Глава 16
Бет лежала в тени полога, ее темные волосы разметались по подушке. Йен смотрел на длинные коричневые пряди, словно шелковые змейки расползавшиеся по белым простыням. Шесть прядей лежали вытянувшись, семь прядей пересекали их под причудливыми углами, а еще три лежали на ее светлой сорочке. Ему нравился этот рисунок, и он некоторое время рассматривал его.
Подол сорочки загнулся, обнажая ее икры с мускулами, окрепшими от верховой езды. Он наклонился и, дотронувшись до нее, вздрогнул, почувствовав, что она липкая и холодная.
— Бет, ты заболела?
Веки Бет задергались, но она на него не посмотрела.
— Нет.
Йен замер, легкая головная боль нарастала у него в голове. Ему всегда было трудно понять, что чувствует другой человек, но страдания Бет проникли даже в его голову.
— Ты упала? — Он сел на кровать рядом с ней. — Ты испугалась? Скажи мне.
Бет приподнялась, ее спутанные волосы упали на ее пышную грудь.
— Йен, пожалуйста, расскажи мне, что случилось в ту ночь в Хай-Холборне.
Она еще не кончила говорить, а он уже затряс головой. Столько людей хотели обсуждать это — Феллоуз, Харт, Бет. Харт в этот день снова спрашивал, что сделал Йен, пытаясь проникнуть в тот ящичек памяти Йена, который тому хотелось запереть навсегда.
«Не заставляй меня видеть…»
Бет сжала его пальцы.
— Пожалуйста, мне необходимо знать.
— Не надо.
— Надо, мне надо понять.
— Забудь об этом, — хрипло прозвучал в тишине его голос. — Я хочу, чтобы ты посмотрела на меня так, как смотрела, когда мы впервые встретились, до того, как ты узнала.
— Как я могу? Как я могу не знать? Я твоя жена. — Она отпустила его руку. — Ты и не собирался когда-нибудь рассказать мне, не так ли, пока об этом не рассказал Феллоуз? И сколько времени ты молчал?
— Сколько мог.
— Ты хоть немного доверяешь мне?
Йен отвел глаза, его внимание привлекла тень листвы на оконной раме.
— В этом деле я никому не доверяю.
— Кроме Харта.
— Тем более Харту, — мрачно сказал он.
— Ты думаешь, я кому-нибудь расскажу то, что ты говоришь мне?
Он бросил на нее быстрый взгляд и тут же отвел глаза, но успел увидеть в ее голубых глазах слезы.
— Феллоуз просил тебя.
— И ты поверишь в то, что я расскажу? Я знаю, что поверишь. Но Феллоуз не может заставить меня дать показания, не так ли? Жена не может свидетельствовать против ужа. Я слышала, как ты объяснял это Харту.
Сердце Йена забилось сильнее. Он повторял в уме каждое слово, которым обменялся с Хартом на развалинах. Она была там, должно быть, проезжала на лошади мимо. И остановилась послушать.
— А где был Кэм? Он был с тобой? Он слышал?
Бет удивленно раскрыла глаза.
— Нет, его конь потерял подкову. Слышала только я. Больше никто. Я слышала, ты говорил о ее крови. Я слышала, как ты говорил Харту, что женился на мне для того, чтобы не давать Феллоузу возможности использовать меня против тебя. Это правда? — пролепетала она с нервным смешком. — Конечно, правда. Ты не умеешь лгать.
Воспоминания нахлынули на него, ужасные и ясные. Вот он возвращается в комнату, на простынях лежит белое тело Салли, на ее лице удивление, руки, ноги залиты кровью, крашеные рыжие волосы раскинулись на подушках в том же порядке, как и змейки на подушке Бет.
— Я не мог ей помочь. Я подвел ее.
Так он подвел и Лили Мартин, вот и дама в холле перед дверью в комнату, ужас в ее глазах. Она видела. Она знала, нельзя было допустить, чтобы она рассказала констеблю, он пять лет скрывал Лили, но, в конце концов, она умерла.
А теперь Бет. Если бы она знала, то ее жизнь тоже была бы в опасности.
— Помоги мне разобраться, — попросила Бет. — Скажи мне, почему ты так боишься, почему так поступаешь со мной?
— Мне следовало это знать. Мне следовало прекратить.
— Прекратить что? Знать о чем?
Он тяжело оперся руками на плечи Бет, и она поморщилась. Тогда он убрал руки и решительно встал.
— Прекрати спрашивать меня.
— Йен, я твоя жена. Я обещаю, что не побегу к инспектору Феллоузу, чтобы рассказать ему все, что ты рассказал не. Я так и сказала тебе в тот день, когда он ко мне обратился.
— Мне наплевать на инспектора Феллоуза.
Она засмеялась, и он не понял, что в этом было смешного.
— И все же ты женился на мне, чтобы в тайне от него сохранить все свои секреты. Какая иная причина могла бы заставить тебя жениться на наивной вдове не первой молодости?
Он не понимал, о чем она говорила.
— Я женился на тебе, чтобы оградить тебя от него. Держать идиотов, подобных Мейтеру подальше от тебя. Имя Харта защищает его семью, поэтому я сделал тебя членом его семьи, сделал тебя Маккензи. Никто и пальцем не тронет семейство Маккензи.
— Потому что могущественный герцог Килморган так влиятелен в министерстве внутренних дел?
— Да.
Ее глаза были такими синими. И слезы делали их синими, как васильки, ослепительно голубыми. У Йена разболелась голова, и он потер висок.
— Я хочу помочь тебе выяснить, что произошло, — сказала Бет. — Помочь тебе обрести покой.
О Боже.
— Нет, нет, нет. Оставь это.
— Как я могу? Это разрывает твою душу, разрывает и мою. Если ты расскажешь мне, если мы обдумаем это, может быть, мы поймем, что случилось на самом деле.
Йен отшатнулся.
— Это не какая-то чертова детективная история.
Бет прикусила губу, белые зубы на красном, в нем неожиданно и совсем некстати вспыхнуло желание. Но если бы он занялся с ней любовью и не останавливался, пока она не начала бы задыхаться, она перестала бы задавать вопросы, перестала бы думать, перестала бы смотреть на него.
— Я жила в Ист-Энде, — говорила Бет, но ее слова не доходили до его сознания. — Я знала девушек легкого поведения, и они неплохо относились ко мне, по крайней мере, большинство из них. Возможно, некоторые знали Салли Тейт, знали, кто преследовал ее и убил, охваченный ревностью…
До сознания Йена наконец дошли ее слова. Он схватил е за запястья.
— Нет!
Он смотрел ей в глаза… такие голубые, такие прекрасные, каким бывает небо в середине лета…
Он закрыл глаза.
— Держись от этого подальше. Выбрось эти мысли из головы. Как ты думаешь, почему умерла Лили Мартин?
Молчание. Наконец Йен открыл глаза и снова увидел перед собой Бет, ее губы были полуоткрыты. Груди выскользнули из сорочки, мягкие и белые, так хотелось к ним прикоснуться.
— Она умерла потому, что слишком много знала, — сказал он. — Я не мог ее спасти. Я не хочу, чтобы это случилось с тобой.
Бет с изумлением посмотрела на него.
— Значит, ты думаешь, он снова нанесет удар?
Йену трудно было дышать. Он сжал кулаки и сжимал их, ока ногти не впились в ладони.
— Да оставь ты это! Черт побери, это тебя не касается!
— Ты сделал меня своей женой. И меня все касается.
— И как моя жена, ты должна повиноваться мне.
Бет уперлась руками в бедра и подняла брови.
— Ты мало что знаешь о браке, не так ли?
— Я ничего не знаю.
— Это значит вместе нести свое бремя. Это когда жена помогает мужу, а муж — жене…
— Бога ради! — Йен резко повернулся, не в силах стоять неподвижно. — Я не твой Томас, твой викарий. Я таким никогда не буду. Я знаю, ты никогда не будешь смотреть на меня так, как смотрела на него.
Она, побледнев, смотрела на Йена.
— Что ты хочешь этим сказать?
Он снова повернулся к ней:
— Ты смотришь на меня, как на Безумного Маккензи, эта мысль прочно засела у тебя в голове. — Он постучал по голове. — Ты никогда не сможешь забыть о моем безумии, всегда будешь жалеть меня.
Бет задумалась, но промолчала. Его Бет, которая могла болтать о чем угодно и сколько угодно, лишилась речи.
Потому что Йен сказал правду. Она была безумно влюблена в своего первого мужа. Йен понимал, что такое любовь, даже если не мог испытывать ее. Он видел, как любовь и переживания приносили страдания его братьям, и знал, что Бет тоже это испытала.
— Я никогда не дам тебе того, что он дал тебе. — Боль пронзила его грудь. — Ты любила его, и я знаю, что ничего подобного не может быть между нами.
— Ошибаешься, — прошептала Бет. — Я люблю тебя, Йен.
Он прижал сжатые кулаки к груди.
— Во мне нечего любить. Нечего. Я безумен. Мой отец знал это. Харт знает это. И ты не вернешь мне здоровье. У меня такие же приступы гнева, какие были у моего отца, я непредсказуем…
Он замолчал, снова разболелась голова, Йен яростно потер виски.
— Йен!
Остальная часть его тела хотела Бет и не могла понять, почему ему мешает его гнев. Ему хотелось прекратить эти глупые споры и уложить ее на кровать.
Ее возбужденное дыхание приподнимало ее груди, а волосы падали на белые плечи. Если бы он овладел ею, она перестала бы приставать к нему с разговорами об убийствах и любви. Она бы просто принадлежала ему.
«Она не шлюха, — шептало что-то в его голове. — Она не вещь, которой можно пользоваться. Она — Бет».
Йен схватил ее за плечи и привлек к себе, зажав ей рот своими губами. Затем, с силой разжав ее губы, грубо поцеловал ее. Она, уже слабея, упиралась кулачками в его грудь, но ее била дрожь.
Ему хотелось вобрать ее всю в себя или самому войти в нее, и он жадно припал к ее губам. Если бы он смог стать ее частью, все было бы хорошо. Ему стало бы хорошо. Ужас, который он скрывал, исчез бы.
Но он знал, что не исчезнет. Его проклятая память сохранит все так, как будто это произошло вчера. И Бет по-прежнему будет смотреть на него так, будто он был каким-то жалким существом из канавы Ист-Энда. Ее жар обжигал его, как когда-то в детстве обжигала горячая вода в ванне. Никто не верил ему, когда он кричал, что обжегся, — его насильно сажали в воду, и он кричал до боли в горле, кричал до хрипоты.
Йен оттолкнул Бет, губы у нее припухли и были пунцовыми, а глаза широко раскрыты.
Он отошел от нее.
Мир выглядел как-то странно, рисунок на ковре указывал, хотя и не очень ясно, на дверь. Было мучительно передвигать ноги, направляясь к двери, но он должен был уйти из этой комнаты, уйти от гнева и боли.
В холле он увидел Керри. Без сомнения, он поспешил сюда, когда услышал крики. Они все беспокоились о нем: Керри, Бет, Харт, Кэм — такие заботливые, окружавшие его тюремщики. Он молча прошел мимо Керри и двинулся дальше.
— Куда собрались, хозяин? — окликнул его Керри, но Йен не ответил.
Он шел по холлу, стараясь ступать на кайму ковра. У лестницы он повернулся под прямым углом и стал спускаться вниз.
Керри, запыхавшись, следовал за ним.
— Тогда я пойду с вами.
Йен не обратил на него внимания. Он шел по полу из черных и белых мраморных плит, ступая лишь на белые, и вышел через заднюю дверь, ведущую в сад.
Он шел, шел до домика управляющего имением, зашел в него и сразу направился к шкафу, в котором хранились ружья для охоты на фазанов. Он знал, где лежат ключи, и когда Керри догнал его, у Йена в руках было два пистолета.
— Хозяин!..
— Заряди их для меня.
Керри поднял руки:
— Нет.
Йен отвернулся. Он сам отыскал пули, положил коробку с ними в карман и вышел. Проходя через сад, он заметил молодого младшего садовника, подрезавшего розовый куст, садовник уставился на Йена разинув рот. Йен схватил его за плечо и потащил за собой. Молодой человек выронил садовые ножницы и безропотно побрел рядом с ним. Керри, запыхавшись, следовал за ними.
— Уходи отсюда, — приказал он молодому садовнику, — займись своей работой.
Йен не понимал, с кем разговаривает Керри. Он продолжал крепко держать молодого садовника за плечо. Он был сильным, несгибаемым как сталь.
У выхода из сада Йен протянул незаряженный пистолет садовнику, достал коробку с пулями и, открыв ее, сунул в руки молодого человека.
Пули и медные гильзы блестели на солнце. Йен полюбовался их безупречной формой, сужавшейся вверху и плоской снизу, и тем, как точно они входили в патронник револьвера.
— Заряди мне один, — сказал Йен садовнику.
Юноша дрожащими руками начал выполнять приказание.
— Стой! — приказал Керри. — Не слушай его!
Йен, взявшись за пальцы молодого человека, вложил пулю в обойму револьвера. Револьверы были марки «Уэблиз» и заряжались поворотом ствола к ударнику.
— Осторожно, — сказал Йен. — Не порань себя.
— Опусти пистолет, парень, а то ты пропал.
Молодой человек с ужасом посмотрел на Керри.
— Делай, как я сказал, — приказал Йен.
Юноша судорожно сглотнул.
— Да, милорд.
Йен зарядил револьвер, прицелился и выстрелил в небольшой камень, лежавший на другом камне в пятидесяти футах от них. Он стрелял и стрелял, пока обойма не опустела.
Он отшвырнул пистолет в сторону садовника и поднял второй пистолет.
— Перезаряди его, — сказал он и прицелился новым оружием.
Йен сделал еще шесть выстрелов, разнося на куски оба камня. Он взял первый пистолет и прицелился в другой камень, а молодой человек снова заряжал второй пистолет. Йен смутно слышал, как Керри что-то кричал ему, потом садовнику, но не понимал смысла его слов. Позади себя он услышал другие голоса. Кэм. Харт. Его мир сузился до синей стали пистолетного дула, крохотных взрывов, разбивавших камень, звуков спущенного им курка. Он почувствовал тяжесть пистолета в своей руке и, искоса взглянув в сторону сладкого запаха пороха, приготовился принять удар.
Он выстрелил, подняв пистолет, и стрелял снова и снова.
Руки у него болели, глаза слезились, а он продолжал стрелять.
— Хозяин! — кричал Керри. — Прекратите, ради Бога!
Йен прицелился, спустил курок. У него согнулась рука, но он, выпрямив ее, снова начал стрелять.
Тяжелые руки легли на его плечи. Раздался голос Харта, рычавшего от гнева. Йен стряхнул его с себя и продолжал стрелять.
Огонь, рука на пистолете, второй пистолет, цель, огонь.
— Йен!
Он услышал ласковый голос Бет, и ее прохладная рука опустилась на его руку. Мир быстро возвращался на свое место.
Теперь все было туманным, сумрак сменял светлый полдень. Рядом с ним рыдал младший садовник, который, бросил пустой пистолет и закрыл лицо руками.
Руки у Йена болели. Он медленно выпустил из рук пистолет, который Керри у него отобрал. Ладони были в мозолях, кожа, казалось, горела.
Бет дотронулась до его лица.
— Йен…
Ему понравилось, как она произносила его имя. Она произносила его мягко, по слогам и всегда тихим ласкающим тоном.
Позади нее виднелась фигура Харта, но Йен был поглощен Бет. Он обнял ее за талию и уткнулся лицом в ее шею.
— Когда он вернется и обнаружит, что вас нет, кого он задушит? — жалобно спросил Керри. — Меня, кого же еще.
Бет отдала Кейт свой саквояж и натянула перчатки.
— Вы рассказали мне, что когда он вот так исчезает, то часто бывает, что исчезает надолго. К тому времени я уже вернусь.
Упрямое выражение на лице Керри говорило, что он этому не верит.
Накануне, после того как Керри перевязал раны на его руках, Йен провел ночь, занимаясь с Бет любовью. Но когда Бет проснулась, Йена уже не было не только в их постели. Йена не было ни в спальне, ни в доме, ни в окружавшем дом парке. Все лошади оставались на своих местах. И никто не видел, как он уходил.
Харт обеспокоился и потребовал приступить к поискам. Кэмерон и Керри просили его оставить Йена в покое. Йен придет, когда будет готов к этому. Разве он когда-нибудь не возвращался? Харт, судя по его виду, обвинял Бет.
— Вы поступаете правильно, миледи, — шепнула ей Кейт, когда они садились в карету. — Я всегда считала его психом.
— Я не бросаю его! — резко сказала Бет достаточно громко, чтобы ее услышал кучер. — Просто у меня есть дела в Лондоне.
Кейт взглянула на кучера и подмигнула Бет.
— Вы правы, миледи.
Бет замолкла, как только карета тронулась. Она почувствовала, как боль пронзила ее сердце. Она будет скучать по Килморгану. До железнодорожной станции они добрались без приключений. Но когда кучер вынул из кареты багаж, неожиданно с запяток скатился сын Кэмерона Дэниел. Он просидел там, скорчившись.
— Возьмите меня с собой, — попросил он.
У Бет так и не создалось четкого представления о Дэниеле. С его темно-рыжими волосами и золотистыми глазами, он определенно был Маккензи, но овал лица у него был совсем другим, а взгляд более мягким. Что делало его скорее красивым, а не суровым. Его мать, если верить Керри, в свое время славилась своей красотой.
«Совсем как наш лорд, Кэмерон женился на такой, как она, — говорил Керри. — Чем-то она задела его за живое». Дэниел пытался во всем подражать Кэмерону, Бет это видела и была этим тронута. Он нуждался во внимании и одобрении отца, а Кэмерон не всегда замечал и откликался на его усилия.
— Я не уверена, что это порадует твоего отца, — попыталась отговорить его Бет.
У Дэниела вытянулось лицо.
— Пожалуйста! Здесь будет совсем мрачно, когда Йен где-то прячется, Харт готов откусить всем голову, а папа кричит, как раскат грома. А после вашего отъезда они станут еще хуже.
Бет чувствовала, что когда Дэниел окажется между ними, его вспыльчивость и бунтарство будут поводом для Харта и Кэмерона еще суровее относиться к нему.
— Ладно, — сказала Бет. — Ты, случайно, не собрал свои вещи?
— Нет, но у меня есть одежда в папином доме в Лондоне, — Дэниел отбежал на несколько шагов и прошелся колесом. — Я буду хорошо себя вести, обещаю!
— Вы с ума сошли? — прошипела Кейт, когда Бет подошла к окошечку за билетами. — Зачем вам сажать себе на шею этого чертенка?
— Он будет полезен, и мне его жалко.
Кейт с изумлением посмотрела на нее.
— Да от него одно беспокойство. Его отцу надо спустить него шкуру.
— Сложное дело быть родителями.
— О, в самом деле… А у вас были дети?
Острая боль кольнула сердце Бет.
— Нет, но я знала множество детей.
Она улыбнулась смотрителю станции, подошедшему к окошечку.
Он занес билет Дэниела на счет Килморгана, с некоторым удивлением посмотрев на Бет, которая сама пришла за билетом, а не прислала слугу. Мысль, что ее милость покупает что-то для себя, привела бы в ужас любого.
— И еще я бы хотела послать телеграмму, — сдержанно сказала она и подождала, пока смотритель найдет для нее карандаш и бумагу.
— Кому, миледи?
— Инспектору Феллоузу, — ответила она. — В Скотланд-Ярд в Лондоне.
