Глава 9

При подъезде к Мэтлоку они остановились, чтобы напоить лошадей и позавтракать. Хью ел хлеб с сыром и одновременно вместе с Джеком изучал карту. Он был так увлечен этим, что не заметил, как к нему подкрался серебристый котенок и принялся играть с развязавшимся шнурком от ботинка. Хью переступил с ноги на ногу, и тут раздался душераздирающий вопль – это он наступил котенку на хвост.

– Кровь Господня! – заорал Хью, глядя на зверька. Тот шипел, его шерсть вздыбилась и сделала его похожим на щетку. – Пиппа! – Он схватил котенка за шкирку и поднял высоко над землей.

Пипгщ уже бежала к нему.

– Ой, вот она где! Я так испугалась. Я думала, она потерялась… а ведь я даже не придумала ей имя. Пен назвала своего Мускатом – такое отличное имя. А я все никак не придумаю. Ой, не надо ее так держать, сэр, ей же больно!

– Кошки всегда так носят своих котят, – изображая отвращение, сказал Хью и бросил котенка в подставленные руки девочки. – Если я еще раз увижу этого проклятого кота, я его утоплю!

– Как вы можете?! – Пиппа в ужасе уставилась на него. – Нет, вы этого не сделаете, сэр. – Она прижала котенка к груди.

– Не пытайся это проверить, – посоветовал Хью, поворачиваясь к улыбающемуся Джеку Стедмену.

Пиппа, впервые не найдясь с ответом, пошла прочь, а Хью продолжил разговор с Джеком.

– Пока мы будем в Мэтлоке, командование возьмет на себя Билл Уотерс. Мы разобьем лагерь недалеко от Эмбергейта. – Он ткнул ломтем хлеба в замусоленную карту. – Там мы их и догоним. Скажи Биллу, чтобы он выбрал удобное место: нам понадобится вода, сухая земля… в общем, он сам все знает. Когда они начнут ставить палатки, пусть он выставит Робина на дороге, чтобы тот проводил нас в лагерь.

– Слушаюсь, сэр. Вы хотите ехать прямо сейчас?

– Как только ты передашь мои указания Биллу. Джек кивнул и поспешил выполнять поручение. Хью доел завтрак и пошел за лошадью. Примерно за час они с Джеком смогут опросить немало жителей Мэтлока. Он поискал взглядом Джиневру и, обнаружив, что она прогуливается вдоль речки, поехал к ней.

Джиневра решила прогуляться не только для того, чтобы размяться, но и чтобы обдумать план побега. Если Хью поставит часового, Тилли придется напоить его белладонной. Затем им предстоит самый сложный этап: взять лошадей так, чтобы не привлечь чьего-либо внимания. Им хватит двух, подумала она. Ее кобылы и одного пони. Грин должен быть неподалеку, он посадит к себе Тилли. Пен поедет на пони, а Пиппа – с матерью.

Интересно, где сейчас Грин, спрашивала себя Джиневра. Она знала, что он может находиться в нескольких футах от нее и при этом оставаться незамеченным, до тех пор, пока она не подаст ему условленный знак. Его отец был егерем, и Грин с самого детства учился у него своему ремеслу. Он был великолепным следопытом и мастером маскировки.

– Миледи?

Услышав знакомый голос, Джиневра повернулась. К ней подъехал лорд Хью.

– Уже пора снова в путь?

– Да, – ответил он. – Дальше я с вами не поеду. Командовать отрядом будет один из моих людей.

– Вот как? – Джиневра вопросительно вскинула бровь. – А почему?

– У нас с Джеком есть кое-какие дела в Мэтлоке.

– Вот как? – повторила Джиневра. – И какие же дела могут быть у вас в Мэтлоке?

– Нам надо разрешить всего лишь несколько вопросов, – холодно ответил Хью. – Мы догоним вас, когда вы станете лагерем на окраине Эмбергейта.

– Понятно.

Хью поклонился и уехал.

Джиневра вновь обратила взгляд на воды речки. Вопросы в Мэтлоке? Видимо, он решил расследовать обстоятельства смерти Тимоти. Он не услышит ничего интересного для себя, подумала она. Тот, кто выпустил ту злополучную стрелу, никогда в этом не признается. А если жители деревни и знают что-то, они все равно будут держать рты на замке.

А вдруг он все же что-то услышит и интерпретирует это по-своему? И вдруг услышанное настроит его против нее? Вся та история превратилась в сплошное смешение страха, лжи и таинственности. В деревне живут простые, необразованные крестьяне. С той поры прошло семь лет. Не исключено, что кто-нибудь из них во время допроса, напуганный появлением полномочного представителя короля, скажет то, что будет отвечать целям лорда Хью.

Господи, так больше нельзя! Джиневра сжала руками голову, как будто хотела остановить надоедливое жужжание в мозгу. У нее есть только одна надежда. Завтрашняя ночь. Все зависит от завтрашней ночи.

Протяжный звук рога возвестил об окончании завтрака, и Джиневра пошла к своей кобыле, которую держал под уздцы один из дружинников.

– Красивое животное, миледи, – сказал тот, помогая ей сесть в седло.

– Да, очень. – Джиневра похлопала кобылу по шелковистой шее. – Когда мы завтра встанем на ночлег, я бы хотела, чтобы ее и пони держали в стороне от других лошадей. Она чрезвычайно нервная, и у нее быстро портится настроение. Ей нравится компания пони, потому что она знает их.

– Слушаюсь, мадам. Мы сделаем им загон в стороне от других.

Джиневра облегченно вздохнула. Все получилось очень просто. И то, чего она потребовала сегодня, не вызовет подозрений завтра.

Не доезжая Эмбергейта, они остановились на очаровательной полянке в центре небольшой рощицы. Полянку пересекал стремительный ручей.

– Готов спорить, здесь есть форель, – сказал Билл Уотерс, осаживая лошадь рядом с Джиневрой. – Свежая рыба на ужин никому не повредит, мадам.

– Верно, – согласилась Джиневра и огляделась по сторонам.

Билл спрыгнул на землю и принялся отдавать приказания своим людям.

Джиневра тоже спешилась.

– Я бы хотела, чтобы мою палатку поставили там, – властно проговорила она, указывая на ровную площадку на краю полянки. – Мне нужно уединение.

Ее просьба озадачила Билла.

– Лорд Хью будет недоволен, что вы так далеко, мадам. В лесу водятся дикие звери. Мне было приказано поставить палатку для вас и девочек рядом с палаткой лорда Хью. А он вряд ли захочет ночевать так далеко от центра лагеря.

– Как бы то ни было, я желаю, чтобы сейчас мою палатку поставили там. Если лорд Хью будет возражать, я обсужу этот вопрос с ним, когда он приедет, – твердо заявила Джиневра.

Билл колебался, но в леди Джиневре было нечто, что не позволяло ему спорить. Пусть с ней разбирается лорд Хью.

– Слушаюсь, миледи.

Тилли, ворча и потирая ноющую поясницу, подошла к Джиневре.

– Господи, цыпленочек, когда же все это кончится? – пробормотала она. – Для меня большая радость, что мы не едем до конца.

Джиневра испуганно огляделась и прошептала:

– Тилли, кажется, настало время расположить к себе дружинников.

– Ладно, – легко согласилась Тилли. – Пойду разберусь с ужином. Не беспокойтесь, миледи. Скоро я буду знать истории их жизни во всех подробностях. И если кому-нибудь понадобится порошок или еще что-то, у меня все это найдется.

Джиневра кивнула: Тилли знает свое дело.

– Надо бы выяснить, будет ли выставлен часовой на ночь. Кажется, мне удалось устроить, чтобы наших лошадей держали отдельно. Так нам будет легче сбежать. Но если выставят часового, придется его усыпить. Ты захватила белладонну?

– И еще много всего полезного, – сказала Тилли. – А сейчас я пойду и узнаю, можно ли на костре приготовить приличный ужин. Кажется, поймали несколько хороших рыбин, только не знают, как их разделывать. – И она поспешила к ярко горевшему костру.

Было около четырех дня, когда Хью вышел из каменного домика, расположенного недалеко от центральной площади деревни в Мэтлоке. Джек сидел на скамье у двери в таверну. Увидев хозяина, он опрокинул в рот остатки эля и, вскочив, помахал Хью. Хью жестом приказал ему оставаться на месте и сам подошел к нему.

– У меня в горле сухо, как в грудях у ведьмы, – заявил он и, просунув голову в дверь, крикнул, чтобы ему принесли эля.

Он молчал, и Джек не решался первым заводить разговор. Одним глотком опустошив кружку и поставив ее рядом с собой на скамью, Хью спросил:

– Ну, что ты услышал? – Джек пожал плечами:

– Ничего особенного, сэр. Семь лет – это долгий срок, а память у всех здесь короткая. А вас можно поздравить с успехом?

– Наверное, – задумчиво проговорил Хью. – Наверное, Джек. Едем. Надо гнать во весь опор, чтобы добраться до лагеря до заката.

Они неслись по узкой дороге, ведущей в Эмбергейт, оставляя за собой клубы пыли. Крестьяне на повозках поспешно съезжали к обочине и испуганно смотрели вслед двум всадникам. Жизнь в Дербишире текла медленно, и вид вооруженных рыцарей, скачущих так, будто за ними гонится сам дьявол, был для его обитателей в диковинку. За всю дорогу ни один из них не проронил ни лова. Во-первых, скорость была слишком высока, а во-вторых, поднятая копытами пыль забивала горло. Хью был мрачен, у него между бровей пролегла глубокая складка, и Джек по опыту знал, что хозяин обдумывает нечто очень важное. Но даже если бы они ехали медленно, Джек все равно не осмелился бы задавать вопросы. Лорд Хью заговаривал о своих проблемах, только когда считал нужным, причем предпочитал не вдаваться в подробности.

Как только всадники завернули за угол, они увидели Робина. Он сидел на поваленном бревне на обочине. Едва они показались в поле его зрения, он тут же вскочил.

Всадники осадили взмыленных лошадей.

– Все в порядке, Робин?

– Да, сэр. Лагерь в нескольких ярдах отсюда, в лесу. Там есть полянка, – ответил мальчик.

– Тогда веди нас, сынок.

Джиневра сидела на расстеленном на траве одеяле у входа в свою палатку, а девочки играли с котятами. Хью окинул их взглядом и сразу оценил ситуацию. Ему не понравилось, что палатку Джиневры поставили так далеко от центра лагеря, он обратил внимание на то, что Тилли занялась приготовлением ужина, и, судя по веселой атмосфере, царившей у костра, никто против этого не возражал.

Хью спешился и подошел к Джиневре. Увидев его, Пиппа схватила котенка и прижала к худенькой груди.

– Кажется, вы удобно устроились, – произнес Хью.

– Да, спасибо. Ваши люди помогли мне разгрузить сундуки. И палатка очень просторная. Я даже не ожидала. – Джиневра улыбнулась ему той самой дьявольской улыбкой, и в голове Хью опять все смешалось, и его вполне определенные намерения потеряли четкие очертания.

– Вы могли бы пройти со мной в палатку? – осведомился он, подавая Джиневре руку.

– Конечно, сэр. – Она оперлась на его руку и, продолжая улыбаться, грациозно встала.

Хью откинул полог палатки и пригласил ее пройти внутрь, а потом боком и пригнувшись вошел сам.

Действительно, внутри палатка была на удивление просторной. В ней хватило места для четырех походных кроватей с соломенными матрацами.

– Сожалею, что побеспокоил вас, но вашу палатку нужно передвинуть поближе к моей, – без предисловий начал он.

Джиневра минуту молча смотрела на него, а затем сказала:

– Я люблю уединение.

– Уверяю вас, я не буду вам мешать, – мягко проговорил Хью.

– А насколько близко?

Хью подошел к выходу и выглянул.

– На пятьдесят футов.

Джиневра пожала плечами. Спорить с ним бесполезно, а пятьдесят футов – это немалое расстояние. Не устрой она этот спектакль, ее палатку поставили бы гораздо ближе.

– Как прикажете.

На губах Хью промелькнула улыбка.

– Вы захватили с собой спальные принадлежности? – спросил он.

– Только одеяла, – ответила Джиневра.

– Я дам вам фонарь. Со свечами в палатке опасно. Я бы предпочел, чтобы ночью вы не покидали палатку, но если все же придется, вы должны взять с собой фонарь и отметиться у часового.

– А где будет стоять часовой? – поинтересовалась Джиневра, выглядывая из палатки.

– Он будет обходить лагерь по кругу. А еще он должен поддерживать огонь в костре.

Джиневра стояла рядом с Хью и вдыхала его запах. От него пахло лошадьми, кожей и потом. Ее окатила волна желания.

Она с трудом совладала с нахлынувшими на нее эмоциями, найдя спасение в сарказме:

– Вы боитесь нападения диких дербиширских пастухов?

– О, мадам, вы теряете сноровку, – прищурившись, оглядел ее Хью. Его глаза лукаво блеснули, как будто он догадался, что она чувствует. – Хилый укол, вы способны на большее.

Испугавшись, что выдала себя, Джиневра попыталась скрыть смятение.

– Но вы все же чего-то боитесь?

– Я просто принимаю меры предосторожности. Вашу палатку передвинут немедленно.

Девочки и котята куда-то делись, и на мгновение Джиневре и Хью показалось, что они изолированы от всего мира.

– Ваша миссия в Мэтлоке увенчалась успехом? – с деланным безразличием спросила Джиневра.

– Это зависит от того, что вы подразумеваете под успехом, – ответил Хью.

– Вы нашли то, что вам так хотелось найти? – не отступала Джиневра.

– И опять, мадам, это зависит от того, что я хотел найти.

Что все это значит? Разозлившись, Джиневра лихорадочно искала способ вытянуть из него хоть что-то, но он не давал ей такой возможности.

Внезапно Хью резко вскинул руку, указывая на большую квадратную палатку, над которой развевалось знамя с соколом де Боукеров.

– Мы поужинаем в моей палатке. Теперь, миледи, настала моя очередь оказывать вам гостеприимство.

Так что все-таки он узнал в Мэтлоке?

Джиневра присела перед ним в нарочитом реверансе:

– Вы так добры, сэр.

Хью поклонился и взял ее за руку. Его ладонь была сухой и теплой, голос – низким и чувственным, а взгляд – мягким и одновременно пронизывающим.

– Мы можем развеять скуку этого вечера приятной беседой, но если вам захочется шипеть и кусаться, как тот чертов котенок, нам обоим будет очень плохо.

Возмущенная Пиппа уже рассказала Джиневре об инциденте с котенком и шнурком.

– Как унизительно, должно быть, для человека, прошедшего через столько битв, быть атакованным и поверженным в прах каким-то котенком, – рассмеялась Джиневра.

– Я не люблю кошек, – сказал Хью. – Собак, лошадей – да. А кошек – нет! От них меня бросает в дрожь.

– Странно. Возможно, они ассоциируются у вас с колдовством? – сладким голосом осведомилась Джиневра. – Ведь колдовство – это одно из обвинений, выдвинутых против меня.

Хью положил руку ей на плечо.

– Джиневра, давайте хотя бы на сегодняшний вечер заключим перемирие. Признаю, в пикировке с вами есть своя прелесть, но я бы предпочел отдохнуть. Как вы на это смотрите?

Джиневра повела плечом, давая ему понять, чтобы он убрал руку, и он молча покорился. Решив, что она никогда не выяснит, что он узнал в Мэтлоке, если будет держать его на расстоянии, она притворилась веселой и сказала:

– Я тоже устала от пикировки. Кроме того, споры и ссоры мешают пищеварению, не говоря уже о том, что мы подаем плохой пример детям.

– Я тоже об этом думал. – Хью подал ей руку. – Кстати, у меня есть отличное бургундское. Было бы интересно узнать ваше мнение.

Пиппа, хорошо усвоившая горький урок, преподанный лордом Хью, на время ужина спрятала обоих котят в сундук в палатке.

– Я так и не подыскала ей имя, – сокрушалась она. – Не могу придумать ничего, что было бы лучше Муската.

– А как насчет Ртути? – предложил Хью, разливая вино в два кубка и подавая один Джиневре. – Это жалкое создание всегда вертится под ногами, и это имя подходит ей как нельзя лучше.

Пиппа призадумалась.

– Да, подходит, – заключила она. – Но если вы, сэр, не любите ее, вы не можете давать ей имя. Это принесет ей несчастье.

– Ты такая суеверная, – усмехнулся Робин. – Ты все время говоришь об удаче и несчастье.

– Но я верю в это! – с горячностью заявила Пиппа. – И Пен тоже. Правда?

– Да, – подтвердила Пен, бросив на Робина извиняющийся взгляд.

– Видишь ли, это плохая примета – идти по одной линии плит во дворе, поэтому Пен всегда ходит посередине, между рядами. А когда ты смотришь на новую луну, нужно держать в руке кусочек серебра и переворачивать его. А когда…

– Довольно, Пиппа, – перебила ее Джиневра. – Лорд Хью, бургундское действительно великолепное.

– Я надеялся, что оно вам понравится. Присаживайтесь. Это, конечно, не верх роскоши, но все же лучше, чем на голой земле. – Он указал на трехногий деревянный стул.

– Обычно, когда мы отправляемся в поход, мы не таскаем с собой всю эту чушь, – с важным видом сказал Робин Пен. – Иногда мы путешествуем налегке. Если вдруг придется вступить в бой… – Поймав взгляд отца, он заколебался, а потом добавил: – Естественно, я еще не участвовал в битвах.

– Надеюсь, никогда не будешь, – испуганно проговорила Пен.

Робин посмотрел на нее с явным разочарованием:

– Буду. Я же солдат, как мой отец.

– И я, возможно, буду солдатом, – объявила Пиппа. – Я еще не решила, что мне хочется делать. Вероятно, я буду юристом, как мама. Или солдатом. Не знаю, захочу ли я выйти замуж, – задумчиво добавила она.

Хью весело взглянул на Джиневру и тут же помрачнел, заметив тоску в ее глазах. Она холодно посмотрела на него и отпила вина.

Что ждет ее дочерей? Джиневра считала, что ее детям, воспитанным матерью, которая презрела условности, трудно будет найти подходящих мужей. А теперь они ко всему прочему лишатся приданого. Кто возьмет их в жены только из-за их необычных качеств? Неужели у Хью де Боукера нет сердца? Однако Джиневра знала, что есть. Но что заставляет его рушить ее жизнь и жизнь ее дочерей – алчность или характерное для большинства воинов беспрекословное подчинение приказу? Или он просто верит в ее вину?

А виновата ли она? Выпал бы Стивен из окна, не подставь она ногу в тот самый момент?

В ту ночь Джиневра спала плохо. Громкий храп Тилли перекрывал дыхание детей и возню котят в сундуке. Перед рассветом Джиневра встала с кровати, завернулась в одеяло и, расшнуровав полог палатки, вышла наружу. Костер горел оранжевым пламенем, вдалеке виднелся огонек факела – это часовой обходил лагерь.

Кобыла, стоявшая в загоне за палаткой, зафыркала. Следя за огоньком факела и считая, Джиневра бесшумно прошла к лошади и принялась гладить ее по бархатной морде. По ее прикидкам получалось, что часовой делает круг за пять минут. Этого времени им не хватит, чтобы сбежать. Что ж, придется Тилли приготовить для него одно из своих снадобий. – Что вы делаете здесь без света?

Джиневра подпрыгнула от неожиданности, а кобыла вскинула голову и заржала.

Хью поднял над головой фонарь и осветил лицо Джиневры.

– Я не видела смысла брать фонарь, потому что не собиралась далеко уходить. Изольду что-то тревожило, а я не могла заснуть и решила успокоить ее.

Хью погладил лошадь по холке.

– Часовому дан приказ стрелять без предупреждения. Он вооружен длинным луком и стреляет без промаха.

– Он бы не увидел меня в тени.

– Как бы то ни было… – Хью еще выше поднял фонарь. – У нас был трудный день. Почему вам не спалось?

Джиневра поежилась и плотнее закуталась в одеяло.

– Мысли не давали уснуть. А вы, почему не спите?

– В дороге я редко сплю дольше нескольких часов. Хью внимательно смотрел на Джиневру. Он не знал, что его разбудило, но догадывался, что это как-то связано с ней. Его вдруг охватило желание обнять ее, разгладить тревожные морщинки на ее лице. Ему захотелось впиться поцелуем в ее пухлые губы. Он еще не забыл того поцелуя, его тело помнило, как она прижималась к нему, а руки сохранили память о плавных изгибах ее бедер.

– Джиневра… – тихо прошептал он.

Джиневра снова поежилась, но не от холода, который пробирался под накинутое на плечи одеяло и тончайшую ночную рубашку.

– Не надо, – проговорила она. – Хью, не надо!

Она хотела убежать, но ноги не слушались. Джиневра стояла и смотрела на него, сгорая в голубом пламени его глаз. Она знала, что он хочет, потому что сама хотела того же. И это было сумасшествием. Но ее тело молило о ласках Хью, и она нe могла оторвать глаз от его лица.

Казалось, все вокруг словно бы замерло. Внезапно Хью вдохнул полной грудью. Джиневра тоже перевела дыхание и медленно пошла к своей палатке.

Она легла на кровать и устремила взгляд в уже светлеющий мрак. Ее тело изнывало от неудовлетворенного желания, и она даже не предполагала, что томление может быть таким сильным. Зачем она лишает себя удовольствия? Что изменится, если она отдастся Хью? Ведь послезавтра она расстанется с ним навсегда.

Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы она больше никогда его не увидела!

Когда небо посветлело, Грин оседлал нижнюю ветку дуба, росшего на краю полянки. Он тоже следил за огоньком факела. Между закатом и восходом часовые менялись дважды. Его госпоже лучше всего бежать в середине второго дежурства, когда еще темно и лошади спят. К рассвету, когда все лесные хищники тоже спят, они доберутся до окраин Колдона.

Позавтракав куском баранины, он продолжил наблюдение.

Расставшись с Хью, Джиневра подремала несколько часов, потом, пока дети еще спали, быстро поднялась и оделась.

Выйдя из палатки, она смотрела, как солнце встает над горизонтом, и слушала щебет птиц. Воздух прогрелся, и все говорило о том, что день будет жарким.

Поскольку уже рассвело, надобность в фонаре отпала. Джиневра направилась к деревьям. Если ее остановят, у нее есть отличный предлог. Даме нужно в кусты, и ей требуется уединение. До ночи она не скажет детям о планируемом побеге, решила она, и сообщит, когда будет укладывать их спать. Не исключено, что возбуждение не даст им заснуть, зато Пиппа не засыплет ее градом вопросов среди ночи, когда настанет время трогаться в путь. Ее болтовня способна перебудить весь лагерь.

Зайдя за деревья, Джиневра изобразила крик черного дрозда. Почти тут же ей стуком ответил дятел. Она облегченно перевела дух: Грин здесь, наблюдает. Ждет. Сейчас им не надо видеться, но вечером, когда отряд разобьет лагерь, они поговорят. Мысль о том, что Грин рядом, наполнила Джиневру неописуемой радостью, и она пошла к лагерю.

Хью наблюдал за ней из-за толстого ствола дуба. Он выходил из палатки и случайно заметил, как она целеустремленно идет к лесу. Что-то в ее манере убедило его в том, что дело вовсе не в зове природы, как могло показаться на первый взгляд. И он последовал за ней. Вернее, прокрался, поправил он себя с мрачной усмешкой. Он был отличным охотником и поэтому сразу понял, что кричит отнюдь не черный дрозд, а отвечает ему вовсе не дятел.

Кому, черт побери, она подает сигнал? И зачем?

Можно приказать обыскать лесок. Его люди обязательно нашли бы кого-нибудь. А может, позволить событиям идти своим чередом? В какой-то момент Джиневра обязательно обнаружит себя, а ему уж очень интересно узнать, что у нее на уме. Сунув руки в карманы и весело насвистывая, Хью вернулся в лагерь.