Глава 23
Прошло две недели
Коза смотрела на нее злобно и подозрительно.
— Ты ведешь себя странно, — сказала ей Александра. — По моим понятиям, ты должна испытывать ко мне благодарность. Твое вымя выглядит так, словно готово взорваться.
Абигайль, сидевшая на низкой скамеечке через две козы от Александры, тяжело вздохнула:
— Ты зря стараешься заручиться добрым отношением козы с помощью иронии. Они ее не ценят.
— А мне кажется, коза должна обожать иронию. — Александра взяла ведро и подставила его под набухшее вымя. — Ирония облегчает жизнь и людям, и козам.
— В этом ты ошибаешься, дорогая сестричка, — вздохнула Абигайль, убедилась, что выдоила все молоко, и встала. — Это говорит о том, что ты совершенно не понимаешь коз. И это после двух недель обучения!
— Они могут ненавидеть лично меня, но не станут утверждать, что моя техника не на высоте, — заявила Александра.
— Ты создана для этой работы, с этим я спорить не буду, — сказала Абигайль, вылила молоко из ведра в один из высоких кувшинов, стоявших вдоль стены, и пошла к следующей козе. — Несчастному животному стоит лишь взглянуть на тебя, и она сама отдает молоко. Возможно, из страха.
— Думаю, все они знают, что мне нечего терять.
Александра взялась за козьи соски и сжала их, наслаждаясь зрелищем текущих в ведро белых струй, наслаждаясь видимым доказательством своей полезности. Хотя наслаждение было слишком сильным словом применительно к удовлетворению, которое ощущала Александра. Это было самое сильное чувство, на которое она была в настоящее время способна.
Но все же это было лучше, чем ничего. Оно давало ей силы вставать по утрам, одеваться, есть, говорить. Оно давало ей силы жить.
Завтра они с Абигайль вернутся домой. Их вещи уже упакованы. У Александры не было желания находиться здесь, когда Финн вернется из Рима. Нет, они оставят мужчин в покое, сделают то, что должны были сделать давно, — покинут замок. Пусть Уоллингфорд и Финн занимаются, чем хотят. Больше им никто мешать не будет.
Они вернутся в Лондон, снимут дом в Фулеме или, может быть, в Патни. Александра продаст свои акции манчестерского завода, вложит вырученную сумму в ценные бумаги надежной компании. Вместе с ее жалким оставшимся капиталом и небольшим наследством Абигайль это даст около двухсот фунтов годового дохода. Достаточно, чтобы скромно жить с одним или двумя слугами. Она даже иногда сможет устраивать званые ужины, если будет экономной. Зато можно будет брать сколько угодно книг в библиотеке, принимать Лилибет и Пенхоллоу, когда эта сладкая парочка наконец объявится. Странно, но от них не было ни слуху ни духу уже две недели.
В общем, перспективы больше не казались Александре такими ужасными, как несколько месяцев назад. Физические аспекты ее жизни больше не имели для нее большого значения.
— Что ты сказала? — спросила Абигайль.
— Ничего.
Александра продолжала молча доить коз, думая о своем. Это была последняя дойка перед отъездом завтра на рассвете. Когда работа подошла к завершению, старшая сестра взяла два высоких металлических кувшина с молоком и понесла к двери в кухню.
— Эй! — окликнула ее Абигайль. — Что это?
Александра остановилась и оглянулась. Вдали на подъездной дороге виднелся столб желтой пыли.
— Понятия не имею. Может быть, вернулись Пенхоллоу и Лилибет?
— Не может быть. Они бы сообщили. А мы до сих пор не получили от них ни слова. Может быть, гость?
Александра нахмурилась.
— Даже представить себе не могу, кто бы это мог быть. Разве что… — По ее телу пробежала дрожь.
— Ты же не думаешь, что это лорд Сомертон?
— Конечно, нет. — Она пристально смотрела на пылевое облако. В его центре виделось коричневое пятно — вероятно, экипаж. — Давай отнесем это молоко в кухню. Если у нас гости, следует по крайней мере очистить туфли от козьего помета.
И действительно, никто бы не узнал в элегантной, хорошо одетой леди, которая двадцатью минутами позже спустилась по главной лестнице, деревенщину, только что доившую коз. Не то чтобы это ее очень уж волновало. Но внешний лоск был привычкой, которую она впитала с молоком матери и которой училась у многочисленных нянь и гувернанток с тех пор, как начала ходить.
Красиво одеваться и тщательно причесываться можно и тогда, когда твое сердце разбито. Можно протягивать ухоженную руку гостю и тогда, когда хочется послать к черту всех людей на земле.
— Доброе утро, — вежливо сказала она молодому человеку, стоявшему к ней спиной и рассматривавшему голые стены замка. — Я знаю, здесь пусто и замок кажется негостеприимным, но… Боже правый, мистер Хартли?
Племянник ее мужа резко повернулся и уронил шляпу, которую держал в руке.
— Леди Морли!
— Каким ветром вас сюда занесло?
Молодой человек открыл рот, потом закрыл ею и снова открыл.
— Я… я могу задать вам тот же вопрос. Я думал… Разве не здесь остановился мистер Берк?
— Здесь.
Уильям Хартли наклонился и поднял шляпу.
— Извините. Я… я не ожидал вас здесь увидеть. Конечно, все знали, что вы где-то на континенте, но…
Он никак не мог прийти в себя от изумления и лишь нервно мял края полей шляпы. Александре казалось, что она видит, как со скрипом поворачиваются шестеренки в его мозгу.
— Разве вы и мистер Берк… я хотел спросить, разве вы знакомы? — Молодой человек изо всех сил старался быть тактичным.
— Мы не были знакомы. Все произошло совершенно случайно. Нелепая ошибка агента по недвижимости. — Александра улыбнулась и взяла гостя под руку. — Давайте пройдем в библиотеку. Это единственное обитаемое место в замке, кроме спален и столовой.
К тому времени, как они устроились в библиотеке и Франческа принесла чай, мистер Хартли уже пришел в себя от удивления.
— Леди Морли! Надо же! Вы последний человек, которого я ожидал здесь встретить. Очаровательный сюрприз.
— Очаровательный? — Александра взяла чайник и налила чай в чашки.
— Я хотел сказать, что вы потрясающе выглядите. Щеки словно розы и все такое.
— Спасибо. Мне очень нравится жизнь в Италии. Сахар? Сливки?
— Благодарю вас. Если не возражаете, и то и другое.
— Боюсь, вы разминулись с мистером Берком. Он уже уехал в Рим на автомобильную выставку. — Александра положила сахар в чашку и размешала его маленькой ложечкой. Руки отлично помнили привычный ритуал, теперь казавшийся ей чуждым.
— Понимаю. Я и сам еду именно туда. — Молодой человек взял из ее рук чашку и улыбнулся. — Но это даже хорошо, что я вас встретил. У меня отличные новости. Мы наконец добились успеха. Это прорыв! Революция!
— Прорыв?
— Все отлично! Просто великолепно! Мы наконец решили проблему паровой трансмиссии, которая так долго сдерживала наших инженеров. — Он подался к Александре и перешел на шепот: — Это секретная информация, сами понимаете. Никому не говорите. Мне не следовало сообщать все это и вам, но вы все же крупный держатель акций.
— Конечно, нет, то есть да. Я имею в виду, да, я держатель акций, и нет, я никому не скажу. — Она поставила свою чашку на стол. Слишком уж сильно дрожали руки.
— Мы будем участвовать в выставке. И в гонках, конечно. — Уильям Хартли поставил чашку и всплеснул руками. — У меня есть все основания ожидать победы. А когда новость распространится, вы сможете продать свои акции, получив неплохой доход. Ха-ха, очень неплохой.
Александра растерянно моргнула:
— Вы рассчитываете выиграть?
— О да. Я разогнался до сорока пяти миль в час, леди Морли. Вы только представьте себе — сорок пять! Пусть это вам ничего не говорит, но поверьте мне на слово — это грандиозно. — Он снова взял чашку и сделал глоток. — Грандиозно!
— Понимаю. Я… взволнована.
Уильям Хартли поставил чашку и кашлянул, прикрыв рот рукой.
— Знаете, я всегда чувствовал себя неловко из-за вас. Инвестировал ваши деньги так плохо. Но, честно скажу, не ожидал, что старик Морли так быстро отбросит копыта. Ох, извините.
— Ничего страшного, — отмахнулась Александра. — Но, боюсь, я вас не совсем понимаю. Зачем вы приехали к мистеру Берку, если все, что вы мне сказали, — большой секрет?
— Ах, вы об этом. Знаете, на самом деле это был своего рода импульс. Порыв. Я направлялся в Рим, но понял, что нахожусь всего лишь в паре часов езды от убежища мистера Берка, и решил заехать, чтобы сообщить ему об отказе лично. Хочу увидеть его физиономию в этот момент. Ха-ха. — Мистер Хартли выглядел чрезвычайно довольным собой.
У Александры пересохло в горле.
— Об отказе? Он вам что-то предлагал?
— Ну, да. Он же сам вынюхивал все о нашей компании! Неделю назад или около того мы получили официальное предложение от его помощника продать свои пакеты по пятьдесят шиллингов за акцию. Представляете? Пятьдесят!
Александра резко поставила чашку на блюдце, едва не разбив и то и другое.
— Пятьдесят шиллингов?
— Да. Представляете? В то время, когда наши акции не стоили и пяти шиллингов. — Хартли залпом допил чай и тряхнул головой. — Этот человек безумен, если, конечно, не пронюхал о нашем успехе.
— Безумен. Это точно.
— Понятно, что сейчас я с большим удовольствием ему откажу. Если мы выиграем гонку, в чем я практически не сомневаюсь, акции манчестерского завода будут стоить намного больше.
— Пятьдесят шиллингов за акцию! — Александра снова произвела в уме подсчеты, получив все те же замечательные цифры.
— Весьма заманчивая цифра, — согласился мистер Хартли. Он взял одно из миндальных печений синьорины Морини, положил его в рот и даже заулыбался от удовольствия. — Восхитительная штука. У вас здесь хорошая кухарка?
— Чудесная. И вообще, я здесь провела самый прекрасный период своей жизни.
— Что? Вам понравилось здесь? В сельском захолустье? И это говорите вы, леди Александра Морли? — Молодой человек рассмеялся и взял еще одно печенье.
— Вы удивлены? А между тем я заметила интересную закономерность: чем дольше живешь вдали от Лондона, тем меньше хочется туда вернуться.
— Да, несомненно. Мне тоже время от времени хочется сделать глоток свежего деревенского воздуха. — Он стряхнул крошки с колен и посмотрел на часы. — Но мне пора. Мой поезд отходит из Флоренции завтра утром, а перед этим еще очень много дел. Машину привезут пароходом из Чивитавеккьи.
Александра встала и протянула руку молодому человеку.
— Была рада неожиданной встрече, мистер Хартли. Желаю вам успеха на выставке. Надеюсь, вы заедете на обратном пути, чтобы рассказать о результатах.
— Непременно, леди Морли. — Он энергично пожал протянутую руку.
Александра проводила гостя до ожидавшего его экипажа, вернулась в кухню, опустилась на стул и уставилась на деревянную столешницу.
Какова была цель Финна?
Хартли сказал, что получил предложение неделю назад. Тогда Финн уже знал, что она держательница акций. Он знал, что ее будущее зависит от манчестерской компании. Это не могло быть совпадением.
Но он уехал. Без записки, без поцелуя, без слова.
Значит, это его прощание? Самый щедрый, самый бескорыстный прощальный дар — ее независимость. Возвращение всего того, что она ценила больше всего. Тактичное, достойное прощание.
Или плата за услуги. Пощечина.
Она закрыла лицо руками. Рыдания подступили неожиданно. Они сотрясали ее тело безжалостно и беспрестанно. Она не рыдала так безудержно уже много лет, она не проронила ни слезинки ни когда выходила замуж за старика, ни на балу у леди Пемброук.
Александра сама не понимала, почему плачет. В конце концов, она получила, что хотела. Она вернула все свои деньги или почти все. Уже через несколько недель, если, конечно, Хартли выиграет гонку, она сможет вернуться к прежней жизни, словно ничего не изменилось и она никуда не уезжала. Никаких Фулемов или Патни. Никаких библиотек. Никаких экономных званых вечеров, когда остатки жаркого тщательно убирают, чтобы домочадцам было что есть до конца недели.
Она должна радостно смеяться, а не рыдать.
Она должна чувствовать радость, а не мрачную пустоту.
И безнадежность.
Ее плеча коснулась теплая твердая рука: Александра почувствовала запах свежеиспеченного хлеба раньше, чем услышала голос синьорины Морини.
— Синьора, что случилось? Почему вы плачете?
— Ничего, абсолютно ничего! — выдавила Александра и зарыдала еще сильнее.
— Синьора, не плачьте! — попросила домоправительница и села на соседний стул. — Я понимаю, вам не хватает синьора Берка.
— Ничего подобного! С чего вы взяли? Я только… я просто ударилась локтем об угол и…
— Тише, синьора. — Ее теплая рука обняла Александру за плечи. — Тише.
— …и мне больно… мне чертовски больно…
— Не надо плакать. Конечно, вам больно. Не плачьте mia сага, — повторила итальянка и погладила Александру по голове. — Я принесла почту из деревни.
Александра вздохнула:
— Положите на стол. Я потом посмотрю.
— Там письма для синьора Берка и для герцога. И еще газета.
— Прекрасно, я позабочусь, чтобы Уоллингфорд получил свою почту, — заверила Александра, отвернувшись от синьорины Морини и уставившись на стену, вдоль которой стояли шкафы. Незачем посторонним видеть ее заплаканное лицо.
— Да, конечно, — сказала домоправительница, продолжая легонько поглаживать Александру по голове. — Но, возможно, вы найдете в газете что-то, способное вернуть улыбку на ваше красивое лицо.
Александра вымученно усмехнулась:
— Невозможно. В наших газетах пишут только о смертях, скандалах и беспорядках. Надеяться можно разве что на плохие новости о своих врагах.
— Ха. Вы умны, синьора. Больше всего в вас мне нравится именно ваша умная головка. Вы умеете рассмешить меня. Вы умеете рассмешить синьора Берка. Смех дарует долгую жизнь. Синьор Берк не ошибся, выбрав вас.
Александра выпрямилась и вытерла слезы.
— Он, похоже, не слишком доволен сделкой. Судя по всему, он вновь обрел здравый смысл, и теперь мы все можем вернуться к прежней жизни.
— Да. — Синьорина Морини похлопала Александру по плечу и встала. — И все же, синьора, всегда есть шанс увидеть то, что вам понравится. Прочитать хорошие новости. Они бывают очень редко, хорошие новости. Может быть, поэтому мы им так радуемся.
И домоправительница ушла. Александра продолжала сидеть без движения, все еще ощущая мягкое прикосновение ее руки. Синьорина Морини стала бы великолепной матерью.
Александра покосилась на стопку конвертов и газету и постаралась пробудить в себе хотя бы минимальный интерес к тому, что происходит дома. Какие министры в фаворе, а какие — в опале. Какие представители оппозиции произнесли остроумные речи против того или иного закона, а какие не встретили поддержки. Железнодорожные катастрофы, вспышки дифтерита, аварии на шахтах. На вечере у леди X. слуги были одеты кентаврами, лорд Z. отсутствовал при последних родах своей супруги.
Когда-то все это было ей интересно.
За спиной послышались шаги.
— Вот ты где, — сказала Абигайль. — Кто нас посетил? Извини, что я сбежала, но ты же знаешь, что я не умею себя вести с незнакомыми людьми. Или не могу произнести ни слова, или задаю бестактные вопросы. О, прислали «Таймс»? Позволь, я посмотрю. Еще перед отъездом я поставила пятерку на дерби, и очень хочется узнать, выиграла я или нет.
Александра безразлично отмахнулась.
Абигайль взяла газету и уселась на стол, качая ногами.
— Я посмотрю только первые страницы, если не возражаешь. Тут только катастрофы — на железной дороге и на шахтах. Проклятие, я проиграла. Выиграла лошадь по кличке Сейнфойн. Как она вообще может бегать с такой кличкой? А ведь тот парень в пабе заверил меня, что дело верное. Не повезло. Ну ладно, может быть, в следующий раз… — Она остановилась на середине фразы.
Александра подняла голову.
— Что там?
— Алекс, — после паузы Абигайль заговорила странным напряженным голосом, — ты еще не видела газету?
— Нет, ее только что принесли. А в чем дело? Кто-то умер?
— Нет, скорее наоборот.
Она сложила газету, открыв ее на нужной странице, и передала Александре.
«Мистер Финеас Фицуильям Берк из Королевского научного общества, в отношении тщательно проведенного научного эксперимента, к своему глубочайшему удовлетворению признает следующее, о чем имеет честь сообщить A.M.:
что женский пол имеет непревзойденное превосходство над мужским полом, когда речь идет об упорстве в продвижении к цели — получении академического образования;
что мужской пол несравненно легче отвлекается от интеллектуальной активности мыслями о любви;
что в смелости и самообладании женщинам нет равных;
что все сказанное выше научно подтверждено при скорости более сорока миль в час.
Мистер Берк совершенно уверен в истинности приведенных выше утверждений и готов поставить на кон свою жизнь и сердце.
Написано и удостоверено 22 июня 1890 года».
— Боже мой! — воскликнула Александра, оторвалась от газеты и встретилась глазами с Абигайль. — Боже мой!
— Да уж. Целая страница, как мы и договаривались тогда в гостинице. — Абигайль заглянула через плечо сестры. — Его имя набрано пятидюймовым шрифтом, никак не меньше. А он — благородный человек, указал только твои инициалы. Как ты думаешь, кто-нибудь догадается?
— Не знаю. И мне наплевать.
Александра встала и самым аккуратнейшим образом сложила газету. Нервы были напряжены. Бойцовский дух вернулся. Он любит ее. Не может не любить. И будь она проклята, если позволит ему снова уйти.
— Абигайль, дорогая…
— Что, Алекс?
— Как ты смотришь на поездку вместе со мной в Рим?
