Глава 8
– Мы едем в Лондон! Мы едем в Лондон! – напевала Пиппа, танцуя в галерее. – Здорово, правда, Пен? – Повернувшись, она протанцевала к сестре, следовавшей за ней.
Пен была настроена не так оптимистично. Конечно, подобная перспектива привлекала ее, и она испытывала легкий трепет при мысли, что ей предстоит провести немало времени в обществе Робина. Однако она почувствовала, что под внешней бодростью матери, радостно объявившей о предстоящем путешествии, кроется беспокойство.
Мать вызвала их в свои внутренние покои – к подобной формальности она прибегала только в важных случаях. Она улыбалась, когда они, встревоженные, вошли в комнату, и постаралась внушить им, что путешествие будет не только интересным, но и поучительным. Она пояснила, что в Лондон нужно ехать для того, чтобы в суде заявить о своих правах на спорную землю. Лорд Хью и его люди будут охранять их во время путешествия. Она сказала, что им очень понравится Лондон. Хотя она сама там никогда не была, она много читала о реке Темзе, о толчее на улицах, о красивых особняках придворных и о дворцах короля Генриха в Гринвиче, Хэмптон-Корте и на Уайтхолл. Они обязательно их увидят, пообещала она.
Однако Пен заметила тень грусти в улыбке матери – точно такая же улыбка появлялась у нее тогда, когда Стивен Мэллори начинал буйствовать. Со дня его смерти мама больше никогда так не улыбалась, до тех пор, пока не приехал лорд Хью со своими людьми. Пен не понимала, зачем столько суетиться вокруг земли, которая им не нужна. У них и так всего довольно.
– Ну, скажи что-нибудь, Пен! – потребовала Пиппа, выводя сестру из задумчивости. – Ты так и не сказала, что это будет здорово!
– Какая же ты еще маленькая! – пренебрежительно проговорила Пен.
Пиппа обиделась:
– Сама такая!
– Я не болтаю без умолку.
– Но разве ты не хочешь побыть с Робином? Представляешь, несколько недель ехать вместе! Уверена, хочешь. – Пиппа положила руку на локоть сестры. – Я не буду тебе мешать, честное слово.
Пен против воли улыбнулась:
– Будешь. Ты просто не сможешь не мешать. Пошли, мама просила, чтобы мы помогли Нелл упаковать наши вещи.
– Во время путешествия мы не будем заниматься с магистром! – восторженно объявила Пиппа. – Неужели ты этому не рада?
Пен понимала, что Пиппа еще мала, поэтому искренне радуется перерыву в занятиях, однако их маме будет недоставать ученых бесед с магистром и совместных чтений в кабинете. Ведь нельзя читать сидя верхом на лошади, а магистр такой плохой наездник, что забудет обо всем и станет думать только о том, как бы не свалиться. Пен хихикнула. Магистр на лошади выглядит так же, как мокрый мешок с мукой. Получается, что лорд Хью – единственный взрослый, с кем мама может вести беседы.
Улыбка померкла на лице девочки, и она нахмурилась. Иногда ей казалось, что лорд Хью и мама подружились. Они не раз вместе над чем-то смеялись, и у Пен создавалось впечатление, что между ними установились теплые отношения. Но временами они ненавидели друг друга, и Пен остро ощущала это. Она знала, что Робин озадачен не меньше, однако они не обсуждали эту тему. Одной ссоры из-за спорной земли с них было достаточно. Она, естественно, примет сторону матери, а он – отца. Поэтому они следовали молчаливому уговору не затрагивать подобные вопросы. Но путешествие предстоит долгое, и удастся ли им и дальше обходить острые углы?
Все время рядом. В течение нескольких недель… У нее по телу пробежали мурашки, только не от тревоги или чего-то плохого, а совсем по другой причине.
Пиппа бежала вперед, забыв, что Пен не ответила на ее вопрос. Да и ответ мог быть лишь один.
– Подожди меня! – окликнула ее Пен и, ускорив шаг, догнала свою неугомонную сестру.
Джиневра, прижав руки к щекам, ходила взад-вперед по своей комнате. Удалось ли ей убедить дочерей, что не о чем беспокоиться? Что касается Пиппы, то да, а вот Пен…
Ну что ж, на настоящий момент она сделала все, что могла.
Джиневра подошла к зеркалу и всмотрелась в свое отражение. Вокруг глаз появились крохотные морщинки, лицо слишком бледное. С бледностью справиться можно. Она открыла коробочку с высушенными и измельченными лепестками герани. Обмакнув палец в воду, она сунула его в пудреницу, а потом нанесла прилипший к пальцу и намокший порошок на щеки и растушевала его. Кожа слегка порозовела. Зубы были белыми – этого она достигала тем, что дважды в день накладывала на них сушеные листья шалфея.
Джиневра потерла пальцем губы, и они будто ожили. Она вспомнила поцелуй Хью и словно наяву ощутила прикосновение его губ. По телу разлилось сладостное томление. Страсть.
– Тимоти, – почти неслышно произнесла она.
Это был крик о помощи. Как ей выпутываться из этой сложнейшей ситуации, если в ней снова пробудилась страсть? Однажды она уже отдалась во власть этого чувства, и тогда оно принесло ей только радость и удовлетворение.
Как же она тоскует по тому, что было! Прошло много времени, прежде чем она перестала думать о Тимоти… видеть его в лицах своих дочерей, в их жестах, слышать его голос, его смех. А по ночам она видела его в своих снах. Страсть привела их к радостям любви.
Страсть к Хью де Боукеру приведет ее лишь на эшафот.
Джиневра разгладила юбку из темно-красного шелка и поправила белый нижний чепец, надетый под верхний цвета маренго. Затем она прикоснулась к кулону на шее и отправилась сражаться с Хью де Боукером.
Эконома Джиневра нашла в его кабинете. Он составлял список продуктов для путешествия.
– Мастер Краудер, я хотела бы поговорить с лордом Хью. Не могли бы вы послать кого-нибудь за ним?
Краудер хорошо знал свою госпожу и догадался, что она начала претворять свой план в жизнь. Подтверждением тому были ее гордо расправленные плечи, воинственный блеск глаз, а еще властные интонации в хорошо поставленном голосе. До сих пор она выигрывала свои битвы.
– Мастер Робин бродит где-то у северо-западного входа, мадам. Могу я попросить его позвать отца?
– А Пен с мастером Робином?
– Нет, мадам. По-моему, он надеется, что она скоро выйдет.
– Кажется, Краудер, нам скоро предстоит собирать осколки.
– Да, миледи, – согласился Краудер. – Леди Пен будет очень переживать.
– Верно, но первая любовь, как правило, бывает несчастливой. – Джиневра сокрушенно покачала головой. – Ладно, пошлите Робина за отцом. Я приму его в зале. Нет, подождите. – Краудер остановился. – Я пойду сама, – прищурившись, заявила она. – Воспользуюсь случаем взглянуть на его лагерь, узнать, как у него все организовано. Вдруг это натолкнет меня на какую-нибудь идею – ведь мне надо придумать, как нам бежать.
– Я подумал, мадам, что для дома в Колдоне лучше нанять новых слуг, – сказал Краудер. – Если мы возьмем их с собой, кто-нибудь обязательно проговорится.
– Да, я тоже об этом думала. Если лорд Хью решит искать нас, он первым делом вернется сюда. Никто не должен знать, куда мы отправились.
Джиневра улыбнулась эконому, желая приободрить этой улыбкой не только старика, но и себя саму.
Она вышла через северо-западную дверь на залитый солнцем двор и увидела Робина, сидящего на каменном парапете моста и тоскливо посматривающего на дом.
– Добрый день, Робин, – весело поздоровалась она. – Девочки упаковывают свои вещи для завтрашнего путешествия. У них много дел. Но если ты пройдешь в дом.
Пен будет рада поболтать с тобой.
Лицо мальчика не прояснилось.
– Мадам, мой отец говорит, что сегодня я не должен мешать вам. Я думал, что посижу здесь и подожду: а вдруг Пен выйдет погулять.
– Тогда обойди дом по дорожке, идущей через сад. Ты окажешься прямо под окнами покоев девочек, – предложила Джиневра. – Сегодня отличная погода, наверняка окна открыты. Не сомневаюсь, Пен обязательно выглянет. А если не Пен, то уж Пиппа точно.
Робин улыбнулся:
– А я действительно никому не помешаю? – Джиневра отрицательно покачала головой:
– Вряд ли твой отец сочтет простую прогулку по саду непослушанием. Лорд Хью в лагере?
– Да, мадам. Он с Джеком Стедменом готовится к путешествию.
– Надеюсь, он не очень занят и сможет поговорить со мной, – сказала Джиневра и направилась к каменным воротам.
Ее сердце неистово колотилось, когда она приблизилась к палаткам, поставленным кругом в сотне ярдов от стен замка. Как он поведет себя после вчерашнего? Она будет держаться так, будто ничего не произошло. Она будет холодна и непоколебима, но скромна в своих требованиях – а как еще заключенному вести себя со своим тюремщиком?
Джиневра чувствовала, что, если ее требования будут разумными, Хью удовлетворит их. Он слишком уверен в себе и не слишком властолюбив, чтобы доказывать свою власть над ней, создавая ей лишние трудности в путешествии. К тому же он отнюдь не жесток. Человек, любящий детей и умеющий с ними общаться, не может быть жестоким.
Однако все эти размышления не помогли Джиневре унять сердцебиение. Если бы она могла убедить себя, что это состояние вызвано тревогой за свое будущее и будущее детей, ей было бы значительно легче. Но она не стала заниматься самообманом.
Лагерь гудел как улей, но во всем чувствовались порядок и дисциплина. Джиневра обратила внимание на то, как дружинники лорда Хью содержат лошадей – стреноженные, они паслись в загоне из примитивного частокола. Сейчас их никто не охранял. Интересно, а во время путешествия будут охранять? Надо взять белладонны на тот случай, если понадобится усыпить часового. И можно использовать Тилли. Она мастерица завязывать разговоры. Стоит ей немного поболтать с часовым в своей доверительной манере – и тот вскоре утратит бдительность.
– Леди Джиневра? – прозвучал у нее за спиной голос Хью де Боукера, и Джиневра, ойкнув, круто повернулась. Она ожидала его появления совсем с другой стороны.
Его лицо ничего не выражало, но Джиневре показалось, что уголки его губ чуть-чуть приподнялись и глаза засветились теплом, как будто он был рад встрече.
– Лорд Хью, я хотела бы обсудить с вами кое-какие вопросы.
– Почему вы не послали за мной?
– Обычно заключенные не посылают за своими тюремщиками, – заявила Джиневра.
Хью широко улыбнулся.
– Вы так и не отказались от намерения провоцировать меня? – поинтересовался он. – Я не поддамся на ваши провокации, мадам. Я сегодня в отличнейшем настроении.
– О! И что же тому причиной? – Джиневра уже жалела, что задала этот вопрос.
Хью прищурился, а потом медленно поднял руку и прикоснулся пальцами к ее губам.
– Воспоминание, которого мне бы не хотелось лишиться, – ласково проговорил он. – Почему так произошло, Джиневра?
Она не может, не имеет права идти этой дорогой.
– Не знаю, – с раздражением ответила она. Ее раздражение было направлено как на него, так и на саму себя. – И я бы предпочла не говорить об этом, – отворачиваясь, добавила она. – Это было помешательство.
Хью пожал плечами, и его взгляд стал холодным и отчужденным.
– Извольте. Что вы хотели со мной обсудить?
– Детали путешествия. Мастер Краудер, магистр Говард и Грин не смогут выехать завтра утром.
– Значит… они остаются, – сказал он, ничуть не удивившись.
– Нет, не остаются, – твердо проговорила Джиневра. – Милорд, вы дали нам мало времени для сборов. Ведь нужно закончить кое-какие дела в поместье. Не могу же я оставить хозяйство без денег и указаний. – Она усмехнулась. – Конечно, я понимаю, что скоро в Мэллори-Холле будет хозяйничать кто-то другой. Какой-нибудь помещик, живущий вне своего имения. Но до того, как это произойдет, мои люди не должны страдать из-за моего отсутствия.
Хью дернул себя за мочку уха.
– Так что вы предлагаете, мадам?
– Если вы настаиваете… – Она сделала паузу, коротенькую, но чрезвычайно многозначительную. – Тогда Тилли, мои дочери и я будем готовы к отъезду завтра на восходе.
– Я действительно настаиваю.
– Мои слуги последуют за мной, как только закончат все дела. Например, соберут провиант для долгого путешествия. Им не составит труда догнать нас, ведь с девочками мы не сможем ехать слишком быстро.
– Отлично, – кивнул Хью.
– Милорд, мне нужно знать, какой дорогой мы поедем.
– Мы поедем через Честерфилд.
– Думаю, было бы разумнее ехать через Дерби, – сказала Джиневра. – Вы хорошо знаете дороги в нашем графстве? – Она вскинула бровь.
– Мы приехали через Честерфилд. Этот путь показался мне разумным.
– Дорога через Дерби более оживленная, и она не так разбита, – уверенно произнесла Джиневра. – Если мы поедем этой дорогой, то моим людям с гружеными повозками будет легче догнать нас. – Помолчав, она сдавленным голосом добавила: – Лорд Хью, мне необходимо, чтобы в Лондоне магистр был рядом со мной. Ему понадобится один день, чтобы упаковать нужные мне книги. Ведь вы не лишите меня возможности защищаться?
– Не сомневайтесь в этом. – У Хью возникло впечатление, что она что-то недоговаривает, однако ему никак не удавалось понять, что же именно. Все ее доводы были вполне логичными, и никто не давал ему указаний лишить ее возможности защищаться. Если ей нужны книги и наставник, что ж, это ее право. Он не будет мешать ей. – Вы знаете графство лучше меня, мадам. Кстати, Мэтлок находится на дороге через Дерби?
– Да.
– Гм.
Если они поедут через Мэтлок, он сможет расследовать обстоятельства смерти Тимоти Хэдлоу. Хотя у него уже достаточно оснований, чтобы обвинить ее в убийстве Мэллори, – а для того, чтобы доставить ее на суд лорда – хранителя печати, нужно доказать ее причастность только к одному убийству, – ему чрезвычайно интересно узнать, как погиб Хэдлоу. И почему Джиневра вышла за него. Хорошо было бы выяснить, считали ли окружающие их брак счастливым. Наверняка арендаторам и местным жителям что-то известно, и они выскажут собственное мнение.
– Отлично, – сказал он. – Поедем дорогой на Дерби.
– Тогда я скажу своим людям, что они должны догнать нас, когда мы станем лагерем в Кедлстоне, – спокойно проговорила Джиневра. – Вы позволите нам изредка делать передышку? Мои дети не смогут ехать верхом целые дни напролет. Каждый второй день придется останавливаться на отдых.
– Я полностью согласен с вами, – сказал Хью, – но вот решать, где и когда нам останавливаться на отдых, буду я. Это зависит от погоды и других обстоятельств.
– Мои дочери не привыкли к походной жизни, – недовольно напомнила ему Джиневра. – Вы не можете ожидать от них того же, что от Робина.
– Я это понимаю. Не опасайтесь, что я потребую от них нечеловеческих усилий.
Нет, подумала Джиневра, уж если она чего-то опасается, так только не этого. Она любезно улыбнулась:
– Спасибо, лорд Хью.
– Что вы сказали Пен и Пиппе? – совсем другим тоном спросил Хью.
– То же, что вы, как я думаю, сказали Робину, – резко бросила она.
– Не надо их тревожить, – смущенно проговорил он.
– Не надо? – Джиневра с вызовом посмотрела на него. – А вы хоть на минуту задумывались, что будет с моими детьми?
Она круто повернулась и пошла прочь.
Хью вернулся в лагерь. Он заберет ее дочерей. Он будет бороться за них в суде и выиграет дело. Но разве он может сказать об этом Джиневре? Если он скажет, что уже определил будущее ее дочерей, то тем самым признает, что ей суждено закончить жизнь на эшафоте.
На следующее утро, незадолго до восхода, Хью въехал во внутренний двор. Осадив своего вороного скакуна, он огляделся по сторонам. Во дворе царила предотъездная суматоха. Двое слуг грузили на вьючных лошадей деревянные сундуки. Грумы седлали молочно-белую кобылу Джиневры, двух пони и мула. Видимо, мул предназначался старой камеристке. На вид мул выглядел довольно крепким, но вряд ли ему выдержать высокий темп. Пони, хоть и породистые, тоже не смогут соперничать в скорости с его лошадьми и даже с красивой кобылой Джиневры. А когда к ним присоединятся остальные слуги с повозками, нагруженными провиантом и книгами, они вообще поползут как черепахи.
До осени, до того, как дни станут короче, у него есть два месяца. Похоже, на путешествие уйдет все это время, мрачно подумал Хью. Возглавлять нечто среднее между детской и передвижной библиотекой – это не то же самое, что командовать отрядом бывалых воинов.
Он посмотрел в светлеющее небо. Его конь бил копытом, предвкушая скачку. Хью хотелось поскорее покончить с этим делом. Он сорвал с места женщину и ее детей, у него не было желания затягивать мучительную процедуру отъезда.
Из дома вышла Джиневра. С ней были магистр и Краудер. Хью решил, что она не заметила его присутствия.
Однако Джиневра знала, что он здесь. Его нельзя было не заметить. Окутанный утренним туманом, он был таким… таким реальным – Джиневра никак не могла подобрать нужное слово, чтобы описать его. Реальный, властный. Ей ничего не стоило представить, как он наводит ужас на своих людей, как он скачет по полю боя с мечом наголо, и у нее по телу пробежали мурашки.
Сильный, в кожаном дублете, надетом поверх шерстяной рубашки и подчеркивающем ширину его плеч, с пронизывающим взглядом голубых глаз, он казался ей ожившим Чингисханом, сгоняющим в рабство невинных женщин и детей. Если ей удастся сбежать от него, вряд ли она сможет вернуться домой. Она потеряет все, ради чего трудилась все эти годы, будет считать каждый пенс и проживет остаток жизни почти в ссылке. Осознание этого было горше полыни.
– Мы будем ждать вас в Колдоне, миледи, – прошептал Краудер.
– Если будет на то воля Божья, – проговорила Джиневра. – Где девочки?
– Они хотели попрощаться с собаками, – ответил магистр.
Джиневра бросила взгляд на всадника на коне. Она чувствовала его нетерпение.
– Надо бы послать за ними, Краудер. – Она бесстрашно приблизилась к мощному жеребцу и обратилась к всаднику: – Лорд Хью, как я вижу, вам не терпится закончить это выселение. Но солнце еще не взошло.
Хью посмотрел на нее. Джиневра была спокойна, но бледна, а под глазами залегли тени. На ней было изумрудное шелковое платье – то самое, в котором он увидел ее во время охоты в лесу. Зеленый чепец, открывавший разделенные на пробор пепельные волосы, украшали драгоценные камни.
– Не вижу смысла оттягивать неизбежное, мадам. – Да.
– Мама, мама, уже пора ехать? – раздался голос Пиппы, а потом из-за угла появилась и сама девочка. – Мы прощались с собаками и дворовыми кошками. У большой серой, которую зовут Волчицей… ее котята подросли, и их можно забрать. Мы с Пен решили взять себе по котенку. О, доброе утро, лорд Хью. Смотрите, какой у меня котенок! – Она радостно продемонстрировала ему серебристый клубок. – А у – Пен рыжий. У нее кот, а у меня кошка, и когда мы приедем в Лондон, у них могут появиться котята. Мы еще не придумали имена.
Великий Боже! Детская, библиотека, а теперь еще и зверинец!
Хью покосился на Джиневру и обнаружил, что она смотрит на него с вызовом, предоставляя ему самому выкручиваться из создавшейся ситуации.
– Ваша мама объяснит вам, почему нельзя взять котят с собой, – твердо заявил он.
– Но, мама, они будут напоминать нам о доме, – сказала Пен, подходя к Джиневре и прижимая к груди рыжего котенка. На ее личике отразилось страдание – кажется, она только сейчас осознала, что уезжает из дома, и это стало для нее ударом. – Мы и так все оставляем, неужели нам нельзя взять с собой котят? Ведь они никому не помешают. Они такие маленькие.
– Пожалуйста! – заныла Пиппа. – Они никому не помешают, мы станем ухаживать за ними, они будут напоминать нам о доме.
Джиневра продолжала смотреть на Хью, и в ее глазах загорелся сердитый огонек.
– Просто в память о доме, – тихо проговорила она. – Им так тяжело расставаться с родовым гнездом.
Хью чувствовал, что все трое с надеждой смотрят на него. Разве он может им отказать, тем более при нынешних обстоятельствах? И ведь Джиневра это отлично знает, гневно подумал он. Она наслаждается, наблюдая за тем, как он решает эту дилемму.
Хью отвернулся, чтобы не видеть насмешки в ее взгляде, и буркнул:
– Ладно. Но под вашу ответственность. И чтоб они не попадались мне на глаза. Никогда. Ясно?
– Да, – ответила Пен, и ее личико просветлело. Она спрятала котенка под плащ. – Спасибо. – Девочка улыбнулась ему улыбкой, так похожей на улыбку ее матери, что у Хью перехватило дыхание. Неудивительно, что Робин очарован ею.
Солнце поднялось над горизонтом и окрасило стены дома в розовые тона.
– По коням! – скомандовал Хью. – Я планировал уехать на восходе. Сегодня нам предстоит долгий путь.
Он через арку выехал на посыпанную гравием дорогу и остановился у моста, дожидаясь остальных. Спустя несколько минут в воротах показалась небольшая кавалькада из женщин и детей, и Хью опять охватили угрызения совести и страх перед тем, что их ждало в будущем.
А если он не станет выполнять свою миссию? Просто повернется и ускачет прочь?
Но с какой стати? Джиневра Мэллори – отнюдь не невинное создание. Она соблазнила четырех мужчин, и все четверо быстро нашли свой конец в могиле. У него есть доказательства тому, что здесь не обошлось без обмана, что у нее был мотив для убийства. Она получит возможность опровергнуть предъявленные обвинения, и не в его власти карать ее или миловать.
Джиневра въехала на мост, развернула лошадь и посмотрела на дом. В мягком утреннем свете он казался удивительно красивым. Воздух был напоен ароматом цветов. Она перевела взгляд на реку. Рыба выпрыгивала, сверкая в лучах солнца, и снова уходила под воду, и на серебристой глади расходились круги. Над заливным лугом кружили ярко-синие стрекозы.
Джиневра взглянула на Хью де Боукера и холодно проговорила:
– Итак, милорд, если поместье станет частью вашей награды за мою поимку, надеюсь, вы будете бережно относиться к нему.
С этими словами она пришпорила лошадь.
Робин и дружинники уже давно были готовы к отъезду и ждали всех за стенами поместья. Хью, уязвленный до глубины души заявлением Джиневры, приказал девочками и Тилли ехать между двумя колоннами его людей. Робин поспешно занял место рядом с Пен.
– Миледи, а вы поедете со мной, – бросил Хью Джиневре.
Та пожала плечами:
– Я выполняю ваши приказы, милорд.
– Всем было бы легче, если бы вы так и делали, – сказал он, проезжая вперед.
Джиневра последовала за ним. Она хотела ответить ему, но, взглянув на его лицо, решила промолчать. Она не оглядывалась, преодолевая желание в последний раз посмотреть на дом. Сейчас в ее душе царили гнев и горечь, загоняя тоску и страх вглубь.
– Только не ждите от меня помощи, когда один из этих чертовых котят сбежит и вам придется успокаивать рыдающего ребенка, – произнес Хью, не в силах скрыть раздражения.
– С чего вы решили, что я жду от вас помощи? – искренне удивилась Джиневра. – Лорд Хью, я сама справлюсь со своими дочерьми. Так было всегда.
– А их отец? Он принимал участие в воспитании? – Несмотря на обиду, он с интересом ждал ответа.
– Пиппа была малюткой, когда он умер. А Пен только исполнилось два, – тихо проговорила Джиневра.
– Вы любили его? – не отрывая взгляда от дороги, спросил Хью. Черт, зачем он задает такие вопросы? Какая ему разница? Разве это что-то изменит? Однако ему все же хотелось знать.
– Кажется, меня подозревают в том, что я подстроила его убийство, – усмехнулась Джиневра. – Или в том, что я сама выпустила стрелу? Я забыла.
– Вы любили его? – повторил Хью и на этот раз повернулся к ней.
Вместо ответа Джиневра спросила:
– А вы любили мать Робина?
– Да, – твердо сказал Хью. – Я любил Сару.
– А я любила Тимоти Хэдлоу.
Воцарилось молчание, легкое, наполненное светлой грустью и лишенное сожаления и раздражения. Такое впечатление, озадаченно подумала Джиневра, будто после жаркой ссоры подул свежий ветер.
– Где вы намерены остановиться? – решила она нарушить молчание.
– Там, где мы окажемся поздним вечером, – ответил Хью. – Где-нибудь между Мэтлоком и Эмбергейтом, я думаю.
– Монастырь в Уирксворте когда-то славился своим гостеприимством. Любой путешественник всегда мог найти там приют, – задумчиво проговорила Джиневра. – Это было бы идеальное место для ночлега, если бы люди хранителя печати не сожгли его дотла. И не изнасиловали бы монахинь.
– Будьте осторожнее в своих высказываниях. Всем известно, что Стивен Мэллори принадлежал к римско-католической церкви, – предупредил ее Хью. – Известно также, что он был в сговоре с Робертом Аском. Это только ухудшает ваше положение.
– Действительно, Стивен был знаком с этим человеком. А вот я – нет, – заявила Джиневра. – И как только восстание Роберта Аска стало захлебываться, Стивен отшвырнул Аска, как раскаленный кирпич. Сейчас Аск в тюрьме в Йорке – во всяком случае, я так слышала.
Роберт Аск начал свое «Паломничество» на севере Англии в знак протеста против разгона монастырей. Сначала восстание имело успех, но в прошлом году оно было подавлено католиком герцогом Норфолкским. Жестокость, с которой он расправлялся с теми, кто защищал его же собственную веру, диктовалась инстинктом самосохранения и потребностью доказать верность королю.
– Он будет казнен, – мрачно промолвил Хью. – И его ждет нелегкая смерть. Примите мой совет и не касайтесь этой темы, когда будете в Лондоне. От этого попахивает государственной изменой.
– Убийство, колдовство, а теперь еще и государственная измена! – насмешливо воскликнула Джиневра и безрадостно засмеялась. – В чем еще меня обвинят? Но мне можно отрубить только одну голову, милорд. Может, я сама выберу себе преступление?
Хью не ответил.