Глава 16
Путешествие в Бат прошло на удивление спокойно. Кучер был умелым, два грума — отлично подготовленными. Они выбирали самые чистые, безопасные гостиницы, заказывали еду, комнаты и свежих лошадей. Платили за все тоже они, хотя Элинор ни разу этого не видела.
С ней обращались предельно вежливо и почтительно. Даже погода оставалась превосходной. В общем, путешествие было приятным, но Элинор днем и ночью могла думать лишь о причине своей поездки в Бат. Хотя она старалась овладеть положением, взять себя в руки, теперь ее преобладающим чувством стал гнев. На Себастьяна за его бессердечное обращение с нею. На себя — за то, что оказалась такой наивной дурочкой. На отца — за его жестокость ко всем женщинам в его жизни.
Когда они подъехали к дому тети, Элинор уже впала в такое оцепенение, что могла действовать только благодаря силе воли. Один из грумов проводил ее к входной двери, он же сообщил дворецкому, кто она и кого хочет видеть.
Тете Джейн хватило одного взгляда на ее безжизненное лицо. Элинор сразу провели в лучшую гостевую комнату, светлую, красивую, в желтых тонах, с изящной французской мебелью.
После теплой ванны и чашки крепкого чаю Элинор легла на большую кровать с пологом, свернулась калачиком под бледножелтым атласным одеялом и забылась сном.
Она два дня не покидала постель, заставляя себя проглотить несколько кусочков еды, которую приносила ей служанка.
На третий день Элинор буквально подтащила себя к туалетному столику и апатично сидела, пока служанка укладывала ей волосы, а затем помогла надеть простое дневное платье. Идя в столовую, она все еще не знала, что скажет тете Джейн, как объяснит свой визит.
— Рада тебя видеть на ногах, Элинор, — улыбнулась тетя и опустила лорнет, висевший на серебряной цепочке. — Ты лучше себя чувствуешь?
— До некоторой степени.
Тетя Джейн кивнула:
— Сядь. Горячая еда вернет цвет твоим щекам.
Элинор села и, хотя не чувствовала голода, взяла серебряную вилку, чтобы не выглядеть неблагодарной.
— Я читала вчерашнюю «Таймс», — сказала тетя и жестом отпустила слугу, когда он налил ей кофе. — О тебе ни слова. Думаю, это хороший знак.
— Да, — прошептала Элинор. — И все же сообщение может появиться. Думаю, будет честно предупредить тебя.
— Я почтенная женщина, принятая во всех лучших домах. Прости за хвастовство, но многие считают меня столпом нашего узкого круга. Тем не менее я не ханжа. — Тетя Джейн потрепала ее по руке. — Полагаю, в трудную минуту отец бросил тебя?
Элинор проглотила комок.
— Мы чужды друг другу, и, по всей вероятности, это уже навсегда.
— Печально. Для него. Правда, не скажу, что удивлена. Граф всегда был дерьмом. — Элинор поморщилась. — Если хочешь поделиться со мной, я выслушаю тебя и дам совет.
— Прости, я… я пока не могу.
— Ничего страшного, — успокоила ее тетя Джейн. — Благодаря предусмотрительности моей матери, я женщина с независимыми средствами. А поскольку ты уже вышла изпод опеки графа, то можешь оставаться здесь сколько захочешь.
Элинор почувствовала облегчение.
— Я не хочу навязываться. Если ты не держишь компаньонку, может, возьмешь меня?
— Ты дочь графа, Элинор, леди по рождению и воспитанию. А леди не унижают себя работой.
— Я не привыкла к безделью, тетя, и намерена быть тебе полезной.
Тетя Джейн смягчилась.
— Я очень рада, что ты приехала, дорогая. По неизвестной причине граф умышленно препятствовал моим встречам с тобой и Бьянкой. Я всегда хотела близких отношений с вами обеими и чрезвычайно сожалею, что не сумела этого добиться. Увы, женщины имеют мало влияния в нашем обществе. Всем заправляют мужчины. И мы должны разумно это обстоятельство использовать. Как бы то ни было, я рада, что могу тебе помочь. Тем более что другой семьи у меня нет.
— Моя благодарность не имеет границ, тетя Джейн. Если бы не ты, я не знаю, куда бы могла пойти, что бы со мной стало.
— Выше голову, девочка. Тебе рано еще быть такой сентиментальной. И если ты закончила возить еду по тарелке, я бы хотела показать тебе наш дом.
У Элинор перехватило горло, и она не могла сдержать рыдания.
— Поплачь, дорогая. Потом утри слезы, подними голову и пошли к черту всех, кто заставил тебя страдать.
Следующие две недели Элинор жила по непривычному для нее распорядку. Завтрак с тетей Джейн, сопровождаемый обсуждением новостей в газете. Оставшаяся часть утра посвящалась корреспонденции, хотя она писала только Бьянке, не получая ответа. Неизвестность расстраивала Элинор, однако не удивляла, так как ее письма мог перехватывать граф.
Затем Элинор читала или вышивала, пока тетя Джейн распоряжалась по хозяйству. После чая следовали визиты, посещение магазинов или прогулка в парке. Вечером были званые ужины, карточная игра, концерты. Благодаря тетиному влиянию Элинор легко приняли в небольшое провинциальное общество. Если причины ее неожиданного появления в Бате и обсуждались, то не в присутствии Элинор. Она всегда оставалась вежливой и сдержанной, радуясь, что не встретила здесь никого из лондонских знакомых.
В конце концов она привыкнет к скромной и простой жизни провинциальной благовоспитанной леди. А принимая во внимание обстоятельства, Элинор знала, что она была очень счастливой женщиной. Если даже не всегда это чувствовала.
Она постоянно скучала по Бьянке и с тревогой думала о том, что мог рассказать граф младшей дочери. Когда она поделилась беспокойством с тетей Джейн, та одобрила ее намерение соблюдать осторожность, поскольку Бьянка еще жила под опекой графа и подчинялась его прихотям. А когда она выйдет замуж, восстановить отношения будет намного легче. Что же касается свадьбы, они поедут даже без приглашения.
Элинор сидела в гостиной с книгой в руке, тетя Джейн изучала недельное меню. Тишина была умиротворяющей, атмосфера приятной. Все испортил дворецкий.
— Там у входа джентльмен, мадам, — доложил он и протянул визитную карточку на серебряном подносе.
— В такое время? Еще слишком рано для визитов. — Тетя Джейн посмотрела на карточку. — Ты уверен, что джентльмен спрашивает меня, а не леди Элинор?
— Он спрашивал вас, мадам.
— Джентльмен явно пришел не в тот дом, — проворчала тетя Джейн. — Я не знакома с ним и ни с кем из его родственников.
— Как зовут джентльмена, тетя? — с беспокойством спросила Элинор.
Та опять взглянула на карточку.
— Виконт Бентон.
Книга Элинор упала на ковер. Она думала, что уже преодолела боль, а теперь она снова всколыхнула ее.
Дворецкий посмотрел на нее, затем перевел взгляд на тетю Джейн.
— Сказать ему, что вас нет дома?
— Элинор?
— Отошлите его.
Дворецкий поклонился и вышел. Элинор подняла книгу и положила на колени. Сердце у нее колотилось от страха. Почему он здесь? Что ему надо? Это не имеет значения. Она не желает видеть его, слушать его ложь.
В дверь гостиной тихо постучали, затем появился дворецкий.
— Простите, что снова прерываю вас. Но виконт недвусмысленно дал мне понять, что не уйдет, пока не поговорит с вами.
— Какая наглость! — Тетя Джейн встала. — Позови Джорджа и Гарри, пусть они силой удалят этого человека.
— Подождите! — воскликнула Элинор. Ей очень бы хотелось увидеть, как Себастьяна выбрасывают на улицу, но пожилым слугам тети Джейн эта задача не по плечу. — Наверное, ты уже поняла, что я знакома с виконтом. Думаю, будет лучше, если мы согласимся принять его.
— Хорошо, покорюсь твоему желанию. Но мне это не нравится.
Через несколько минут дворецкий вернулся в сопровождении непрошеного гостя. Он был все таким же красивым и прекрасно ухоженным, но выглядел изменившимся. Правда, Элинор не могла определить, в чем именно. А может, это она смотрела на него другими глазами.
— Виконт Бентон, — процедил дворецкий с явной досадой в голосе.
— Леди. — Себастьян поклонился.
— Я позволила вам войти только потому, что моя племянница считает это единственным способом избавиться от вас, — заявила тетя Джейн, прежде чем он закончил поклон. — Но я не в восторге от вашего визита. И я не привыкла, чтобы мне угрожали в моем собственном доме, милорд. Пэру королевства следовало бы иметь лучшие манеры.
— Сожалею, что причинил вам неприятности, мэм. Но я полностью сознавал, что иначе леди Элинор не приняла бы меня. Тогда мне пришлось бы встретить ее в публичном месте, и я боялся, что ей это причинит еще большее страдание.
— Не пытайтесь выставить себя в превосходном свете, милорд, — решительно сказала Элинор. — Мы оба знаем, что вы не принимали во внимание моих чувств, когда составляли ваши коварные планы.
— Элинор, пожалуйста. Мы должны поговорить.
— Мне больше нечего сказать вам.
— Тогда послушайте.
— Не знаю, смогу ли.
— Десять минут, — умолял он.
Десять минут? Выдержит ли она? Сумеет ли пробыть в его обществе так долго, не потеряв самообладания и чувства собственного достоинства?
— Хорошо, десять и ни минутой больше. Тетя Джейн, ты могла бы оставить нас?
— Я буду ждать за дверями гостиной. С самыми крепкими из моих слуг. Один возглас, и мы тут же войдем.
Когда дверь закрылась, Элинор сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Десять минут, и Себастьян навсегда уйдет из ее жизни. А потом она, возможно, избавится от этого ужаса.
— Я привез вам письмо от Бьянки, — сказал он, сунув руку в нагрудный карман.
— Она знает, что произошло? Что рассказал ей граф? — Элинор нетерпеливо схватила послание.
— Очевидно, ваш отец вообще ни словом ей не обмолвился. Вернувшись в Лондон, я тут же встретился с Уэверли, решив, что это единственный способ поговорить с Бьянкой. Она была вне себя, когда обнаружила, что вы уехали.
— Я сразу написала, чтобы успокоить ее. Должно быть, граф перехватывал мои письма.
— Видимо, так.
— Что вы сказали Уэверли? Как объяснили случившееся?
— Я просто сказал, что это моя вина, что изза меня вы поссорились с отцом и поехали в Бат к своей тете, чтобы переждать, когда уляжется пыль.
Легкий румянец окрасил щеки Элинор.
— То есть они не знают правды?
— Никто. Даже тень скандала не коснулась вашего имени, кстати, моего тоже. Ваша репутация спасена, Элинор.
— Значит, я могу вернуться ко всему тому, что было до того, как это произошло? — Она мельком взглянула на него. — Простите, сэр, если я не благодарю вас за спасение меня от окончательного унижения.
Ее вялый, бесстрастный тон и боль в измученном взгляде ударили его, словно хлыстом. Себастьян хотел ей чтонибудь объяснить, попытаться все уладить, прошептать слова, которые бы она поняла и приняла. Но он потерял на это право, когда предал ее.
— Я привез коечто еще. — Он протянул ей лист бумаги.
Элинор с подозрением взглянула на него, потом нерешительно вытянула лист из его пальцев.
— Что это?
— Объявление о нашей свадьбе. Я отдал его в «Таймс», когда вы согласились.
— Выйти за вас?
Ее скептический тон задел Себастьяна больше, чем он хотел бы признать. Когдато она уважала его, даже вообразила себе, что любит. Но теперь она испытывала к нему только ненависть и отвращение.
— Брак — разумный выход для нас обоих, а для меня и единственный способ загладить вину.
Заметив ее изумление, Себастьян ожидал, что она сейчас оскорбит его своим отказом. Вместо этого Элинор зажала рот ладонью, как будто почувствовав дурноту. Все оказалось намного хуже, чем он предполагал.
— Очевидно, вы решили, — наконец произнесла она, — что я недостаточно еще страдала и не в полной мере наказана за отцовские грехи. Или ваш ум настолько поглощен жаждой мести, что вы не ведаете, что творите.
Он скрестил руки на груди.
— Хотя у вас нет причин верить мне, я делаю это предложение в здравом уме. Я не так богат, как некоторые, однако располагаю значительными средствами и назначу вам щедрое содержание. Как моя жена, вы будете иметь финансовую стабильность, положение в обществе и свободу делать что захотите.
Элинор поняла, что он говорит серьезно.
— Жена подчиняется воле мужа. В подобной договоренности нет свободы.
— Юридические документы могут быть составлены с включением условий, дающих вам права, которых вы требуете. Кроме поместья Чезвик, у меня есть собственность на побережье. Можем съездить туда перед женитьбой. Если вам понравится, можете использовать ее по своему усмотрению.
— Мы не будем жить вместе?
Он кивнул.
— Я хочу жить с вами, быть вашим мужем. Но я знаю, что вам нужно время, пока вы будете готовы к этому. Я подожду. Многие аристократические пары живут раздельно.
— Вы предлагаете мне брак по расчету? Чтобы вести прежний образ жизни?
— Нет, произойдут значительные изменения. Я верю в святость брачных клятв и намерен их сдержать.
— Вы не из тех мужчин, кто способен до конца дней хранить обет безбрачия, — ответила Элинор.
— Да. Поэтому, когда мы поженимся, я оставлю за собой право завлечь вас в мою постель и в мою жизнь.
Она покраснела, и у него мелькнул луч надежды.
— Что бы ни произошло между нами, вы не можете отрицать нашего влечения друг к другу. Это дает нам шанс.
Элинор медленно покачала головой:
— Вы преследовали меня, чтобы добраться до графа.
— Мотивом действительно была месть, но чувства, возникшие к вам, были истинными. Мои поступки были аморальными, но мой интерес не был фальшивым, а желание — притворным. Вы стали мне очень дороги, Элинор.
— До такой степени дорога, что вы лгали, хитро управляли мной, пользовались моим легковерием, чтобы добиться чего хотели?
Себастьян поежился. Конечно, его поступки достойны порицания, но они все же не исключают его чувств к ней.
— Может, вы примете во внимание мои чувства?
— Не могу. В браке главное не страсть, а дружба, уважение, доверие. Может быть, вы честны и действительно испытываете ко мне некоторые чувства, но это уже не имеет значения. Слишком поздно. Кроме того, вы ненавидите моего отца.
— Как и вы.
— Не буду отрицать, но во мне течет его кровь. Если мы поженимся, однажды вы непременно вспомните этот факт. И тогда… мы с вами окажемся в аду.
— Элинор, пожалуйста, мои чувства… Пощадите их!
— Единственное чувство, которое привлекло вас ко мне, это одержимость местью. Я — продолжение графа. Вы не можете нанести удар ему, значит, расплачиваться за него буду я.
Себастьян вздрогнул. Неужели она действительно считает его таким бессердечным и жестоким?
— Боже, Элинор, что я наделал?
— Вы меня погубили, милорд. — Она поднялась, в ее глазах блестели слезы. — Но я выживу. А теперь уходите. Ваши десять минут истекли.
Он бросил на нее последний, умоляющий взгляд.
— Не торопитесь, подумайте над тем, что я вам предлагаю. Если вы измените свое решение, дайте мне знать, и я сразу приеду.
— Мое решение окончательно.
Себастьян мысленно выругался. В глубине души он надеялся, что ее способности к прощению хватит на то, чтобы дать им шанс. Но он слишком оскорбил Элинор и сейчас лучше всего оставить ее в покое.
Он поклонился и вышел. Он был прав, не желая всецело отдавать себя женщине.
Это причиняет невыразимую боль.