Глава 16
От удара Джек выпустил руку Бекки и качнулся назад. Гарретт шагнул за ним через порог маленькой прихожей, собираясь снова ударить Джека в лицо.
Но к этому моменту Джек был уже готов — он увернулся от второго удара и в ответ ткнул Гарретта кулаком в живот.
— Остановитесь! — крикнула Бекки. — Прекратите сейчас же!
Она ухватилась за руку Гарретта, которая снова поднялась на ее возлюбленного, и, изо всех сил упираясь пятками, дернула брата назад — прочь от Джека.
— Гарретт, что ты делаешь? Остановись!
Тот метнул на Бекки быстрый взгляд и снова повернулся к Джеку, уже приготовившемуся обороняться кулаками.
— Жди меня за дверью, Ребекка! — прорычал Гарретт, высвобождаясь от нее.
— Но нет же!
На этот раз, готовясь к нападению, он даже не оглянулся.
— Я отвезу тебя домой, как только покончу с ним.
Бекки зашипела от возмущения:
— Нет, ты этого не сделаешь! Если я и выйду отсюда, то только вместе с Джеком!
Гарретт попытался еще раз ударить противника в лицо, но Джек опять увернулся.
Повиснув на руке брата, Бекки изо всех сил потащила его прочь. С тем же успехом она могла бы двигать ствол огромного дуба: Гарретт даже не шелохнулся, — однако ее усилия обратили на себя его внимание. Он поглядел на сестру через плечо. При этом шрам над бровью сморщился и покраснел.
— Не надо больше драк, Гарретт! Все кончено. Я решила выйти за него замуж. Мы только что собирались ехать домой.
Бекки чувствовала, что брат стоит неподвижно и твердо, не собираясь ей уступать. Он снова перевел глаза на поднявшего кулаки, готового к следующему удару Джека.
— Он похитил тебя у леди Деворе. Она приехала ко мне…
— Но Джек предупредил ее, что я с ним! Я поехала по собственной воле: Я же сама попросила его увезти меня!
— Она знала, что ты с ним, но ждала твоего возвращения той же ночью. А ты исчезла. Поэтому она заволновалась.
— Я же сказал ей… — начал Джек, но, скрипнув зубами, покачал головой. — Правда, она была… была с кем-то. Видимо, не могла выслушать внимательно.
— Незачем было беспокоиться, Гарретт, — сказала Бекки. — Я по своей воле оказалась здесь. И мы уже собирались домой.
Гарретт повернулся к сестре и обнял за плечи.
— Это правда, Ребекка? Если он тебя как-то принудил, если он угрожал тебе… ты только скажи мне, ладно? Только скажи правду. Я не допущу, чтобы он причинил тебе вред. Ты действительно сама все решила?
Бекки взглянула на Джека. Тонкая струйка крови текла у него из ноздри — последствия первого удара Гарретта.
— Да. Я сама. — Она улыбнулась, и, как только их взгляды встретились, Джек опустил кулаки, слегка улыбнувшись в ответ. — Я хочу выйти за него, — прошептала Бекки. — Больше всего на свете.
Немного спустя все трое в одном экипаже ехали в Лондон, храня напряженное молчание. Гарретт то и дело хмурился, как только Джек и Бекки, качнувшись на ухабах, сближались. К тому времени, когда они добрались до Мейфэра, Бекки уже тосковала по Джеку. Тело жаждало его прикосновений, хотя они провели порознь всего лишь несколько часов.
Тем не менее, когда они добрались по извивающейся дорожке до дома Гарретта, Бекки с облегчением почувствовала себя дома. Всю дорогу от Ричмонда холодный ветер дул в щели экипажа, а ее домино вовсе не было приспособлено для долгих прогулок в такую непогоду. Локоть ныл, пальцы щипало, и вся она озябла до мозга костей. Ей так хотелось выпить вместе с Джеком по чашке горячего шоколада, сидя у камина в гостиной.
Но когда она вышла из кареты, Джек взял ее руку, быстро поцеловал и попрощался. Не успела Бекки возразить, как он уже выпустил ее руку из своей и широко зашагал прочь от дама.
Изумленная этим неожиданным уходом, Бекки проводила его взглядом, пока он не исчез за углом, после чего обернулась, чтобы задать вопрос Гарретту. Однако карета к тому времени уже отъехала. Бекки спросила у лакея, куда ушел господин.
— Его милость на конюшне распрягает лошадей, миледи.
Покачав головой (упрямый Гарретт всегда все делал сам), Бекки стала подниматься по парадной лестнице, одновременно расстегивая пуговки на перчатках. В доме было тихо. Даже слишком тихо. Странным показалось, что Кейт и тетушка Беатрис не вышли поздороваться. Продолжая возиться с перчатками, Бекки приостановилась перед лестницей, ведущей на второй этаж, и с любопытством склонила голову.
Пахнув холодным воздухом, входная дверь у нее за спиной раскрылась настежь и впустила Гарретта. Не потрудившись прикрыть ее за собой, брат ринулся мимо Бекки к ступеням. Она, подхватив юбки, побежала за ним.
— Что такое? — спросила она, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
— Кейт, — коротко отозвался Гарретт. — Сэм сказал, она рожает.
— О Боже! — Сердце Бекки отчаянно заколотилось — перескакивая через ступеньку, она мчалась следом за Гарреттом.
Брат резко распахнул двери в спальню. Бекки вошла с Ним плечом к плечу. Женщины, стоявшие возле постели, удивленно посмотрели на вошедших. Полог был отдернут, так что Кейт была на виду. Она лежала на спине. Живот ее колыхался. Услышав, как распахнулась дверь, она повернула к ним пылающее лицо.
— О, Гарретт, Бекки, как ж рада, что вы пришли! Я знала, что вы придете.
Через несколько часов Бекки уже сидела на краешке постели, держа на руках новорожденного племянника. Это был пятый ребенок Гарретта. Первые двое были дочери: одна — от Софии, вторая — от Кейт. Потом появились Реджинальд, маленький сводный брат Кейт, Ги Шарлотта, незаконнорожденная дочь Гарретта. Их обоих супруги растили как собственных общих детей.
Когда Гарретт женился на Софии, у них долго не было потомства, так что он уже и не думал, что когда-нибудь станет отцом. Теперь же детей было пятеро, а сегодня наконец-то родился наследник. Крошечный сын Гарретта спал на руках у Бекки, посасывая свой маленький кулачок.
Кейт много лет мечтала подарить Гарретту сына и вот наконец сумела сделать это. Сейчас она дремала на постели с умиротворенной улыбкой. Сам же Гарретт так бурно радовался, что не дал бы заснуть ни матери, ни младенцу, поэтому тетушка Беатрис предусмотрительно спровадила его из комнаты.
Мальчика решено было назвать Генри. Маленький Генри Джеймс, маркиз Уинтерберн, родившийся немного раньше срока, был крошечным, однако выглядел совсем здоровым — кругленьким, с розовыми складочками на ручках и ножках.
Бекки погладила пальцем его маленькую бархатную щечку, и малыш тихо причмокнул. Волна счастья сладко колыхнулась у нее в груди. Это было самое красивое зрелище из всех, которые она видела в жизни.
В комнату заглянула служанка.
— Миледи, — позвала она шепотом.
Бекки взглянула на спящую Кейт, поднялась и подошла к служанке, чтобы та не разбудила невестку.
— Что такое?
— Там к вам пришел джентльмен.
Сердце у Бекки заколотилось.
— Это мистер Фултон?
— Да, мэм.
Она поглядела на, маленького Генри, и ей показалось малыш не хочет, чтобы она передавала его кому-то другому.
— Я пойду с ним. Если ее светлость проснется, немедленно мне скажи.
Служанка в белоснежном чепце кивнула.
— Где он?
— В гостиной, мэм.
— Не покидай ее светлость, пока она не проснется.
Служанка снова кивнула. Бекки медленно вошла в гостиную, стараясь ни в коем случае не потревожить Генри. Джек оглянулся, и глаза его удивленно обуглились, когда он поднимался из кресла.
— Что это?
Она Широко улыбалась. Если бы не младенец на руках, от бросилась бы в объятия Джека.
— Это ребенок Кейт и Гарретта, — тихо сказала она. — Прелесть, правда?
— О-о… так герцогиня уже родила?
— Да. Ему всего только два часа. Мы очень вовремя приехали.
— Вижу-вижу. — Джек смущенно переступил с ноги на ногу. — А где твой брат?
— У себя в кабинете. Пишет письма, чтобы известить всех о рождении наследника. — Бекки снова улыбнулась. — Я еще ни разу не видела Гарретта таким счастливым.
Несмотря на усталость и на то, что даже не успела переодеться с тех пор, как они приехали, она была возбуждена не меньше брата. Роды прошли довольно легко, насколько легко могут пройти роды, и оба, мать и младенец, чувствовали себя великолепно. И, как при рождении Джессики, Бекки не только удостоилась чести присутствовать здесь, но и от души наслаждалась красотой всего происходящего. Да и что может быть прекраснее первого крика здорового младенца, его голубых глаз, впервые увидевший свет! Ведь нет ничего отраднее, чем счастье на лице матери, впервые взявшей на руки своего новорожденного ребенка.
Но Джек — мужчина. Как знать, понимает ли он такие вещи. С блаженной улыбкой Бекки прошла к одному из диванчиков с пальмами на обивке и поудобнее устроилась на нем вместе с младенцем.
Джек сел напротив, то и дело бросая вопросительные взгляды на сверток в руках Бекки.
— И куда же ты бегал? — спросила она.
Он приподнял бровь:
— А ты думала, я останусь?
— Конечно.
— Эго было бы неблагоразумно.
— Ноты же явно не хочешь жить со своими.
— Нет, не хочу. К счастью, отец и брат уехали из Лондона в Кент до конца сезона. Я был у Стрэтфорда. Останусь у него на несколько дней. — Он снова глянул на младенца. — Ты хорошо управляешься с детьми.
Бекки с улыбкой посмотрела на маленький сверток в своих руках.
— Я очень люблю своих племянниц и племянников.
— Но ты не думаешь, что тоже станешь матерью?
— Признаться, нет. — Она подняла глаза на Джека. Сердце в груди трепетало как бабочка. — А ты… не будешь… ты не станешь несчастным, если я не смогу забеременеть?
Он пристально посмотрел на нее.
— Никогда не думал об этом. До встречи с тобой я вообще не задумывался о женитьбе. И уж тем более об отцовстве.
— Но если у тебя не будет сына… наследника…
— Да что может унаследовать мой сын? — Джек покачал головой. — Нечего и говорить. Просто… Я не знаю. Женитьба, дета… Я вообще перестал ждать этого, с тех пор как… — Джек умолк, но Бекки знала, что он хотел сказать: «…с тех пор как Анна вышла за другого».
Ревность судорогой прошлась по ее телу. Пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы подавить ее. Она не могла просить его, не могла даже произнести это вслух, но так хотела, так жадно хотела, чтобы он любил ее сильнее, чем Анну.
Эта мысль была настолько эгоистичной, что у Бекки от стыда вспыхнули щеки. Но сознание собственного эгоизма никак не помогло истребить эту мысль. Она жаждала любви Джека. Безраздельно. Не хотела делить ее даже с ушедшей женщиной. Готова была хранить ее долгие годы, начиная с этого дня, невзирая на время и возраст.
— А вдруг потом ты поймешь, что для тебя очень важно иметь наследника, сына, а я так и не смогу родить его тебе?
Джек поднялся со своего места и присел рядом с Бекки. Не забывая о младенце на ее руках, он обнял ее за плечи и привлек ближе к себе, целуя в висок.
— Я постоянен в чувствах. И никогда не отвернусь от тебя из-за подобных пустяков.
— Но для многих это вовсе не пустяк, — тихо произнесла она.
— Но это не в нашей воле. Если у нас будут дети, я буду счастлив прежде всего потому, что это сделает счастливой тебя. Но если нет, то мы ничего не сможем тут исправить и ни один из нас не должен из-за этого страдать.
У Бекки даже дух перехватило — так сильно ей захотелось зачать от него. Но она была почти уверена в том, что никогда не сможет сделать Джеку такой подарок.
— Спасибо. — Она чуть крепче обняла малыша Генри. — По крайней мере у нас с тобой всегда будут рядом племянники, которых мы сможем любить.
Джек с сомнением взглянул на новорожденного.
— Да, — сказал он, но голос дрогнул и Бекки тихо рассмеялась:
— Кажется, ты его боишься.
Джек с видимым трудом подбирал слова:
— Нет. Я… просто это так редко бывает… когда видишь младенцев, и… в общем, этот еще более-менее… не такой сморщенный и красный. Оно… он похож на боксера.
Бекки улыбнулась, глядя на Генри:
— Он похож на своего папу. Хочешь подержать его?
Джек мгновенно отпрянул:
— Нет-нет… не думаю.
Бекки усмехнулась:
— Но попробуй, это совсем не страшно.
— Да я не боюсь.
— Давай свои руки.
Джек долго смотрел ей в глаза, потом неуклюже вытянул вперед напряженные руки. Бекки уложила крохотный сверток ему в ладони и осторожно согнула Джеку локти, чтобы было удобнее. Генри что-то пробулькал, открыл глазки, посмотрел на Джека и снова заснул. Джек умиленно смотрел на ребенка.
— Вот видишь, совсем не плохо.
Джек поднял глаза, криво улыбнулся, потом снова перевел взгляд на новорожденного. В этот миг Бекки вдруг представила себе, как он смотрит на другого ребенка — их ребенка, — и сердце ее тоскливо сжалось.
В дверь постучали, Бекки отозвалась. Вошел лакей:
— Миледи, вам велено передать, что ее светлость проснулась.
— О, спасибо. Можешь идти. — Когда лакей закрыл за собой двери, Бекки посмотрела на Джека. Ей так не хотелось покидать его, но сегодня первой своей обязанностью она почитала Кейт. — Я должна идти к ней.
Джек кивнул:
— Конечно. Но прежде чем ты уйдешь, хочу тебе сказать кое-что.
— Что же?
— Я уже назначил день свадьбы.
Она так и ахнула:
— Когда?
— Первого декабря, в девять часов, в церкви Святого Георгия. — С этими словами он поднял голову, и в глазах его блеснул вызов, как будто он ждал, что она станет возражать против такой поспешности.
Но, напротив, внутри у нее все словно размякло — так приятны были эти слова. Первое декабря — это через шесть дней. Всего через каких-то шесть дней она станет его женой.
— Я так счастлива, — проговорила Бекки. Взгляды их встретились и долго не отрывались друг от друга.
Но Генри завозился, и чары рассеялись. Бекки забрала ребенка.
— Я буду готова, Джек. Я уже готова. Следующая суббота — это отлично.
Он улыбнулся:
— Прекрасно.
— Но я увижу тебя до этого, не так ли?
— Конечно, увидишь. Я и сам не смогу без тебя так долго.
Он еще раз прикоснулся губами к ее виску, и Бекки, улыбаясь, ушла.
Щелк, щелк.
Бекки открыла глаза. Вот опять: щелк, щелк… Тук.
Звуки раздавались со стороны окна.
Она подождала немного затаив дыхание, полежала с широко раскрытыми глазами, прижимая одеяло к груди. И еще раз: щелк.
Она вскочила с постели, забыв набросить пеньюар, и, подбежав к окну, рывком отодвинула персиковые занавески.
Прижавшись лбом к стеклу, она вгляделась в темноту, и на лице у нее заиграла радостная улыбка.
Джек! Это он бросал мелкие камешки с гравийной дорожки под окном. Камешки то со звоном попадали в стекло, то с тихим стуком — в деревянную раму.
Никого на свете она не хотела бы видеть больше, чем его. Она тосковала по нему со вчерашнего дня, с той минуты, когда оставила его в гостиной. Всю ночь пролежала, не в состоянии уснуть, и, кажется, долгие часы думала о том, как холодна и одинока без Джека ее постель. Как одинока без него она сама.
Джек стоял под окном; прижимая шляпу к груди. Смотрелся он как настоящий жених, наполненный нетерпением ожидания, теплоты и страсти, и всё это — к ней. Кровь в жилах Бекки закипела от нарастающей смеси волнения и счастья.
Она поторопилась отпереть раму и распахнуть окно.
— Поднимайся.
Джек надел шляпу на голову и, не теряя времени, стал подниматься. Спальня Бекки была угловой комнатой лондонского дома Гарретта, стены которого заросли вьющимися розами, поднимавшимися от самой земли до окон с деревянными рамами и могли послужить отличной лестницей. Четыре года назад именно по этой решетке Бекки спустилась из окна вместе с Уильямом Фиском, чтобы сбежать в Гретну; этой ночью Джек Фултон поднимался к ней тем же самым путем.
Через несколько секунд он уже перекинул ноги через подоконник и, очутившись внутри, быстро закрыл окно.
— Боже правый, да ты почти совсем нагая. Замерзнешь ведь.
Но Бекки не ощущала ничего, кроме внутреннего тепла, с той самой минуты, как увидела Джека.
— А ты лазаешь не хуже обезьяны, — задиристо отозвалась она.
— Это годы тренировки на вантах «Глорианы». — Заперев оконную раму, он повернулся к Бекки, снял шляпу и бросил в персиковое кресло. Он ни разу перед этим не был в ее спальне, но ему не потребовалось много времени, чтобы освоиться, и все свое внимание он сосредоточил на Бекки, и только на ней одной.
Окидывая томным взором всю ее фигуру, он как будто оставлял глазами приятный след на коже — словно мурашки пробежали.
— Господи… — Голос надломился, и Бекки заметила, как Джек судорожно сглотнул. — Я так по тебе скучал.
— Я тоже по тебе скучала.
Они потянулись друг к другу одновременно. Его рука, холодная с улицы, обхватила ее за шею. Другой рукой он взял ее пониже поясницы, крепко прижав к себе.
— Не могу без тебя, — признался Джек, теплом дыхания обдавая мочку ее уха. — Вчера в вашей гостиной… Боже мой! Яне могу тебе передать, как… просто не знаю, как пережил этот миг, когда ты уходила от меня. Не хочу, чтобы ты вообще от меня уходила. Хочу, чтобы ты была со мной. Всегда.
Нотка беззащитности, прозвучавшая в голосе Джека, заставила ее снова покрыться мурашками, и от всего сердца она пожелала себе в этот миг никогда не уходить от него снова.
— Для меня это тоже невыносимо. — Бекки погладила прохладные пряди. — Невозможно быть без тебя.
— Ты нужна мне, — прошептал он.
Губы Джека согрели дорожку от ее уха ко рту, и мягкое прикосновение расцвело властным поцелуем. Как только он завладел ее губами, объятия, в которые она была заключена, окрепли. Бекки обвила его руками, обхватила ногой его ногу и стала чувственно тереться о его тело. Одежда и кожа у него были холодны, но она, не обращая внимания, сражалась с его брюками, тоща как Джек, подняв подол ее ночной сорочки, гладил обнаженное бедро.
— Ты нужна мне, Бекки. Так нужна…
Она отпустила его на мгновение, чтобы только сбросить сорочку, и тут же снова занялась завязками панталон, пока Джек расстегивал ворот рубахи.
— О, — поразилась она, прижавшись грудью к его груди. — Ты совсем замерз.
— Это ненадолго.
Наконец ей удалось победить брюки, и они упали на пол вместе с панталонами. Джек отбросил их заодно с башмаками и чулками и оторвал Бекки от пола. Ее грудь по-прежнему прижималась к его груди. Господи, как же он силен! Кажется, даже не заметил, что она уже висит в воздухе.
Обвив его ногами вокруг бедер, руками — за шею, Бекки снова его поцеловала. Он действительно согревался, причем очень быстро. И вкус у него был такой славный. Солоноватый, мужской. Такой вкус — только у Джека.
Она не сразу поняла, что он куда-то ее ведет, потому что все ее внимание было поглощено его нижней губой.
Вдруг спиной она ощутила прохладную стену.
Джек ловко пристроил Бекки поудобнее и сильным толчком вошел в нее. Она ахнула, и Джек уткнулся лицом в ее шею.
Переполненная ощущениями, она могла лишь держаться за него, крепко обнимать его что было силы. Он толкнулся глубже, словно пришпиливая ее к стене, а потом стал снова и снова углубляться в ее тело неистовыми, настойчивыми движениями. Бекки закрыла глаза, прижалась лбом к его плечу, обуреваемая сладострастием, покоренная его властью и своим все нарастающим желанием, своей любовью к этому мужчине.
— Ты нужна мне, — шептал он, касаясь губами ее шеи и входя в нее глубоко-глубоко. Она ощущала полноту и завершенность удовлетворения. Не в состоянии более сдерживаться, она двигалась в такт его движениям.
Она запустила пальцы ему в волосы. Желание бурлило в ней так, что она прикусила щеку изнутри, стараясь из последних сил сдержать сладострастные стоны, готовые вырваться из груди при каждом новом ударе, каждой яркой вспышке удовольствия, разливающейся по всему телу горячими потоками.
И руки и ноги ее обнимали Джека все крепче, по мере того как сильнее и напористее становились его ласки. Лишь негромкий звук его дыхания был слышен в комнате.
Бекки стискивала зубы, чтобы не закричать и не разбудить весь дом, но невольно приоткрыла рот, высоко взлетая на волнах удовольствия. Она зажмурилась, и тело ее завибрировало под натиском Джека.
И вот она не выдержала. Удовольствие, подобно ярким цветным огненным лентам, брызнуло по всем членам до кончиков пальцев. Она впилась ему в шею ногтями. Обнимая Джека так, словно от этого зависела ее жизнь, она сомкнула зубы на его плече, чтобы подавить крик. Ее сотрясал оргазм, растворяя все ее чувства в спазмах восторга. Приходя в себя, она заметила, что Джек также достиг вершины наслаждения.
По-прежнему крепко его обнимая, Бекки погладила кончиками пальцев те места на его шее, куда минуту назад впивалась ногтями, нежно коснулась губами отметки своих зубов на его плече, глубоко вздохнула.
Джек мягко отпустил ее, и Бекки легко скользнула вниз по его животу. Не отпуская его шею, она смотрела снизу вверх сияющими глазами.
— Я тебя поранила? — прошептала она.
Джек только улыбнулся и покачал головой. Конечно, укусила она больно, но в тот же миг его пронзило такое невыносимо сладостное чувство, что он забыл обо всем на свете и мог лишь покориться самому мощному оргазму в своей жизни.
Он притянул к себе Бекки. Так удивительно уютно было ощущение прижимающейся к нему голой кожи.
— Мне понравилось, как ты кусаешься.
Она вздернула брови:
— Правда?
— Угу. — Джек склонил к ней лицо, чтобы поцеловать, они дружно усмехнулись, и их дыхания смешались. Кончиками пальцев она нащупала маленькую горячую точку у него на затылке и сразу же отрезвела:
— Послушай, Джек, я ведь могла тебя поцарапать. Прости, пожалуйста. Я не могла… Я не думала…
— Я тоже не мог думать, — проговорил он. — И все же ничуть не жалею, что прижал тебя к стене, словно какой-то варвар. — Он погладил ее висок. — Надеюсь, тебе было хорошо… — И тут же почувствовал, как по всему ее телу пробежала дрожь.
Темные ресницы взметнулись над синими озерами глаз.
— Да… мне было хорошо, — выдохнула Бекки. — Значит, я тоже варвар?
Он рассмеялся:
— Да. А я счастливчик. Дважды счастливчик, — добавил Джек, вспоминая, как необычно она ласкала его вчера утром. И словно своенравный петушок дернул гребнем — так отозвалась его совсем недавно удовлетворенная чувственность на это чудесное воспоминание.
— Мне очень приятно, что я могу сделать тебя… дважды счастливчиком.
Он замер и даже затаил дыхание. Действительность превзошла все ожидания.
Последние несколько дней он был целиком сосредоточен только на Бекки, на ее завоевании и удержании, на том; как его захватила любовь к ней. От всего сердца он желал не замечать нечестности своих изначальных планов, но она то и дело напоминала о себе, преследуя и не давая покоя совести. Он добивался Бекки так отчаянно не только из-за денег. Тут было большее, и это чистая правда. Он действительно с перового мгновения ощутил в себе искренние чувства к ней. Но его ни на минуту не покидала мысль о том, что первой причиной его внимания к этой женщине было ее приданое.
А потом он обманул ее… устроил этот спектакль в гостинице… Господи, как он низко поступил!
— Бекки. — Джек опустил глаза, а потом и голову. Стыд пронизывал его насквозь, переполнял. Как она сможет простить его? Да и сам он как сможет себя оправдать? Он уже увяз в текучем песке своей лжи и тонул в нем день ото дня все глубже. Он не мог признаться, потому что его признание уничтожило бы ее, убило бы их обоих. Но если не признаться, то так и будешь жить с этой фальшью. И она уже начинала точить его изнутри.
Ему больше не нужны были никакие деньги. Плевать было на Тома Уортингема со всеми его угрозами. Он переживал только о том, как сохранить рядом с собой эту женщину и никогда ее не отпускать.
Она погладила ладонью его руку, сплела свои пальцы с его пальцами — ладонь легла ровно на свежий шрам.
— Идем. Давай ляжем в мою постель.
— Но я не могу остаться, — проговорил Джек, и в голосе его прозвучало больше, чем просто сожаление.
— Знаю, — вздохнула Бекки, — но хоть немножко ведь можно?
— Да.
Они отправились в постель, легли лицом к лицу и, держась за руки, стали обсуждать свадьбу и совместное будущее, говорить о том, как однажды поедут вместе в самые необычные места, в которых никогда не бывали. Потом вспоминали те края, в которых они бывали, говорили о ее семье…
Казалось, прошло не больше получаса, но небо начало сереть и Джек понял, что пора уходить, пока его тут не обнаружили.
Склонившись к Бекки, он поцеловал ее на прощание, а она провела кончиками пальцев по его ребрам, коснулась сосков, от чего он даже вздрогнул. Тогда он погладил ее груди, взял их ладонями, поцеловал, после чего вложил ладонь между ее ногами и обнаружил, что она уже влажна и готова. Быстро уложив ее ногу поверх своего бедра, он вошел в нее, наблюдая, как на ее лице появилось сладкое выражение удовлетворения, лишь только он скользнул в ее жаждущую плоть.
А когда оба пришли в себя, вздрагивая друг у друга в объятиях, Джек вдумчиво, неспешно поцеловал ее и наконец попрощался.
Он покинул постель своей возлюбленной, оделся и выскользнул через окно. И хотя пришлось идти через хозяйственный двор, где уже вовсю шла утренняя суета, а воздух наполнялся ароматами жареной ветчины и яиц, ему удалось покинуть имение герцога Калгона никем не замеченным.
