут меня до безумия, милорд, – усмехнулась она, – и вы окажетесь искусным любовником.

– Откуда девственнице знать подобные вещи? – прошипел он, обжигая ее взглядом.

– Женщины, даже невинные, чувствуют это интуитивно. Так говорит бабушка, – пояснила Синара.

Граф схватил ее, притянул к себе между расставленных ног и зарылся лицом в ложбинку, открытую вырезом корсажа, вдыхая экзотический аромат, окружавший ее.

– О, колдунья! Ты украла мою волю! – вскрикнул он.

– Люби меня! – скомандовала Синара. – Люби, мой дорогой! Я твоя, а ты мой. Ифа закончена. К рассвету мы оба выиграем.

Он вскочил и, нависнув над ней, схватил за хрупкие плечи и посмотрел в прекрасное лицо.

– Я не посмею жениться, – снова повторил он, но Синара нежно прижала палец к его губам.

– Тише, любовь моя. Не думай о завтрашнем дне или даже о вчерашнем. Есть только настоящее, Гарри. Только настоящее!