Глава 24
Едва они оказались во дворе, как Бродик подхватил ее на руки и унес в темноту. Джиллиан обняла его за шею, спокойно ожидая, пока он объяснит, куда несет ее. В душе она уже примирилась с неизбежным. Она любила этого человека, любила всем сердцем, а остальное значения не имело.
Девушка провела пальцем по его щеке и прошептала:
— Бродик…
— И не смей со мной спорить! — безапелляционно изрек он. — Сегодня и все последующие ночи до конца жизни ты проводишь со мной, и только со мной. Ясно?
К его удивлению, она не вскрикнула, не стала протестовать, не набросилась на него. Несколько минут прошло в молчании. Наконец девушка заговорила.
— Ответь мне всего на один вопрос.
— Какой еще вопрос? — настороженно пробурчал Бродик.
— Что я скажу нашим детям?
Бродик от неожиданности споткнулся и замер.
— Что?!
— Что слышал. Что я скажу нашим детям? Я решительно отказываюсь признаться, что венчалась с их отцом, не слезая с коня. Может, и рожать мне прикажешь прямо в седле?
Взгляд Бродика был полон такой непривычной нежности, что у нее захватило дух.
— По-моему, нам сначала нужно сосредоточиться на том, как сотворить моего сына, прежде чем волноваться по таким пустякам.
— Это невозможно, — призналась она, целуя его в шею.
— Почему?
— В твоем присутствии я не могу сосредоточиться. У меня мысли разбегаются. Конечно, я сделаю все, что от меня зависит, но…
— Это все, о чем дано мечтать мужчине, — рассмеялся Бродик.
— И впредь не воображай, что тебе всегда удастся взять верх.
— Вот тут ты ошибаешься.
— В браке следует уступать друг другу.
— Ни за что.
Джиллиан чувствительно прикусила мочку его уха.
— И ничего не изменилось, так и знай. Я вернусь в Англию, чтобы докончить начатое.
— Все изменилось, милая…
Следуя указаниям Рамзи, Бродик свернул с тропинки и начал спускаться вниз. Домик из серого камня, окруженный высокими соснами, стоял у самого подножия, в стороне от других домов. Бродик распахнул дверь, перенес невесту через порог и, прислонившись к стене, облегченно вздохнул.
Внутри было тепло и уютно и пахло свежесрубленным деревом. В очаге трещали дрова, оранжевые отблески плясали на потолке. Бродик поставил Джиллиан на ноги и принялся зажигать свечи. Джиллиан нерешительно переминалась у входа, нервно поглядывая на покрытую пледом кровать. Комната казалась достаточно просторной, пока Бродик не начал двигаться и не занял при этом почти все свободное пространство. Остальное занимала кровать.
Джиллиан заметила свою торбу на полу рядом с маленьким столиком, в самом углу. Она решилась было вытащить ночную сорочку, но как же переодеваться в присутствии Бродика, когда здесь даже ширмы нет?! Нет, ни за что!
Стены, казалось, смыкались над ней, потолок становился все ниже. Девушка отступала, пока не прижалась к двери, завела руку за спину и нащупала засов, но тут же приказала себе успокоиться. Грудь ее часто вздымалась, но, как ни странно, она все сильнее задыхалась, словно в комнате совсем не осталось воздуха, а на горле лежала чья-то тяжелая рука.
Бродику достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться: Джиллиан обезумела от паники. И конечно, всему виной он — не дал ей времени подумать, ничего не объяснил.
Он подошел к Джиллиан, приподнял ее подбородок и осторожно оторвал руку от засова. Девушка, казалось, вот-вот лишится чувств.
— Немного не по себе, сердце мое? — весело осведомился он.
Девушка раздраженно поморщилась.
— Я дышать не могу! — выдавила она. — Мог бы и посочувствовать!
Но Бродик рассмеялся ей в лицо. Пораженная таким бесчувствием, Джиллиан забыла о страхе.
— Вижу, тебя это забавляет, Бродик?
— Да, но ты ведь все равно меня любишь, верно?.
Его ладони легли на ее талию. Притянув Джиллиан к себе, он ошеломил ее властным поцелуем. Сначала Джиллиан была неподатливой, скованной, но Бродик не торопился и, вдоволь насладившись вкусом ее губ, почувствовал, как она немного расслабилась.
Он жаждал выразить все, что накопилось в его душе, осыпать похвалами и нежными словами, объяснить, что она значит для него, но не знал, что сказать, ибо всю свою жизнь провел в схватках, сражениях и поединках и не ведал любви. Настоящий свирепый воин, язычник и дикарь, как верно выразился отец Лагган, он впервые в жизни жалел, что, подобно Рамзи, не умеет нести всякую поэтическую чепуху.
Но он многим жертвовал ради этой женщины. До сих пор он не заботился о том, что испытывают в такие моменты его случайные любовницы, но теперь опасался спешить, ибо она была невинной и, как все девственницы, страшилась неведомого.
Он сводил ее с ума искусными ласками и сладостными поцелуями. Отстранившись, девушка потребовала, чтобы он перестал ее мучить. Она даже дернула его за волосы, приникла к губам и была достойно вознаграждена за свое нетерпение. С тихим рычанием, смешанным со смехом, он дал ей все, что она хотела, целовал свирепо и жадно; язык его ласкал и соблазнял, и тело Джиллиан словно кололи сотни мелких иголочек. Сердце глухо колотилось, внутренности сжимались, и она вцепилась в его плечи, чтобы не упасть.
Господи, уж он-то умел целоваться!
Джиллиан неустанно металась, стонала, готовая в эту минуту на все, и даже не заметила, как ее одежда словно растаяла в его руках. Она даже не сознавала, что делает, пока предметы ее туалета один за другим не оказались на полу. Джиллиан попыталась оттолкнуть его, попросить подождать, пока она не окажется под одеялом, но Бродик сводил ее с ума поцелуями и, не успев перевести дух, она осталась обнаженной. И так и не поняла, каким образом он ухитрился незаметно стащить с нее чулки и башмаки.
Его собственная одежда слетела как по мановению волшебной палочки. Она ощутила это, когда он грубо привлек ее к себе. И застонал, как только мягкие холмики коснулись густой поросли на его груди. Она тихо вздохнула, наслаждаясь исходившим от него жаром. Казалось, у Бродика внезапно выросла сотня рук. Он гладил ее плечи, изгиб спины, шелковистые бедра.
Поцелуи становились безумными, исступленными, пламенными, но, отстранившись друг от друга, они возжаждали большего. Стиснув ее плечи, Бродик прошептал:
— Ты сжигаешь меня на костре желания.
Джиллиан понятия не имела, хорошо это или плохо. Только припала к его губам с мучительным вожделением, которое он воспламенил в ней. Бродик был потрясен до глубины души. Никогда еще в его постели не оказывалось столь страстной женщины, как его юная невеста. Он зарылся лицом в ее шею, вдыхая искусительно-женственный аромат, и понял, что если существует рай на земле, то он вот-вот там окажется.
— Черт, — пробормотал он, — нам следует немного замедлить… нельзя так спешить.
— Почему? — вознегодовала она.
Бродику понадобились все силы, чтобы ответить:
— Хочу, чтобы эта ночь запомнилась тебе до конца дней твоих.
Джиллиан покорно гладила его спину, завороженная и потрясенная скрытой в нем силой, чувствуя, как перекатываются под кожей мышцы, и сгорая в жару его тела.
Она закрыла глаза и отдалась на волю бушевавших в ней чувств.
— Никогда еще мне не было так хорошо, — призналась Джиллиан. — Отнеси меня в постель.
Прекрасные изумрудные глаза затуманились страстью. Чисто по-мужски торжествуя, что способен волновать ее так же сильно, как она его, Бродик взял ее на руки и понес к кровати.
Джиллиан дрожащими руками сжала его лицо и забылась в опьяняющем поцелуе. Не размыкая губ, они упали на постель. Бродик перевернул ее на спину и накрыл своим телом. Прикосновение ее нежной кожи подействовало как ожог, и Бродик изнывал от желания. Ее роскошные волосы рассыпались по подушке, и, подняв голову, он увидел, что она улыбается.
— Наконец-то ты там, где я хотела тебя видеть с самого начала, Бродик, — прошептала она.
— Нет, сердце мое, это ты там, где я мечтал тебя видеть, — возразил он и припал губами к ее шее, стараясь вспомнить те нежные слова, которые хотел ей сказать.
— Ты даришь мне счастье… — пробормотал он наконец.
Она откинула голову, чтобы дать ему полный доступ к своей шее, и вздрогнула, когда Бродик стал дразнить губами чувствительное местечко за ее ухом.
— Скажи, что тебе нравится, — проворчал он.
— Ты. Ты нравишься, — выдохнула она. Он продолжал нежную атаку, целуя и лаская Джиллиан, пока та едва не потеряла сознание. Она неустанно проводила пальцами ноги по его ступне, задыхаясь от восторга обладания. Как может такой сильный человек быть столь изумительно нежным?
Его прикосновения становились все более требовательными и интимными, вырывая ее из сладостного забытья. Рука Бродика скользила все ниже, пока не замерла в том месте, где, казалось, сосредоточился невыносимый жар. Джиллиан едва не скатилась с кровати и попыталась оттолкнуть его, но он зажал ей рот новым поцелуем. И продолжал неустанную любовную игру, хотя ее и так трясло от вожделения. Джиллиан льнула к нему, осыпая поцелуями, отчаянно пытаясь доставить ему такое же наслаждение, но не знала, что для этого нужно, и никак не могла собраться с мыслями, чтобы спросить. Он сводил ее с ума, и она понимала, что медленно теряет рассудок. Испуганная силой неизведанных доселе эмоций, уносящих ее в вихре смерча, она тихо вскрикнула:
— Бродик, что мы делаем? Это дозволено?
Бродик медленно покрывал поцелуями ее горло и ключицы.
— Тише, любимая, все хорошо. Мы можем делать все, что хотим, — прерывистым голосом прошептал он, пытаясь немного опомниться, прийти в себя… Невозможно. Он изнывает от желания поскорее оказаться в ней, горячей и влажной.
Любовь к ней станет причиной его гибели, но, черт возьми, он умрет счастливым!
— Я хочу подарить тебе блаженство. Скажи, — велел он, накрывая ладонью душистую ложбинку между грудями, — тебе это нравится?
Теплые твердые губы накрыли вершинку груди, и словно раскаленная молния пронзила девушку. Она затаила дыхание, застонала и вцепилась ногтями в его плечи.
— О да, — охнула она, зажмурясь, — я счастлива.
Бродик чуть прикусил кожу над пупком, и по ее тихому вскрику понял, что она умирает от восторга, и поэтому снова сжал зубы.
— Сейчас ты окажешься на седьмом небе, — пообещал он и продолжал сползать вниз, целуя все потаенные местечки, пока она не стала извиваться и биться под ним. Никогда, даже в самых безумных фантазиях, она не представляла, что такое возможно. И не поверила бы, что способна до такой степени потерять власть над собой. Он не позволял ей отстраниться или сжаться и изводил ее изощренными ласками, не слушая криков и мольбы о пощаде, хотя на его коже появлялись глубокие борозды от ее ногтей. Он лишь воспламенялся все сильнее, сгорая желанием сделать ее своей. Почти грубо он развел ее ноги и, встав па колени, сжал ее бедра и попытался войти, сначала медленно, осторожно, боясь причинить боль, но туг Джиллиан чуть шевельнулась, и Бродик пропал. Резко подавшись вперед, он вонзился в нее до конца и поймал негромкий крик губами. Его язык погрузился в медовую пещерку ее рта, заставляя забыть о причиненной боли.
Бродику пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтобы несколько минут оставаться неподвижным. Спрятав лицо в изгибе ее плеча, он глубоко дышал, пытаясь немного успокоиться. Ей нужно время, чтобы опомниться, но, видит Бог, это нелегко. Она такая жаркая, влажная и тугая! Он сделал ей больно, и оставалось лишь надеяться, что все скоро пройдет, иначе он просто взорвется. Лопнет!
Уже через несколько мгновений Джиллиан стало легче. Новые ощущения потрясли и немного испугали ее, но в то же время подогрели желание, хотя Бродик всем телом придавил ее к перине и, похоже, почти не дышал. Джиллиан забеспокоилась. Неужели он недоволен ею?
— Бродик? — прошептала она со страхом.
— Все… все прекрасно, любимая. Только не двигайся… позволь мне… а, дьявол, ты шелохнулась…
Джиллиан слегка дернулась и тут же ахнула, потрясенная невероятными эмоциями, погрузившими ее в мир чувственного безумия. Она попробовала лежать совершенно спокойно, но огонь, бушевавший в ней, уже вырвался на волю. Бродик скрипнул зубами, все еще надеясь унять жадные порывы тела. Но тут она чуть приподнялась, и поединок со сладострастием был позорно проигран. Он медленно вышел из нее и очередным выпадом погрузился еще глубже.
Восхитительное буйство владело ею. Забыв обо всем, она сцепила ноги на его спине, чтобы вобрать его в себя целиком. Чем яростнее он наступал, тем бесстыднее становилась она в своем порыве узнать, что ждет ее за порогом познания. Выкрикивая его имя, она жалась к нему все теснее и, когда начались первые блаженные судороги, смело устремилась к тому пределу, за которым раскрывало объятия райское блаженство.
Пораженная и трепещущая, она попыталась вырваться. Но Бродик не дал ей отступить, воспламеняя огонь страсти каждым новым толчком. Волна за волной подхватывала ее, и, поняв, что она нашла свой рай, Бродик достиг своего и последним, почти нечеловеческим усилием исторг в зовущее лоно хмельной напиток жизни.
Они долго молча лежали в объятиях друг друга. В тишине слышалось лишь хриплое дыхание. Джиллиан еще не успела осознать всю важность того, что сейчас произошло. Она стала женщиной. Отныне она принадлежит ему душой и телом.
Бродик хотел поцеловать ее, уверить, что ни с кем не находил столь блаженного забытья, но не мог поднять головы.
— Господи милосердный, — пробормотала она. Он рассмеялся и чмокнул ее в ушко.
— Я знал, что лучше тебя никого нет на свете, Джиллиан, но, черт побери, не думал, что найду смерть в супружеской постели.
— Значит, я сделала тебя счастливым?
Бродик снова засмеялся и наконец нашел в себе силы взглянуть на жену. Глаза ее все еще туманились дымкой страсти, и желание охватило его с новой силой.
— Более чем.
— Я не знала… когда ты… и потом я… не знала… что делать… все, что мы… не знала…
Бродик притянул ее голову к своей и снова принялся целовать, долго и не торопясь, а когда отстранился, волосы на его груди пощекотали ее соски и длинные ресницы медленно опустились. Он стиснул Джиллиан и перекатился на бок, увлекая ее за собой.
Наконец-то! Теперь она принадлежит ему, окончательно и бесповоротно, хотя он до сих пор так и не понял, как ему удалось завладеть ею и за какие достоинства она его полюбила. Теперь Джиллиан — его жена, и до конца дней своих Бродик будет лелеять и оберегать ее.
Джиллиан погладила его по груди, уютно устроилась на плече и довольно вздохнула. Сон уже смежил ее веки, но внезапная мысль вырвала ее из дремоты и вернула к ужасной действительности.
— Бродик, что мне сказать завтра отцу Лаггану? — всхлипнула она.
Бродик в самых мельчайших подробностях и красочных деталях, не жалея непристойных слов, объяснил, что именно они только сейчас проделывали, и великодушно предложил повторить все это священнику, и если можно, с утра пораньше.
Джиллиан с негодованием отказалась и, поразмыслив, решила, что лучше всего будет промолчать.
— Я не хочу, чтобы святой отец расторг наш брак! — встревожилась она.
— Не волнуйся, не расторгнет, — зевнув, заверил Бродик.
— Тогда скажи ему сам.
— Обязательно, — заверил он. — А теперь я хочу слышать…
—Что?
— Что ты меня любишь. Еще раз.
— Я люблю тебя.
Она уснула, так и не дождавшись ответного признания.