Книга: Пылкие мечты
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8

Глава 7

Если ничего не случится, то скоро они будут в Сток-он-Тренте. Так ответил Дэвид, когда Гвинет спросила его об этом, – слишком ухабистый отрезок дороги вынудил ее отложить в сторону свой дневник. Как она уверяла себя, это послужило поводом для того, чтобы завязать с ним разговор.
Гвинет могла признаться себе – Дэвид заставляет ее нервничать. Их близость, вызванная теснотой кареты, не могла не действовать на нее. Кроме того, еще слишком живы воспоминания о поцелуе прошлой ночью – это тоже не облегчало ее положения. Гвинет боролась со своим смятением, и ей было совсем нелегко притворяться, будто ей безразлично его присутствие.
Разговаривать с Дэвидом о чем-нибудь в дороге Гвинет не собиралась. Когда Дэвид бодрствовал, она притворялась спящей. Когда он дремал, она заставляла себя смотреть на мелькавшие в окне сельские просторы, все время борясь с желанием посмотреть на него. Когда же они оба просыпались, Гвинет раскрывала свой дневник и сосредоточенно принималась писать. Конечно, она ни на миг не сомневалась в том, что все написанное ею в карете сплошная чушь, однако это занятие позволяло ей делать вид, будто она ужасно занята, что препятствовало их общению. Она знала, что это из-за нее их обед прошел в напряженном молчании, но ничего не могла с этим поделать.
Дэвид тоже ничего не предпринимал, чтобы облегчить ее положение. Сегодня он уже не один раз делал ей замечания. А в один из томительных периодов молчания, когда Гвинет пыталась с головой погрузиться в работу, она обнаружила, что он подсматривает за ней, точно так же как он делал это теперь. Из-за этого у нее внутри разгорался непонятный жар, звенело в ушах и по всему телу бегали мурашки.
– Как ты думаешь, в гостинице Сток-он-Трента нам удастся принять ванну? – спросил он.
Воображаемая картина была слишком соблазнительна, а потому Гвинет решила не отвечать на его вопрос.
– Может, у них найдется ванна… гм-гм… из китайского фарфора?
Она украдкой бросила на него взгляд, но ничего не ответила. Гвинет очень сомневалась, что керамические мастерские мистера Веджвуда изготавливают ванны для купания.
– Если у них нет ничего, то я просто искупаюсь в Тренте, чтобы смыть с себя всю грязь. А как ты – не хочешь составить мне компанию?
Он сидел, вытянув длинные ноги между сиденьями. Было тепло, и несколько раньше, в полдень, Дэвид снял куртку и закатал рукава рубашки, обнажив мускулистые руки, что свидетельствовало о роде его не столь давних занятий. Однако за время их двухдневной поездки он ни разу не побрился.
Ей было интересно, намерен ли он взять отдельный номер. Он обязан, решила Гвинет и вдруг почувствовала, как краска бросилась ей в лицо. Чтобы скрыть смущение, она, повернувшись к окну, стала смотреть на проплывающий за окном кареты пейзаж. Гвинет предположила, что они уже подъезжают к Сток-он-Тренту.
– Как ты считаешь, одобрит ли твой обожатель тот факт, что мы вдвоем поселимся в одном номере?
Гвинет бросила на него сердитый взгляд. По его лицу скользнуло плутоватое выражение, если это ей не показалось. Вздохнув, она снова уставилась в свой дневник.
– Меня совсем не волнуют чувства, которые он испытывает к тебе. Но что касается его отношения ко мне, то, когда я объясню ему обстоятельства прошлой ночи, уверен, он войдет в мое положение, а также поймет, что я просто не мог изменить хоть что-нибудь.
– Да, а как же предстоящая ночь и завтра? Как ты собираешься объяснить ему совместное пребывание со мной в одном номере на протяжении всей поездки?
Ее мозг упорно и настойчиво доказывал не правильность и даже непристойность такого рода допущений, но все ее тело восставало против них. Сознание против страсти. «Боже мой, – подумала Гвинет, – я становлюсь ходячим философским доказательством на двух ногах». К счастью, она еще могла подавлять свой телесный голод – пока могла.
– Кстати, прошлой ночью я обнаружил, что пол чертовски твердый, чтобы спать на нем.
– Дэвид, тебе следует подумать над тем, что нам с тобой просто неприлично… ни тебе, ни мне… вот так путешествовать.
– А ты разве думала о приличиях, когда замышляла побег?
– Это разные вещи.
Он покачал головой:
– После того, что ты попыталась выкинуть прошлой ночью – убежать через окно, – ты не оставила мне выбора. Теперь я не спущу с тебя глаз.
– Ты же не мой опекун, Дэвид.
Дэвид с самодовольным видом скрестил руки на груди:
– Скажи, разве я могу оставить тебя одну и тем самым погубить свое будущее, Гвинет? Из-за тебя, только из-за тебя я вынужден быть все время начеку.
С целью продемонстрировать свое умственное превосходство Гвинет захотелось тут же оспорить этот довод. Но вместе с тем она понимала – в этом нет никакого проку. У Дэвида был решительный вид человека, выполняющего свой долг. Однако Гвинет никак не могла взять в толк, откуда вдруг у Дэвида возникло такое повышенное чувство долга.
– И ты по-прежнему не скажешь мне, как ты собиралась объяснить все это своему обожателю?
– Никаких объяснений и не потребуется. Я не дам ни малейшего повода для них. – Она захлопнула дневник и прижала его к груди. – Он обязательно все поймет, учитывая то несчастливое стечение обстоятельств, в котором я оказалась.
– Конечно, он очень смышленый парень. Таковы все трусы.
Нет, она не позволит над собой насмехаться!
– И видимо, к тому же наивный, раз считает, что после стольких дней, проведенных со мной, между нами ничего не произошло.
– Ничего, – уверенно произнесла она. – И ничего в будущем.
Взгляд голубых глаз Дэвида остановился на ее губах, и Гвинет вновь охватило волнение. Если бы только она могла справиться с оставшейся еще с детских лет влюбленностью и видеть в Дэвиде только нахального грубияна, которого он пытался теперь изображать, насколько ей стало бы легче.
– Я буду отрицать все, что ты пожелаешь ему сказать. Я сумею доказать, что все это не правда.
– Джентльмен решит, несомненно, что я просто пренебрег твоей благосклонностью.
Он придвинул к ней ногу и толкнул ее колено.
– Если твои поцелуи – это демонстрация отвращения ко мне, то ты проделала большую работу, чтобы одурачить меня.
Гвинет каждый день могла сочинять по несколько страниц своих рассказов, но правдоподобно соврать сейчас у нее не выходило, и это тогда, когда ей следовало призвать на помощь всю свою сообразительность. Куда подевались ее хваленые бойкость и колкость в манере вести беседу? Ее тело, ее глаза и сердце, а теперь даже и язык – все изменило ей. Гвинет отодвинулась, прижав колени к дверцам кареты. Она открыла дневник и сосредоточилась на словах, написанных ею сегодня.
По сравнению с тем, что ей довелось испытать, написанное представлялось сказочно прекрасным. Увлекательный сюжет, позволяющий забыть обо всем, – вот что это было. Всюду кровь или запекшиеся в крови раны. Ни одного нежного слова или любовного момента.
«Небесная кара да обрушится на нечестивых! Кровь…» Гвинет негодующе вскрикнула, когда Дэвид выхватил дневник из ее рук. Она потянулась за ним, но Дэвид удержал ее на месте.
– Сию же минуту отдай мне дневник, нахал! – Она попыталась дотянуться до тетради в его руке. – Ты не имеешь никакого права читать мои личные записи.
– Сколько раз я давал тебе возможность почитать мне то, что ты написала.
– Мне этого совсем не хочется.
– Но раньше ты это делала с удовольствием.
– Делала, но тогда ты мне нравился. Теперь этого больше не будет, потому что я терпеть тебя не могу! Сейчас же верни мой дневник!
Гвинет снова попыталась дотянуться до тетради и вдруг замерла, когда Дэвид прижался губами к ее шее. Его неожиданный поцелуй ошеломил ее. У нее перехватило дыхание, а когда губы Дэвида скользнули еще ниже, к вырезу платья, она почувствовала себя совсем беспомощной. Через секунду он нежно прихватил зубами мочку ее уха.
– От тебя так приятно пахнет.
Она повернула к нему лицо, и губы Дэвида оказались там, где им и положено быть.
Поцелуй был страстным и долгим. Когда Дэвид посадил ее к себе на колени, любовь Гвинет вспыхнула с неожиданной силой. Она обняла его за шею, а Дэвид осыпал ее поцелуями. Она уже не могла больше себя контролировать. Все ее раздражение и злость вылились в страстный поцелуй; этим она как будто пыталась наказать его за все насмешки и оскорбления. Но этим она наказала только себя. Гвинет не могла объяснить, что с ней происходит, и не понимала ничего, она просто интуитивно стремилась к более тесной близости. Дэвид крепко обнял ее и прижал к себе. Внезапно она ощутила движение его восставшего мужского достоинства.
Гвинет была не в силах остановиться. Она упивалась его ласками. Когда рука Дэвида обхватила ее грудь и нежно сжала, Гвинет издала слабый крик удовольствия. Действительность оказалась намного приятнее, чем она себе воображала. Страстное жадное возбуждение, наполнявшее ее, превосходило все, что она могла себе представить.
– Теперь ты уже не сможешь сказать, что между нами ничего не было, – прошептал Дэвид, оторвавшись на миг от ее губ. Потом он стал целовать ее нежную шею. – Я тебе обещаю, удовольствие, которое ты получишь, после того как я займусь с тобой любовью, заставит тебя забыть навсегда твоего трусливого болвана.
Его слова были для нее словно ушат холодной воды. Гвинет замерла, как только Дэвид приподнял край ее юбки. Он припал к ее губам, но она отстранилась, почувствовав его ладонь на своих ногах, которая поднималась все выше.
У Гвинет пресеклось дыхание, но она знала – это надо остановить. Она не могла произнести ни слова. Рука Дэвида уже была между ее ног, юбки ее были подняты, а сама Гвинет горела от возбуждения, но разум ей не изменил.
– Дэвид! – задыхаясь, вскрикнула она.
Дэвид был уверен, что она прекрасно разбирается в таких делах. Он не сомневался, что она уже имела интимную связь с мужчиной, с которым собиралась убежать.
– У тебя такая нежная кожа.
Дэвид снова поцеловал Гвинет в шею, а его ладонь продолжала медленно скользить вверх по ее ногам.
– Дэвид, не надо, – прошептала она. – Я никогда не была с…
Его рука достигла того места, куда стремилась. Гвинет вырвалась бы от него, если бы он не держал ее так крепко. Она схватила его за руку и призвала на помощь остатки разума, который еще не был затуманен страстью.
– Пожалуйста, не надо!
Гвинет вцепилась в его руку. Дэвид замер. Она посмотрела ему в глаза:
– Не знаю, что ты обо мне думаешь, но я никогда не занималась этим раньше. Никто до меня не дотрагивался. По этой дорожке я еще не ходила.
Дэвид убрал руку, незаметно одернув на ней юбки. Лицо у нее горело от возбуждения. Гвинет слезла с его колен, но он не отпустил ее от себя. Гвинет решила – пусть она сгорит со стыда, но она должна рассказать ему обо всем.
– Ты нравишься мне. Не хочу скрывать и того, что почти всю жизнь я испытывала к тебе нежные чувства. Но столь тесное физическое сближение, каким бы оно ни было, меня пугает и смущает. Мне кажется, нам не стоит давать волю своим эмоциям.
Комок застрял у нее в горле, не позволяя говорить дальше. Не в силах вынести напряженного взгляда Дэвида, Гвинет теперь смотрела в окно. Противоречие между тем, что она говорила и делала, было очень странным и сбивало с толку. Гвинет даже не хотелось думать о том, какой, должно быть, лживой она выглядит сейчас. Ей стало любопытно, не считает ли он ее обманщицей.
– Объясни мне, почему ты решилась убежать с тем мужчиной.
Этого вопроса Гвинет не ожидала. Пока у нее не было подходящего ответа. Она не затрудняясь объяснила бы Дэвиду все, что угодно, но не в данный момент, когда ее чувства пребывали в смятении.
– Ты не носишь его ребенка. Он не позволял себе никаких вольностей с тобой. Что же тогда вас связывает? – раздраженно спросил Дэвид. Внезапно его лицо омрачилось. – Неужели ты любишь его?
Гвинет разглядывала его сильные пальцы, по-прежнему сжимавшие ее ладонь.
– Пожалуйста, давай поговорим об этом в другой раз.
– А когда можно будет поговорить об этом?
Никогда, подумала она про себя. Или по крайней мере до тех пор, пока не осуществится ее план и она не выйдет замуж за сэра Аллана Ардмора.
– Я не намерен попустительствовать тебе, Гвинет. Если ты и правда считаешь, что побег с охотником за приданым – это единственно правильное решение, то почему не скажешь об этом прямо? Ты же не говоришь, что любишь его.
Невозможно было не заметить тот холодок отчуждения, который слышался в его словах.
– Я все объясню тебе, но не сейчас. Нелегко вот так сразу давать объяснения после того, что только что произошло между нами. Дай мне время подумать, чтобы толково изложить все причины, и тогда ты все поймешь. Гораздо легче совершать поступки, чем объяснять их.
– Объяснишь позже, если потребуется. Но я хочу услышать ответ на один вопрос: ты любишь его?
Жаль, но солгать Гвинет не могла.
– Нет.
Дэвид несколько секунд пристально смотрел на нее и вдруг отпустил ее руку. Дальше они ехали молча, думая каждый о своем. Гвинет, даже не глядя на Дэвида, все время чувствовала на себе его взгляд.
Через некоторое время молчание стало невыносимым. Она не знала, как отвлечь от себя внимание Дэвида. Рассказывать об Ардморе ей не хотелось. В то же время она хорошо помнила, как быстро пробегает между ними искра страсти, ведь они сидели так близко друг к другу. Она огляделась и увидела свой дневник, лежавший на сиденье напротив.
– Ты говорил, я не читаю тебе то, что написала. Хочешь, я прочту тебе кое-что сейчас?
Гвинет смущенно ждала, совсем потерявшись под его взглядом. Дэвид медлил с ответом, он хотел заставить ее подольше помучиться. Наконец он протянул руку и взял дневник.
– Могу ли я надеяться, что тем самым ты решила вернуть мне свою благосклонность?
Гвинет сдержала вздох облегчения, с удовольствием отметив на лице Дэвида подобие улыбки.
– Я полагаю, ты уже знаешь ответ на этот вопрос.
Гвинет взяла дневник у Дэвида и быстро раскрыла на странице, где находились последние, сделанные ею сегодня, записи.
– Я прочту тебе отрывок, взятый из середины рассказа о пропавшем вместе с экипажем корабле. Итак, старик отец без вести пропавшего капитана приходит в таверну и встречает старого моряка, которому кое-что об этом известно.
Гвинет заглянула в дневник и быстро нашла нужное место.
Дэвид снова выхватил дневник из ее рук.
– Хватит объяснений. Я с удовольствием прочитаю сам. Она осторожно потянула к себе тетрадь, избегая дотрагиваться до него из-за опасения оказаться в его объятиях.
– Было бы гораздо лучше, если бы я сама…
– Думаю, это в твоих интересах, если сейчас мои руки будут заняты чем-то другим.
Он был прав. Гвинет быстро убрала руку и отодвинулась от Дэвида, позволив ему углубиться в чтение.
– У меня не было случая перечитать написанное, – проговорила Гвинет, как бы извиняясь за возможные неточности, которые он мог найти в ее рассказе.
– Тогда я буду читать вслух. – Дэвид начал читать:
– "Небесная кара да обрушится на нечестивых! Кровь убитых вопиет к небесам, призывая отомстить убийцам.
Старый матрос взял гостя за руку и повел к окну. Он указал на корабль, стоявший в гавани прямо напротив гостиницы, и зашептал:
– Ты видишь эту старую, чертовски грязную посудину? Там, на борту этого проклятого судна, во время нашего последнего плавания произошли такие ужасы, что мы чудом не оказались в преисподней. Это невиданное и неслыханное чудо – мы едва не утонули в морской пучине, и когда ступили на берег, земля не разверзлась у нас под ногами! О, это было омерзительное зрелище! Мы орудовали топором. Мы убивали их, одного за другим, словно быков на бойне. Мы разрубали их черепа, и брызги от их мозгов заляпали весь фальшборт, а палуба насквозь пропиталась их…" – Дэвид взглянул на нее:
– Чем пропиталась?
– Их кровью. – Она лукаво посмотрела на него. – Открою тебе один секрет. Знаешь, кто были те, кого рубили топорами?
– Ну и кто же они?
– Это были… – Она наклонилась вперед, прищурившись словно старый морской волк. – Это был капитан Пеннингтон из Баронсфорда. Тот самый, кто стал бельмом у меня на глазу с тех пор, как я случайно столкнулась с ним в Лондоне. – Гвинет забрала у Дэвида дневник и с треском захлопнула. – Мне ничего не оставалось, как преподать ему урок.
Карета наполнилась хохотом Дэвида.
От его смеха Гвинет пришла в восторг. После выхода из печати ее сочинений она уже получила признание читателей, как уверял довольный издатель, однако пока не общалась непосредственно с теми, кто читал ее рассказы. При ней никто еще не смеялся над смешными моментами в ее сочинениях. Гвинет еще ни разу не доводилось видеть кого-нибудь, кто сидел бы, наклонившись вперед в напряженном ожидании дальнейших событий, во время паузы, которую делал чтец, чтобы перевести дыхание.
Она не получала писем от восторженных читателей. Никто не знал имени автора, скрывавшегося под псевдонимом «мистер Раддимен».
Нет, все-таки кто-то знает об этом, напомнила себе Гвинет и снова села напротив Дэвида. Письма шантажиста стали прибывать в Гринбрей-Холл с прошлой весны, Гвинет получила уже три таких письма. Негодяй знал все: ее полное имя, адрес, имя опекуна и сумму наследства. Но хуже всего было то, что он, похоже, прекрасно понимал – если тайна Гвинет выплывет наружу, это станет страшным ударом для нее.
Вымогатель, обещая все хранить в тайне, требовал очень много денег, целое состояние, но суммы, которую он просил, у нее пока не было. Впрочем, Гвинет все равно не пошла бы у него на поводу, даже если бы получила право распоряжаться своим наследством и была в состоянии заплатить шантажисту любые деньги. Она отдавала себе отчет, что завтра может появиться другой негодяй и тоже потребует денег, а за ним еще один и еще…
Оставался единственный выход – стать неуязвимой для подобных наглецов. Гвинет могла получить необходимую защиту, выйдя замуж за человека, не боящегося скандалов. Ей нужен был человек, который выигрывал бы от брака столько же, сколько и она сама. Кто-то пусть с денежными затруднениями, но понимающий, чего именно от него ожидают, и кого бы брак устраивал как чисто деловое соглашение, в котором каждый из них не мешал жить другому в соответствии с его вкусами и наклонностями.
По ряду причин сэр Аллан был бы для Гвинет наиболее подходящим мужем. По условию дядюшкиного завещания, выйдя замуж, Гвинет сразу получала свою долю наследства. Но вместе с этим в завещании оговаривалось еще одно условие – если Гвинет до своего замужества окажется замешанной в любом скандале, то она потеряет право на наследство вообще. Надо полагать, что Чарлз Дуглас, лорд Кэверс, делая ее своей наследницей, имел веские основания для такой оговорки. Гвинет не раз задавала себе вопрос: чем руководствовался ее дядя в данном случае? Однако именно из-за этого она сейчас оказалась в таком положении.
– Меня и раньше поражало твое умение сочинять рассказы и придумывать характеры героев, как будто они взяты из жизни, – улыбнулся Дэвид. – Должен признать, что писать ты стала намного лучше. – Он протянул к ней руку:
– Еще! Позволь мне почитать еще!
Гвинет из осторожности убрала дневник подальше от него.
– Очень сожалею, сэр, но вы мертвы. Вы убиты в этом рассказе. Так что вы уже ничего больше узнать не сможете.
В глазах Дэвида вспыхнул огонек нетерпения, и Гвинет испугалась, что он попытается силой выхватить тетрадь из ее рук.
– Если честно, то дальше вообще ничего нет, – торопливо пояснила она. – Ты прочитал большую часть рассказа.
Остальное просто мои пометки, которые я набросала для себя.
– А как насчет страниц, написанных до этого?
– О, они тоже еще не готовы. Но обещаю, что дам их тебе почитать, как только закончу.
Дэвид скрестил руки на груди. После минутного раздумья он согласно кивнул, однако продолжал не отрываясь смотреть на нее. Гвинет напряглась под его испытующим взглядом. Затем она сделала вид, будто ее это вовсе не волнует, и все свое внимание обратила на картину, открывавшуюся из окна кареты.
– Наверное, у тебя в запасе есть и другие рассказы?
Разве могла она прочитать их ему? Да нет, ни в коем случае. Гвинет еле заметно кивнула в ответ.
– Итак, помимо этой тетради у тебя есть и другие, в которых содержится множество написанных тобой историй, не так ли?
Гвинет взглянула на Дэвида. Ее сердце от волнения забилось быстро-быстро. А что, если рассказать ему правду? От этой мысли дрожь пробежала по ее телу. Поделиться с кем-нибудь, например с Дэвидом, своим успехом – это было бы для Гвинет осуществлением ее мечты. Прошло чуть более года, а издатель уже купил у нее восемь повестей. И благодаря их успеху он с нетерпением ждал других ее произведений. Она как раз сейчас работала над ними.
– Я знаю многих женщин, которым нравится вести дневники или что-то в этом роде, кроме того, некоторые любят писать письма, относясь к переписке как к искусству. Но ты же сочиняешь целые тома прекрасных рассказов! – Дэвид покачал головой. – Это совсем другое дело.
Гвинет взрослела, но ей никогда не приходило в голову, что ее сочинительство не слишком соответствует принятым в обществе правилам. Ничего подобного еще не происходило с девушками ее круга. Пускай ее поддразнивали за любовь к выдумыванию историй, тем не менее она не собиралась оставлять это занятие.
– Ты же знаешь, этим я занималась всегда. Сочинять рассказы, которые возникают у меня в сознании, стало неотъемлемой частью меня самой.
– Понятно, но тогда ты была девочкой и росла без родителей. И мне казалось, что ты просто время от времени скрываешься в выдуманном тобой мире, в своего рода закрытой раковине. Я понимал, как это тяжело – попасть в чужую семью и жить с незнакомыми дядей и тетей.
Дэвид вытянул ноги, а глаза его были прикованы к ее лицу.
– Удивительно, как это тебе удавалось в своем воображении подменять ласковое прикосновение матери добротой сказки, а утраченного отца – героическим образом короля. Помнится, уже тогда я считал, что придумывание сказочных историй было для тебя весьма полезным занятием.
– Но теперь ты так не думаешь? – спросила Гвинет настороженно.
Дэвид пожал плечами:
– Все зависит от обстоятельств.
– От каких именно?
– От того, собираешься ли ты погубить себя – вот сейчас, в эти часы, нет, в эти дни, и только потому, что ты заблудилась в своих фантазиях.
– Разве у меня есть не выполненные перед кем-то обязательства? Тетя Августа – единственная моя родственница, но она редко испытывает желание побыть в моем обществе. Вряд ли кого-нибудь огорчает, что мне не хочется появляться в свете. Кроме того, мне никогда не нравилось сидеть в кругу сплетниц, которые обсуждают или своих знакомых, или последние модные новинки. Ну что тут такого, если я свой досуг посвящаю занятию, которое мне больше всего нравится? Разве я этим лишаю кого-то удовольствия со мной пообщаться?
– Я не согласен с тобой, Гвинет. Ты уже взрослая девушка. Вместо того чтобы уклоняться от общения, тебе следовало бы почаще приглашать гостей. Тебе нужны друзья, подруги, с кем можно было бы поговорить, и, я уверен, не все девушки твоего круга столь уж недалекие и малоинтересные особы, какими они тебе представляются. И к тому же вспомни: разве ты не посещала все те развлечения, которыми так богат лондонский сезон?
Гвинет закатила глаза от скуки, а затем опять повернулась к окну.
– Ты выходила в свет?
– Ага, раза два. И еще несколько раз была в театре, видела Гаррика в «Короле Лире». Ходила в оперу, а также была на приеме. Да какое это имеет значение!
– Мужчины, должно быть, наперебой приглашали тебя танцевать.
– Если хочешь знать, у молодых светских львов манеры и тон еще хуже, чем у дам.
– Ага, итак, можно сделать вывод, что в те несколько месяцев, что ты провела в Лондоне, ты не очень-то стремилась встречаться с другими людьми. Это значит, что ты ведешь весьма замкнутый образ жизни и никому не даешь возможности приблизиться к тебе, за исключением одного мошенника, охотника за приданым.
Сказав это, Дэвид ухватил рукой ее локон и потянул, чтобы привлечь к себе ее внимание. Этот жест напомнил Гвинет его манеру обращаться с ней словно с младшей сестренкой или близким приятелем, которому он хотел дать дружеский совет. Она разозлилась, но промолчала.
– Кроме того, что ты являешься титулованной наследницей, ты, Гвинет, еще и очень привлекательная девушка. И в то же время живешь внутри своего выдуманного мира. Вместо того чтобы заниматься всякой чепухой, тебе следовало бы серьезно подумать о своем будущем.
Эти слова Дэвида разозлили Гвинет еще сильнее, и, уже не скрывая злости, она процедила:
– С чего ты взял, что я не думаю о будущем?
– Так ведь ты убегаешь – и с кем?
Дэвид уперся локтями в колени. По его лицу было видно, что он тоже раздражен.
– Если бы ты жила настоящим, а не витала в своих фантазиях, где полным-полно приключений, горцев и пиратов, тогда, быть может, ты вела бы себя так, как подобает разумной девушке. Тогда уж точно ты не позволила бы одурачить себя какому-то нищему мерзавцу. Ты что, не понимаешь, какой может разразиться скандал?
– Я знаю, что делаю. Никакого скандала не будет, – ответила Гвинет. – Когда мы поженимся, это положит конец всем досужим сплетням, если таковые возникнут. К твоему сведению, я вовсе не какая-нибудь мечтательница, сумасбродная и экстравагантная. Мне лучше, чем кому бы то ни было, известны условия наследования, вплоть до мельчайших подробностей. Если я выйду замуж, то адвокаты дяди не смогут лишить меня причитающегося мне наследства.
– Так вот почему ты так себя ведешь! – сердито бросил Дэвид. – Ты выходишь замуж для того, чтобы завладеть наследством?
– Нет! – ответила Гвинет с досадой. – Мы же ссоримся из-за моей страсти к сочинительству, а не из-за того, за кого я собираюсь замуж. Я вовсе не жажду получить наследство. Должна признаться, оно меня не слишком волнует.
– Еще одно свидетельство того, что ты погрязла в мечтах и не видишь, что с тобой творится.
– Не понимаю. А теперь в чем дело? – Гвинет слегка наклонилась вперед, навстречу злобному взгляду Дэвида. – Пожалуйста, скажи мне, раз ты все знаешь, в чем я не права?
– Ты должна позаботиться о наследстве, которое тебе достанется. Дядя считал тебя достаточно разумной и поэтому оставил тебе огромное состояние. Теперь на тебе лежит ответственность за это, и ты должна с умом распорядиться деньгами, а не отдавать их какому-то проныре только потому, что он согласен на тебе жениться.
– Я не получу никакого наследства, пока не выйду замуж! Не значит ли это, что мой обожаемый дядюшка считал, что женщина не способна вести дела? Как раз этим и займется мой муж, если захочет, – проговорила Гвинет уже без всякой злости. – Он женится на мне не из-за наследства. Более того, если он решит промотать мои деньги, я не стану возражать. Меня это не волнует. Не могу понять только одного – с какой стати это волнует тебя?
– Гвинет, ты просто глупый ребенок! – возмутился Дэвид. – И сама это знаешь. Никогда не испытывала нужды, никогда не голодала. Но ведь у тебя, кроме этого наследства, других средств к существованию нет. Есть брачный контракт, защищающий твои права? Нет. Согласится ли этот пес, твой будущий муж, оставить тебе часть состояния, чтобы обеспечить твое будущее? Нет. Не так уж далек тот день, когда ты поинтересуешься, как распоряжается твоими деньгами этот мерзавец, но будет уже поздно.
– Не думаю, – ответила Гвинет, стараясь держать себя в руках. – В случае столь крайних обстоятельств, так живо обрисованных тобой, я без труда найду способ поправить свое материальное положение.
Дэвид недоверчиво посмотрел на нее:
– И каким же образом?
– Публикуя мои повести и рассказы.
Дэвид рассмеялся, но как-то невесело.
– Какой это будет скандал среди лиц нашего с тобой круга!
Его слова не задели Гвинет. В том, что он отреагирует именно так, она не сомневалась. Гвинет пожала плечами и натянуто улыбнулась, решительно вскинув голову.
– Меня не волнует, что подумают окружающие. Если ты окажешься прав и мое состояние развеется по ветру – пусть, я все равно не пропаду. У меня будет муж, который на все станет смотреть сквозь пальцы, если, выйдя замуж, я смогу приносить ему деньги. У меня будет другой источник дохода. Посвятив себя любимому делу, я не буду стеснена правилами приличий и смогу проводить все свое время в удивительном мире, созданном моим воображением. В этой удивительной жизни я стану делать то, что мне очень нравится, – писать.
– Ты называешь такую жизнь удивительной?
– Нет – божественной.
– А я назвал бы ее ужасной, – проворчал Дэвид, и тут карета остановилась перед дверьми гостиницы в Сток-он-Тренте.
* * *
Он не виделся с Эммой долгих девять месяцев. Но когда она вернулась, Траскотт обнаружил, что вернулась та, прежняя Эмма, с которой он столько лет дружил.
Уолтер мог бы сказать, что Эмма все так же ценит его откровенность и дружбу. Сколько раз тайком от других она прибегала сюда, чтобы побыть с ним наедине в заброшенном замке. Его устраивало то, что Эмма прекратила свои попытки его соблазнить. Никаких поцелуев, даже никаких намеков расшевелить его желание своими прелестями. Она чувствовала его беспокойство, его страх перед интимной близостью, поэтому и не принуждала его.
Однако, верная своим привычкам, Эмма на людях вела себя с ним как и раньше. За стенами старого замка ей и дела не было до Уолтера. Когда в Баронсфорд вернулся Дэвид, Эмма ни на минуту не оставляла его в покое. Чуть позже, этим же летом, произошло еще одно событие, которое окончательно отвлекло Эмму от Уолтера – она даже перестала его навещать. Дело в том, что в Гринбрей-Холл приехала погостить кузина Эммы, девятилетняя девочка, оставшаяся сиротой.
Уолтер сочувствовал этому ребенку. Ее растерянность и настороженность напоминали ему его собственные чувства, когда несколько лет назад он оказался в таком же положении. Он понимал, что ей одиноко и поэтому она постоянно ходит следом за старшей кузиной, несмотря на ее недовольство. Гвинет Дуглас вела себя так же, как в свое время Уолтер, неотступно следуя за Дэвидом, Пирсом и Лайоном.
Но однажды в пасмурный день Эмме удалось незаметно ускользнуть ото всех и прийти к нему для того, чтобы поделиться своими проблемами.
– Я знаю, почему Гвинет оказалась здесь, – сообщила ему Эмма, глядя в сторону Гринбрей-Холла. – Она своего рода инструмент в руках дяди – с ее помощью он хочет наказать нас с матерью. Ее взяли в дом, чтобы сделать наследницей, лишив меня всего. Теперь, Уолтер, я предоставлена сама себе, и мне надо искать в жизни собственный путь.
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8