Глава 25
Эйнсли приподнялась на локте и смотрела на него. Кэмерон лежал, распростершись на кровати, руки под подушкой, ноги широко раскинуты.
Она никогда не видела его в такой позе, теперь были видны все шрамы. Они шли вверх по бедрам и по ягодицам, прячась под их плотными складками. Между ягодицами следы ожогов покрывали всю кожу.
Должно быть, в тот ужасный день, которым его дразнил граф Дюран, Кэмерон лежал точно в такой же позе — лицом вниз, раскинувшись во сне. Эйнсли с горечью подумала: сколько же времени потребовалось Кэмерону, чтобы опять почувствовать себя в безопасности, даже за запертой дверью собственной спальни. Очень-очень много, подумала она.
Сейчас он крепко спал, спокойный и умиротворенный, даже морщинки в уголках его глаз разгладились.
Эйнсли не прикоснулась к нему. Она снова легла и лежала, не отводя взгляда от своего мужа, пока солнечный свет не успокоил ее, и она снова не погрузилась в сон.
Что-то коснулась бедра Кэмерона, и он резко открыл глаза. Комнату заливал яркий солнечный свет, было душно. Кэмерон лежал в теплом клубке простыней и одеял, к нему прильнула спящая Эйнсли. Ее колено упиралось в его бедро, а тепло, исходящее от тела милой жены, было подобно объятию. Солнечный свет касался золотисто-желтых волос и ресниц. Одной рукой она прикрывала голову, другая была вытянута вдоль тела.
Она была невероятно красива.
Вдруг Кэмерон сообразил: хотя Эйнсли разбудила его своим прикосновением, он никак не отреагировал на это. Не сжал кулаки и не попытался отбросить ее от себя. В этой теплой и светлой спальне он проснулся совершенно спокойным.
В нем пробудилась какая-то странная умиротворенность — один за другим его страхи отступали.
Здесь, в постели с Эйнсли, он мог не бояться того зверя, который сидел в нем, он чувствовал себя защищенным от всякого зла и жестокости людей. Возможно, он даже во сне инстинктивно ощущал необходимость в ее прикосновениях, запахе, ровном дыхании…
Слава Богу! Вот оно — желанное облегчение от всех мук и терзаний, порожденных его прошлым. Эйнсли пробуждала его к жизни, изгоняя из нее серые краски.
Кэмерон дрожащими пальцами погладил ее по волосам.
Эйнсли пошевелилась, открыла глаза.
Мгновение она сонными глазами смотрела на него, а потом на ее губах расцвела теплая улыбка.
— Кэм, — прошептала она, — ты остался…
Кэмерон пробежался рукой по ее обнаженному боку, потрогал теплую со сна грудь.
— Я решил, что просыпаться рядом с тобой довольно приятно.
— Неужели? — Теперь улыбка Эйнсли превратилась в озорную.
Кэмерон прильнул к ее губам, раздвигая их языком. Эйнсли прикусила его нижнюю губу, и он почувствовал, как напряглась его плоть.
— Да, ты прав — очень приятно, — выдохнула она.
— И я этим воспользуюсь, — ответил Кэмерон, прижимая ее к себе.
— Понятно, — еще шире улыбнулась Эйнсли, почувствовав его твердеющую плоть.
Кэмерон поцелуем заставил ее замолчать и занялся с ней любовью. В безопасности и тепле ее достели.
— Анджело.
Анджело распустил подпругу лошади, на которой ездил верхом, и снял седло. Он повесил его на крючок в стене и свернул стремена, чтобы они не мешали чистить лошадь.
Анджело взял металлическую щетку и энергично провел по вспотевшему лошадиному боку. Скакун закрыл глаза от удовольствия.
Анджело молчал, ожидая, как обычно, что скажет Кэмерон, и продолжал чистить лошадь круговыми движениями, счищая с ее спины грязь, шерсть и пот.
— Я бы отдал тебе все деньги мира, Анджело, — сказал Кэм. — Я хотел бы сделать тебя королем Англии. Черт, цыган был бы гораздо лучшим правителем, чем королевская династия.
— Пожалуйста, не надо, — ухмыльнулся Анджело. — Я не хочу целыми днями сидеть в помещении.
— Ну а как насчет всех денег в мире? Ты их заслуживаешь.
— Деньги нужны, чтобы наполнить желудок и поддерживать огонь в очаге, — отозвался Анджело. — Но их приятнее украсть.
— Не относись к этому так легкомысленно. Вчера ты спас Эйнсли жизнь. Это стоит всего, что у меня есть.
— Я находился довольно близко, вот мне и удалось что-то сделать, — продолжая чистить лошадь, ответил Анджело. — Я знаю твои мысли: ты, конечно, винишь себя. Но я видел, какое переменчивое настроение у этого жеребца. Мне надо было не слушать Пирсона и не отходить от него.
— Тогда сегодня Пирсон отправил бы тебя в суд за воровство лошадей. Мы избавились от этого человека. Но Эйнсли не должна была пострадать из-за этого.
— Это точно. — Анджело спокойно взглянул на Кэмерона. — Не отдавай мне свое королевство. Не нужно оно мне. И потом, я знаю, окажись в опасности моя сестра, мать или возлюбленная, ты бы сделал то же самое.
— Да, сделал бы, — согласился Кэмерон.
Анджело закончил чистить лошадь скребницей, выбил ее, чтобы очистить от грязи, и, взяв щетку помягче, опять принялся охаживать животное. И скакун-чемпион, который в своей возрастной категории пришел первым в Ньюмаркете, Эпсоме и Донкастере, переместил свой вес на одно бедро и зафырчал от удовольствия.
— Эйнсли хочет посмотреть вашу лодку, — сказал Кэмерон.
— Позволь мне сначала послать записку матери, — с усмешкой в глазах сказал Анджело, — чтобы она провела там генеральную уборку. Она поджарит мою шкуру, если я приведу ее светлость на лодку без предупреждения.
Кэмерон, знакомый с матерью Анджело, понимал его. Имея рост около четырех с половиной футов, она железной рукой управляла всей большой семьей.
На этом их разговор закончился. Анджело понимал, как ему благодарен Кэмерон, а Кэмерон знал, что Анджело отнесся к этому спокойно.
Кэмерон вышел из конюшни, все еще слишком взволнованный, чтобы садиться на лошадь, — лошадям не нужны встревоженные, беспокойные всадники — и из угла загона наблюдал, как лошадей тренируют жокеи.
Он скорее почувствовал, чем услышал, как у него за спиной остановился Дэниел. Дэниел за это время стал еще выше, в нем исчезла подростковая угловатость.
Кэмерон помнил, как совсем еще ребенком Дэниел ходил за ним по пятам на длинных и тонких ножках и задавал кучу вопросов, желая все знать о пони. И хотя Кэмерон особенно с Дэниелом не церемонился, он всегда точно знал, где находится его сын в данный момент, чем он занят, и, когда требовалось, подставлял ему свое плечо — как это было в Глазго. Они с братьями вырастили его, не поднимая особого шума.
— Я уезжаю, — сказал Дэниел.
— Уезжаешь? Куда на этот раз?
Дэниел сунул руки в карманы и посмотрел на Кэмерона:
— В университет. Разве не туда ты все время пытался меня отправить?
— Я думал, ты ненавидишь Кембридж.
— Ненавижу. Поэтому я еду не в Кембридж. Я еду в Эдинбург. А может, Глазго. Поэтому я и удрал туда в тот день.
— Так вот в чем причина? — разозлился Кэмерон. — Дэнни, почему, черт возьми, ты ничего мне не сказал?
— Я хотел увидеть это место, прежде чем разговаривать с тобой, — пожал плечами Дэниел. — Не ожидал, что попаду в переплет. Я прилично оделся, чтобы меня не вышвырнули из университета за ухо, но те парни соблазнились моей одеждой. Они хотели раздеть меня, веришь? Если бы они завели речь о деньгах; я бы их отдал им. Так я потом и сказал этим парням.
— А затем сел вместе с ними в тюрьму. Благородно, сын.
— Они не думали, что я дам отпор. Я просто дрался, как и они, поэтому, когда появилась полиция, не сразу понял, что надо бежать. А знаешь, их предводитель, он не такой уж плохой. Для уличного хулигана.
— Значит, ты выбрал Эдинбург. Почему? Меньше уличных хулиганов?
— Мне интересно, отец. Мне понравился профессор, который преподает инженерное дело. А еще там есть преподаватель по архитектуре. И никакой философии, слава тебе, Господи.
— Если ты не хотел изучать философию, Дэнни, тебе надо было сказать об этом.
— По правде говоря, отец, я не очень-то много понимал тогда, — пожал плечами Дэниел. — Пришлось побродить в поисках себя. Но теперь я определился. Рождественский семестр закончился, но преподаватели обещали провести со мной индивидуальные консультации, чтобы я мог догнать остальных. Я выясню, что и как, познакомлюсь с ребятами, посмотрю, как пойдут дела. Вернусь между семестрами сюда и начну серьезно заниматься в Тринити-колледже. Я уезжаю сегодня и, как только доберусь, сразу пришлю тебе телеграмму. Дядя Мак говорит, что я могу остановиться у него.
Внезапная боль сжала сердце Кэмерона. Он уже привык, что Дэниел все время рядом. Имение в Беркшире он приобрел отчасти из-за того, чтобы быть поближе к Дэниелу, когда тот будет учиться в Харроу.
Теперь их пути расходятся. Сын, которого Кэмерон так упорно защищал, вырос и теперь готов защищаться сам.
— Но почему ты уезжаешь так быстро? Мне всегда нужны дополнительные руки для работы с лошадями. Скоро состоятся скачки в Ньюмаркете, а уж потом ты сможешь начать занятия в Тринити-колледже.
— Потому что я знаю, у тебя и без меня все будет хорошо, — посмотрел в глаза отцу Дэниел. — Я больше не нужен тебе, отец. Теперь у тебя есть Эйнсли, она за тобой присмотрит.
— Я думал, что это я присматриваю за ней.
— Просто она позволяет тебе так думать, — фыркнул Дэниел. — Ты ведь провел с ней всю прошлую ночь, да?
— Разве это твое дело? — вспыхнул Кэмерон.
— Весь дом знает это, отец. Все радуются, что ты так удачно женился, и я тоже рад.
— Господи, неужели им всем больше не о чем поговорить?
— Не о чем. Они все обожают Эйнсли и хотят быть уверены, что ты хорошо к ней относишься. Мне она тоже нравится, и я хочу того же. Ты доказал, что способен на это.
— Так ты из-за этого оставался с нами всю зиму? — прищурился Кэмерон. — Чтобы присмотреть за мной и за Эйнсли?
— В некоторой степени — да. Поэтому я знаю, что теперь могу уехать.
Кэмерону хотелось рассмеяться. Хотелось крепко обнять Дэниела, сказать ему, что он глупышка и что он, Кэмерон, любит его.
Но оба не могли позволить себе такой сентиментальности, а поэтому отвернулись и стали смотреть на лошадей. Молодая кобыла по кличке Удача, которую Кэмерон приобрел примерно в то время, когда поженились Йен и Бет, скакала с большим энтузиазмом и грацией. В этом году на скачках трехлеток она выступит хорошо.
— Дэниел, — после длинной паузы сказал Кэмерон, — я понимаю, что был плохим отцом.
— Это не твоя вина, отец. Ты — один из Маккензи.
— И ты тоже, Дэниел. Не забывай об этом. — Лошади поскакали в их сторону, Удача вышла в лидеры. — Не повторяй моих ошибок.
— Гарантирую, что совершу кучу своих. Но знаешь, у меня есть одно преимущество. У тебя был отец, который издевался над своими сыновьями и ревновал их. А мой отец старается все делать правильно, даже если в большинстве случаев все портит. Потом есть еще мои дорогие тетушки и мачеха, так что мне давно уже ясно, что не все женщины плохие. Не все любят наши деньги. Некоторые из них любят и нас.
— Да, — расхохотался Кэмерон, — некоторые действительно любят. А сейчас я хочу немного смутить тебя.
Он схватил Дэниела в охапку и крепко обнял, прижав к себе. Но Дэниел без всякого смущения засмеялся и обнял отца в ответ. Он сжимал отца в объятиях все сильнее и сильнее, так что Кэмерону стало трудно дышать. Дэниел явно стал сильнее.
— Возвращайся к нам скорее, хорошо? — отпустил сына Кэмерон.
— Конечно. Ты обучишь меня всему, что сам знаешь о лошадях, поэтому, как только я закончу университет, стану твоим партнером. О нас узнает весь мир, отец.
— Ты уже все спланировал? А как же инженерное дело и архитектура?
— Этим я тоже могу заниматься. Возможно, даже изобрету улучшенный транспорт для лошадей или построю новую конюшню. Кроме того, я поучусь с ребятами в университете и предложу им, чтобы они и их отцы присылали своих лошадей к нам. — Дэниел похлопал отца по плечу. — Я уже попрощался с Эйнсли. Она расплакалась и поцеловала меня в щеку, а потом вручила пакет печенья. Ты очень правильно поступил, отец, что женился на ней. У тебя появилась надежда.
Сказав это, Дэниел снова обнял отца. Кэмерон тоже обнял сына, потом нехотя отпустил.
Дэниел помахал Анджело, который направлялся в их сторону, и пошел к дому, где его уже ждал экипаж, чтобы отвезти на вокзал. Дэниел, заметил Кэмерон, стал таким же высоким и сильным, как Йен, или Мак, или даже Харт.
— Они быстро растут, — проговорил Анджело, подходя к Кэмерону. Кэмерон посмотрел на него думая, что он шутит, но темные глаза Анджело были серьезны. — Не успеешь глазом моргнуть, а детство прошло, и сыновья должны становиться мужчинами. Вы, англичане, — странные люди, отправляете своих сыновей из дома, как только они подросли. Вот моя семья всегда держится вместе.
— Но ты ведь не живешь с ними, Анджело, — заметил Кэмерон. — И потом, в нашей семье тоже все вместе. Просто мы немного рассредоточились.
— Богатым англичанам требуется слишком много места.
— Это правда, зато это помогает нам не убить друг друга.
Анджело ухмыльнулся. Дэниел сел в экипаж, и Кэмерон с болью в сердце увидел, как экипаж покатился по подъездной аллее.
Он будет очень скучать по Дэниелу, но он понял, что хотел сказать ему Анджело. Дэниел в любое время и сколько угодно сможет жить у Кэмерона. Он сделал все, чтобы сын никогда не боялся приезжать домой.
Кэмерон знал, что в этом он уже намного превзошел собственного отца.
Дэниел уехал, и Эйнсли казалось, что дом опустел. Зато Кэмерон каждую ночь оставался в ее спальне, и Эйнсли очень мало спала. Но он непременно будил ее утром, и они, усталые от любовных утех, приступали к повседневным делам.
Эйнсли видела: Кэмерон переживает, что потерял Жасмин, хотя, когда она поднимала эту тему, он твердо отвечал, что это не имеет никакого значения. У него много других лошадей, которые смогут успешно выступить, а лошадь по кличке Удача, возможно, выиграет все пять главных скачек года.
Эйнсли хотелось, чтобы Кэмерон помирился с лордом Пирсоном или чтобы лорд Пирсон перестал быть таким напыщенным глупцом. Жасмин страдала от их ссоры, и у Эйнсли болело за нее сердце.
Но у нее появились кое-какие идеи насчет решения этой проблемы. Разумеется, законные. Она написала своему брату Стивену, надеясь привлечь его, но он ответил, что не может покинуть свой полк. Синклер был очень занят своей практикой, Элиот — в Индии, а Патрик…
Хм, вот Патрик отлично справится с этим делом.
Но Эйнсли так и не успела приступить к выполнению своего плана. Пришла телеграмма, которая вырвала ее из нового и приятного ритма жизни.
