Глава 14
Харт Маккензи, герцог Килморган, внешне походил на своих братьев, однако у них не было ничего общего.
Он сидел возле камина за длинным письменным столом такой же сложной резной работы, как и остальная мебель в этой комнате. Он что-то увлеченно писал и не поднял головы, когда за спиной Йена закрылась дверь.
Огромная гостиная, в которой Бет с Йеном ожидали, когда их позовет его светлость, вероятно, когда-то состояла из трех комнат, перегородки между ними были теперь удалены. Потолок был намного выше обычных потолков и покрыт фресками, изображавшими шаловливых богов и богинь.
На стенах тоже были картины. Начиная с изображавших Килморган в разное время и кончая портретами леди и джентльменов, некоторых в национальной шотландской одежде, некоторых в парадной одежде, соответствующей моде тех времен. По ним можно изучать историю одежды, подумала Бет, разглядывая портреты, висевшие в этой комнате.
Йен захлопнул дверь перед собаками, и они, видимо, смирились, словно зная, что дальше их не пустят.
Харт намеревался поставить перед собой Йена и Бет, как школьников, ожидающих нагоняя, с раздражением предположила Бет.
— Ваша светлость, — сказала она.
Герцог бросил на нее острый взгляд. Его глаза блеснули тем же золотом, что и глаза Йена, и тут же пронзили Бет своим ястребиным взглядом.
Йен промолчал, даже не моргнув. Ручка Харта стукнула по письменному прибору, и он поднялся.
Он был высоким, как все Маккензи, только с более темными рыжими волосами. У Харта были, как у всех Маккензи, широкие плечи, мощный торс и резкие черты лица. На нем был парадный килт того же цвета, что и флаг Маккензи, — синего, зеленого и красного с белыми нитями. Темный сюртук плотно облегал его, он явно был сшит лучшими портными Эдинбурга.
Однако он не был зеркальным отражением внешности братьев, которых Бет уже видела. Лицо Мака выражало беспокойную одаренность увлеченного художника. Лицо Кэмерона было тяжелее и грубее, и на нем даже был какой-то шрам. У него был вид разбойника. Так же выглядел и Харт, но от него веяло спокойной уверенностью. Он не сомневался в том, что любое его приказание будет немедленно исполнено.
Харт подавлял своей личностью все, что находилось в этой комнате, — кроме Йена. Волны самоуверенной силы, казалось, разбивались и расплывались вокруг Йена, не производя на него ни малейшего впечатления.
Наконец острый как кинжал взгляд Харта перешел с Бет на Йена.
— А что, не было другого выхода?
Он сказал это, как будто продолжая разговор, но Йен кивнул.
— Феллоуз нашел бы способ использовать ее. Или сделать ее поводом для моего ареста.
— Этот человек просто свинья!
Харт снова посмотрел на Бет.
— Она раньше была компаньонкой какой-то леди? По-моему Изабелла подружилась с ней?
Бет отодвинулась от Йена и шагнула вперед, протягивая руку.
— Я прекрасно себя чувствую, весьма благодарна вам за заботу. Путешествие было утомительным, но без приключений, никаких проблем с дорогами.
Харт бросил на Йена недовольный взгляд.
— Она любит шутки, — произнес Йен.
— В самом деле? — холодно спросил Харт.
— А еще я люблю шоколад и малину со сливками. — Бет убрала протянутую руку. — А сейчас мне бы понравился глоток холодной воды и мягкая постель.
Ради разнообразия Харт обратился к ней:
— Я не припоминаю, чтобы посылал за вами, миссис Экерли. Вы бы уже сейчас отдыхали в мягкой постели, если бы поднялись вслед за горничной наверх.
— Единственным человеком, ваша светлость, которому позволяла «посылать за мной», была миссис Баррингтон, только потому, что она платила мне жалованье.
Харт едва сдерживал гнев, и Йен сказал:
— Оставь ее, Харт.
Харт бросил взгляд на Йена, затем пристально посмотрел на Бет. По его взгляду она поняла, что Харт не мог определить, что она такое или чем она была для Йена.
Бет сама не знала, кем была для Йена, но видела, что Харту не нравилось, что он этого не понимает. Ему хотелось сразу же раскусить ее и поставить на место, что он, вероятно, и сделал еще до ее приезда, и мысль изменить ее оценку раздражала его.
Харт произнес ледяным тоном:
— Сейчас, после того как мы установили, что вы независимая женщина, не оставите ли вы нас на минутку? Я хотел бы поговорить с Йеном с глазу на глаз.
Мужчина обязан поступать так, как считает нужным. Бет открыла рот, чтобы вежливо сказать: «Конечно», но Йен снова заговорил:
— Нет.
Харт сверлил его взглядом.
— Что?
— Я хочу отвести Бет наверх и помочь ей устроиться. Мы сможем поговорить за ужином.
— У нас есть слуги, чтобы помочь ей.
— Я хочу это сделать сам.
Харт сдался, но Бет видела, что он едва сдерживает гнев.
— В гонг бьют в семь сорок пять, ужин подают в восемь. У нас принято переодеваться к вечеру, миссис Экерли. Не опаздывайте.
Бет взяла руку Йена, пытаясь скрыть волнение.
— Называйте меня Бет, пожалуйста, — сказала она. — Я больше не миссис Экерли, и я стала, к нашему взаимному удивлению, вашей сестрой.
Харт застыл на месте, Йен, глядя на него, поднял брови, затем повернулся и вывел Бет из комнаты. Когда они вышли, окруженные ожидавшими их собаками, Бет, прищурившись, с беспокойством посмотрела на Йена. Но на лице Йена была такая широкая улыбка, какой Бет еще не видела.
Она была удивительной, необыкновенной женщиной. У Йена потеплело на сердце, когда Бет вышла из своей гардеробной в платье из темно-синего шелка. Декольте обнажало ее грудь, словно созданную для бриллиантового колье, которое он только что подарил ей. Бет, когда он предложил ей руку, чтобы отвести ее вниз на ужин, спокойно взглянула на него.
Колье принадлежало его матери. Йен помнил, как его отец гордился ее красотой, помнил, в какую ярость от ревности приходил он, когда какой-либо мужчина всего лишь смотрел на нее. Отец терял власть над собой, что приводило ужасным последствиям.
Любая другая женщина падала в обморок от страха, когда на нее устремлялся этот знаменитый взгляд Харта. Сама жена Харта не раз теряла сознание от этого взгляда. Но не Бет. Она стояла, выпрямившись во весь свой рост, и говорила Харту все, что о нем думала.
Йену хотелось рассмеяться так, чтобы от смеха задрожали портреты его прославленных предков. Иногда Харту требовался хороший пинок в зад, и если Бет хотела это сделать, Йен ей позволил бы.
Когда они вошли в столовую, Харт был спокоен и с подчеркнутой вежливостью стоял, пока Йен не усадил Бет. Харт занял стул во главе стола, а Йен и Бет сидели напротив друг друга, в нескольких футах от него.
Если бы Харта здесь не было. Йен мог бы поужинать в маленькой столовой в принадлежавшем ему крыле дома. Там они с Бет сидели бы рядом и наслаждались уединением.
Ему хотелось побыть с ней в гардеробной, помочь ей одеться к обеду, но появился Керри, который заявил, что приготовит ванну, побреет Йена и приведет его в порядок. Через руку Керри был переброшен килт Йена Маккензи.
Когда Йен и Бет удалятся в спальню, Йен отпустит слишком уж усердных слуг и сам разденет Бет. Он решил, что должен заснуть и проснуться в ее объятиях.
— Ты меня слышишь? — резко спросил Харт.
Йен разрезал лежавшую в его тарелке рыбу и постарался вспомнить слова, произнесенные Хартом, пока внимание Йена было поглощено Бет.
— Договор, который ты составил в Риме. Ты хотел, чтобы я прочел его и запомнил. Я сделаю это после обеда.
— А много договоров с иностранцами хранится в голове Йена? — спросила Бет.
Ее слова звучали вполне невинно, но глаза у нее смеялись.
Харт сурово посмотрел на нее.
— Договоры часто читаются несколько иначе, когда попадают в руки разных комитетов, но Йен помнит каждое слово оригинала.
Бет подмигнула Йену.
— Я уверена, это прекрасная тема для беседы за чашкой чаю.
Йен не сдержал усмешки. Он уже давно не видел Харта таким раздраженным.
Взгляд Харта обдал его холодом, но Бет не обращала на него внимания.
— Твои чаши не пострадали в дороге? — спросила она Йена.
Сердце Йена забилось быстрее, когда он вспомнил холодное прикосновение фарфора к его пальцам, свое удовлетворение от растерянного лица Мейтера.
— Я распаковал их и расставил по местам. Они прекрасно смотрятся.
— Ты купил еще чашу? — перебил его Харт.
Поскольку Йен ответил не сразу, Бет кивнула:
— Они обе хороши. Одна белая чаша с голубым оттенком и с цветочным рисунком. Рисунки и тонкость фарфора свидетельствуют о том, что он может быть императорским. Это так?
— Безусловно, — ответил Йен.
— Я нашла книгу в Париже, — с лукавой улыбкой объяснила она.
Йен взглянул на нее и забыл обо всем на свете.
Только краем глаза он заметил взгляд Харта, казалось, какое-то насекомое жужжит, мешая ему слышать.
Почему Бет всегда знала, какие слова были нужны ему, и очень точно — когда их произнести? Даже Керри не понимал его так хорошо.
Она видела и впитывала все: роскошную комнату, длинный стол, блестящие серебряные блюда и приборы. Портреты мужчин Маккензи, картины с землями, принадлежавшими Маккензи, и собак Маккензи, и лакеев в белых перчатках.
— Я была удивлена, что у вас нет волынщика, — обратилась она к Харту. — Я представила себе, как мы идем к обеду под звуки волынок.
Харт пренебрежительно посмотрел на Бет.
— В доме у нас не бывает волынок. Слишком громко.
— Отец любил волынки, — сказал Йен. — Но у меня от них начиналась мигрень.
— Отсюда и запрет, — сказал Харт. — Мы не из тех шотландских семей, которые описываются в книгах, не из тех, кто носит палаши и жалеет о временах Красавчика принца Чарли. Королева может построить в Балморале замок и надеть плед, но это не сделает ее шотландкой.
— А что может сделать человека шотландцем?
— Сердце, — ответил герцог Килморган. — Родиться в Шотландском клане и оставаться в своем сердце членом клана.
— Любовь к овсянке не помешает, — сказал Йен.
Он говорил серьезно, желая лишь помешать Харту углубляться в тему, что значит быть шотландцем, но ему понравилась награда в виде нежной улыбки Бет. Несмотря на то, что Харт говорил по-английски без малейшего шотландского акцента, получил образование в Кембридже и заседал в английской палате лордов, у него были твердые убеждения в отношении Шотландии и в том, что он хотел совершить ради своей страны. Он мог часами разглагольствовать об этом.
Харт угрожающе посмотрел на Йена и переключил внимание на еду. Бет одарила Йена еще одной улыбкой, от которой у него разыгралось воображение.
Ужин продолжался в тишине, нарушаемой лишь бряцанием серебра по фарфору. Горели свечи, и при этом освещении Бет была особенно хороша, ее глаза сияли, как бриллианты.
Когда, наконец, они встали из-за стола, Харт проворчал что-то о проклятом договоре.
— Все хорошо, — поспешила сказать Бет. — Я хотела бы перед сном прогуляться по саду. Я оставляю вас, не так ли?
Йен подвел ее к двери на террасу. Собаки вскочили, виляя хостами, Йен предпочел бы, чтобы Бет присоединилась к нему в бильярдной, в его воображении возникло немало вещей, которым он мог бы ее обучить в игре в бильярд. Но если она хочет прогуляться, он ей не станет мешать. Сад тоже мог оказаться занимательным местом.
Бет сжала руку Йена и, не дождавшись, пока он заговорит, вышла в заднюю дверь. Она шла по дорожке, и пять собак бежали перед ней.
Йен взял у Харта договор и направился с ним в бильярдную, надеясь, что эта проклятая бумажка не окажется слишком длинной.
— Вы очень умная женщина.
Бет оглянулась на голос Харта. Она шла в сопровождении собак по ухоженной дорожке к фонтану. Небо еще не совсем потемнело, хотя был уже десятый час. Бет впервые оказалась так далеко на севере и поняла, что солнце почти не скрывается за горизонтом в летние месяцы.
Бет некоторое время разбиралась с собаками. Руби и Бен были гончими, Ахиллес — черным сеттером, у которого одна лапа была белой. Макнэб был длинношерстным спаниелем, а Фергюс — крошечным терьером.
Харт остановился у фонтана и закурил. В темноте было видно, как вспыхивал огонек на кончике сигары. Собаки бросились к нему, радостно виляя хвостами. Однако он не обратил на них внимания, и они убежали в сад.
— Не думаю, что я такая уж умная. — Бет до этой минуты полагала, что ночь выдалась теплая, а сейчас пожалела, что не захватила накидку. — Кстати, я ведь так и не окончила школу.
— Перестаньте притворяться. Вы явно обманули Мака и Изабеллу, но я не настолько доверчив.
— А как же Йен? Вы говорите, что я и его обманула?
— А разве нет?
Голос Харта был ужасающе спокоен.
— Ведь я ясно сказала ему, что меня не интересует второй брак. А затем я оказалась там и, подписывая разрешение, повторяла, что не расстанусь с ним, пока смерть не разлучит нас. Я считаю, что это Йен обманул меня.
— Йен…
Харт замолчал и посмотрел на разноцветное небо.
— Что? Сумасшедший?
— Нет, он… ранимый.
— Он упрямый и ловкий и делает только то, что хочет.
Харт спросил:
— Вы давно его знаете? Вы видели, что Йен богат и в своем уме, и не устояли перед такой легкой приманкой.
Бет вспыхнула от гнева.
— Да будет вам известно, что у меня есть собственные деньги! Я, можно сказать, богата и не нуждаюсь в деньгах Йена.
— Да, вы получили в наследство сто тысяч фунтов и дом Белгрейв-сквер от жившей в уединении вдовы, известной как миссис Баррингтон. Восхитительно. Но Йен стоит в десять раз больше, и когда вы это поняли, то, не теряя даром времени, избавились от Линдона Мейтера и потащили Йена алтарю.
Бет сжала кулаки.
— Нет, я уехала в Париж, а Йен приехал туда за мной.
— Очень удачная уловка подольститься к Изабелле. У нее слишком мягкое сердце, Мак такой же. Не понимаю, что на него нашло.
— Подольститься? Я не подольстилась. Я бы просто не сумела. Я даже не понимаю, что означает это слово.
— Я знаю ваше прошлое, миссис Экерли. Знаю, что вашим отцом был лживый негодяй, а ваша мать попала в его ловушку. Ее привязанность к нему привела ее в работный дом. Уверен, вы таммногому научились.
Лицо Бет пылало.
— Боже, как много людей копалось в моем прошлом! Вам следовало бы расспросить Керри. У него наверняка составлено полное досье на меня.
Харт уронил сигару и растер ее каблуком. Он приблизился к Бет и тихо произнес:
— Я не позволю охотнице за деньгами погубить моего брата, даже если это будет последним, что я смогу сделать.
— Уверяю вас, ваша светлость, что никогда в жизни я не охотилась за деньгами.
— Не смешите меня. Я аннулирую этот брак. Я могу это сделать, и вы уедете. Как будто ничего и не было.
Бет собрала все мужество и посмотрела Харту в глаза.
— А вы не думаете, что я влюблена в него?
«Глубоко, драматично, глупо влюблена».
— Нет.
— Почему нет?
Харт вздохнул, но ничего не сказал, на его щеке подрагивал мускул.
— Я понимаю, — тихо произнесла Бет. — Вы верите, что он безумен и ни одна женщина не может его полюбить.
— Йен безумен. Комиссия по душевнобольным доказала это. Я там присутствовал. Я видел.
— Тогда почему не оставить его в сумасшедшем доме?
— Потому что я знаю, что они делали с ним. — В этой полутьме могущественный герцог Килморган выглядел больным. — Я видел, что делали эти проклятые шарлатаны. Если он не был сумасшедшим, когда его поместили туда, то там его довели до безумия.
— Ледяные ванны, — сказала Бет. — Электрошок.
— Бывало даже хуже этого. Боже мой, когда ему было двенадцать, они пригибали его полуголым к кровати и привязывали к ней. Чтобы он спал спокойно, говорили они. Мой отец ничего не сделал. А я не мог ничего сделать, это было не в моей власти. В тот день, когда мой отец упал с лошади и свернул свою чертову шею, я поехал в сумасшедший дом и забрал оттуда Йена.
— Йен вам за это благодарен. Очень благодарен.
— Йен не мог даже говорить. Он не смотрел на нас, когда мы разговаривали с ним, не отвечал на наши вопросы. Казалось, его тело было здесь, с нами, а его мозг где-то далеко.
— Я видела его в таком состоянии.
— Так продолжалось долгих три месяца. И однажды, когда мы завтракали, Йен поднял голову и спросил у Керри, нет еще тоста. — Харт поспешил отвести глаза, но Бет заметила в них слезы. — Как будто ничего не произошло, как будто это было совершенно естественно: попросить у Керри тост. Вечерний ветерок шевелил его волосы и бросал локоны на ее лоб. Она смотрела, как один из самых знатных герцогов смахивал слезы.
— Утром я пришлю моего адвоката, — заявил он. — Мы найдем способ признать брак недействительным. Вы ничего не потеряете.
— Я знаю, вы мне не верите, но я никогда не причиню боли Йену.
— Вы правы. Я вам не верю.
Ветер бросал капли воды из фонтана на лицо Бет. Харт поспешил вернуться в дом, но ему преградил дорогу Йен.
— Я говорил тебе, не трогай ее, — тихо произнес Йен.
Харт напрягся.
— Йен, ей нельзя доверять.
Иен шагнул к Харту. Хотя он избегал смотреть Харту в глаза, по его позе и его тону было ясно, что он рассержен.
— Она моя жена, она под моей защитой. Единственное, что я позволю тебе сделать, — это снова объявить меня душевнобольным.
Харт покраснел.
— Йен, послушай меня…
— Я хочу, чтобы она была моей женой, и она останется моей женой, — сказал Йен. — Теперь она Маккензи. И относитесь к ней, как к Маккензи.
Харт посмотрел на Йена, затем на Бет, которая старалась гордо вздернуть подбородок, но желание сбежать от его хищного взгляда становилось все сильнее.
Странно, когда Йен сообщил Бет, что они поженятся, она спорила с ним. Теперь же, когда этот мрачный Харт решил разлучить их, она поняла, что сделает все, чтобы сохранить брак с Йеном.
— Я жена Йена, потому что хочу ею быть, — сказала Бет. — А будем мы жить в роскошном дворце или в маленьком пансионе, не имеет значения.
— А может, в церковном приходе? — подсказал разгневанный Харт.
— Приход в трущобах во многом принес мне пользу, ваша светлость.
— Там были крысы, — сказал Йен.
Бет удивленно посмотрела на него. Должно быть, в сведениях, собранных Керри, имелись подробности.
— В самом деле, там их была целая семья, — сказала она. — Навуходоносор и его жена, и трое их детей, Шадраха, Мешаха и Абеднего.
Мужчины смотрели на нее двойным золотистым взглядом.
— Видите ли, это была наша шутка, — смутилась она. — Когда знаешь крыс по именам, как-то легче переносить их присутствие.
— Здесь крыс нет, — сказал Йен. — Тебе больше не придется беспокоиться о крысах.
— Во всяком случае, четвероногих, — продолжила Бет. — Инспектор Феллоуз немного напоминает мне Мешаха — у него загораются глаза и дергается нос, когда он смотрит на особенно вкусный кусок сыра.
Йен нахмурился, Харт явно не знал, что ему о ней думать.
— Хотя я могу представить себе, что у вас есть змеи, — не умолкала она. — Здесь все-таки сельская местность. И есть полевые мыши и другие существа. Должна признаться, я не привыкла к деревне. Моя мать родилась в деревне, но я с самого детства жила в Лондоне и выезжала из большого города, лишь когда миссис Баррингтон считала необходимым поехать в Брайтон и делать вид, будто ей нравится море.
Йен стоял, полузакрыв глаза, и, казалось, не слушал Бет. Она знала, что он не слушал, но неделю назад он мог вернуться к определенной фразе и повторял ее для Бет.
Она с усилием закрыла рот. Харт взглянул на нее с таким видом, как будто собирался привезти сюда комиссию по делам душевнобольных, чтобы завтра с пристрастием допросить ее.
Йен вышел из транса и обратился к ней:
— Завтра я покажу тебе весь Килморган. Сегодня мы спим в нашей спальне.
— А у нас есть спальня?
— Керри все устроил, пока мы ужинали.
— Неиссякаемо находчивый Керри. Что бы мы без него делали?
Харт настороженно посмотрел на Бет, как будто она сказалa что-то важное. Йен обнял ее за талию и повел к дому. Теплота Йена сделала незаметной прохладу вечера и прикрывала ее от ветра.
Надежная гавань. В водовороте ее жизни их было не много. А сейчас Йен прижал ее к себе, но Бет всю дорогу до самого дома чувствовала, что Харт сверлит ее взглядом.
Дом поглотил Бет, Йен вел ее наверх по огромной красиво декорированной лестнице все дальше и дальше.
На стенах лестничного холла висело столько картин, что почти не видно было обоев. Пока Йен вел ее по лестнице, Бет глядела на них подписи: Стаббс, Рамзи, Рейнолдс. Несколько картин с изображением лошадей и собак были подписаны Маком Маккензи. На первой площадке доминировал портрет нынешнего герцога, Харта. Взгляд его золотистых глаз был на портрете таким же угрожающим, как и в жизни.
На второй площадке висел портрет пожилого мужчины с таким же высокомерным взглядом, как и у Харта. Он с силой сжимал в руке складку пледа Маккензи, и по его взгляду было видно, как он гордится своей длинной бородой, усами бакенбардами.
Бет заметила его, еще когда они спешили вниз к обеду, но сейчас остановилась.
— Кто это?
Йен даже не взглянул на портрет.
— Наш отец.
— О, какой он… волосатый.
— Именно поэтому мы все любим тщательно бриться.
Бет сердито посмотрела на человека, причинившего Йену столько боли.
— Если он был так ужасен, почему занимает почетное место? Уберите его на чердак и забудьте о нем.
— Такова традиция. Существующий герцог на первой площадке, предыдущий на второй. Дедушка там, повыше. — Он указал наверх следующего пролета. — Прадедушка выше его и так далее. Харт не хочет нарушать правила.
— И когда вы поднимаетесь наверх, герцоги Килморгана смотрят на вас на каждом повороте.
Йен подвел Бет к прадеду Маккензи.
— Это одна из причин, почему у всех у нас есть собственные дома. В Килморгане у меня апартаменты из десяти комнат, но мы бы хотели побольше уединения.
— Апартаменты из десяти комнат? — переспросила Бет. — И это все?
— Каждому из нас принадлежит крыло этого дома. Если мы пригласим гостей, то примем их в нашем крыле и там разместим.
— У вас часто бывают гости?
— Нет.
Йен привел Бет обратно в гардеробную, где она переодевалась к обеду. Она думала, что небольшая комната великолепна, но Йен показал ей, что по другую сторону была расположена спальня, размером во весь первый этаж в доме миссис Баррингтон.
— Ты моя первая.
Бет посмотрела на высокий потолок, огромную кровать и три окна с широкими подоконниками.
— Если человек хочет получить приглашение сюда, он должен выйти за тебя замуж. Меня не удивляет, что у вас нет гостей.
Йен оглядел ее и снова остановил взгляд на кровати.
— Ты опять шутишь?
— Да, не обращай на меня внимания.
— Никогда не обращаю.
Сердце Бет екнуло.
— Это твоя спальня?
— Это наша спальня.
Бет с волнением изумленно смотрела на тяжелые резные спинки кровати из орехового дерева.
— Я слышала, что все аристократические пары имеют отдельные спальни. Миссис Баррингтон этого не одобряла, пустая трата места и денег, говорила она.
Йен открыл еще одну дверь.
— Здесь твой будуар. Но спать ты будешь со мной.
Бет заглянула в элегантно обставленную комнату с удобными креслами и глубокой оконной нишей. Боже, совсем неплохо.
— Керри поможет тебе расставить все, как тебе хочется, только скажи ему, и он все устроит.
— Я начинаю думать, что Керри просто волшебник.
Бет подождала ответа, но Йен ничего не сказал и снова, а устремил взгляд вдаль.
— Полагаю, ты очень рискуешь, — сказала она. — Я где-то читала, что спать в одной спальне с женщиной опасно, потому что она во сне выдыхает вредные запахи. Абсолютная чепуха, заявила миссис Баррингтон, когда я ей рассказала об этом. Мистер Баррингтон спал рядом с ней тридцать лет и никогда не болел.
Йен обнял ее, тепло его тела отвлекло ее от посторонних мыслей.
— Шарлатаны наговорят что угодно, только бы получить деньги за свои исследования.
— Они этим занимались в сумасшедшем доме?
— Они старались проводить всякие эксперименты, чтобы вылечить меня. Я никогда не видел, чтобы кто-то из них работал.
— Это было жестоко.
— Они думали, что помогают.
Бет положила сжатые кулачки на его плечи.
— Только не будь таким глупо мягкосердечным и не прощай их. Твой отец держал тебя в заключении, а эти люди мучили тебя, называя это наукой. Я их ненавижу. Я бы хотела пойти в этот сумасшедший дом и высказать твоему доктору, кем бы он ни был, все, что я о нем думаю.
Йен прижал пальцы к ее губам.
— Я не хочу, чтобы ты участвовала в этом.
— Так же, как ты не хочешь, чтобы я участвовала в деле об убийстве в Хай-Холборне.
Его обычно теплые глаза холодно блеснули.
— Это тебя не касается. Я хочу, чтобы ты оставалась в стороне. Я хочу помнить только о настоящем, а не тебя в связи с моим прошлым.
— Тебе хочется создать другие воспоминания, — сказала Бет.
— У меня чертовски хорошая память. Я не могу отключить ее. Я хочу помнить тебя одну, здесь, со мной, или тот пансион в Париже. Тебя и меня, а не Феллоуза, или Мейтера, или моего брата, или Хай-Холборн.
Слова замерли на его губах, и он начал тереть виски, а в его взгляде появилась растерянность. Бет взяла его руки в свои ладони.
— Не думай об этом.
— Это выше моих сил.
Бет осторожно потерла ему висок. Он привлек ее к себе.
— Когда ты рядом, на душе у меня спокойно. Совсем как с чашами династии Мин — когда я касаюсь их, все прекращается. Ничего не меняется. Ты остаешься сама собой. Вот зачем я привез тебя сюда. С тобой мне спокойнее.
Бет смотрела на него, не в силах сдержать слез.
— Скажи мне — как?
Он обхватил ладонями ее лицо. Только она одна существовала для него.
— Не покидай меня.
— Мы женаты, — прошептала Бет. — Как я могу покинуть тебя?
— Всякое бывает.
Йен прикоснулся к ней лбом, вспоминая тот ужасный день, когда он пришел к Маку с прощальным письмом, написанным Изабеллой. Йен не мог забыть отчаяния Мака, когда тот понял, что Изабелла ушла.
— Я не уйду.
— Обещай мне.
— Обещала и обещаю.
Йен поцеловал ее в губы. Изабелла безумно любила Мака и все же оставила его.
— Не покидай меня, — повторил Йен.
Бет кивнула. Он прижал ее к себе, нащупывая пальцами пуговки на платье. Обнажив ее грудь, он поцеловал ее. Бет издала какой-то звук, а Йен продолжал целовать ее.
Он чувствовал, как Бет снимает с него одежду. Она поцеловала ямочку на его горле, и он шумно втянул в себя воздух. Запах ее волос щекотал его ноздри.
Йен быстро расстегнул лиф ее платья, легкими рывками расшнуровал корсет. Сбросив ее сорочку, он поцеловал обнажившиеся груди. Бет прижалась сосками к его ладоням.
Ему потребовалось некоторое время, чтобы раздеть ее, и он, теряя терпение, рвал ткань, а Бет слабо вскрикивала. Он взял ее на руки и отнес на кровать, затем так же нетерпеливо разделся сам. Он лег рядом с ней, даже не потрудившись откинуть покрывала. Она хотела что-то сказать, но он закрыл ей рот поцелуем.
Он раздвинул ей ноги, вошел в нее, обнаружив, что она более чем готова принять его. Бет приподняла бедра, уже привычно подхватывая ритм его движений. То медленных, то быстрых. Он целовал ее припухшими губами, оставляя следы поцелуев на ее шее и слизывая капли пота с ее тела.
Постепенно Йен становился нежнее, игривее. Он укрыл свое тело ее длинными волосами, гладил, расчесывал и целовал их.
Он целовал ее и любил, не издавая ни звука. Для него ничего не существовало, кроме этой полутемной комнаты с Бет, лежавшей под ним, — ни Харта, ни Феллоуза, ни убийств.
Он чувствовал, что Бет хочет заставить его посмотреть ей в глаза, однако избегал ее взгляда. Если бы Йен посмотрел на нее, он бы растерялся, а ему этого не хотелось.
Они не заметили, что край неба стал светлеть. Бет сонно улыбнулась ему, когда они в очередной раз взлетели на вершину блаженства, Йен поцеловал Бет и рухнул на кровать рядом с ней.
Он положил руку на ее теплый живот и прижал ее к себе.
Его большая сильная рука, обнимавшая ее тонкую талию, казалась коричневой на ее белой коже. Здесь, с ним, она будет в безопасности, в такой безопасности, что ей никогда не захочется отсюда уехать.
Проснувшись, Бет увидела, что она накрыта одеялами, а Йен по-прежнему с ней. Она не успела спросить его о завтраке, его улыбка превратилась в улыбку хищника. Он прижал ее к подушкам и быстро и решительно овладел ею еще раз, так что она чуть не задохнулась.
— А теперь нам следовало бы встать, — прошептала Бет, когда он снова тихо лежал на ней, время от времени лениво покусывая ее шею.
— Почему?
— Разве твой брат не ждет нас к завтраку?
— Я приказал Керри обслужить нас здесь.
Бет погладила его по щеке.
— Я очень надеюсь, что ты платишь Керри большое жалованье.
— Он доволен.
— Он оставался в сумасшедшем доме вместе с тобой?
— Кэмерон послал его присматривать за мной, когда мне исполнилось пятнадцать. Кэм решил, что нужно, чтобы кто-то брил меня и следил за моей одеждой. Он был прав. Вид у меня был ужасный.
В этот момент вошел Керри с тяжелым подносом, заставленным серебром и фарфором. Йен не поднялся, но когда Керри пододвинул столик к кровати и поставил на него поднос, он проверил, прикрыта ли Бет.
Как и в Париже, Керри делал вид, что не замечает Бет, когда подавал ей завтрак и разливал в приготовленные чашки ароматный чай. Он даже принес газеты, как лондонские, так и эдинбургские, которые свернул и положил возле тарелок. А заодно и письма.
Бет чувствовала себя распутной дамой, которая нежится в постели, а служанка приносит ей еду и вино. Миссис Баррингтон никогда не завтракала в постели, даже в свои последние дни, когда была очень слаба.
Керри вышел, с усмешкой взглянув на Йена, и Йен решил, что лучше ему покормить Бет в постели, чем вставать и садиться за стол.
У него это хорошо получалось, он давал ей кусочки хлеба с маслом и с вилки — кусочки яйца. Она хотела отобрать него вилку и засмеялась, когда он не отказался ее отдать.
Йен тоже улыбнулся и позволил Бет кормить его. Ему нравилось, что при этом она сидела верхом на его бедрах.
Так прошел целый день — она занимались любовью, затем валялись в постели, читая газеты, а Керри приносил им еду и питье и убирал со стола.
— Мне нравится быть аристократичной леди, — сказала Бет, когда уже вечерело. — Я все еще привыкаю не вставать на рассвете, чтобы обслужить кого-то.
— Теперь мои слуги будут обслуживать тебя.
— Кажется, они этим очень довольны.
Рыжая горничная, которая пришла убрать в комнате и разжечь камин, расплылась в улыбке, когда Бет поблагодарила ее. Сияющей, довольной улыбкой, в которой не было ни капли презрения.
— Ты им нравишься, — сказал Йен.
— Они ничего обо мне не знают. Может быть, я сварливая и буду ругать их с утра до вечера.
— А ты будешь?
— Конечно, нет, но откуда им это знать? Если только Керри не прочитал им мое досье.
— Они доверяют мнению Керри.
— Видимо, доверяют все.
— Эта семья всегда служила Маккензи. Они сами составляют клан Маккензи и всегда работали на нашей земле. Сражались рядом с нами и целыми поколениями служили нам.
— Есть еще так много всего, к чему я должна привыкнуть.
Йен ничего не ответил, подсунул руки под ее груди и поцеловал ее.
Позднее, после полудня, Йен показал ей свою коллекцию. У Бет возникло ощущение, будто ее ввели в святилище. Неглубокие застекленные полки были встроены в стены огромной комнаты, и часть застекленных полок занимала ее середину. Чаши династии Мин, самых разных размеров и цветов, стояли на полках, на небольших подставках, на которых были указаны приблизительное время, мастер и другие подробности. Некоторые полки были пусты и ожидали пополнения коллекции.
— Здесь как в музее. — Бет с удивлением оглядывала комнату. — Где те, что ты купил в Лондоне?
Все полки казались ей одинаковыми, но Йен уверенно подошел к одной из них и достал расписанную красным чашу, которую он купил у Мейтера.
Бет думала, что все чаши красивы, но не совсем понимала, почему Йену хотелось иметь их сотню. И так бережно и с любовью обращаться с ними. Он поставил чашу на прежнее место и как будто наугад подошел к другой полке и достал из нее еще одну чашу. Она была ярко-зеленого, подобию нефриту, цвета, и на наружной стороне были изображены три серо-зеленых дракона.
Бет сжала руки.
— Как красиво!
— Она твоя.
Бет замерла.
— Что?
— Я дарю ее тебе. Это свадебный подарок.
Бет смотрела на чашу, этот тонкий кусочек прошлого, такой хрупкий в больших и грубых пальцах Йена.
— Ты уверен?
— Конечно, уверен. — Он снова нахмурился. — Она тебе не нравится?
— Очень нравится, — поспешила сказать ему Бет. — Я польщена.
Йен усмехнулся:
— Это лучше, чем новая карета с лошадьми и дюжина платьев?
— О чем ты говоришь? Во сто крат лучше.
— Это всего лишь чаша.
— Но для тебя она особая чаша, и ты даришь ее мне. — Бет осторожно взяла ее и улыбнулась драконам, гонявшимся друг за другом уже целую вечность. — Лучшего подарка я представить себе не могла.
Йен осторожно взял у нее чашу и поставил на прежнее место. Это было вполне разумно, она будет здесь, и не придется волноваться из-за ее сохранности. Но поцелуй Йена после того, как он сделал это, был далеко не разумным. Он был грубым. Бет было больно, и она не понимала, почему он так торжествующе улыбался.
— Кэм приехал.
Йен увидел брата в окно спустя несколько дней, когда застегивал рубашку, и только пожал плечами. За его спиной Керри приготовлял остальную одежду Йена, а Бет, прекрасно выглядевшая в красном шелковом халате за маленьким столиком пила свой утренний чай.
Они с Бет провели в апартаментах Йена три дня, занимаясь любовью. Они осматривали дом или сад, которые Йен хотел показать ей, а остальное время находились в спальне. Йен знал, что, в конце концов, им придется покинуть это крыло дома и вернуться к Харту и в реальный мир, но он никогда не забудет радостей пребывания в этой спальне. Если наступят тяжелые времена, в чем Йен не сомневался, он будет вспоминать об этом.
Кэмерон привез новую лошадь, годовалую кобылку, и Йен взял с собой Бет, чтобы познакомиться с обоими.
Кэм наблюдал, как лошадку выгружали из особой телеги, и отчаянно ругал конюхов. А затем подошел к ним и все сделал сам.
— Никогда не видела, чтобы у лошади была собственная карета, — сказала Бет, когда бойкая лошадка сошла с телеги. — Чтобы люди везли ее, а не она их.
Кобылка была хорошо сложена, с розовыми крупными ноздрями, гнедая с черной гривой и густым черным хвостом. Ее коричневый глаз с интересом посмотрел на Бет.
— Это не рабочая лошадь, — сказал Кэмерон. — Она настоящая красавица и выиграет десятки скачек, не правда ли, милая? А потом она произведет других рысаков.
Кэмерон ласково погладил ее по носу.
— Почему бы тебе не жениться на ней, отец? — спросил Дэниел, стоявший у фургона. — Всю дорогу он любезничал с проклятым животным.
Кэмерон, не обращая на сына внимания, подошел к Бет. Он поцеловал ее в щеку, затем похлопал Йена по спине, от него пахло лошадью и потом.
— Добро пожаловать в нашу семью, Бет. Шлепните моего сына, если он будет грубить. Он совершенно невоспитан.
— Это потому, что воспитывал меня ты, отец.
— Все в порядке? — небрежно спросил Йена Кэмерон.
Ему было интересно, как воспринял эту новость Харт.
— Он где-то здесь, — сказал Йен.
— Последние несколько дней мы не часто видели Харта, — произнесла Бет.
— О, не видели? Прячетесь от него, а?
— Нет, мы…
Бет замолчала и густо покраснела. Кэм перевел взгляд на Йена и расхохотался. Лошадка раздраженно откинула голову.
— Над чем вы смеетесь? — спросил Дэниел сурово. — О, вы хотите сказать, что провели время в постели? Молодец, Йен! Значит, у меня скоро появится маленький кузен, не так ли?
— Отъявленный нахал, — добродушно проворчал Кэмерон. — Такие вещи не говорят леди.
— А смеяться над ними хорошо? — возразил Дэниел.
— Понимаете, что я имел в виду? — обратился Кэмерон к Бет. — У него дерзкий грязный язык. И в этом виноват только я. Не обращайте на него внимания. А ты брал жену кататься верхом, Йен? У тебя есть подходящая для нее лошадь?
Бет побледнела.
— О, я не езжу верхом.
Все трое Маккензи уставились на нее.
— Не ездите верхом? — с изумлением переспросил Дэниел.
Бет ухватилась за руку Йена.
— Жена бедного викария не имела возможности скакать по дорожке для верховой езды. А миссис Баррингтон была уже не в том возрасте, когда ездят верхом. В Париже я нанимала коляску с пони.
— Вам повезло, — сказал Кэм. — Большое утешение тому, что вы вышли замуж за одного из Маккензи, вы найдете в том, что ваш деверь самый лучший наездник на Британских островах. Я подберу вам лошадь, и мы завтра же начнем обучение.
Бет сильнее сжала пальцы Йена.
— Старую спокойную клячу, пожалуйста. Зачем мне ездить на лошади? Я счастлива, что хожу на своих двоих.
— Скажи ей, Йен.
Бет с широко раскрытыми от ужаса глазами повернулась к нему. Йен уже забыл об их разговоре, и ему было все равно, будет ли Бет мастерски ездить верхом или не станет отрываться от земли. Ему только хотелось обнять ее. Не отрывать от себя и продолжать делать то, что они делали до появления Кэмерона. Он поцеловал ее.
— Я не допущу, чтобы он навредил тебе.
— Это так успокаивает, — едва слышно ответила Бет.
Лошадь, выбранную для нее Кэмероном, нельзя было назвать старой клячей, но это была немолодая послушная кобыла, годы активной жизни у нее остались в далеком прошлом. Она была намного больше милых маленьких пони, каких представляла себе Бет, возвышаясь в седле даже над Кэмероном, ее ноги казались тяжелым грузом.
— Она только наполовину рабочая лошадь, — сказал Кэмерон. — Иногда я готовлю их для прыжков и сохраняю в хорошей форме. У нее доброе сердце. Поскакали.
На широкой спине лошади седло казалось размером с салфетку. Было только одно стремя и планка для правой ноги Бет.
— Почему леди не могут ездить верхом, как мужчины? — пожаловалась Бет, когда Кэмерон подсадил ее.
Она потеряла равновесие и вскрикнула, сползая на другую сторону, где ее подхватил Йен.
— С лошадью между ног? — Кэмерон широко раскрыл поблескивающие золотом глаза и зажал рукой рот, как шокированная старая дева. — На какой же женщине ты женился, Йен?
— На практичной, — сказала Бет.
Она боролась с юбкой своей новой амазонки и нащупывала ногой стремя. Сильная рука Йена поддержала ее спину. Кэмерон схватил Бет за лодыжку и всунул ее ногу в стремя.
— Все. Готовы?
— О, конечно. Давайте поедем прямо в Дерби.
Бет потянулась к поводьям, но Кэмерон не дал их ей.
— Никаких поводьев сегодня. Я вас поведу.
Бет в ужасе посмотрела на него. Йен был по другую сторону, и его мощная фигура действовала на нее успокаивающе, но она сидела над ним на головокружительной высоте.
— Без поводьев я свалюсь, — сказала она. — Правда?
— Ты не сможешь удержаться, прижимаясь к голове лошади, — объяснил Йен. — Надо сохранять равновесие.
— У меня это никогда не получалось.
— Теперь получится, — произнес Кэмерон.
Без лишних разговоров Кэмерон очень медленно повел лошадь. Бет сразу же сползла на правую сторону, но Йен подхватил ее и снова посадил в седло. Он улыбался, смеясь над своей бедняжкой женой.
Конюхи и многие слуги высыпали из дома посмотреть. Они либо делали вид, что спешат куда-то, либо стояли у забора, отделявшего конюшни от парка. Они были не прочь давать советы их новой хозяйке или поаплодировать ей, когда она смогла удержаться в седле на перешедшей на рысь лошади.
К концу урока верховой езды Бет, по крайней мере, научилась держаться в седле и пользоваться ногами как опорой. Все слуги приветствовали Бет, когда Йен снял ее с лошади.
Их одобрение представляло резкий контраст холоду, царившему за столом в тот вечер. Харт застыл в мрачном молчании. У лакеев, которые подбадривали Бет криками с шотландским энтузиазмом, был подавленный вид.
У Бет болели ноги, ее мышцы не привыкли к такой нагрузке. Когда она вошла в столовую и плюхнулась на предложенный Йеном стул, то невольно вскрикнула и подскочила. Йен обнял ее.
— С тобой все в порядке?
— В полном порядке. — Она прикусила губу. — Полагаю, Кэмерону надо подыскать мне лошадь помягче.
Йен усмехнулся, а затем разразился смехом. Его смех согревал Бет, был теплым и бархатистым, таким приятным, что она упивалась им.
Бет улыбнулась ему и продемонстрировала, как осторожно она садится.
— Больше не смейся надо мной, Йен Маккензи, это мой первый урок.
Йен поцеловал ее в щеку и, продолжая улыбаться, направился к своему стулу.
— Бет любит пошутить, — сказал он, ни к кому не обращаясь.
Бет чувствовала холод во взгляде Харта. Дэниел сидел, раскрыв от удивления рот. Кэмерон неподвижно застыл на своем месте. Что-то произошло, но что именно, Бет пока не знала. Вечер прошел в напряженной обстановке. Хотя Йен ничего не замечал. Он спокойно ел, временами поглядывая на Бет. Он улыбался и, выбрав момент, когда на них никто не смотрел, показал ей язык. Бет густо покраснела и опустила глаза, глядя в свою тарелку.
Когда лакеи, наконец, убрали последнее блюдо, Харт встал и отбросил салфетку.
— Йен, ты мне нужен, — сказал он и вышел из комнаты.
Кэмерон взял ящичек с сигарами, стоявший на подсервантнике. К нему присоединился Дэниел. Никого из них не удивил внезапный уход Харта. Когда Йен направился к ним, Бет вскочила со стула и выбежала из комнаты.
— Бет… — услышала она голос Йена и уже оказалась внизу в холле, а затем в личном кабинете Харта.
Харт, стоявший на середине комнаты, обернулся.
— Йен вам не слуга! — возмущенно заявила Бет.
Харт пригвоздил ее своим хищным орлиным взглядом.
— Какого черта?
— Вы зовете Йена, как зовете лакея, чтобы он подал вам сапоги.
На скуле Харта задергалась мышца.
— Миссис Экерли, вы пробыли членом нашей семьи всего лишь неделю. Мы с Йеном достигли взаимопонимания задолго до того, как вы появились на горизонте.
— Он ваш брат, а не секретарь.
— Не испытывайте мое терпение.
— Вы его любите. Почему вы скрываете это от него?
Харт, сжав губы, подошел к ней и взял ее за плечи. Он был угрожающе силен.
— Миссис Экерли…
— Мое имя — Бет.
Дверь с шумом распахнулась, и в комнату ворвался Йен. Он схватил Харта и отшвырнул его от Бет.
— Не трогай ее!
Харт оттолкнул его.
— Что это с тобой?
— Бет, оставь его!
У Бет дрогнуло сердце.
— Йен, прости меня. Я только была…
Йен повернул голову, но не посмотрел на нее.
— Сейчас же!
Бет в изумлении постояла еще минуту и поспешно вышла из комнаты.
В холле Кэмерон озадаченно посмотрел на нее, когда она проходила мимо, затем сказал: «Черт!» — и направился в кабинет Харта. В коридоре громко хлопнула дверь.
Бет едва добралась до парадной лестницы. Она задыхалась. Этот проклятый корсет был слишком туго зашнурован. Кто-то плюхнулся рядом с ней.
— С вами все нормально, тетя Бет? Хотите выпить или чего-нибудь еще?
Услышав «тетя Бет», Бет с трудом сдержала истерический смех.
— Да, спасибо тебе, Дэниел. Не помешало бы выпить.
— Эй! — крикнул Дэниел. — Энгус, принеси стаканчик иски.
Важный по виду лакей, проходивший через холл, повернулся на каблуках и пошел обратно в столовую.:
— Они всегда такие? — спросила Бет.
— Хватают друг друга за горло? О да. Всегда из-за чего-то кричат. Вы к этому привыкнете.
— Я привыкну?
— Придется, куда вы денетесь? Но они несчастливы.
Бет смахнула слезы.
— А как же ты? Ты тоже несчастлив?
Дэниел пожал худенькими плечами.
— Вы думаете так, потому что моя мама пыталась убить меня и моего папу, а затем покончить с собой? Я ее не знал, а папа сделал все, что мог.
Его спокойное восприятие преступления матери пронзило сердце Бет. То же самое происходило в Ист-Энде, десятилетние девочки, чьи матери были проститутками, которых избивали их мужчины, только пожимали плечами и равнодушно говорили: «Она была шлюхой. Чего же она могла ожидать?»
Не знавший о ее жалости, Дэниел взял хрустальный стакан, принесенный Энгусом, и вложил в руку Бет. Она глотнула виски, вкус ей понравился. «Леди не пьют алкогольных напитков», — услышала она голос миссис Баррингтон. Несмотря на это, тайная бутылочка бренди была спрятана в ночном столике миссис Баррингтон.
— Скажи мне вот что, Дэниел, — устало попросила Бет. — В столовой, когда Йен смеялся надо мной, у вас был такой вид, как будто обрушился потолок. Почему?
Дэниел наморщил лоб.
— Почему? Потому что Йен смеялся. Не думаю, что кто-либо из нас когда-нибудь слышал, чтобы дядя Йен так громко смеялся. По крайней мере, после освобождения из сумасшедшего дома.
Бет делала успехи на уроках верховой езды и к концу недели уже могла ездить без помощи Кэмерона или Йена, ехавших рядом с ней. Она научилась управлять лошадью ногами и не хвататься за поводья, чтобы удержаться в седле.
Болезненные ощущения становились все слабее, по мере того как ее мышцы привыкали к тренировкам. К началу второй недели занятий она уже могла забраться на постель, только немного постанывая от боли. Йен оказался удивительно способным массажистом для ее мышц.
Бет полюбила старую лошадь, на которой ездила. У кобылы была родословная длиной с милю, но конюхи между собой называли ее Эмми. В то время как Бет с Эмми разъезжали по бескрайним землям Килморгана, Йен и Кэмерон обучали своих лошадей перескакивать через препятствия. Йен был отличным наездником, но казалось, Кэмерон с его конем сливались в одно целое. Когда он не обучал Бет, он тренировал привезенную им лошадку, пуская ее бегать на длинном корде, который держал в своих умелых руках.
— Это его дар, — сказал Йен, когда однажды утром они вместе с Бет наблюдали за ним. — Он может делать все, что захочет, с лошадьми. Они его любят.
С людьми Кэмерон был резок, часто даже груб, и цветистые выражения украшали его речь. Сначала он извинялся перед Бет, но спустя некоторое время перестал это делать. Бет вспомнила, как Изабелла ей говорила, что Маккензи прожили холостыми так долго, что они уже не следили за своими манерами в обществе женщин. Бет, привыкшая к грубости обитателей Ист-Энда, решила, что может перенести это. Как она сказала инспектору Феллоузу, она не была нежным цветочком. Она научилась ценить свои разговоры с Йеном, такие, как вот этот разговор о Кэмероне, потому что он редко покидал постель. В течение следующей пары недель он запирался с Хартом. Или оба они уезжали верхом поодиночке, и никто не мог сказать куда.
Кэмерон продолжал заниматься обучением Бет, ничем не показывая, что произошло что-то необычное. Однажды Бет попыталась спросить Йена, чем они с Хартом занимались. И Йен, посмотрев куда-то в даль, ответил: «Делом».
Ее бесило, что она не понимает, но любопытство и выпытывание были ей ненавистны. Харт был прав. Она плохо знала Йена; возможно, этим все и объяснялось. «Я не могу ожидать, что они изменят всю свою жизнь ради меня», — говорила себе Бет. Другая ее часть отвечала: «Но он мой муж…»
Так продолжалось, пока однажды Кэмерон не поехал с ней кататься в сторону холмов.
День выдался прекрасный, дул приятный летний ветерок, шевеливший листву. На верхушках самых высоких холмов пятнами лежал снег. Солнце никогда достаточно не нагревало землю, чтобы растопить его.
— Вон там в лесу есть искусственные руины, — сказал ехавший рядом с ней Кэмерон.
Его личный конь был черным блестящим жеребцом. Конюхи боялись этого животного, но оно охотно подчинялось Кэму.
— Мой отец построил их для моей матери. Ему показалось мало разрушенных замков, находившихся в горах, поэтому он решил построить подделку.
Братья никогда много не говорили о своей матери, как и об отце. Портрет бородатого отца сердито смотрел на нее каждый день со своего места на втором этаже лестницы, но она никогда не видела портрета их матери. Она поторопила Эмми, ей было интересно, что же она там увидит.
Позади нее споткнулся конь Кэмерона. Бет испуганно повернулась и увидела, что Кэмерон уже спешился и с озабоченным видом осматривает копыто жеребца.
— Он пострадал? — спросила она, обращаясь к широкой спине Кэмерона.
— Нет, с ним все в порядке. Потерял подкову, а, старина? — Он потрепал коня по шее. — Поезжайте выше к руинам. Эмми знает дорогу.
Бет судорожно сглотнула, она еще не отваживалась ездить одна, но решила, что когда-то надо начинать. Она тронула Эмми, и старая лошадь не спеша двинулась по тропинке к вершине холма.
Становилось жарко, воздух застыл между деревьями. Бет вытерла лицо и ехала в надежде, что в руинах гуляет прохладный ветерок. Вскоре она увидела их: живописные каменные здания, заросшие мхом. На плоских стенах были маленькие оконца и искусно разбитые кирпичи. Теперь Бет поняла, почему эти руины воздвигли именно в этом месте. Открывавшийся отсюда вид был потрясающим.
Одна за одной земля волнами откатывалась все дальше и дальше к видневшемуся вдали плоскому серому морю. Ручей с журчанием бежал к развалинам и там падал вниз.
— А ты уверен, что у Феллоуза нет ничего нового? — раздался в руинах голос Харта, и Бет замерла.
— Я уже сказал, — ответил ему Йен.
— Ты ничего не сказал. Нам надо поговорить об этом. Почему ты не рассказал мне о Лили Мартин?
— Я хотел, чтобы она была в безопасности. — Наступило молчание. — Я ничем не смог ей помочь.
Лили Мартин, так звали женщину, убитую на Ковент-Гардене. Бет вспомнила ночь, когда Йен уехал в Париж. Феллоуз тогда был уверен, что Йен убил ее.
— Почему ты не рассказал мне об этом? — повторил Харт.
— Чтобы ей не грозила опасность, — упрямо ответил Йен.
— От Феллоуза?
— Отчасти.
— От того, кто убил Салли Тейт? — спросил Харт.
Снова наступило молчание, нарушаемое лишь журчанием ручья внизу.
— Йен, ты знаешь? — едва слышно спросил Харт.
— Я знаю то, что я видел.
— И что это было? — нетерпеливо спросил Харт.
— Кровь. Она вся была залита кровью; и мои руки были в крови. Я пытался стереть ее со стен, с постели. Она была как краска….
— Йен, посмотри на меня.
Йен удалялся, его слова затихали вдали.
— Я знаю, что я видел, — тихо произнес он.
— А Феллоуз знает?
Йен снова помолчал, потом сказал уже более уверенно:
— Нет.
— Тогда зачем ему нужна Бет?
— Не знаю. Однако она нужна ему, но я ее ему не отдам.
— Очень благородно с твоей стороны, — сухо заметил Харт.
— Если она замужем за мной, твое имя защищает и ее. Семью Маккензи не должен беспокоить Ллойд Феллоуз.
— Я помню.
— Он пытался заставить ее шпионить за мной, — продолжал Йен.
— Вот как? — резко изменился тон голоса Харта.
— Бет отказалась. — По голосу Йена чувствовалось, что он был доволен. — Она прогнала его. Моя Бет его не боится.
— А ты уверен, что она отказалась?
— Я был там. Но в случае…
Снова пауза, и Бет затаила дыхание.
— В случае чего?
— Жена не может свидетельствовать против мужа, не так ли?
Харт помолчал.
— Прости меня, Йен. Иногда я забываю, как ты умен.
Йен ничего не ответил. А Харт снова заговорил:
— Ты прав, Йен. Это к лучшему, что она на нашей стороне. Но как только она сделает тебя несчастным, в ту же минуту ваш брак становится недействительным. Ее можно заставить молчать, если сумма денег окажется достаточной. Все имеет свою цену.
Бет было больно дышать, все расплывалось у нее перед глазами. Она повернулась и, ничего не видя, пустила Эмми вперед, радуясь тому, что стук копыт лошади был почти не слышен на мокрых листьях.
К горлу подступала тошнота. Бет прижалась к рыже-коричневой гриве, предоставив лошади искать дорогу домой. Бет с трудом вспоминала поездку в Килморган. Она узнала дом, лишь когда он внезапно предстал перед ее глазами, — длинное строение словно затаилось в долине, его окна блестели, как следящие за всеми глаза.
Кэмерона нигде не было видно, вероятно, он искал потерянную подкову жеребца, и это вполне устраивало Бет. Появился высокий рыжеволосый конюх, взял поводья Эмми, и Бет услышала, как она вежливо поблагодарила его. Собаки выбежали встречать ее, но она была не в силах приласкать их, и они повернулись и неспешно направились обратно в конюшни.
Бет не помнила, как вошла в дом и поднялась в спальню, в которой они спали вместе с Йеном. Она закрыла дверь перед горничной, спешившей помочь ей. Затем разделась и легла в постель.
День был в разгаре, и солнце, проникая сквозь окна, ярким светом заполняло комнату. Бет лежала неподвижно, положив руку на живот, без корсета она, наконец, могла позволить себе дышать. Несколько слезинок скатились по ее лицу, затем высохли, и у нее жгло глаза. Ей показалось, что она слышит ироническую усмешку миссис Баррингтон.
Бет так и лежала, пока не услышала, что пришел Йен. Тогда она закрыла глаза, не желая видеть его.
