Глава 8
Камни были аккуратно уложены по бокам могилки младенца. В головах стоял крест, грубо сколоченный из двух сломанных палок, от него на землю падала тень.
Внутри каменного обрамления на могильной насыпи была видна надпись, но Уолтеру Траскотту, чтобы прочитать ее, пришлось слезть с лошади.
Уолтер приезжал к ней каждый день и уже дважды видел, как незнакомка что-то писала на земляной насыпи. Но каждый раз, увидев его, она тут же молча стирала написанное. Уолтер чувствовал – ей не хочется, чтобы ее спрашивали, почему она так поступает, и он не задавал ей вопросов. Но сейчас, когда Уолтер нашел могильную надпись нестертой, он встал на колени и начал рассматривать буквы.
Эта женщина, кроме любопытства, вызывала у него странное чувство радости. Лихорадка ее прошла. Она почти полностью оправилась после тяжелых родов, хотя все еще была молчаливой и подавленной. И никто по-прежнему не знал, как ее зовут. С Уолтером она не разговаривала и с женой батрака, Ритой, тоже была очень немногословна. Она, правда, сразу предложила Рите свою помощь по дому, но, выполняя домашнюю работу, лишь изредка роняла какое-нибудь слово. Жена батрака заметила, а потом поделилась этим с Уолтером, что женщина говорит не на шотландском диалекте. Как ни странно, ее акцент, замеченный Ритой, выдавал в ней англичанку.
Было тайной – кто она, откуда пришла, а это очень интересовало Уолтера. И хотя она не сказала ему ни слова, он видел, что ей приятно его видеть. Но при этом он каждый день боялся узнать, что она ушла. Всякий раз, когда такая мысль приходила ему в голову, он говорил себе – стоит ли волноваться, если такое случится? Как ни странно, но это помогало.
Уолтер внимательно изучал надпись. Она была выполнена в форме круга и состояла из нескольких имен – цепочка из имен и слов по всей могиле. Надпись была сделана на английском языке, хотя некоторые буквы были или слишком маленькими, или не очень четкими. Некоторые имена повторялись.
Холмс. Бай. Вайолет. Мэри. Траскотт сосредоточился на тех словах, которые можно было прочитать. Лейдж. Кнеб… Кнеб… Уолтер осторожно поднял веточку с другого слова. Амина. Охе… Охе… Он прищурился. Мозес. Ами… Одно из имен привлекло его внимание. Миллисент. Он пробежал взглядом по всей могильной надписи и обнаружил, что это имя повторяется трижды. Затем он вернулся снова к слову Кнеб, и ему показалось, что это означает «Кнебворт».
Уолтер не знал, верить ли своим глазам. Ему было известно, что Кнебворт – это название деревушки возле Мелбери-Холла, поместья Миллисент, расположенного к северу от Сент-Олбанса. Миллисент и Лайон большую часть времени проводили именно там. А Гиббс, слуга графа, жил там постоянно в качестве дворецкого. Могло ли быть, чтобы эта женщина проделала столь долгий путь с юга Англии? Негритянка Охеневаа, раньше невольница, а теперь доверенное лицо вдовствующей графини, сейчас находилась в Бароне-форде. Женщины приехали из Мелбери-Холла на свадьбу Пирса и Порции и намеревались задержаться здесь до тех пор, пока у Миллисент не родится малыш. Траскотт снова оглядел надпись, пытаясь найти еще какое-нибудь упоминание об Охеневаа. Больше ничего не было, кроме этих начальных букв. Однако что еще это могло значить?
Уолтер поднялся и бросил взгляд в сторону домика батрака. Если эта женщина из Мелбери-Холла, то почему и как она оказалась здесь? Единственное, что он знал, – она пришла сюда вовсе не для того, чтобы навредить кому-нибудь из них.
Понукая лошадь, Уолтер помчался через холм туда, где Ангус, муж Риты, копал глубокую канаву. Он с трудом распрямился, когда Траскотт подъехал к нему.
Стареющая чета радушно приняла у себя в доме чужую женщину, и Уолтер даже отметил, что они привязались к перенесшей столько страданий скиталице. Они поздоровались, и старый батрак, опершись на ручку лопаты, заговорил:
– Не надо мне больше присылать на подмогу других работников. Я сам справлюсь со всем, вырою и укреплю стенки канавы. Да и моя Рита говорит, не надо больше присылать корзины с провизией. Бедняжка совсем не обременяет нас. Ест она меньше птички, а нам только в радость делиться с ней всем, что у нас есть.
Траскотт привязал лошадь к сучковатой ветке яблони – канава как раз проходила рядом с ней.
– Я тут задержался у могилки ребенка. Она что-нибудь говорила по поводу надписи, которую там сделала?
Ангус окинул взглядом холм, с которого только что спустился Траскотт.
– Ничего не говорила, сэр. А мне что с того – есть, и ладно. Надпись видел, ведь я хожу с ней туда. Миссис думает, это вроде заклинания, ну чтобы оберегать умершую малютку.
И люди, и эти места – все каким-то образом связано с судьбой женщины и ее умершим младенцем, подумал Траскотт. Видимо, целью незнакомки было создать вокруг одинокой могилки ребенка хоть какое-то ощущение семьи.
– Где она сейчас?
– В доме. – Батрак качнул головой. – Уже с час. Недавно ко мне выходила Рита, похвалялась, как хорошо та управляется с иглой. Рита думает, что эта женщина работала раньше у знатных господ. Она попросила ее кое-что заштопать, а потом вышла показать мне, как аккуратно и красиво все сделано, как будто я в этом что-то смыслю.
Уолтер поболтал со старым Ангусом еще несколько минут о погоде, о его больном колене, о других пустяках. Но как только на пороге домика появилась эта женщина, Уолтер уже не слышал слов Ангуса. Она была без накидки, волосы у нее были спутаны, но собраны в пучок, и в них сияли золотистые лучи солнца.
У Траскотта сразу мелькнула мысль, что она даже в таком растрепанном виде прекраснее солнца. Всякий раз когда она видела его, то сразу же замирала на месте и устремляла на него взор небесно-голубых глаз.
И это было все. Ни улыбки, ни слова, ни жеста. Но Уолтер был счастлив, поскольку теперь знал – она замечает его.
Ему и этого было достаточно. По крайней мере пока.
* * *
Обе дамы в сопровождении прислуги, прибыв в лондонский дом леди Кэверс, не узнали о Гвинет ничего нового. Слуги, видевшие ее в последний раз, могли сообщить только то, что она уехала в Шотландию вместе с капитаном Пеннингтоном. Леди Леннокс успокаивала Августу, уговаривая ее, что не стоит делать поспешных выводов. Могла быть сотня причин, по которым Гвинет уехала вместе с младшим из братьев Пеннингтон. На самом деле, говорила она, они наверняка вскоре расстались, и каждый отправился своим путем. Несмотря на стремление леди Кэверс немедленно мчаться в Шотландию, леди Леннокс отказывалась отпустить подругу одну, без сопровождающего лица. Выслушивая непрерывный поток жалоб и сетований Августы, леди Леннокс молила небеса о покровительстве.
И помощь пришла в тот же день, когда старый друг леди Кэверс, прослышав о ее нежданном возвращении, внезапно объявился на пороге их дома.
До сих пор леди Леннокс не имела счастливого случая познакомиться с этим джентльменом, о котором, правда, очень много слышала; так, например, она помнила, что ее приятель говорил о сэре Аллане Ардморе как о любезном и утонченном джентльмене, который, к несчастью, кроме титула, почти ничего больше не унаследовал от своего беспутного отца.
Юношеские черты лица, средний рост и обходительные манеры сэра Аллана произвели приятное впечатление на леди Леннокс, которая, правда, подумала, что все это могло бы принадлежать более молодому человеку. Но через несколько минут после того, как ей представили лорда Ардмора, леди Леннокс стало совершенно ясно, почему Августа столь высоко ценит баронета. Сэр Аллан Ардмор не только постарался облегчить душевные страдания Августы, но был также весьма внимателен и к леди Леннокс. К тому же он, очевидно, был близким другом графини.
– Искренне сочувствую, что вам пришлось так много пережить! – воскликнул баронет, как только услышал о причинах беспокойства Августы, заставивших ее вернуться в Лондон. – К сожалению, ничем не могу помочь, но я чувствую, что в значительной мере в этом виновата моя недостаточная проницательность.
– Я ценю ваше сочувствие, мой друг. Но вряд ли вам стоит винить себя в случившемся, – растрогалась леди Кэверс.
Августа сидела возле окна в библиотеке на втором этаже. Леди Леннокс подумала, что ее подруга все еще надеется на возвращение Гвинет.
– Если кто и виноват во всем этом, так только я, – пожаловалась Августа. – Она очень самостоятельная девица. А я оказалась слишком доверчивой. Да, я ошибалась, считая мою племянницу разумной и не способной на столь необдуманные поступки.
Сэр Аллан как-то неловко замер возле незажженного камина, по-видимому, чем-то смущенный.
– Миледи, боюсь, мне известно кое-что, что неизвестно вам. Я видел мисс Гвинет в Хэмпстеде в тот самый день, когда она, должно быть, покинула Лондон.
Августа резко повернулась в его сторону:
– Вы видели ее? Она была одна? Она вам сказала, отчего так изменились ее планы?
Баронет тонкими длинными пальцами стряхнул соринку с рукава. И тут леди Леннокс заметила, как побагровела его шея в том месте, где ее не закрывал модный, обсыпанный пудрой парик.
– Знаете, миледи… она была в компании с джентльменом и, похоже, не могла говорить со мной, поэтому я к ней не подошел.
– С другим мужчиной? – резко переспросила Августа, вскочив с места и делая шаг к нему. – Кто был этот человек? Боже мой, только не говорите, что они ехали вместе!
– Именно так и было, миледи. Боюсь, что ваши подозрения оправданны, – вздохнул сэр Аллан. – Я был рядом и слышал часть их разговора. Как я понял, мужчина, что ехал вместе с вашей племянницей, и есть младший из братьев Пеннингтон. И я заметил, что они ехали в одной карете, держа путь на север.
Августа с несчастным видом упала на ближайший диван и вытерла выступившую на лбу испарину.
– Кто-нибудь их моих слуг был с ними?
– Никого не было, – ответил сэр Аллан. – Только они вдвоем и никаких слуг.
– Какой ужас! Позор! Теперь Гвинет не сможет найти себе приличного жениха! Я с ужасом думаю о последствиях!
– Дугласы и Пеннингтоны были добрыми соседями в течение многих лет, – заговорила леди Леннокс, присаживаясь рядом с Августой на диван. – Ведь ваша родная дочь была почти членом их семьи. Никто не вздумает считать их поступок предосудительным, если вы сами не начнете распространять о них слухи. В наше время, когда дороги кишат грабителями и разбойниками, забота о собственной безопасности вынудила вашу племянницу искать себе надежного попутчика. Правда, Августа, все не так плохо, как вы пытаетесь это представить.
– Гвинет должна была взять с собой полдюжины слуг и конюхов. К тому же она не в первый раз ездит по этой дороге. – Августа растерянно посмотрела на подругу. – Я немедленно отправляюсь в Шотландию! И не успокоюсь, пока не узнаю, добралась ли Гвинет до Эдинбурга или хотя бы до Гринбрей-Холла.
– Вам нельзя путешествовать одной. Вы должны позаботиться о сопровождении, – решительно заявила леди Леннокс.
– Если позволите, леди Кэверс, я поеду вместе с вами, – предложил баронет, выступив вперед. – Почту за честь.
– Я, конечно, не вправе, сэр Аллан, навязывать вам свое общество…
– Но я буду только рад случаю исправить свою ошибку. Я был так ошеломлен, когда увидел мисс Дуглас вместе с этим грубым мужланом, что растерялся и забыл о своем праве друга подойти и представиться ему. Я даже не попытался спросить мисс Дуглас о ее здоровье! Вы должны позволить мне сопровождать вас в этой поездке.
Августа вопросительно посмотрела на леди Леннокс.
– Это прекрасная мысль. – Леди Леннокс повернулась к баронету. – Когда вы будете готовы к путешествию, сэр?
– Я могу отправиться завтра на рассвете.
Леди Леннокс похлопала Августу по руке, как будто отметая любые ее возражения. Поклонившись, баронет вышел, чтобы отправиться к себе и подготовиться к завтрашней поездке, а женщины остались вдвоем в библиотеке. Леди Леннокс отметила с удовольствием, что подруга успокоилась, а ее настроение заметно улучшилось.
– Все ваши похвалы в адрес сэра Аллана были справедливы. Это на редкость приятный молодой человек.
– Несомненно! Ах, какую я сделала глупость, отказавшись удовлетворить просьбу Гвинет незадолго до того, как произошла вся эта неразбериха!
Августа села поудобнее, с утомленным видом откинувшись на шелковые подушки.
– Что же она хотела? – спросила леди Леннокс.
– Наш юный баронет проявлял определенный интерес к моей племяннице, и она тоже симпатизировала ему.
– Он просил ее руки?
– Боже упаси! Конечно, нет! Он слишком горд и считает, что ему не стоит и пытаться, поскольку он невыгодная для нас партия. Еще я думаю, что он не говорит об этом из-за опасения разрушить нашу давнюю дружбу в случае моего отказа. – Августа немного помолчала, потом заговорила вновь:
– Однако Гвинет приходила ко мне на прошлой неделе и прозрачно намекала о своем намерении… и заодно поинтересовалась, соглашусь ли я, если сэр Аллан попросит ее руки.
– Я думаю, ваша реакция была отрицательной?
– Ну конечно! Я прямо заявила ей, что не может быть и речи о свадьбе между ней и сэром Алланом, хотя я очень его ценю. Я напомнила ей о денежных затруднениях баронета и что, по мнению окружающих, баронет женится на ней по расчету из-за ее богатого приданого. Помимо этого я напомнила о разнице в их возрасте, но не стала говорить о том, что она, ведя жизнь затворницы, попала бы в нелегкое положение, выйдя замуж за человека, привыкшего к светской жизни. – Августа тяжело вздохнула. – Мой друг, как хотите порицайте меня, но раньше я действительно думала, что они совсем неподходящая пара.
– А что, сейчас вы изменили свое мнение?
Августа пожала плечами:
– Я желаю ей добра. Но если она готова на все, лишь бы добиться своего, ну что ж, ей это удалось. Если сэр Аллан по-прежнему подумывает о браке с ней, я согласна дать им свое благословение.
* * *
Уолтер очень рано научился скрывать свои чувства. Он постоянно сдерживал себя, даже когда был разочарован. Но он не жаловался. Жизнь, со всеми ее тяготами и испытаниями, казалась ему дорогой, по которой он должен был идти.
Однако выдержка все чаще стала ему изменять. Лето подходило к концу, и между Уолтером и Дэвидом уже несколько раз происходили стычки. Уолтера раздражали его обязанности, а также докучливая опека со стороны лорда Эйтона, который стал доверять ему управление поместьем. И тут Уолтер обнаружил, что пристает ко всем с вопросами, как будто сам не может найти ответов. Чтобы успокоиться, он стал проводить больше времени в своем убежище – заброшенном замке.
Уолтер знал, в чем здесь дело. Причина скрывалась в его внутренней неудовлетворенности и тревоге. Он не был глупцом. Виной всему была Эмма.
Когда она пришла к нему в последний раз перед тем, как все уехали, оставив его наедине со страданиями на всю долгую зиму, он окончательно решил для себя, что надо с этим кончать.
– Он следует за тобой повсюду словно преданная собака. Для него, кроме тебя, не существует других женщин. Он никого не замечает, кроме тебя. Неужели это он, Эмма? – спросил ее Уолтер. – Неужели твой выбор пал на Дэвида?
По ее губам скользнула улыбка – подобной улыбки он еще ни разу не видел. В этот момент он понял – она осознала свою силу. Ей исполнилось всего пятнадцать, но она уже знала о той магической власти, которую заключало в себе ее женское очарование.
– После тебя Дэвид самый близкий мне по возрасту человек. Если мой выбор окончательно падет на него, то думаю, он не сможет устоять. – Она пожала плечами. – Однако Пирс тоже привязан ко мне, хотя и относится несколько покровительственно. Но я легко смогла бы терпеть его нравоучения, если бы он нравился мне больше всех.
– Неужели ты не видишь, что испытывает к тебе Дэвид? Ты соблазняешь его, вселяешь надежду. Никто не относится к тебе так, как он.
Это была явная ложь. Чувство Уолтера к Эмме было несравнимо глубже, сильнее, но он скорее проглотил бы свой язык, чем признался бы в этом.
– То, что Дэвид испытывает ко мне, больше похоже на детское увлечение. Если я прикажу ему отстать от меня и идти своей дорогой, думаю, он достаточно легко переживет это. – Она опять пожала плечами. – Если бы я должна была выбирать из трех братьев Пеннингтон, то я бы предпочла старшего – Лайона.
– Лайона? Но ты ведь почти не знаешь его! Ведь, почитай, большую часть времени он проводит за пределами Баронсфорда. И он на десять лет старше тебя!
– Но Лайон – это будущий граф Эшпон. – Улыбка заиграла на ее губах. – А я стану графиней Эйтон. Баронсфорд будет принадлежать мне. И мне никогда не придется волноваться о наследстве или страдать из-за вражды моих родителей. Тогда я даже получу право решать, стоит ли мне вообще видеться с ними.
В голове Уолтера вихрем пронеслись сразу тысячи возражений. Горькая, жгучая обида за себя, за своих кузенов, за каждого, кто заботился об Эмме и был ослеплен ее красотой, вспыхнула в его сердце. Однако Уолтер совладал с болью, пронзившей все его существо, хотя и не отдавал себе отчета в этом, и почти ничего не слышал из ее слов, потому что голова его гудела. Но когда Эмма заговорила снова, несмотря ни на что, ее слова все-таки дошли до сознания Уолтера.
– Однако я подумала вот о чем, – произнесла она спокойно. – Почему я должна выбирать из этих троих, когда ты единственный, кого я хочу?
Уолтер с удивлением посмотрел на нее. Сердце бешено заколотилось в его груди. Она подошла к нему:
– Ты хочешь этого?
Эмма дотронулась губами до его губ, потом крепко поцеловала. Уолтер не в силах был сопротивляться, все воздвигнутые им преграды рухнули, и он страстно поцеловал ее в ответ. Но вдруг она резко отстранилась и устремилась прочь.
Впрочем, в дверях она обернулась и многозначительно посмотрела на него. Ее взор был ясен и откровенен, как и последовавшие затем слова:
– Мы не будем заниматься этим. Ты знаешь меня лучше других, но ты не в силах дать мне то, чего я желаю больше жизни.
Иона скрылась.