На следующий день, в Дублине
— Как вы думаете, — промолвил Томас, склонившись к уху Амелии, — есть здесь суда, которые курсируют между Дублином и Внешними Гебридами?
Она издала полузадушенный звук, за которым последовал очень строгий взгляд, бесконечно позабавивший его. Вместе с остальными путешественниками они стояли в холле гостиницы «Герб королевы», где секретарь Томаса заказал для них комнаты, чтобы они могли передохнуть, прежде чем отправиться в Батлерсбридж, деревеньку, где вырос Джек Одли. Они прибыли в порт Дублина во второй половине дня, но к тому времени как выгрузили их багаж, они сошли на берег и двинулись в город, уже стемнело; Томас устал и проголодался, как, очевидно, и Амелия, ее отец, Грейс и Джек.
Бабка, однако, не желала даже слышать о передышке.
— Еще не слишком поздно! — настаивала она. Ее пронзительный голос разносился по всему холлу. Томас подозревал, что все окрестности уже в курсе, что она желает двинуться дальше, в Батлерсбридж.
— Мэм, — сказала Грейс в своей обычной успокаивающей манере, — уже восьмой час. Стемнело, мы все утомились и не знаем местных дорог.
— Он знает, — бросила вдовствующая герцогиня, дернув головой в сторону Джека.
— Я устал и голоден, — огрызнулся Джек, — и благодаря вам больше не путешествую по дорогам при луне.
Томас подавил улыбку. Этот парень начинал ему нравиться.
— Разве вы не хотите разрешить это дело раз и навсегда? — осведомилась вдовствующая герцогиня.
— Вообще-то не очень, — отозвался Джек. — Во всяком случае, хочу не так, как кусок пастушьего пирога и кружку эля.
— Браво, — промолвил Томас, но так, чтобы слышала только Амелия.
Странно, но теперь, когда цель была близка, его настроение улучшилось. Казалось бы, его терзания должны были только нарастать. В конец концов, он был на грани того, чтобы потерять все, вплоть до собственного имени. К этому моменту ему следовало бы пребывать в отчаянии.
Но он чувствовал себя на удивление бодрым.
Невероятно. Он провел целое утро на палубе с Амелией, болтая и покатываясь со смеху. Он так увлекся, что даже забыл о морской болезни.
Благодарение Господу, подумал Томас, за его малые милости. Вчера вечером ему чудом удалось удержать в желудке то немногое, что он съел на ужин.
Интересно, в чем причина его странного добродушия? Может, он уже смирился с тем, что Джек законный герцог? И, перестав бороться, хочет поскорее покончить с этим чертовым делом? Воистину нет ничего хуже ожидания.
Он привел свои дела в порядок, сделал все необходимое для передачи титула. Осталось только это осуществить. А потом он сможет уехать и делать все, что стал бы делать, не будь он привязан к Белгрейву.
Где-то посередине этих размышлений Томас осознал, что Джек уходит — по всей видимости, чтобы отведать пастушьего пирога.
— Неплохая идея, — промолвил он. — Ужин несравненно привлекательнее, чем путешествие по ночным дорогам.
Вдовствующая герцогиня резко повернулась к нему, свирепа сверкнув глазами.
— Не то чтобы я, добавил Томас, — пытался отложить неизбежное. Но даже почти бывший герцог может проголодаться.
Лорд Кроуленд рассмеялся.
— Тут он прав, Августа, — весело произнес он, направившись к выходу.
— Я поужинаю у себя в комнате, — заявила вдовствующая герцогиня. — Мисс Эверсли, мне понадобится ваша помощь.
Грейс устало вздохнула и пошла за ней.
— Нет, — сказал Томас.
— Нет? — переспросила вдовствующая герцогиня.
Томас позволил себе едва заметную улыбку. Он действительно привел в порядок все свои Дела.
— Грейс будет ужинать с нами, — пояснил он. — В столовой.
— Она моя компаньонка, — прошипела вдовствующая герцогиня.
Он наслаждался ситуацией намного больше, чем ожидал.
— Уже нет. — Он сердечно улыбнулся Грейс, которая смотрела на него так, словно он потерял рассудок; — Поскольку я еще не лишился своего положения, то взял на себя смелость сделать несколько последних распоряжений.
— О чем, к дьяволу, ты говорить?
Он пропустил реплику герцогини мимо ушей.
— Грейс, — сказал он, — вы официально освобождаетесь от своих обязанностей перед моей бабушкой. Когда вы вернетесь домой, вы обнаружите, что на ваше имя записан коттедж вместе с суммой денег, достаточной, чтобы обеспечить вас доходом до конца вашей жизни.
— Ты рехнулся? — рявкнула вдовствующая герцогиня.
Грейс молчала, потрясенно глядя на него.
— Мне давно следовало это сделать. Но я не мог вынести мысли о том, чтобы жить вместе с ней, — он дернул головой в сторону своей бабки, — без вас в качестве буфера.
— Я не знаю, что сказать, — прошептала Грейс.
Он скромно пожал плечами.
— Хватило бы обычного «спасибо», но поскольку это я должен вас благодарить, сойдет и «вы лучший из мужчин».
Грейс улыбнулась сквозь слезы и прошептала:
— Вы лучший из мужчин.
— Всегда приятно слышать такое, — сказал Томас. — А теперь как насчет того, чтобы присоединиться к нам за ужином?
Грейс повернулась к вдовствующей герцогине, побагровевшей от ярости.
— Ах ты, цепкая маленькая потаскушка, — прошипела она, брызгая слюной. — Думаешь, я не знаю, что ты собой представляешь? Думаешь, я позволю тебе снова появиться в моем доме?
Томас хотел вмешаться, но понял, что Грейс способна справиться с ситуацией лучше, чем он.
— Я собиралась сказать, что не оставлю вас без помощи до конца путешествия, поскольку я даже помыслить не могла, чтобы оставить свою работу без учтивого и заблаговременного уведомления, но, похоже, я передумала. — Она повернулась к Амелии. — Можно, я проведу эту ночь в твоей комнате?
— Конечно, — отозвалась Амелия и взяла Грейс под руку. — Пойдем поужинаем.
Это был величественный уход со сцены, решил Томас; следуя за ними, пусть даже не видел лица своей бабки. Но он мог представить его себе: багровое и брызжущее слюной. Определенно более прохладный климат пойдет ей на пользу. Надо будет обсудить этот вопрос с новым герцогом.
— Это было великолепно! — воскликнула Амелия, когда они вошли в столовую. — О Боже, Грейс, ты, должно быть, в восторге.
Грейс выглядела ошеломленной.
— Я даже не знаю, что сказать.
— Ничего не нужно говорить, — сказал Томас. — Просто наслаждайся ужином.
— Можете не сомневаться. Это будет самый вкусный пирог из всех, какие я когда-либо пробовала.
У нее был такой счастливый вид, что они все рассмеялись. Они смеялись на протяжении всего ужина, болтая без умолку.
Ребра все еще побаливали от смеха, когда Томас лег в постель этим вечером. Он уже засыпал, когда ему пришло в голову, что он не может припомнить подобный веселый вечер.
Амелия тоже наслаждалась собой во время ужина так сильно, что напряжение следующего утра подействовало на нее как пощечина. Она полагала, что встала рано. Грейс еще крепко спала, когда она выскользнула из комнаты в поисках завтрака. Но когда она добралась до частной столовой, ее отец уже был там, как и вдовствующая герцогиня. Ускользнуть не представлялось возможным. Они увидели ее, как только она появилась на пороге, к тому же она ужасно проголодалась.
Предположив, что она сумеет вытерпеть нотации отца и ядовитые замечания леди Августы, если это означает, что она сможет утолить голод. Амелия направилась к буфету, где стояло блюдо, от которого исходил божественный аромат.
Наверное, яичница.
Она улыбнулась. По крайней мере она еще не утратила чувство юмора. Это чего-нибудь стоит.
— Доброе утро, Амелия, — сказал отец, когда она, наполнив свою тарелку, уселась за стол.
Она слегка наклонила голову в учтивом приветствии.
— Отец. — Затем посмотрела на вдовствующую герцогиню. — Ваша светлость.
Та поджала губы и издала неопределенный звук.
— Хорошо спала? — поинтересовался лорд Кроуленд.
— Очень хорошо, спасибо, — отозвалась она, хотя это было не совсем правдой. Они с Грейс спали в одной постели, и та все время ворочалась.
— Через полчаса мы отбываем, — коротко сообщила леди Августа.
Амелия сунула в рот кусок яичницы и принялась жевать, бросив взгляд в сторону дверного проема, где никто так и не появился.
— Не думаю, что остальные будут готовы. Грейс еще…
— Она здесь ни при чем.
— Вряд ли вы можете поехать туда без двух герцогов, — резонно заметил лорд Кроуленд.
— Это что, ваша манера шутить? — осведомилась вдовствующая герцогиня.
Он пожал плечами:
— А как еще прикажете называть их?
Амелии следовало бы возмутиться. Учитывая обстоятельства, это была на редкость бесцеремонная реплика. Но ее отец держался так небрежно, а вдовствующая герцогиня выглядела такой оскорбленной, что она нашла ситуацию забавной.
— Порой я удивляюсь, почему прилагала столько усилий, чтобы способствовать вашему вхождению в нашу семью, — заявила леди Августа, испепелив ее взглядом.
Амелия сглотнула, сожалея, что у нее нет достойного ответа. Впервые в жизни она чувствовала себя достаточно храброй, чтобы возразить леди Августе. Но ничего не пришло в голову — по крайней мере ничего невероятно эффектного и остроумного, как бы ей хотелось, — поэтому она закрыла рот и уставилась на стену над головой вдовствующей герцогини.
— Не вижу повода для подобных слов, Августа, — сказал лорд Кроуленд. И когда она свирепо сверкнула глазами при простом использовании ее имени — а он был одним из немногих, кто позволял себе такую фамильярность, что всегда бесило ее, — добавил: — Менее уравновешенный человек, чем я, счел бы это оскорблением.
К счастью, в этот момент появился Томас, прервав натянутое молчание.
— Доброе утро, — непринужденно сказал он, заняв место за столом. Казалось, его совсем не обескуражило, что никто не ответил на его приветствие. Амелия предположила, что отец был слишком занят, пытаясь поставить вдовствующую герцогиню на место, а та редко отвечала на чужие приветствия, так что едва ли в этом было что-то необычное.
Что касалось Амелии, то она охотно бы что-нибудь сказала. Право, она просто наслаждалась тем, что больше не смущается в присутствии Томаса. Но когда он сел напротив нее, она подняла глаза, встретила его взгляд и…
Не то чтобы она оробела, нет. Просто, казалось, забыла, как дышать.
У него были такие голубые глаза.
Не считая карих крапинок, конечно. Ей нравились эти крапинки и то, что он считает их смешными.
— Леди Амелия, — промолвил он.
Она кивнула в ответ.
— Герцог, — сумела вымолвить она, потому что это было короче, чем «ваша светлость».
— Я ухожу, — объявила вдруг вдовствующая герцогиня и встала, сердито скрипнув стулом о пол. Она помедлила секунду, словно ожидая, что кто-нибудь выскажется по этому поводу. Когда никто ничего не сказал — неужели она и вправду уверена, что кто-нибудь станет возражать против ее ухода, подумала Амелия, — она добавила: — Мы отбываем через тридцать минут. — Потом она перевела свой свирепый взгляд на Амелию. — Вы поедете со мной в карете.
Амелия не совсем понимала, зачем леди Августе понадобилось говорить об этом. Она ехала в карете вдовствующей герцогини через всю Англию. Почему в Ирландии должно быть иначе? Тем не менее что-то в тоне леди Августы заставило ее желудок сжаться, и она невольно вздохнула, когда та вышла.
— Боюсь, у меня начнется морская болезнь, — заметила она, позволив себе расслабиться.
Лорд Кроуленд одарил ее раздраженным взглядом и встал, чтобы наполнить свою тарелку. Но Томас улыбнулся — правда, только глазами. Тем не менее у нее потеплело на душе, и она почувствовала в себе достаточно сил, чтобы изгнать тревогу, поселившуюся в сердце.
— Морская болезнь на суше? — промолвил он, улыбаясь глазами.
— Мой желудок протестует.
— Трепыхается?
— Трепещет, — уточнила она.
— Странно, — сухо заметил он, сунул в рот кусок ветчины и прожевал, прежде чем продолжить: — Моя бабушка способна на многое. Не думаю, что чума, голод или засуха находятся за пределами ее возможностей. Но морская болезнь… — Он хмыкнул. — Это слишком.
Амелия вздохнула, глядя на свою еду, которая больше не казалась ей аппетитной. Она отодвинула тарелку.
— Вы не знаете, сколько времени потребуется, чтобы добраться до Батлерсбриджа?
— Думаю, большая часть дня, особенно если мы остановимся на ленч.
Амелия бросила взгляд на дверь, через которую вышла вдовствующая герцогиня.
— Вряд ли она захочет.
Томас пожал плечами.
— У нее не будет выбора.
Отец Амелии вернулся к столу с полной тарелкой.
— Когда ты станешь герцогиней, — сказал он, усевшись и закатив глаза, — первое, что ты должна сделать, — это отправить ее во вдовий дом.
Когда она станет герцогиней? Амелия нервно сглотнула. Просто ужасно, что ее собственный отец так доволен ее будущим. Его совсем не волнует, за кого из двух мужчин она выйдет замуж, лишь бы тот оказался настоящим герцогом.
Она посмотрела на Томаса. Он был занят едой. Она ждала, не сводя с него глаз, пока он наконец не заметил ее внимание. Он слегка пожал плечами с выражением, которое она не смогла интерпретировать.
Почему-то от этого ей стало еще хуже.
Следующим явился мистер Одли, а через десять минут в столовую влетела Грейс, запыхавшаяся и разрумянившаяся.
— Тебе не понравилась еда? — спросила она, заняв освободившееся место вдовствующей герцогини и глядя, на почти не тронутую тарелку Амелии.
— Я не голодна, — сказала Амелия, хотя ее желудок урчал. Есть разница, осознала она, между голодом и аппетитом. Первый она испытывала, а последнего не было и в помине.
Г рейс одарила ее лукавым взглядом и принялась за завтрак, но не прошло и трех минут, как явилась хозяйка гостиницы, выглядевшая крайне озабоченной.
— Э-э… ее светлость… — начала она, заламывая руки. — Она ждет в карете.
— И надо полагать, поносит ваших слуг? — уточнил Томас.
Хозяйка удрученно кивнула.
— Грейс еще не закончила есть, — заметил мистер Одли прохладным тоном.
— Пожалуйста, — сказала Грейс настойчивым тоном, — давайте не будем задерживаться из-за меня. Я вполне удовлетворена. Я…
Она смущенно кашлянула, и у Амелии возникло ощущение, что она не поняла шутки.
— Я положила слишком много еды, — закончила Грейс, указав на свою тарелку, которая была наполовину полной.
— Вы уверены? — спросил Томас.
Она кивнула, но Амелия заметила, что она быстро сунула в рот несколько наполненных вилок, пока остальные поднимались на ноги.
Мужчины пошли вперед, чтобы позаботиться о лошадях, а Амелия подождала, пока Грейс проглотит еще немного еды.
— Проголодалась? — спросила она, когда они остались вдвоем.
— Умираю с голоду, — подтвердила Грейс. Она вытерла рот салфеткой и последовала за Амелией к выходу. — Мне не хотелось бы раздражать вдовствующую герцогиню.
Амелия обернулась, приподняв брови.
— Еще больше, — пояснила Грейс, поскольку они обе знали, что вдовствующая герцогиня всегда пребывала в раздраженном состоянии. И точно, когда они добрались до кареты, леди Августа поносила всех и вся, очевидно, недовольная температурой кирпича, который положили к ее ногам в карету.
Горячий кирпич? Амелия поразилась. День не был теплым, но и не настолько холодным. Они изжарятся в карете.
— Она сегодня в отличной форме, — заметила Грейс.
— Амелия! — гаркнула вдовствующая герцогиня.
Амелия схватила Грейс за руку и крепко сжала. Никогда в жизни она не была так благодарна за присутствие другого человека. Мысль о том, чтобы провести еще один день в обществе вдовствующей герцогини без буфера в лице Грейс…
Она не вынесет этого.
— Леди Амелия, — повторила вдовствующая герцогиня, — вы что, не слышите, что я вас зову?
— Извините, ваша светлость, — сказала Амелия и шагнула вперед, увлекая за собой Грейс. — Я не слышала.
Глаза леди Августы сузились. Она знала, когда ей лгут. Но у нее явно были другие приоритеты, потому что она кивнула головой в сторону Грейс и злобно произнесла:
— Она может ехать с кучером.
Грейс сделала движение в указанном направлении, но Амелия дернула ее назад.
— Нет, — сказала она.
— Нет? — переспросила вдовствующая герцогиня.
— Нет. Я нуждаюсь в ее обществе.
— А я нет.
Амелия вспомнила, сколько раз она восхищалась холодной выдержкой Томаса, тем, как он мог осадить любого одним взглядом. Она собралась с духом и повернулась к герцогине.
— О, ради Бога, — буркнула та после того, как Амелия несколько секунд сверлила ее взглядом. — Можешь взять ее с собой. Но не рассчитывайте, что я буду поддерживать разговор.
— Даже не мечтаю об этом, — промолвила Амелия и забралась в карету, Грейс последовала за ней.
К сожалению для Амелии, Грейс и лорда Кроуленда, который решил ехать в карете после того, как они остановились напоить лошадей, вдовствующая герцогиня все же решила разговаривать.
Впрочем, разговор предполагал наличие второй стороны, которой в карете, по мнению Амелии, попросту не существовало. Было много указаний и вдвое больше жалоб, но не разговора.
Отец Амелии выдержал полчаса, после чего постучал в переднюю стенку кареты, требуя, чтобы его высадили.
«Предатель», — подумала Амелия. С самого ее рождения он планировал поселить ее в доме леди Августы, а сам не смог выдержать более получаса.
За ленчем отец сделал слабую попытку извиниться — не за то, что пытался выдать ее замуж против ее желания, а всего лишь за бегство из кареты этим утром, — но вся симпатия, которую она испытывала к нему, улетучилась, когда он начал рассуждать о ее будущем и его намерениях в этой связи.
Избавление пришло только после ленча, когда вдовствующая герцогиня и Грейс задремали. Амелия смотрела в окошко, за которым проплывали ирландские пейзажи, прислушивалась к цокоту копыт и удивлялась, как все это могло случиться. Она была слишком разумна, чтобы думать, что ей это снится, но, право, как жизнь человека может настолько измениться практически за одну ночь? Это казалось немыслимым. Всего лишь неделю назад она была Амелией Уиллоуби, невестой герцога Уиндема. А теперь она…
Святые небеса, это становится комичным. Она по-прежнему леди Амелия Уиллоуби, невеста герцога Уиндема.
Но все не так, как раньше.
Ясно одно: она влюблена и, возможно, не в того мужчину. Отвечает ли он ей взаимностью? Амелия не могла ответить на этот вопрос с уверенностью. Конечно, она ему нравилась. Он восхищался ею. Но любил ли он ее?
Едва ли. Мужчины, подобные Томасу, не влюбляются так быстро. А если влюбляются, то не в того, кого знали всю свою жизнь. Если бы Томас вдруг влюбился, то в красивую незнакомку. Он увидел бы ее в толпе и, охваченный мощным чувством, страстью, понял бы, что это его судьба.
Вот как Томас влюбился бы в кого-нибудь, если бы вообще влюбился.
Она судорожно сглотнула, ненавидя ком в горле, ненавидя запахи, витавшие в воздухе, и пылинки, кружившиеся в лучах солнечного света.
Этим утром она многое ненавидела.
Грейс, сидевшая напротив, встрепенулась. Амелия переключилась на нее, с интересом наблюдая за процессом пробуждения. В сущности, она никогда не видела, как люди просыпаются. Наконец Грейс открыла глаза.
— Ты заснула, — тихо сказала Амелия. Она прижала палец к губам, указав головой на вдовствующую герцогиню.
Грейс зевнула, прикрыв рукой рот.
— Сколько по-твоему, нам еще ехать?
— Не знаю. Наверное, час или два. — Амелия вздохнула и откинулась на спинку сиденья, закрыв глаза. Она чувствовала себя уставшей. Может, ей удастся заснуть? Почему одни люди так легко засыпают в каретах, а другие — особенно она, — похоже, не способны заснуть нигде, кроме собственной постели? Это казалось несправедливым…
— Что ты будешь делать? — спросила Грейс.
Как бы Амелии ни хотелось изобразить непонимание, она обнаружила, что не может. Впрочем, это не имело особого значения, поскольку у нее все равно не было удовлетворительного ответа. Она открыла глаза. Грейс смотрела на нее с таким видом, словно сожалела, что спросила.
— Не знаю, — сказала Амелия и снова закрыла глаза. Ей нравилось ехать с закрытыми глазами. Так лучше чувствовался ритм колес. Обычно он действовал на нее успокаивающе, но не сегодня, не по дороге в какую-то неведомую деревеньку, где ее будущее решится в зависимости от записи в церковной книге.
И не после того, как отец на протяжении всего ленча читал ей нравоучения, оставив ее с ощущением» что она ведет себя как упрямый ребенок.
Не сегодня, когда…
— Знаешь, что самое забавное в этой истории? — произнесла она, прежде чем сообразила, что говорит вслух.
— Нет.
— Я все время думаю: «Это несправедливо, я должна иметь выбор. Меня нельзя продавать или обменивать, как какой-то предмет». Но затем мне приходит в голову: «А что, собственно, изменилось? Меня обручили с Уиндемом давным-давно. И я никогда не жаловалась».
Она говорила, не открывая глаз. Почему-то так ей было спокойнее.
— Ты была совсем ребенком, — заметила Грейс.
— У меня было достаточно времени, чтобы высказать свое мнение.
— Амелия…
— Мне некого винить, кроме себя.
— Это неправда.
Она наконец открыла глаза, по крайней мере один.
— Ты говоришь так, чтобы не расстраивать меня.
— Нет. Я могла бы, конечно, — возразила Грейс, — но так уж вышло, что я говорю правду. Ты не виновата. И никто не виноват, к сожалению. Иначе все было бы гораздо проще.
— Если найти виноватого?
— Да.
И тут Амелия прошептала:
— Я не хочу выходить за него замуж.
— За Томаса?
Томаса? С чего она взяла?
— Нет, — возразила Амелия. — За мистера Одли.
Губы Грейс удивленно приоткрылись.
— Неужели?
— Тебе это кажется странным?
— Нет, конечно, — поспешно отозвалась Грейс. — Просто он такой красивый.
Амелия слегка пожала плечами:
— Пожалуй. А ты не находишь, что он несколько навязчив?
— Нет.
Амелия посмотрела на Грейс с возросшим интересом. Ее «нет» прозвучало чуть более вызывающе, чем можно было ожидать.
— Грейс Эверсли, — понизила она голос, бросив быстрый взгляд в сторону вдовствующей герцогини, — тебе нравится мистер Одли?
Грейс начала что-то говорить, запинаясь и краснея, чем немало позабавила Амелию.
— Значит, да.
— Это не имеет значения, — промямлила Грейс.
— Конечно же, имеет, — отозвалась Амелия с лукавым видом. — А ты ему нравишься? Нет, не отвечай. Я вижу это по твоему лицу. Ладно. Теперь я определенно не выйду за него замуж.
— Ты не должна отказываться из-за меня, — возразила Грейс.
— Что ты сказала?
— Все равно я не смогу выйти за него замуж, если он станет герцогом.
Амелия Готова была ударить ее. Как она смеет отказываться от любви?
— Почему?
— Если он станет герцогом, ему нужно будет жениться на ком-нибудь подходящем. — Грейс бросила на нее острый взгляд. — Твоего ранга.
— О, не говори глупости. Можно подумать, что ты выросла в приюте.
— Ситуация и без того скандальная. Он не должен усугублять ее, шокируя публику выбором невесты.
— Ты не актриса, чтобы шокировать публику. Поговорят неделю и забудут. — Она замолкла, ожидая от Грейс отклика, но та выглядела такой расстроенной и такой… печальной. Амелия едва могла вынести это. Она думала о Грейс, влюбленной в мистера Одли, и о себе, идущей на поводу у других людей.
Она не хотела, чтобы было так.
Она не хотела быть такой.
— Я не знаю, что на уме у мистера Одли, — сказала она, — и каковы его намерения, но если он готов отдать все за свою любовь, тебе тоже не следует сдаваться. — Она потянулась к Грейс и сжала ее руку. — Нужно быть храброй. — Она улыбнулась, имея в виду не только Грейс, но и себя тоже.
И добавила шепотом:
— Я тоже постараюсь.
