Глава 35
Ужин на троих
— Вы нашли деревенский орган достаточно звучным, лорд Годуин? — поинтересовалась Генриетта, решительно пытаясь игнорировать мужа. Тот вел себя, как последний глупец: прижимал ногу к ее бедру и улыбался, словно… словно… нет, об этом лучше не стоит думать.
Вошедший хозяин гостиницы лично проследил за тем, чтобы унесли филе палтуса и поставили на стол бараньи отбивные.
— По крайней мере он оказался не слишком ужасным, — соизволил проворчать лорд Годуин.
В Генриетте постепенно закипало негодование. Она сидит здесь почти полчаса и из кожи вон лезет, стараясь поддерживать приятную беседу с человеком, который считался лучшим другом ее мужа. И что же она слышит в ответ? Сплошные грубости! Другого слова не подобрать! Даже сейчас он не проявляет ни малейшего интереса к продолжению разговора и вместо этого яростно тычет вилкой в баранину, словно она недожарена.
Генриетта попробовала бургундского, остерегая себя от преждевременных суждений. Какое ей дело, если, человек невоспитан, бестактен и…
Она даст ему еще один шанс.
— Лорд Годуин, что выдумаете о ссылке Наполеона на Эльбу? Как по-вашему, он останется на острове?
— Вот уж мне совершенно наплевать на то, что ему там в голову взбредет.
Генриетта перевела взгляд на мужа:
— На твоем месте я бы не трудился, — посоветовал он. — Рис так давно не разговаривал с приличной женщиной, что забыл язык.
Но упрямство Генриетты было общеизвестно.
— Но разве последний год не был по-настоящему знаменательным для Франции, лорд Годуин?
— Скорее для Австрии.
— Австрии?
— Осенью для делегатов Венского конгресса была дана опера Бетховена «Фиделио», — с полным равнодушием обронил Рис. — Миссис Дарби, если вы пытаетесь произвести впечатление на мужа столь обширными познаниями международных отношений, не могли бы вы ограничить демонстрацию супружеской спальней? — Он осушил бокал и со стуком поставил на стол. — Уверяю, что на меня ваши способности уже произвели неизгладимое впечатление. Особенно если говорить о вашем нынешнем статусе замужней дамы.
Генриетта хищно прищурилась. Очевидно, этот человек намеренно старается вывести ее из себя, скорее, всего чтобы доказать Дарби свою правоту насчет женского темперамента. Она так и знала, что эта совместная поездка в экипаже Дарби до добра не доведет.
Генриетта слегка задумалась, прежде чем бросить Рису умильный взгляд из-под длинных ресниц.
— Какое удовольствие, лорд Годуин, наблюдать ваш неожиданный взрыв красноречия!
Он ответил настороженным взглядом, вероятно, посчитав, что она кокетничает с ним.
«Рис — ближайший друг твоего мужа, — напомнила она себе. — Будь к нему добра».
— Боюсь, до того как Дарби мне все объяснил, я понятия не имела, что вам так обременительно беседовать с замужней женщиной. Хотя я заметила, что вы несколько затруднялись объясняться с нашей дорогой миссис Кейбл во время ужина у леди Роулингс, — продолжала она с жалостливой улыбкой. — Но не печальтесь, мы постараемся облегчить вам задачу. Я ни за что не хотела бы расстраивать вас, особенно теперь, зная, как жестко ограничена тематика ваших разговоров.
Дарби, похоже, подавился, потому что издал некий странный звук.
— Я со своей стороны совершенно уверена, что беседа с порядочной женщиной — дело крайне нелегкое. Теперь мне придется хорошенько поразмыслить, какую тему выбрать, чтобы не слишком затруднять вас. Посмотрим… Я слышала, что в вашем доме гостит оперная певица. Как это, должно быть, интересно! И вы регулярно обсуждаете Бетховена?
Рис продолжал жевать мясо, но она поняла, что сумела привлечь его внимание. Генриетта подавила улыбку. Сегодня она, можно сказать, была в ударе!
— Она действительно оперная певица, — выдавил наконец Годуин, но едва она заметила расчетливый блеск его глаз, он нагло добавил: — С достойной сожаления тенденцией петь в постели.
— Должно быть, потому что еще слишком молода, — безмятежно ответила Генриетта. — Знаете, одно время я тоже любила петь, едва открыв глаза. По-моему, моей любимой песенкой была «Питер, Питер тыкву съел» или… нет… кажется, вторая строка: «Дидл дидл дамплинг, мой сыночек Джон».
— Это насчет мальчишки, который ложился спать без каких-то предметов одежды? — вмешался муж, в голосе которого то и дело прорывался смех. — «Лег в постель в чулке»… нет, или без чулка? Никак не вспомнить.
— Думаю, приятельница лорда Годуина тоже часто забывает снять чулки, ложась в постель. Ах, что за удовольствие снова стать молодой и просыпаться с песней!
— Она не настолько молода, — буркнул Годуин, и Генриетта различила отблеск… всего лишь отблеск одобрения в этом угрюмом взгляде.
— Для человека, которому беседа со взрослой женщиной приносит невыносимые страдания, ваша разница в годах, должно быть, весьма благотворна. Вы, кажется, лет на тридцать старше вашей дамы? Дети так забавны!
— Никаких тридцати лет! — проревел Годуин. — Мне самому нет и тридцати пяти!
Генриетта прижала руку к сердцу. Давно уже она так не развлекалась.
— О Боже, надеюсь, я не оскорбила вас? — ахнула она, оглядывая его с головы до ног.
Он, как всегда, выглядел полным неряхой: волосы в беспорядке падают на плечи, рубашка и руки в чернилах.
— Вы совершенно правы: теперь я вижу, что вы вовсе не так уж стары… — Она осеклась, словно сомневаясь в собственных суждениях. — В любом случае время все ставит на свои места, милорд. Только подумайте, еще немного, ну, лет пять или что-то в этом роде, ваша приятельница повзрослеет, и вы с легкостью освоите столь сложное дело, как учтивый разговор.
Она снова сделала глоток вина и одарила его сияющей улыбкой, полной искреннего удовольствия. Она и в самом деле была счастлива. Как приятно ужинать в мужской компании, а не с мачехой и сестрой. Она в жизни не предполагала, что будет обмениваться едва замаскированными уколами с известным грубияном лордом Годуином. И сейчас лучший друг Дарби глазел на нее с таким выражением, что так и подмывало рассмеяться.
— Боюсь, лорда Годуина затрудняет даже наша глупая болтовня, — вздохнула она, оборачиваясь к мужу. — Дарби, не можем ли мы продемонстрировать бедняжке, как это делается по-настоящему? А теперь, лорд Годуин, слушайте внимательно, и, возможно, мы сумеем объяснить вам смысл Парижского договора.
— Черт бы меня побрал, Дарби, но тебе здорово повезло, — неожиданно ухмыльнулся Рис, после чего перегнулся через стол, взял руку Генриетты и под ее изумленным взглядом поднес к губам галантным жестом истинного джентльмена. — Вы меня удивили. Кстати, можете звать меня Рисом. Терпеть не могу, когда меня титулуют.
Генриетта отняла руку и прижала ее к сердцу.
— Дарби, прошу привести меня в чувство на случай, если я вдруг упаду в обморок. Понимаешь, я чувствую, что молодею с каждой минутой. Граф соизволил заговорить со мной! По-моему, я только сейчас вступила в высокочтимые ряды куртизанок!
— А вот я не считаю, что ты сможешь получить это звание, пока не настанет ночь, — покачал головой Дарби, наклонившись к ее плечу.
Его тихий голос заставил ее позабыть о почти неприличной веселости и залиться горячим румянцем. Глядя в его глаза, она ощущала, как краска ползет по ее шее, тем более что в них светилось коварство. Неприкрытое коварство.
— Должен признаться, Дарби, я почти тебе завидую! — объявил Рис с другого конца стола.
Дарби, что-то промычав, в свою очередь поцеловал руку Генриетты. Странно, когда это сделал Рис, она не ощутила ничего, кроме радостного удовольствия, но стоило Дарби коснуться губами кончиков ее пальцев, и желудок сжало судорогой.
— Не пора ли нам на покой, миледи жена? Генриетта отдернула руку, словно обжегшись.
— Ни в коем случае! Мы даже… кстати, несут очередное блюдо, — облегченно выдохнула она. Хозяин гостиницы распахнул дверь и знаком приказал лакею вносить блюда с желе, слоеные пирожки с яблоками и блюдо с пирожными.
Рис снова рассмеялся, но, к счастью, больше не стал острить. Едва за лакеем закрылась дверь, он вдруг объявил:
— Полагаю, учтивость диктует, чтобы на этот раз я нашел тему для беседы.
Генриетта ответила ободряющей улыбкой.
— Ну, видите, как это легко! Рис громко фыркнул.
— В таком случае как вы выжили в экипаже? Должен сказать, при мысли о поездке в компании маленькой Аннабел мне становится плохо. Я посетил детскую сразу после того, как девочки перебрались в Лондон, и она в качестве приветствия облевала мои сапоги. А каково ваше первое впечатление?
— О, это было чудесно… — начала было Генриетта, но осеклась. С этими людьми нет смысла увиливать и уклоняться от правды. — Честно говоря, это был настоящий кошмар.
Она разрезала яблочный пирожок на четыре ровные части.
— Джози вопила как сумасшедшая, и на секунду мне даже показалось, что у нее лопнут легкие.
Теплая рука Дарби коснулась ее спины.
— Она неблагодарная маленькая свинюшка.
— Вовсе нет, — возразила Генриетта. — Просто она очень несчастна. И я не знаю, как ей помочь.
— А я думал, что главная проблема — желудок Аннабел, — удивился Рис. — Чего же хочет Джозефина?
Генриетта пыталась не думать о теплой ладони Дарби на своей спине.
— Она постоянно напоминает о своем сиротстве.
— И что же? Скажите, что теперь вы — ее мать, и делу конец, — отмахнулся Рис.
— Но я не ее мать. Правда, сообщила Джози, что, поскольку вышла замуж за ее брата, сумею заменить ей мать. Мистер Бартоломью Батт, признанный авторитет в области воспитания детей, считает, что с ними нужно говорить прямо и без уловок.
— Вздор! — возразил Дарби. — Я слышал слишком много правды от своей матери. Рис дело советует. Просто скажи Джози, что ты ее мать.
Генриетта слегка нахмурилась, но ничего не ответила.
— Верно! И посоветуйте девчонке прекратить истерики, иначе она с таким характером никогда не найдет мужа, — добавил Рис. — Больше всего на свете мужчины ненавидят женский визг.
— О Господи, ну конечно, я обязательно ей скажу. Мужья — такая ненадежная собственность, милорд! Взять хотя бы вас!
Рис коротко хохотнул и, отодвинув тарелку, поднялся. К ее удивлению, он почтил Генриетту придворным поклоном и в эту секунду выглядел почти красивым. Обычно мрачное лицо расслабилось в непривычно искренней улыбке.
— Леди Генриетта, я провел прекрасный вечер. Дарби, я беру назад все, что наговорил в экипаже.
Не успел он выйти, как Генриетта повернулась к Дарби:
— Так и знала, что он высказал кучу всяких гадостей про меня!
Муж, прежде чем ответить, поднял ее на ноги.
— Я не слушал, — признался он, глядя ей в глаза. Генриетта вдруг осознала, что они в комнате одни. Что им не нужна компаньонка. Что они женаты. — Я думал о других вещах.