Глава 18

Отпустив камердинера до утра, Эллиот долго стоял у окна своей спальни, глядя в темноту и задумчиво барабаня пальцами по стеклу.

По площади неторопливо шагал ночной сторож, и путь его можно было без труда проследить по неровному свету фонаря. Вот он свернул за угол, и мерцание исчезло.

Эллиот спрашивал себя, намеренно ли была подстроена встреча. Поступок вполне в духе Кона. Давным-давно, в годы буйной и безответственной юности, нечто подобное они могли бы сочинить вместе. Воспоминание о причиненной неловкости доставило бы немало веселых минут. Нет, не удавалось припомнить ни единого случая, когда они доходили до вершины злого умысла и пытались доставить боль ни в чем не повинному человеку.

А как бы приняла выпад Ванесса, если бы поняла истинный смысл встречи? Обиделась бы, почувствовала бы себя оскорбленной? Да, скорее всего именно так.

Но как же Кону удалось узнать, что вечером они приедут в театр? Мысль пойти на спектакль была неожиданной, они ничего не планировали заранее.

Кон, разумеется, ничего не знал. Однако вполне мог предположить, куда именно Эллиот поведет Ванессу в ближайшую неделю.

Да, злостная выходка, разумеется, заранее спланирована. Стоит ли сомневаться?

А планировала ли встречу Анна Бромли-Хейс? Этот вопрос стоял особенно остро.

Если нет, то с какой стати в антракте она оказалась рядом, хотя сидела в противоположном конце театра и спровоцировала знакомство с его женой? Если бы не тайный умысел, разве не постаралась бы она избежать неприятной встречи?

Да, налицо очевидный и неприкрытый сговор. Он, конечно, желал бы более приличного поведения со стороны бывшей любовницы, но требовать проявления благородства не имел права. Он доставил ей боль, и отрицать это не имело смысла. Ни на мгновение не задумался о переживаниях и безжалостно поставил перед фактом.

Но откуда это неведомое стремление проанализировать событие и понять чувства других? Уж не сказывается ли влияние Ванессы?

Как ни анализируй, а сегодня вечером жена и бывшая любовница не только столкнулись лицом к лицу, но и были представлены друг другу. Убийственно неловкий момент для него и в той же степени интригующий эпизод для многочисленных наблюдателей.

И то и другое Кон знал заранее, равно как и Анна.

Для нее месть оказалась важнее хорошего вкуса и чувства собственного достоинства.

Анна выглядела необыкновенно очаровательной и соблазнительной, а Кон держался одновременно галантно и насмешливо: обе черты характера Эллиот отлично знал. В юности он ни за что не смог бы предположить, что однажды сам окажется жертвой беспощадных интриг кузена.

Мысли вернулись в настоящее, и виконт подумал, что Ванесса наверняка его ждет. Наверняка не спит. Если сегодня он к ней не собирался, то надо было заранее предупредить.

А что, разве он к ней не собирается?

Весь день прошел безоблачно и мирно, вплоть до того самого момента, когда молодой Мертон обратил всеобщее внимание на присутствие в ложе напротив кузена Константина. Виконт посмотрел и увидел не только самого кузена, но и сидящую рядом Анну Бромли-Хейс. Глаза встретились. В ее взгляде даже на расстоянии читался откровенный вызов.

До этой минуты виконт пребывал в прекрасном расположении духа. По какой-то странной причине общество жены радовало. Что-то в ее манерах, характере, обращении притягивало неведомой силой.

Пальцы забарабанили быстрее.

Эллиот отошел от окна и решительно отправился к Ванессе.

Дверь в спальню жены оказалась приоткрытой – Ванесса тщательно следила за этим с того самого дня, как потребовала, чтобы муж стучался в закрытую дверь. Сквозь щель пробивалось мерцание свечи.

Ванесса лежала в постели и крепко спала.

Эллиот прошел по комнате и остановился, не в силах отвести глаз от прелестного личика. Короткие волнистые волосы разметались по подушке. Губы слегка раскрылись. В тусклом неровном свете казалось, что на щеках играет румянец.

Она выглядела худенькой и легкой, словно девочка. Грудь едва приподнимала одеяло, на котором спокойно лежали тоненькие руки.

Почему-то вспомнилась Анна – воплощение противоположности, но образ растворился в воздухе сам собой, без особых усилий.

В Ванессе крылась таинственная притягательность. Она не была красивой. Не была даже хорошенькой. Так, самая заурядная, незамысловатая внешность. И все же что-то манило, увлекало. Она не обладала соблазнительной фигурой.

И все же хотелось не только смотреть, но и…

В Финчли-Парке, в доме у озера, он желал ее постоянно, ненасытно! Да и после «медового месяца» – что за отвратительное слово! – ночь за ночью вожделел, хотя и старался сделать встречи короткими и деловитыми, потому что…

А собственно, почему? Потому что Ванесса до сих пор любила покойного первого мужа и Эллиот чувствовал себя обманутым, обиженным? Нет, не поэтому. Потому что хотел наказать, заставить почувствовать, что в его жизни ей отведена лишь одна-единственная функция?

Неужели он настолько мелочен? Мысль больно задела.

Эллиот хотел ее и сейчас. Собственно, желание родилось еще рано утром, когда она до завтрака неожиданно появилась на пороге кабинета Джорджа.

Так чем же все-таки привлекала Ванесса Уоллес, виконтесса Лингейт?

Эллиот нежно провел пальцем по щеке жены.

Она открыла глаза, сонно посмотрела и улыбнулась.

Вот один из секретов! Не было на свете другого человека, чьи глаза улыбались бы постоянно, излучая… что? Тепло? Радость? Одновременно и то и другое?

Радовалась ли жена его приходу? После того как на протяжении нескольких ночей подряд его поведение вполне можно было бы назвать оскорбительным?

– Я не спала. Просто лежала с закрытыми глазами и отдыхала, – сказала она и засмеялась.

Да, и еще смех. Искренний. Теплый. Почти заразительный.

Некоторые люди словно несли в себе счастье, и Ванесса принадлежала к их числу. Она – его жена.

Эллиот развязал пояс и сбросил халат на пол. С тех пор как обнаружил Ванессу в слезах, он неизменно приходил к ней в ночной рубашке. Но сейчас снял и ее, небрежно швырнув на халат.

Лег на спину рядом с женой и прикрыл рукой глаза.

Впервые за много ночей виконт не задул свечу. Ванесса лежала на боку и смотрела на мужа.

– Эллиот, – тихо позвала она. – Сегодня выдался чудесный день, и я запомню его надолго. Тебе ведь было не очень скучно, правда?

Он убрал с глаз руку и повернул голову.

– Считаешь, что я не умею радоваться?

– Вовсе нет. Просто не знаю, умеешь ли радоваться вместе со мной. Дело в том, что я совсем не хороша собой, не умею вести занимательные беседы и…

– Неужели никто и никогда не называл тебя прелестной? – перебил Эллиот, не дожидаясь еще одной негативной характеристики.

Ванесса немного помолчала.

– Ты называл, – наконец ответила она и рассмеялась. – На балу в День святого Валентина. А потом добавил, что все остальные дамы, без исключения, тоже очаровательны.

– Любишь весну? – неожиданно спросил виконт. – Правда, она приносит в мир красоту и обновление?

– Да, – серьезно согласилась Ванесса. – Весна – мое любимое время года.

– Сегодня я назвал тебя весенним цветком. Так вот, это был не пустой комплимент.

– О, – вздохнула Ванесса, – как приятно! Но ты вынужден говорить мне такие слова, ведь ты мой муж.

– Значит, предпочитаешь считать себя некрасивой? – уточнил Эллиот. – Кто-нибудь говорил тебе об этом?

Ванесса на секунду задумалась.

– Нет, – ответила она. – Никто из знакомых не проявил подобной жестокости. Но отец порою шутил, что следовало назвать меня Джейн, потому что я была его «дурнушкой Джейн». Впрочем, шутил беззлобно, с неизменной любовью.

– При всем уважении к памяти преподобного Хакстебла считаю, что его следовало повесить, утопить и четвертовать, – заявил виконт.

– О Эллиот! – в ужасе воскликнула Ванесса. – О чем ты говоришь?

– Если бы я до сих пор оставался холостым, – продолжил он, – и выбирал невесту из трех сестер, основываясь исключительно на внешности, то все равно выбрал бы тебя.

В глазах Ванессы снова вспыхнули искры смеха, а на губах появилась нежная улыбка.

– Вы мой галантный рыцарь, – заметила она. – Благодарю вас, сэр.

– Так, значит, я воплощаю в себе не только холодность и раздражительность? – поинтересовался Эллиот.

Улыбка стала шире.

– Ты совмещаешь головокружительную смесь самых разных качеств. А потому не обращай на меня внимания, когда я приписываю тебе сразу несколько свойств характера. Уверена, что в твоей душе скрываются тысячи секретов.

Жизни не хватит, чтобы разгадать хотя бы несколько сотен. А уж обо всех и говорить не приходится. Никогда не постигнуть того, кто рядом.

– А себя постигнуть можно? – уточнил Эллиот.

– Нет, – решительно ответила Ванесса. – Нередко мы удивляем сами себя. Но разве предсказуемость не сделала бы жизнь пресной и скучной? Как бы нам удалось познавать мир, расти и приспосабливаться к новым условиям?

– Опять ударилась в философию? – скептически заметил Эллиот.

– Если задаешь вопросы, то, наверное, ждешь ответа? – парировала Ванесса.

– Тебе известно, как изменить меня к лучшему, – задумчиво произнес он.

– Разве? – Ванесса удивленно взглянула на мужа.

– «Придумаю способы. Я ведь чрезвычайно изобретательна», – процитировал Эллиот сказанную в театре фразу.

– О, надо же! – рассмеялась Ванесса. – Я ведь и вправду это сказала, да?

– Пока лежала с закрытыми глазами и отдыхала, ты думала? – уточнил Эллиот. – Проявляла изобретательность?

В ответ он услышал лишь тихий смех.

– Если нет, – заключил Эллиот, – то, наверное, я обречен на всю ночь остаться холодным и раздражительным. Интересно, смогу ли уснуть?

Он закрыл глаза.

Тихий смех повторился, а потом наступила тишина. Спустя пару мгновений послышался шорох сорочки. Несколько ночей подряд Ванесса встречала мужа одетой, поскольку он являлся в ночной рубашке.

Желание не заставило себя ждать, однако Эллиот продолжал лежать, изображая спящего.

Вскоре на грудь легла теплая ладонь. Пальцы нежно гладили, ласкали, поднимаясь к плечам и возвращаясь вниз, к животу.

Потом Ванесса встала на колени и склонилась, чтобы целовать, согревать дыханием, дразнить его губами и ногтями.

Эллиот мужественно сохранял неподвижность и не открывал глаз, изо всех сил стараясь дышать ровно.

Ванесса легонько подула в ухо, лизнула, а потом нежно сжала губами мочку и принялась осторожно покусывать.

Руки тем временем неустанно кружили возле возбужденного члена, подбираясь все ближе и ближе, пока наконец пальцы не сомкнулись, чтобы легко, но смело гладить и ласкать. Подушечка большого пальца скользнула по вершине.

Сохранять спокойствие стало крайне сложно.

Ванесса оказалась невероятно искусной соблазнительницей.

Мгновение – и Ванесса села верхом, сжала ногами его бедра и легко прикоснулась к груди своей маленькой, но такой красивой грудью. Пальцы ерошили волосы Эллиота, а губы исследовали глаза, виски, щеки, пока наконец не добрались до рта.

Эллиот открыл глаза.

И увидел на щеках жены слезы.

– Эллиот, – прошептала она, раздвинув языком его губы и проникнув внутрь. – Эллиот.

Он крепко сжал ее бедра и, нащупав вход, с силой насадил на рвущийся в бой клинок.

Из ее горла вырвался почти нечеловеческий гортанный возглас, а потом началась бешеная скачка, унесшая обоих за пределы страсти. Лишь утолив отчаянный голод, они вернулись к размеренному ритму.

Когда прекратилась бешеная пульсация вожделения, а сердце перестало молотом стучать в ушах, Эллиот услышал, что Ванесса плачет не таясь. Да, она рыдала на его плече, все еще крепко сжимая коленями бедра и вцепившись пальцами в волосы, словно опасаясь отпустить и потерять его.

Поначалу Эллиот рассердился. Стоило ли сомневаться в том, что раньше Ванесса точно так же ублажала покойного мужа, у которого болезнь практически отняла силу? Ради умирающего любимого она и сочинила все эти восхитительные ласки.

И в то же время Ванесса не была влюблена в Хедли Дью, не желала близости с ним. Старалась доставить наслаждение бескорыстно, просто потому, что любила.

Только сейчас Эллиот начал улавливать тонкую грань между понятиями.

Какое же, должно быть, блаженство – ощущать на себе любовь Ванессы Уоллес, виконтессы Лингейт.

Его супруги.

Эллиот не позволил себе углубиться в гнев. К счастью, ему хватило душевной тонкости, чтобы понять истинный смысл слез. Да, в них воплотилось счастье: ведь ее ласки не прошли даром, а оказались в полной мере вознаграждены взаимным удовольствием и удовлетворением. Ну а если и примешивалась горькая капля тоски по тому, кто не имел возможности в полной мере насладиться ее стараниями, то обида и ревность здесь были неуместны.

Бедняга Хедли Дью давно умер.

А он, Эллиот Уоллес, жив, да еще как!

Он ловко подцепил с пола простыню и натянул на них обоих, а краешком простыни бережно осушил слезы жены.

– Прости. Пожалуйста, прости, – пробормотала Ванесса. – Это совсем не то, что ты подумал.

– Знаю, – коротко ответил он.

– Ты… о, ты так великолепен!

Эллиот ладонями приподнял ее голову и заглянул в лицо. Ванесса шмыгнула носом и засмеялась.

– О, я выгляжу просто ужасно… – сокрушенно произнесла она.

– Послушай, – серьезно перебил он. – Хочу, чтобы ты мне поверила. Больше того, настаиваю и даже приказываю. Запомни: ты прекрасна. И больше никогда, ни минуты не сомневайся.

– О Эллиот! – Ванесса снова всхлипнула. – До чего же ты великодушен. Но право, не стоит…

Он прикрыл ее губы пальцем.

– Но ведь кто-то должен сказать тебе правду. Почему бы это не сделать мужу? Ты несправедливо обошлась со своей красотой. Спрятала ее ото всех, кроме тех немногих, кто готов потрудиться заглянуть в твои глаза. Любой, кто не пожалеет времени, наверняка откроет секрет. Он прост: ты красива. Прекрасна.

Боже милостивый, откуда взялись все эти слова? Не мог же он верить в то, что говорит!

Глаза Ванессы вновь наполнились слезами.

– Ты добрый человек, – прошептала она. – До этой минуты я даже не догадывалась, насколько добрый. Можешь быть холодным и раздражительным, а можешь быть невероятно добрым. Ты разный, сложный, и это так хорошо!

– И великолепный? – уточнил Эллиот.

Так и не перестав плакать, Ванесса рассмеялась.

– Да, ты великолепен, – с искренним восхищением повторила она.

Эллиот снова прижал ее голову к своему плечу, поднял с пола одеяло и потеплее накрыл и ее, и себя.

Ванесса умиротворенно вздохнула, без стеснения зевнула и мгновенно уснула – прямо на нем.

Супруги до сих пор не разъединились.

Она почти ничего не весила, но в то же время была теплой, уютной и соблазнительно пахла мылом и близостью.

Красивая.

Была ли Ванесса красивой?

Эллиот закрыл глаза и постарался представить жену такой, какой впервые увидел на балу в Трокбридже, когда она стояла рядом с подругой в тусклом бесформенном платье цвета лаванды.

Красивая?

Едва заиграла музыка и он повел ее в танце, она улыбнулась и просияла радостью. А когда он попытался пошутить и сказал, что все дамы, подобно ей, ослепительно красивы, она запрокинула голову и от всей души рассмеялась, ничуть не обидевшись на то, что комплимент предназначался не ей одной.

И вот сейчас она лежала в его объятиях обнаженной и спала блаженным сном.

Красивая?

Да, она обладала удивительной красотой, не броской, как у Анны, но более утонченной и изысканной. Это была красота гармонии души и тела, красота, освещенная внутренним светом.

С этой мыслью Эллиот погрузился в сон.

Ванесса нервничала. Еще бы! Сегодня предстояло отправиться с визитом к самой королеве! Совсем недавно она и помыслить не смела о таком! Закусив губу, Ванесса придирчиво осматривала свой наряд.

Широкая голубая юбка крепилась на жестких обручах. Корсаж тоже был голубым, но его украшала переливающаяся на свету серебряная вышивка. Поверх кринолина надевалась еще одна юбка: сшитая из кружева глубокого синего цвета, она открывалась спереди, создавая насыщенную гамму оттенков. Синими были и длинный шлейф, и ленты, спускавшиеся с расшитой серебром широкой ленты, украшавшей волосы. К ленте крепились голубые и серебряные перья – при малейшем движении они плавно покачивались. Руки до локтей скрывались в серебристых перчатках.

– Вот это да! – не сдержалась Ванесса, разглядывая себя в огромном зеркале гардеробной, пока горничная суетилась вокруг и доводила наряд до совершенства. – Смотри-ка, я действительно красивая. Эллиот оказался прав!

Она радостно рассмеялась: зеркало ей льстило. Если бы можно было всегда так одеваться! Но для этого следовало родиться на полсотни лет раньше. Правда, тогда она годилась бы Эллиоту в бабушки. Нет уж, спасибо!

– Ну конечно, ты прекрасна! – Кэтрин подошла и обняла сестру. Правда, пришлось сделать это осторожно, чтобы что-нибудь не помять. – И почему только многих возмущает эта приверженность королевы к старомодным фасонам? По-моему, они чудесны. С удовольствием носила бы каждый день.

– И я думала о том же, – призналась Ванесса.

Внимание Маргарет, однако, привлекло другое ее замечание, брошенное вскользь.

– Так, значит, виконт Лингейт сказан, что ты красива? – уточнила она.

– Да, сегодня ночью, – беззаботно подтвердила Ванесса, выпрямляя шов на левой перчатке. – Глупый.

– Вовсе не глупый, а напротив: очень восприимчивый и проницательный, – горячо возразила Маргарет. – Значит, все хорошо, Несси?

Ванесса с улыбкой посмотрела в участливые глаза сестры. Да, нынешней ночью супруг действительно вел себя неразумно. Трудно понять, что на него нашло. Но что бы ни нашло, а проснулась Ванесса счастливой. Супруг приказал считать себя красивой, а ведь во время венчания она дала клятву во всем его слушаться.

Глупый!

Ванесса проснулась рано утром в той же позе, в которой уснула: в объятиях Эллиота, уткнувшись щекой ему в плечо. И он все еще оставался в ней – правда, сейчас снова стал очень большим и очень твердым. Почувствовав, что она уже не спит, муж перевернул ее на спину, ни на мгновение не размыкая объятий, и снова одарил любовью, на сей раз, правда, быстрой. А потом ушел к себе.

И не поблагодарил, чему Ванесса очень обрадовалась.

С тех пор она его еще не видела. Горничная принесла завтрак в постель – очевидно, по распоряжению господина. А потом начались приготовления к торжественному выходу, и настроение постоянно металось из крайности в крайность, от восторженного возбуждения к тревоге и страху.

То и дело заходили свекровь и золовка; обе придирчиво контролировали работу горничной. Потом приехали Маргарет и Кейт – они не могли не проводить сестру на столь ответственный раут. Стивен ждал внизу вместе с Эллиотом. Обоим тоже предстояло явиться ко двору: Виконт Лингейт собирался представить графа Мертона принцу Уэльскому на традиционном мужском приеме.

– Кейт права, – заключила Маргарет. – Ты, Несси, действительно выглядишь прелестной. И дело, конечно, не только в платье. Если лорду Лингейту удалось придать твоему лицу такое сияние, то, думаю, можно простить тебе то предложение, которое ты ему сделала.

– Что-что? Что ты сделала? – изумленно воскликнула Кэтрин.

– Мы с Маргарет знали, что виконт собирается на ней жениться. Но она не хотела выходить за него, а я хотела. И потому сама предложила ему руку, прежде чем он решился на окончательный шаг, – торопливо пояснила Ванесса.

– О Несси! – со смехом воскликнула Кэтрин. – И как только ты отважилась? Но почему же ты не захотела выйти за лорда Лингейта, Мег? Помимо прочих достоинств, он еще и необычайно хорош собой. А, понимаю! Решила еще немного понянчить нас со Стивеном, правда?

– Не имею ни малейшего желания выходить замуж, – твердо заявила Маргарет. – Ни за кого!

Разговор пришлось прервать из-за появления вдовствующей виконтессы и мисс Уоллес. Сесил запищала от восторга. Свекровь с пристрастием осмотрела сноху со всех сторон и одобрительно кивнула.

– Отлично, Ванесса, – вынесла она авторитетный приговор. – Главное, мы не ошиблись с выбором цвета. Выглядишь юной, хрупкой и очень хорошенькой.

– Красивой, – поправила Кэтрин с теплой улыбкой. – Мы только что решили, мэм, что сестра – самая настоящая красавица.

– Правда, я совсем не согласна с их решением, – рассмеялась Ванесса. – Теперь главное – удержать перья на голове и не дать им упасть на глаза. Ну и, конечно, не запутаться в шлейфе на глазах у королевы. Если удастся это сделать, можно будет от души себя поздравить.

– Вы тоже прекрасно выглядите, мэм, – любезно и вполне справедливо заметила Маргарет.

Свекровь не случайно выбрала платье пурпурно-винного цвета: оно идеально сидело и выгодно оттеняло средиземноморские черты красивого смуглого лица. Сегодня вдовствующей виконтессе предстояло сопровождать Ванессу в королевский дворец.

Пора было выезжать. Не пристало опаздывать на самый ответственный в жизни прием.

Все отстранились и пропустили Ванессу, чтобы она первой спустилась по лестнице. Скоро стало ясно почему. Внизу, в холле, стояли Стивен и Эллиот. Оба не сводили с нее глаз.

– О Несси! – Брат даже не пытался скрыть восхищение. – Неужели это ты?

С тем же вопросом Ванесса могла бы обратиться к нему. Молодой граф был одет в безупречно скроенный темно-зеленый сюртук, расшитый золотой нитью жилет и бежевые бриджи. Рубашка сияла белизной. Выглядел он выше и стройнее, чем обычно. Волосы, недавно старательно приглаженные, уже начинали отвоевывать привычные позиции. В глазах горело тщательно скрываемое возбуждение.

Рядом со Стивеном стоял Эллиот, тоже одетый для визита во дворец. Ванесса перевела взгляд на мужа и обомлела.

Лорд Лингейт выглядел ослепительно красивым в светло-синем сюртуке, серебристых бриджах и темно-синем, с серебряным узором, жилете. Рубашка соревновалась в белоснежном блеске с рубашкой шурина.

Цвета безупречного костюма поразительно оттеняли античную красоту смуглого лица.

Ванесса пожалела, что не удастся показаться при дворе вместе с мужем. Но с другой стороны, это и к лучшему. Разве кто-нибудь нашел бы в себе силы оторвать взгляд от виконта и хоть разок посмотреть на виконтессу?

Эллиот подошел к лестнице и подал жене руку. Она с радостью вложила свою ладонь в его и рассмеялась.

– Только взгляни на нас! Ну разве мы не великолепны?

Лорд Лингейт поднес руку жены к губам и нежно посмотрел в глаза.

– Вы, миледи, поистине прекрасны! – искренне ответил он.

Ванесса одарила мужа счастливой улыбкой.

Стали садиться в карету. Оказалось, что не так-то легко разместить и дам, и их пышные наряды.

Когда экипаж наконец тронулся, Ванесса спросила себя, уж не началась ли для нее та самая история, которой обычно заканчиваются сказки: «Они жили долго и счастливо»?

Ах, как бы этого хотелось!

За окном на синем небе ярко светило солнце. На горизонте, правда, собирались тучи, но они казались слишком далекими и не вызывали опасений. Если дождь и начнется, то не скоро. Испортить лучезарное утро ему все равно не удастся.