Глава 14
Милостивый Боже.
Амелия уставилась на Томаса, потом на мистера Одли, затем снова на Томаса, а потом…
Все повернулись к ней. Почему все смотрят на нее? Разве она что-нибудь сказала? Она сказала это вслух?
— Эта поездка в Ирландию… — начал ее отец.
— Должна определить законность его происхождения, — сказал Томас. — Это будет настоящее приключение. Даже моя бабушка едет.
Амелия в ужасе смотрела на него. Он был не похож на самого себя. Все это было так странно и так неправильно.
Этого не может быть. Она закрыла глаза.
«Пожалуйста, пусть кто-нибудь скажет, что ничего подобного не происходит».
Но тут раздался угрюмый голос ее отца:
— Мы поедем с вами.
Ее глаза широко раскрылись.
— Отец?
— Не вмешивайся, Амелия, — отрезал он, даже не взглянув на нее.
— Но…
— Уверяю вас, — вмешался Томас, тоже не глядя на нее, — мы произведем все исследования как можно быстрее и немедленно сообщим вам результаты.
— Будущее моей дочери подвешено в воздухе, — отозвался лорд Кроуленд довольно запальчиво. — Я должен быть там, чтобы лично ознакомиться с бумагами.
В голосе Томаса прозвучали ледяные нотки.
— Вы полагаете, что мы попытаемся обмануть вас?
Амелия шагнула к ним. Почему никто не обращает на нее внимания? Они что, считают ее невидимой или чем-то незначительным в этой жуткой ситуации?
— Я всего лишь отстаиваю права моей дочери.
— Отец, пожалуйста. — Амелия положила руку на его локоть. Кто-то должен выслушать ее. — Подожди минуту.
— Я сказал, не вмешивайся! — рявкнул он, стряхнув ее руку. Не ожидавшая такой реакции Амелия отшатнулась, врезавшись в стол.
Томас мигом оказался рядом и, схватив ее за предплечье, помог устоять на ногах.
— Извинитесь перед вашей дочерью, — произнес он убийственным тоном.
Лорд Кроуленд опешил.
— О чем это вы, черт побери?
— Извинитесь перед ней! — загремел Томас.
— Ваша светлость, — поспешно сказала Амелия, — пожалуйста, не судите моего отца слишком сурово: Бывают исключительные обстоятельства.
— Никто не знает этого лучше, чем я, — отозвался Томас, не сводя глаз с ее отца. — Извинитесь перед Амелией, — сказал он, — или вам придется покинуть мой дом.
Амелия затаила дыхание. Казалось, они все затаили дыхание, кроме Томаса, который выглядел как древний воин, требующий того, что ему причитается:
— Сожалею, — произнес лорд Кроуленд, смущенно моргая. — Амелия, — он наконец взглянул на нее, — ты же знаешь, что я…
— Знаю, — сказала она, не дав ему закончить. Она знала своего отца, знала, каким снисходительным он обычно бывает.
— Кто этот человек? — спросил он, указав на Одли.
— Сын старшего брата моего отца.
— Чарлза? — испуганно ахнула Амелия. Мужчины, за которого должна была выйти замуж ее мать?
— Джона.
— Того, который утонул в море, любимца вдовствующей герцогини.
Ее отец кивнул, бледный и потрясенный.
— Вы уверены в этом?
Томас только пожал плечами.
— Можете сами взглянуть на портрет.
— Но его фамилия…
— Была Кавендиш при рождении, — сказал мистер Одли. — Я поступал в школу как Кавендиш-Одли. Вы сможете проверить записи, если пожелаете.
— Здесь? — уточнил лорд Кроуленд.
— В Эннискиллене. Я перебрался в Англию после службы в армии.
Отец Амелии одобрительно кивнул. Он всегда мечтал стать военным, вспомнила она. Но он не мог, конечно, унаследовав, графский титул в семнадцать лет и не имея наследника мужского пола. Кроуленд не мог риск путь жизнью последнего графа, пока не произведет на свет сына. В итоге он стал отцом пяти дочерей. Амелия подозревала, что он иногда сожалеет, что не пошел в армию. Для графства результат был бы таким же.
— Я не сомневаюсь, что он наш кровный родственник, — устало сказал Томас. — Остается только удостовериться, что он таковой по закону.
— Это катастрофа, — пробормотал лорд Кроуленд и, подойдя к окну, уставился на лужайку.
Взгляды всех собравшихся последовали за ним. На что еще им было смотреть в притихшей комнате?
— Я подписал брачное соглашение с полным доверием, — сказал он не оборачиваясь. — Двадцать лет назад.
Глаза Амелии расширились. Она никогда не слышала, чтобы ее отец говорил так. Его голос был напряженным, едва сдерживаемым, как туго натянутая струна, дрожащая и готовая лопнуть в любой момент.
Он резко повернулся к ним.
— Вы понимаете? — спросил он. Трудно было сказать, к кому он обращается, пока его взгляд не остановился на лице Томаса. — Ваш отец явился ко мне со своими планами, и я согласился ними, уверенный, что вы законный наследник герцогства. Моя дочь стала бы герцогиней. Герцогиней! Неужели вы думаете, что я отдал бы свою дочь, если бы знал, что вы не более чем… чем…
Его лицо налилось краской и исказилось, пока он пытался сообразить, кем является Томас или кем станет, если претензии Одли подтвердятся. Амелии стало дурно и из-за нее самой и из-за Томаса.
— Можете называть меня мистером Кавендишем, если пожелаете, — сказал Томас с пугающим спокойствием. — Если вы считаете, что это поможет вам свыкнуться с этой мыслью.
Но ее отец еще не закончил.
— Я не позволю обмануть мою дочь. Если не докажете, что вы законный герцог Уиндем, можете считать помолвку расторгнутой.
«Нет!» — хотела крикнуть Амелия. Отец не может так просто разорвать помолвку. Он не может так поступить с ней. Она устремила лихорадочный взгляд на Томаса. Наверняка он должен что-то сказать. Между ними что-то произошло. Они больше не чужие друг другу. Она небезразлична ему. Он будет сражаться за нее.
Но нет.
Ее сердце упало, налившись свинцовой тяжестью.
Он не будет спорить с ее отцом.
Потому что, когда ее мозг достаточно прояснился, чтобы сосредоточиться на его лице, она увидела, что он кивнул и добавил:
— Как пожелаете.
— Как пожелаете, — повторила она, не в состоянии поверить. Но никто не услышал ее потрясенного шепота. Это был шепот женщины, которую никто не замечает.
На нее они не смотрели: никто из них, даже Грейс.
И тут ее отец повернулся к мистеру Одли и указал на него пальцем.
— Если окажется, — заявил он, — что герцог Уиндем — вы, то вы женитесь на ней.
Позже этим вечером и каждый вечер в течение многих недель Амелия оживляла это мгновение в своей голове. Она видела, как ее отец поворачивается и указывает пальцем, слышала его голос, видела шок на лицах собравшихся, видела ужас мистера Одли.
И каждый раз, когда снова прокручивала эту сцену в уме, она что-нибудь говорила: что-нибудь умное или что-нибудь резкое, а может, что-нибудь остроумное или что-нибудь возмущенное.
Но всегда она говорила.
Однако в реальности она ничего не сказала, ни слова. Собственный отец пытался навязать ее мужчине, которого она не знала, в присутствии людей, которых она знала, а она… ничего не сказала.
Она даже не ахнула. У нее было такое чувство, словно ее лицо окаменело, как у какой-нибудь жуткой горгульи, застывшей в вечной муке.
Но она не издала ни звука. Отец, возможно, гордился ее поведением. Никаких женских истерик с ее стороны не было.
Мистер Одли казался не менее потрясенным, но овладел собой гораздо быстрее, пусть даже у него вырвалось:
— О нет.
Амелия думала, что ее стошнит.
— Женитесь, — произнес ее отец предостерегающим тоном. Амелия знала этот тон. Он не часто прибегал к нему, но никто не решался перечить ему, когда он говорил подобным тоном. — Вы женитесь на ней, даже если мне придется препроводить вас к алтарю под дулом пистолета.
— Отец, — сказала она дрогнувшим голосом, — ты не можешь этого сделать.
Но он не обратил на нее внимания. Наоборот, он сделал еще один яростный шаг к мистеру Одли.
— Моя дочь помолвлена с герцогом Уиндемом, — прошипел он, — и выйдет за него замуж.
— Я не герцог Уиндем, — возразил Одли.
— Пока, — парировал отец. — И возможно, никогда им, не станете. Но я намерен проследить, чтобы истина была установлена. И позабочусь о том, чтобы моя дочь вышла замуж за того мужчину, за которого следует.
— Это безумие! — воскликнул мистер Одли. Он был заметно расстроен, и Амелия чуть не рассмеялась от иронии происходящего. На это стоило посмотреть, чтобы мужчина пришел в такую панику от одной только мысли о женитьбе на ней.
Она посмотрела на свои руки, наполовину ожидая увидеть фурункулы или полчища саранчи, ползущей через комнату.
— Я даже не знаю ее, — заявил мистер Одли.
На что ее отец ответил:
— Подумаешь, проблема!
— Вы сошли с ума! — выкрикнул мистер Одли. — Я не собираюсь жениться на ней.
Амелия закрыла ладонями лицо. Ее голова кружилась. И она не хотела поддаваться слезам ни за что на свете.
— Прошу прощения, леди Амелия, — пробормотал Одли. — Ничего личного.
Амелия нашла в себе силы кивнуть — не слишком грациозно, но хотя бы любезно. Почему никто не обращается к ней? Почему никто не спрашивает ее мнения?
Почему она не в состоянии постоять за себя? У нее было такое ощущение, словно она наблюдает за всем происходящим издалека. Она может кричать, вопить, но никто не услышит ее.
Амелия взглянула на Томаса. Он словно окаменел, глядя прямо перед собой.
Она перевела взгляд на Грейс. Наверняка Грейс могла бы прийти к ней на помощь. Ведь она женщина. Она знает, каково это, когда земля уходит из-под ног.
Она снова посмотрела на мистера Одли, все еще искавшего аргументы, которые избавили бы его от хомута в виде брака с ней.
— Я не согласен, — заявил он. — Я не подписывал никаких контрактов.
— Он тоже, — парировал ее отец, указав подбородком на Томаса. — Это сделал его отец.
— От его имени, — буквально выкрикнул мистер Одли.
Но ее отец даже не моргнул глазом.
— Вот тут вы ошибаетесь, мистер Одли. Имя вообще не указано. Моя дочь, Амелия Гонория Роуз, должна выйти замуж за седьмого герцога Уиндема.
— Неужели? — наконец подал голос Томас.
— Вы что, даже не заглядывали в бумаги? — обратился к нему мистер Одли.
— Нет, — отозвался Томас. — Я никогда не видел в этом необходимости.
Мистер Одли выругался.
— Я попал в компанию законченных идиотов.
Амелия не видела причины возражать.
Мистер Одли устремил на ее отца твердый взгляд.
— Сэр, я не женюсь на вашей дочери.
— Нет, женитесь.
И в этот момент Амелия поняла, что ее сердце разбито. Потому что эти слова произнес не ее отец, а Томас.
— Что вы сказали? — осведомился мистер Одли.
Томас пересек комнату, остановившись перед самым носом мистера Одли.
— Эта женщина провела всю свою жизнь, готовясь к тому, чтобы стать герцогиней Уиндем. Я не допущу, чтобы ее жизнь пошла прахом. Вам понятно?
Единственное, о чем могла думать Амелия, это: «Нет».
Нет. Она не хотела быть герцогиней. Ее не волновал титул. Она всего лишь хотела его, Томаса. Мужчину, на которого потратила всю свою жизнь, не зная его.
Она не знала его до недавних пор: до того момента, когда они рядом стояли, глядя на карту, и он объяснял ей, почему Гренландия кажется такой же, как Африка; до того, как он сказал ей, что ему нравится, когда она командует; до того, как он заставил ее почувствовать, что она имеет значение, что ее мысли и мнения чего-то стоят.
До того, как он заставил ее почувствовать себя цельной.
И вот он стоит здесь, требуя, чтобы кто-то другой женился на ней. И она не знает, как остановить это. Потому что если она заговорит, если скажет им всем, чего хочет, а он отвергнет ее…
Но Томас не спрашивает. Понятно ли ей. Он спрашивает мистера Одли. И тот сказал:
— Нет.
Амелия набрала в грудь воздуха и уставилась в потолок, пытаясь не обращать внимания на тот факт, что двое мужчин препираются по поводу того, кто из них обязан жениться на ней.
— Нет, мне непонятно, — продолжил мистер Одли вызывающим тоном. — Уж извините.
Амелия снова уставилась на них, не в силах удержаться. Это напоминало дорожное происшествие, невольно притягивающее взгляды. Не считая того, что под колесами оказалась ее собственная жизнь.
Секунду-другую Томас сверлил мистера Одли убийственным взглядом, затем обронил почти задушевно:
— Пожалуй, я убью вас.
— Томас! — Амелия бросилась к нему и схватила за локоть.
— Вы можете украсть мою жизнь, — прорычал Томас, вырываясь, как рассерженное животное. — Вы можете украсть у меня даже имя, но, клянусь Богом, вы не украдете имя у нее.
Вот, значит, как. Он думает, что поступает правильно. Амелия чуть не расплакалась от досады. Бессмысленно надеяться, что он передумает. Томас провел всю жизнь, делая то, что считал правильным: не для себя, а для Уиндема, а теперь думает, что действует в ее интересах.
— У нее есть имя, — возразил мистер Одли. — Уиллоуби. И, ради Бога, она дочь графа. Она найдет себе кого-нибудь еще.
— Если вы станете герцогом Уиндемом, — яростно отозвался Томас, — то выполните свои обязательства.
— Если я стану герцогом Уиндемом, вы не сможете указывать мне, что делать.
— Амелия, — сказал Томас с убийственным спокойствием, — отпустите мою руку.
Вместо этого она усилила хватку.
— Не думаю, что это хорошая идея.
Ее отец выбрал этот момент, чтобы вмешаться, наконец-то:
— Э-э… джентльмены, на данный момент все это гипотетические вопросы. Возможно, нам следует подождать, пока…
— Я не стал бы седьмым герцогом в любом случае, — пробормотал мистер Одли.
— Прошу прошения? — сказал ее отец, явно раздраженный тем, что его прервали.
— Я не стал бы седьмым герцогом. — Мистер Одли повернулся к Томасу. — Не так ли? Потому что шестым герцогом был ваш отец. Но он им не был, если я наследник. — И как будто он недостаточно всех запутал, повторил: — Считается ли он герцогом при наличии меня?
— О чем, к дьяволу, вы говорите? — требовательно спросил отец Амелии.
— Ваш отец умер раньше своего отца, — сказал Томас, обращаясь к Одли. — Если ваши родители состояли в законном браке, вы вступили бы в наследство после смерти пятого герцога, полностью вычеркнув моего отца и меня из цепочки наследников.
— Что делает меня шестым.
— Пожалуй, — натянуто отозвался Томас.
— Значит, я не обязан выполнять брачный контракт, — объявил мистер Одли. — Ни один суд в стране не приговорит меня к этому. Впрочем, сомневаюсь, что они сделали бы это, даже будь я седьмым герцогом.
— Вы должны апеллировать не к официальному суду, — возразил Томас, — а к суду собственной моральной ответственности.
Амелия судорожно сглотнула. Как это похоже на него, как достойно и справедливо. Как вообще можно спорить с таким человеком? Она почувствовала, что ее губы дрожат, и бросила взгляд на дверь, прикидывая сколько шагов ей потребуется, чтобы выбраться отсюда.
Мистер Одли напрягся всем телом, и когда заговорил, его голос прозвучал не менее напряженно:
— Я этого не просил.
Томас только покачал головой.
— Я тоже.
Амелия отпрянула, проглотив мучительный возглас. Нет, он никогда не просил ничего этого: ни титула, ни владений, ни ответственности, ни ее руки.
Конечно, это не было для нее новостью. Амелия всегда знала, что он не выбирал ее, но она, никогда не думала, что ей будет так больно услышать это признание. Она была всего лишь одной из множества обуз, возложенных на него самим фактом рождения.
К привилегиям прилагается ответственность. Как это верно.
Амелия попятилась, стараясь оказаться как можно дальше от середины комнаты. Она не хотела привлекать внимания. Во всяком случае, не сейчас, когда ее глаза грозят пролиться слезами, а руки так дрожат.
Ей хотелось бежать прочь, покинуть эту комнату и…
И тут она почувствовала, как чья-то рука коснулась ее руки.
Она посмотрела вниз, на две переплетенные руки, затем подняла глаза, хотя и знала, что это Грейс.
Она ничего не сказала, не доверяя своему голосу, не уверенная даже, что ее губы произнесут слова, которые она хотела сказать. Но, глядя в глаза Грейс, она знала, что та понимает, что творится у нее на сердце.
Она крепче обхватила руку Грейс и сжала.
Никогда в жизни она так не нуждалась в дружеском участии, как сейчас.
Грейс сжала ее руку в ответ.
И впервые за все это утро Амелия почувствовала, что не совсем одинока.